Разбитое зеркало

Ифакат поняла, что теряет позиции в особняке, с приходом туда новой невестки. Именно тогда она в полной мере осознала, почему человек не может жить полноценно, цепляясь за прошлое. Когда молодость и красота постепенно отходят на второй план, удержаться на плаву можно только благодаря способности возрождать себя бесконечно в детях, и в их детях, и в детях их детей… Ей самой не довелось родить ребёнка. Не успела. Не судьба. Теперь за её спиной был только самый могущественный член семьи Корхан — Халис-ага. Но появление Сейран очень ясно показало ей, что каким бы всепоглощающим не было влияние старика на остальных обитателей особняка, рано или поздно оно закончится. Истинная сила и власть будет у той, кто сможет продолжить род Корханов. А она-то, дурочка, считала, что находится в безопасности. Да, у Гюльгюн двое сыновей, но старший бездетен в браке, теперь уже окончательно и навсегда. А младший… Младший — оторви и выбрось, сам будет ребёнком столько, сколько позволят старшие, хоть до седых волос. Но всё переменилось в одно мгновение: проступок Ферита, молниеносная новость о женитьбе, и вот уже Ифакат едет в Антеп, чтобы устроить смотрины для Суны Шанлы, достойной кандидатки на роль невестки Корханов. Суна ей понравилась, понравилась по-настоящему. Именно такая, какую Ифакат и хотела Фериту: тихая, спокойная, покорная. Если бы у неё был сын, Ифакат женила его на подобной девушке, а потом бы слепила из неё, как из податливой глины, всё, что душе угодно. Фериту повезло. Очень повезло. Несколько дней Ифакат наслаждалась антепским гостеприимством господина Казыма. Её всё устраивало: трепетное внимание к ней жены хозяина, местная кухня, крепкий кофе, приготовленный в правильной посуде. Вот только сам господин Казым был единственным тёмным пятном на светлой и радостной картине грядущего бракосочетания. Скользкий, алчный, жестокий такой первобытной жестокостью, что становилось противно. Было ясно, что и жену, и обеих дочерей он воспитывал при помощи побоев. Они не уважали его, просто боялись. А мужчина, который был не способен завоевать уважение женщины ничем, кроме кулаков, вызывал у Ифакат безграничное презрение. Жалкий слизняк. Но ради такого бриллианта, как Суна, приходилось терпеть её папашу. Хорошо всё же, что семья невестки будет жить далеко от Стамбула, не придётся часто видеться. Сцепив зубы, Ифакат выдавливала из себя любезную улыбку, обращалась с господином Казымом, как с хозяином, нахваливала дом, устроенный быт, воспитание старшей дочери. Одним из условий согласия на брак со стороны семьи жениха было отсутствие на теле невесты всего, что могло бы в дальнейшем помешать безоблачной семейной жизни молодых. На самом деле, Ифакат должна была оценить будущую невестку без одежды: пропорционально ли сложена, нет ли рубцов, шрамов, других отметин на коже, не будет ли проблем с деторождением исходя из ширины бёдер. Для прояснения подобных деликатных вопросов издревле существовала традиция совместного похода в хамам. Обёрнутая в махровое полотенце, Ифакат томно обмахивала себя веером. Несмотря на мягкое тепло хамама, ей было нестерпимо жарко в окружении стройных, гибких, молодых тел. У этих полуголых девиц ещё вся жизнь была впереди: необъятные горизонты возможностей, распростёртые перед ними, стали для Ифакат уже недосягаемыми. «Тебе ли жаловаться на судьбу!» — укорила она саму себя. Сваха, не умолкая, жужжала ей на ухо о достоинствах Суны, а Ифакат бросала взгляды на недовольную девчонку, оставшуюся сидеть на лавке у стенки. Сейран, младшая дочь господина Казыма, всем своим видом демонстрировала пренебрежение к процедуре смотрин. То ли ещё будет, хмыкнула Ифакат. Сейчас твою сестру выставят на всеобщее обозрение. Но когда полотенце упало к ногам Суны, а сама она предстала посетительницам хамама в обнажённом виде, смутилась не она — смутилась Ифакат. Суна смотрела прямо, царственно вскинув голову, не опустила ни подбородок, ни плечи, словно гордилась тем, что имеет. Словно знала себе цену. Забитая, домашняя, которую, по словам свахи, даже ветер не касался, не то что мужчина, откуда могла иметь такую самооценку? Не от природы же? Ифакат припала к стакану с прохладной водой. Тело Суны было идеально гармоничным, таким, от которого не хотелось отводить взгляд. Но Ифакат всё же отвернулась. В глазах вспыхнула зависть. Это юное тело, эта упругая кожа, этот самодовольный взгляд… Казалось, только недавно у неё самой всё это было. Не успела и глазом моргнуть — где? Куда подевалось? На что растратила? На старика деверя? На мужа невестки? Куда, куда ушла её молодость? Из последних сил она старалась держать лицо, только черты его стали жёстче, и надменность во взгляде никуда не делась. Ифакат кивнула, и Суна, подняв полотенце, ушла с пьедестала, на который сама себя и воздвигла. Последняя преграда для заключения брака пала, и в доме господина Казыма с преувеличенным возбуждением принялись ждать особенных гостей. Катастрофа — вот как бы могла охарактеризовать тот вечер Ифакат. Дрянной мальчишка обстряпал всё по своему хотению у неё за спиной, ещё и через отца заручился поддержкой. Что уж сказал тогда племянник Орхану, ей доподлинно не было известно, но она слишком хорошо знала обоих. Эту секундную блажь Ферит Корхан мог бы объяснить отцу всего одним словом: «захотелось». Когда и как он увидел