позови меня из огня, если не поздно

Хэнк ведет Кису под руку по набережной. Еще не вечер, и там не многолюдно. Никто не кидает косых взглядов. Может, они похожи на нормальную парочку. Хэнку бы этого хотелось. Правда, один раз Киса все равно показывает кому-то фак. — Шалавы, доебываются до меня, — оправдывается она, — Пусть утрутся. Хэнк не лезет в эту историю. Просто наслаждается тем, как нежно ее ладонь лежит на его локте, и как ветер треплет ее волосы. На входе на Кису косо смотрит поддатый охранник, явно ее узнавая. — Вы с сопровождением? — спрашивает он Хэнка. — Простите, но это семейное кафе. Киса очень вовремя кладет руку на плечо, и Хэнк сдерживается. — Хозяина позовите, — обманчиво спокойно говорит он. У Ильи с порога вытягивается лицо, и он машет рукой, отзывая охранника: — Пойдем, посажу тебя в вип. Он смотрит только на Хэнка и говорит только с ним. Угловым зрением Хэнк замечает, как у Кисы опускаются плечи. — Снова вместе? — походя бросает Илья, очень аккуратно. Хэнк не удивляется постановке вопроса. В школе только ленивый не шутил про то, что они встречаются. Жалко только, что были неправы. Гендос и Мэл тоже шутили — но хоть не делали вид, что так и было. Непонятно почему, но Киса повышает голос: — Эй, ты не забыл, с кем разговариваешь? Не забыл, что он для тебя сделал? Ни с кем он не вместе, не гони на него! — На полтона ниже, — это первое, что говорит Илья Кисе за вечер. Говорит холодно. Хэнк задумывается, спали ли они. Вроде, Илья не узнал номер. Может, просто не заносит таких в контакты. Мало ли кто прочтет… — Знаешь, кто меня крышует? — Киса говорит еще громче. — Они твою кафешку обоссанную… — На тех, кто тебя крышует, — Илья говорит тихо, но она затыкается, как по щелчку, — Я через Рауля выйду по одному звонку. Они знают, что за тебя впрячься готовы? — Кис, — Хэнк не может удержаться и прикасается губами к холодному виску, — Иди, садись, окей? Немного побледневшая, она кивает и быстро идет к дивану. — Через Рауля, говоришь, — мрачно повторяет Хэнк вполголоса. — Что, реально бы позвонил? — Да нет, — пожимает плечами Илья, — Оно мне надо? Просто она в облаках витает. Тебя защищает, что уж. — Он не сидит? — вырывается у Хэнка. На минуту ему хочется вернуться к дуэлям. — Разве таких сажают? — мрачнеет Илья. — Несчастный случай. Ладно, не буду вам мешать. — Ты чего наехала на него? — Хэнк плюхается на диван рядом с Кисой, нервно спрятавшуюся в худи. — Не будет он про тебя говорить, что ты со шлюхой спутался, — ворчит она, — Не в мою, блять, смену. — Да он ничего… — Знаю я, что он имел в виду, — она тянется к меню и откидывается на спинку дивана. — Про меня пусть что хочет базарит, а без тебя он бы уже давно в море плавал. — Меня не обижает, — расплывчато говорит Хэнк, и она смеется. — Ну, рыцарь! Рассказывай тогда. Как ты там «не так» ко мне относишься, — с лица сползает улыбка, и оно становится уставшим. — Так «не так», что аж пять тысяч отвалил. Может, я угощаю? — Не паясничай, — Хэнк морщится и пытается собрать мысли в кучу. — Извини, — вдруг опережает его Киса. — Я вроде ночью извинялась, не помню, но это не то. — Да не надо… — Я тебя ударила по делу, когда ты нас сдал. И на бухте мы за дело попиздились. Но я как-то, — Киса вздыхает и закрывает глаза, — На таком нервяке была и такая злая… Хэнк приобнимает ее за плечи: — Я после убийства Игоря чуть с ума не сошел. А еще это, ну я и… — Да я знаю, — спокойно кивает Киса. — Мы же дружили. Некрасиво замяли это все. А потом Мэл, и… У нее сбивается дыхание. Видно, что сейчас, по-трезвому, она не может говорить об этом без слез. — В общем, ты же не должен был мне ничего. Опекать меня как-то. — Я бы хотел, — уверяет Хэнк, — Просто никак не мог. Из протеста сбежал, как только появился шанс. Киса молчит. Видимо, ей неприятно задавать следующий вопрос. — Так что, от старой дружбы что-нибудь осталось? Хэнк решается. — Ань, я тебе скажу, но ты имей в виду, ты не