Километры Лета

День был такой солнечный, но с самого начала полное дерьмо, и как так могла свернуть судьба, чтобы в тринадцать лет можно было делить дни на дерьмовые и немного лучшие. Когда был тот самый хороший день, парень не помнил, зато он хорошо понимал, когда день будет лучше, а когда нет. Мицуя не мог долго задерживаться на прогулках, сестры и все дела, это немного огорчало. Точнее это ужасно бесило, пока все беспризорники могли гулять до ночи, Такаши возвращался домой немного позже шести вечера, забрать сестер с детсадика и наблюдать за ними. Парня вымораживало с того, что нужно было быстрее всех познавать взросление, познавать реальный мир, отвечать вообще за все и от этого не было спасения. Пока Баджи наслаждался лапшой быстрого приготовления, Такаши уже знал, как готовить кари, пока Казутора рассказывал о том, что у него засорилась ванная, Такаши советовал средство для очистки труб, пока Доракен разводил беспорядок в своей комнате, Такаши убирал весь дом и это касалось вообще всех знаний, которые приходят, пока живёшь в одиночку. Времени было разве что на пускание слюней на выставки, на которые никогда не будет времени тем более пойти с кем-либо. Такаши обожал летние каникулы, не лето, как другие, а летние каникулы, потому что слишком рано понял, что каникулы это - понятие временное, и что потом лето не будет отличаться ничем от зимы, весны или осени. На каникулах девочки ходили в детский сад, а он мог отдохнуть и даже оставалось время на прогулки. Иногда в голову приходили мысли о том, чтобы остаться в лете, это не была места о вечном лете и об остановке времени, нет, это были мысли о последнем лете в жизни. Доракен ждал его под подъездом, а Такаши даже не мог себя заставить встать с кровати, и как объяснить это чувство тринадцатилетнему мальчику, когда сил нет даже головой кивнуть. Мицуя просто знал, что жить нужно, и что выбор у него не большой. Наконец Такаши заставляет себя встать с кровати и пойти к Рюгуджи. В коридоре холодно и пахнет, какой-то дичью, которую готовили соседи. На Мицуе белая футболка и свободные светлые джинсы. Улица встречает его после дождевой влагой и жарой раскаленного солнца. Такаши лениво трет затылок, рассматривая то, как светиться в свете Доракен, ему хорошо у него нет забот, это Мицуе плохо, у него они есть, но не в Рюгуджи. - Я тебя вечность ждал, - возмущаться парень, а потом озаряет его улыбкой, - давай подбирай слюни и пошли. - Кудаааа? - Недовольно тянет парень. - Сегодня жарень невыносимая! - Да плевать, сидишь все лето дома, скоро и на улитку превратишься. Мицуя еще немного повозмущался, но все же пошел в направлении, которое задавал Доракен. Они проходили мимо засвеченных солнцем многоэтажек, Такаши знал эту дорогу, она была ему такая родная, будто вытянутая с того времени, которое сам Мицуя называл детством. Они, конечно же, шли к старому заброшенному заводу. За эти несколько месяцев, пока здесь не было Такаши его забросили еще сильнее. Вокруг росли заросли травы, каких-то бурьянов, колючих бурьянов и крапивы. На месте было чуть свежее, хоть и большое количество пыли заменяло влагу. Они вошли в помещение, там было жарко, а с дырявой крыши падал приятный летний свет. Из-за стальных панелей было очень жарко и те воняли немного ржавчиной, но это в принципе не сильно им мешало. Рюгуджи уселся на упавшею бетонную колону, ты была горячей, но не на том уровне, что стены, последние уже должны были расплавиться. Мицуя чуть повозился с поиском места, куда бы пристроить свой зад, а потом остановился на каком-то убогом блоке. На полу росла трава, а среди нее валялись бутылки вина и пива, оставленные подростками постарше их. - Ну и нахуй ты меня сюда припер? - Все еще недовольствовался Мицуя. - Оооо, вам понравиться, господин Такаши, - Доракен кинул в него холодной банкой пива и хитро улыбнулся, юноша же на это только расплылся в своем недовольстве. - Я не буду пить, - отрезал парень, отставив банку подальше от себя. - Так и знал, что будешь выебиваться, - Доракен пожал плечами и открыл себе еще одну. Мицуя не долго мудохался с возмущениями, в конечном итоге в них завязался нормальный разговор. Парни просидели почти до ночи на том заброшенном заводе, Такаши все говорил и говорил, он наконец почувствовал силы на общение, да и присутствие Дарекена не раз ему поднимало настроение. Рюгуджи постоянно и внимательно его слушал, что не могло не радовать. Парня нельзя было назвать очень разговорчивым человеком, но с Такаши все менялось было интересно, да и не хотелось его прибить за скучные темы. Под конец на заводе стало даже приятно находиться, свет заката приятно отбивался на