младшую сестру Суны перед сватовством, Ифакат не могла сказать, но точно знала, что именно так всё и случилось. Увидел — захотел — взял. Яблоко от яблони… Вот она, порода Корханов, и проявилась в самый неподходящий момент. Суна, кроткая, милая, прекрасная Суна уходила из рук, а ей на смену явилась дерзкая, своевольная, с твёрдым взглядом ярких серо-зелёных глаз Сейран Шанлы. Уже тогда, когда ещё ни господин Казым, ни сама Сейран не дали согласие на брак, Ифакат поняла, что она провалилась. Поняла, что последствия этого опрометчивого шага будут такими, что под ней зашатается земля. Но когда летишь в пропасть, а вокруг нет ничего, за что можно было бы ухватиться, — остаётся только смиренно ждать конца. Орхан позволил сыну обзавестись новой игрушкой, а господину Казыму было абсолютно плевать, которую из дочерей впихнуть в особняк Корханов. Не хотят Суну, хотят Сейран? Бога ради, просто старшая сестра передаст свадебное платье младшей, они обе стройненькие, наряд подойдёт. Ифакат вспоминала тело Суны и закипала от бессилия. Она нашла идеальную невестку для Халиса-аги, и потеряла её. Так бездарно потеряла! Что она скажет господину? Как объяснит подобное своеволие? На следующий день, видя заплаканные глаза обеих девушек и их матери, Ифакат поняла, что накануне вечером в доме разыгралась настоящая драма. Как бы то ни было, господин Казым оправдал её ожидания — Сейран молча села за брачный стол с Феритом, хоть весь её вид кричал о том, какое насилие над личностью сейчас совершается. Ах, дитя… На мгновение она вспомнила себя в том же возрасте, почти ребёнком, хоть и с сформировавшейся грудью и широкими, приковывающими чужие взгляды, бёдрами. Высокая, статная, разве должна была она нести столько лет бремя вдовства?! Как несправедливо. Ифакат вздохнула, на душе у неё было тревожно. Что-то, большой жизненный опыт или же интуиция, подсказывало ей, что с Сейран справиться будет ой как непросто. Ферит сиял, упиваясь своей маленькой победой. Погоди, ты выиграл сражение, но можешь проиграть войну. Эта девчонка ещё заставит тебя пожалеть о своём выборе. Уставшая, издёрганная, вернулась Ифакат в Стамбул. Ей нужно было немного отвлечься, вынырнуть из стрессового водоворота, в который затянула их женитьба племянника. Орхан избегал её в Антепе, хоть и плёл всякие небылицы, будто бы очень устал или жена мучилась от бессонницы, поэтому он не мог её оставить. Как будто Ифакат не знала его темперамента, раньше никакая усталость или истерики Гюльгюн не мешали ему стучать в её дверь по вечерам. Вот… Вот уже началось! Стоит ненадолго ослабить контроль, хоть на секундочку выпустить поводок из рук — всё, Корханы тут же поднимают голову и думают, что это они что-то решают в этой жизни. Нет уж. Она сидела за туалетным столиком и расчёсывала рыжие, немного подпорченные постоянным окрашиванием волосы. Красная кружевная сорочка и шифоновый пеньюар обтягивали пышные формы Ифакат. Она смотрела на себя со смесью самолюбования и неудовлетворённости. Можно уже брать бельё на размер побольше. В последние годы она стала с долей зависти поглядывать на фигуру Гюльгюн. Белобрысая ведьма, сколько бы ни ела за столом Халиса-аги, всё оставалась худенькой, как девушка. А Ифакат стала дородной, как матрона, хоть и старалась не заедать жизненную неудовлетворённость, срывы иногда происходили. В конце концов, с годами мы имеем именно то, что заработали. Верно же? Раздался приглушённый стук в дверь, и губы Ифакат, чуть тронутые персиковым блеском, хищно изогнулись. Пришёл, никуда не делся. Неужели Орхан думал, что действительно стал второй фигурой в доме после отца? Неужели правда решил, что сможет теперь обойтись без неё? Немного помедлив, она поднялась и отворила дверь. Он стоял, прислонившись к косяку, заложив руки в карманы. Рубашка на груди была щедро расстёгнута на две пуговицы. Подбородок и плечи чуть опущены, а взгляд сразу же уткнулся в её декольте. Чтобы оценить обстановку, Ифакат понадобилось всего несколько секунд: имитирует уверенность, но испытывает чувство вины и жаждет прощения. Её прощения. Но сегодня он это прощение так просто не получит. Она молча впустила его, а когда Орхан потянулся к её губам, отстранилась и указала на разостланную постель. Он чуть нахмурился, но подчинился и сел на край кровати. Без лишних слов, эмоций и прочих предисловий, Ифакат подошла, вцепилась пальцами в тщательно уложенные волосы Орхана и ткнула его лицом в тёплое, мягкое место, где соединялись полушария её внушительного бюста. Он сразу же с энтузиазмом принялся стягивать с неё сорочку, жадно припал губами к груди, словно изголодавшийся, испытывающий жуткую жажду странник. Нет, не так сразу. Сильно потянув Орхана за волосы назад, она заглянула в его глаза, и он всё понял. Сегодня просто не будет. Сегодня ему нужно её заслужить. Орхан покорно стал расстёгивать оставшиеся пуговицы на рубашке и оголил свой торс. Он был хорош. Несмотря на года, всё ещё хорош. Ещё одна жизненная несправедливость, которую невозможно было принять спокойно — мужчины с годами только хорошеют. Как дорогое вино. Или как коньяк, которому Ифакат время от времени воздавала должное. Когда Орхан, в качестве желающего искупить провинность, полностью разделся, заискивающе глядя на неё, Ифакат блаженно опустилась на прохладные простыни и задрала сорочку, готовая принимать мольбы о прощении.