обязана как-то отвечать. — Ну давай, жги, — Киса хмурится, а руки сжимаются в кулаки. — С моей стороны это была не совсем дружба… Кис. Кис! Хэнк почти сгребает ее в охапку, испугавшись расширяющихся глаз и дрожащих губ. — Да дружили, конечно. Просто… — Просто со мной уже тогда было не все в порядке, да? — тихо спрашивает Киса. — Да нет! — возмущается Хэнк. — Просто ты мне нравилась. Как девушка. Звучит так, будто он еще подросток и пытается впервые признаться в чувствах. Киса долго сопит, уткнувшись носом в его грудь. — Вот ты, наверное, расстроился, — наконец, сдержанно говорит она и отстраняется, — Когда в город вернулся. Глаза у нее на мокром месте. — Я обрадовался, — возражает Хэнк, — Что увиделись. Киса сводит брови и поджимает губы. А потом вдруг порывисто обнимает его — уже крепко, по-настоящему. Хэнк похлопывает ее по спине, как делал в школе, и Киса фыркает. Потом отстраняется и серьезнеет: — Говоришь, можно не отвечать? Что-то внутри обрывается, но Хэнк согласно кивает. — Я скучала, правда, — выдавливает Киса, как будто признается в страшных грехах. — Слушай, может, ну его, этот торт? Поехали, посидим на базе. В самолет залезем. *** Торт они берут с собой, и Киса радостно чавкает, развалившись на кресле, покрытом толстым слоем пыли. Хэнк пытается отряхнуть соседнее, но от этого в воздух взвивается целое облако, и Киса чихает. Остатки торта летят Хэнку на толстовку. — Сам виноват, — довольно заключает Киса и кидает в рот последний кусочек. — Будь здорова, — укоризненно говорит Хэнк. — Пыльно пиздец. Ты не сидишь здесь, только на досках? — Ты что, — Киса машет рукой, — Там склеп, а тут вообще как в гроб положили. Давно хотела тут посидеть, но одной стремно. Хэнк ежится и согласно кивает. Садится на кресло и мягко берет Кису за плечо: — Слушай, у нас все нормально? — Ты сказал, можно не отвечать, — скалится Киса, как на чувствительное замечание. Хэнк теряется: — Можно, просто… Если ты не захочешь общаться… Я не буду к тебе приставать, не бойся. — Да что заладил-то? Реально, что ли, не понравилось так сильно? — Почему? — смущается Хэнк. — Ты, ну, ты понимаешь… Киса смотрит тяжелым взглядом из-под полуприкрытых век, каким часто одаривала его в юности, когда он чего-то не догонял. — Ну, в общем, тебе же это самой не надо, — скомканно заключает Хэнк и упирается взглядом в пыль. Потом вспоминает кое-что, на что можно сменить тему. — Ты же с папой столкнулась утром? Киса поднимает брови: — А ты не спал? — Ну, — Хэнк чувствует, как краснеет снова, — Проснулся… — Блять, — страдальчески вздыхает Киса, — Я пережила отходос, разговор с твоим отцом, а это-то мне еще за что? — И ты сказала, что не станешь со мной спать, потому что мы друзья, и он это знает, — твердо договаривает Хэнк. Надо все-таки расставить все точки над «и». Ответом ему служит ошарашенное молчание. — Я не так сказала, — выдавливает, наконец, Киса и увлеченно выцепляет из контейнера какую-то совсем микроскопическую крошку торта. — А как? — Хэнк упирается взглядом в колени. — Да нет, я рад, что ты все еще считаешь, что мы друзья. Я тоже так считаю. Киса стонет и прячет лицо в ладони. — Я с твоим папашей согласна, — приглушенно говорит она, — Нечего тебе руки марать об меня. — Что? — стопорится Хэнк. — Он тебе сказал… — А знает он то, — тихо бормочет Киса, отвернувшись, — Что я с тебя теку лет с пятнадцати. — Да нет, — уверенно тянет Хэнк, — Ты пранкуешь, ты в 15 текла с кого угодно, только не… — А ты мне сказал только сейчас! — вдруг кричит Киса и кидает контейнер в стенку. Он попадает в иллюминатор и падает с грустным звоном. Хэнк провожает его глазами: так же сейчас звенит у него в голове. — Сейчас, когда я в говне вываленная! Ты мне отношения предложить решил? — А ты согласишься? — уточняет Хэнк. — У тебя есть ко мне что-то до сих пор? Киса плаксиво морщится, как будто он хочет ее ударить, а потом смотрит на Хэнка бесконечно устало: — Еблан, думаешь, это