лицах оранжевыми пятнами, а потом наступила и ночь. В тот день Мицуя решил полностью проигнорировать все сообщения от матери, ему было так хорошо вновь почувствовать красоту летних каникул, еще и вместе с Доракеном. Рюгуджи же был очень свободолюбивым человеком, да и его не сильно волновало рано или поздно он придет домой, особенно это не имело значения в компании Такаши. Близилась ночь. Мицуя начинал окончательно теряться в голосе Доракена и в том, что он говорит. - Почему ты не хочешь домой? - Рюгуджи резко оборвал свой рассказ, выбив Такаши с колеи. - Что? - Ну уже поздно, ты так долго не задерживаешься, уже стемнело, - парень пожал плечами рассматривая клочок звездного неба, видного с дырки в крыше. - Эм... ну... Мицуе не сильно хотелось думать об этом и даже после вопроса друга, он даже не двинулся с места, чтобы пойти домой. Ночь должна была быть прекрасной, теплой, светлой без единой тучки. В траве начинали петь сверчки. - Знаешь, иногда мне хочется, чтобы это лето было последним, - Доракен насторожился, но решил продолжить слушать, - только вот знаешь, я так думаю уже три лета подряд потому не уверен, что это когда ни будь случиться, - Такаши натянул кривую улыбку. - Мицуя? - Глаза Такаши некрасиво сверкнули во тьме. - Что? - Ничего не вечно, - Доракен пересел на блок к парню, - и плохое в том числе, - в Мицуи настолько мало сил, что он, будто просвечивается в ночном свете. - Д... да, - голос подводит, силы покидают, впервые за несколько лет эмоции побеждают и выходят в форме слез, - п... просто я так... хочу... хоть на миг свободы, - говорит Такаши, обнимая себя, - я... так устал... все свободны и только мне всегда нужно идти домой... я так устал от ответственности... у меня совсем нет близких друзей, потому что никогда нет на них времени... пока все гуляют по двенадцать часов, я сижу дома с сестрами... пока все после школы идут гулять, я иду по сестер, а потом домой... а после школы, даже летних каникул не будет... я даже высшее образование не получу, - слова полились вместе с потоком воды и остановить их было не в силах Такаши. Монолог о своих проблемах Мицуя закончил, закрыв лицо обеими руками и просто взвыл впервые за долгое время. Доракен нежно погладил парня по спине, по тонким острым лопаткам. Конечно же ни один ребенок не сможет в такой ситуации помочь, конечно же не каждый взрослый может это понять, конечно же слишком много Такаши брал на себя. Прошло два года, за это время Рюгуджи попытался хоть как-то помочь ему справиться с чувством ответственности, как в парня подростка у него это слабо получалось, зато он постоянно водил его на прогулки в самые лучшие места, где только могла ступить нога человека. Вновь наступило лето, на Мицуе белая майка и черные свободные спортивки. Доракен отвел его на тот самый старый заброшенный завод. На Рюгуджи большая темная футболка, со свободными рукавами, узким горлышком и такие же штаны. Они сидят на том же бетонном блоке и Такаши нежиться в солнечных лучах, а Доракен ловит себя на мысли, что не может им налюбоваться в этот момент. Рюгуджи не может отвести взгляд даже тогда, когда парень начинает говорить о искусстве и о выставке, на которую он смог пойти. Рассказ Такаши обрывает нежный поцелуй, почти невесомый, который оборвал Рюгуджи, как только понял, что же натворил. - Прости, - резко говорит парень, а Такаши продолжает изумленно рассматривать его, его щеки чуть краснеют, Мицуя моргнул, прикрывая глаза пышными ресницами, и он наконец выдает: - Ничего, - парень целует его в ответ. Мицуя так и не мог отпустить ответственность, до момента пока Доракена не сбила машина. Такаши в своем горе решил хоть, как-то воплотить желание Рюгуджи сделать его счастливым, все это вылилось в то, что он отказался от серьезных отношений, в страх хоть какой-то ответственности. Нет, он не отказывался от помощи матери, просто перестал ее брать, перестал делать то, что может понести за собой страшные последствия. Ему, в принципе, не сильно и хотелось встречаться с кем-либо, но потом появился Ран. Тогда-то ему стало понятно, что ему слишком страшно брать ответственность, даже за чувства людей к себе.

***

Ран болел, а Мицуя все сушил и сушил себе голову, как бы то ему все это объяснить, как бы то переступить через себя, чтобы поговорить с ним, ведь старший Хаитани был на уровне золота в его глазах. Он писал и писал сообщения, пытаясь хоть немного разузнать о его болезни и хорошо ли ему. В груди заселялся некий страх увидеть это лицо, усеянное белыми цветами, в классическом черном костюме, без выражения любых эмоций. Наконец прилетело краткое сообщение, вселяющее надежду: “я здоровый”.