были последние пять тысяч в мире? — и прежде, чем Хэнк успевает задуматься над вопросом, забирается к нему на колени. Киса целуется агрессивно, с напором, который Хэнк еле выдерживает, но старается не отставать. Он боится где-то облажаться и даже не понять. С ней всегда было сложно, а уж теперь… Киса прикусывает и оттягивает его нижнюю губу, и Хэнк ойкает. Она смеется, но не насмешливо, как обычно. Тихо, очень нежно и даже как-то скромно. А потом зализывает ранку. — Да крови нет почти, че ты? Вот когда я тебе нос сломала… Хэнк утягивает ее обратно в поцелуй. Не спорить же, что не сломала, а только разбила? Он жадно гладит Кису везде, где дотягивается: по голове, спине, ногам. Потом запускает руки под худи, берется за грудь. Киса стонет и не протестует. Хэнк пытается вообще стянуть худи, Киса — помочь, и в итоге они путаются, сталкиваются локтями, но все-таки добиваются своего. Раскрасневшаяся Киса трется об его ногу, так что Хэнк подхватывает ее под колени и укладывает на спину — попутно отбив ею несколько углов. — Да не убивай меня, я никому ничего не скажу, — шипит Киса. Хэнк улыбается и целует ее ниже, в скулу, шею, ключицы. На шее — пара застарелых засосов, и Хэнк, не стесняясь, ставит еще один под гортанные стоны. Когда он пытается спуститься еще ниже, Киса ловит его за плечи: — Погоди, я сама хочу, — она поднимается, поправляя лямку на платье, — Куда ты разогнался? Она и правда отдала инициативу, растворяясь в поцелуях, но теперь садится, обнимает так крепко, что они почти сливаются в один организм, и сжимает член через брюки. Хэнк гладит ее бедра, окончательно задирает юбку, которую и задирать-то почти некуда, но Киса неожиданно выворачивается из рук. — Давай без защиты не будем, — выдыхает она в ошарашенное лицо. И, чтобы он точно не начал спорить, стекает на пол и расстегивает ремень на брюках зубами. Хитро вскидывает глаза: — Найдем, чем заняться. Минет не стал хуже за неделю, но Хэнку хочется чего-то другого. От вида ритмично движущейся головы Кисы начинает подташнивать. Он и так почти на грани, а кончать в рот — неприятно и ему, и ей. — Кис, иди сюда. Он сажает ее, растерянную, обратно на колени и тянется к губам. — Плохо? — немного расфокусировано смотрит Киса. — Я по-разному умею… — Ну Ань, — Хэнк использует запрещенный прием, — Я хочу тебя целовать. И она ломается. Медленно облизывает ладонь, пристально наблюдая, как Хэнк сглатывает слюну, и кладет ему на член. Приближается и целует, почти вылизывает рот — как будто в отместку. Хэнк сжимает ее ягодицу, и этого ему хватает, чтобы кончить. Они сидят, упершись лбом о лоб, и тяжело дышат. Киса бездумно гладит его по голове, и Хэнку кажется, что только от этого он готов кончить второй раз. Когда она восстанавливает дыхание, то резво поднимается и натягивает худи. Наверное, ей некомфортно, что Хэнк почти не раздевался. Или не хотела показывать синяки и засосы. — Ань, давай я тебе тоже, — Хэнк смотрит вниз, но Киса категорично качает головой. — Не, нормально, отстрелялись. У нее подрагивают ноги, и она не похожа на девушку, которая отстрелялась. Хэнк подходит, обнимает и, пользуясь положением, запускает руку ей между ног. Киса такая мокрая, что трусы можно отжимать. — Ну чего ты? — спрашивает он, когда она скулит и трется об руку. — Давай я руками или… — Я все равно не кончу, — вздыхает Киса, освобождается от объятий и вытягивает из худи пачку сигарет. — У меня давно уже так. Только хуже будет. Хэнк не знает, как правильней спросить: — Из-за работы? — Может, из-за дури, — Киса выдыхает дым и пожимает плечами, — Но скорее да. Там и руки в ход шли, и все остальное… Ладно, нормально же сидели. Что ты начинаешь. — Но все хорошо? Киса кивает и кладет голову ему на плечо. Хэнк обвивает руками ее талию и умолкает. Ему до сих пор страшно испортить их едва образовавшийся хрупкий мир. Проводить домой, договориться о следующей встрече. А потом они во всем разберутся.