Шаг за шагом

Чимин понял, что не справился… А ведь он так старался! Вкалывал, как проклятый. Изо всех сил скрывал свою влюбленность, потом щедро делился своим счастьем со всеми, когда выяснилось, что его чувства взаимны. Потом, сцепив зубы, терпел вспышки гнева и побои, мастерски научившись замазывать синяки. Старался никому не показать, что что-то не в порядке… Ведь это он сам нырнул в эти отношения, никто не заставлял. И теперь уже нельзя сдать назад… На кону карьера других людей, которые были рядом все эти годы и которые не заслужили такого исхода… Но сил больше не было. Он физически почувствовал, что гаснет, истончается и исчезает в любимых некогда объятиях. Чимин чувствовал себя как будто не здесь. Машинально обнимал мемберов, машинально улыбался и принимал поздравления, машинально собирал вещи. Немного очнулся только в аэропорту перед отлетом домой. Наткнулся на внимательный взгляд Джина и теплый, с искорками боли, Хосока. Отстраненно вспомнил, что эти двое старались все время держаться рядом с ним. Юнги рядом не было… Он с группой не полетел… Юнги… Чимин утонул в нем с первого взгляда. Невероятно талантливый, загадочный и отстраненный. К фарфоровой коже непреодолимо тянуло прикоснуться, но острый взгляд и слегка пренебрежительное выражение лица пресекали это желание на корню. Чимин работал до изнеможения, только чтобы увидеть одобрение и искру интереса в его глазах. Сидел на диетах, упорно развивал вокал и до идеала оттачивал танцевальные движения… Все усилия окупились с лихвой, когда старший сам подошел к нему. Чимин помнил их первые нежные касания, легкие разговоры и уютное молчание… Их первый секс, когда Юнги бережно растягивал его своими невозможными пальцами, одновременно зацеловывая лицо и нежа тело. Как осторожно и медленно проникал, стараясь максимально избавить от дискомфорта. Как нежно сцеловывал выступившие на глазах младшего слезы от переполнявшего его чувства единения и принадлежности. Как доводил до пика, заставляя извиваться и звонко стонать в своих руках… Чимин светился от счастья, щедро делясь своим теплом с окружающими. Ему казалось, что он может без всяких усилий взлететь! Танцевал так, как будто совсем не касался ногами пола. Казалось, они будут такими вечно… Все стало меняться после введения карантина… Запертые в четырех стенах, без возможности выступать и заряжаться позитивом от своих поклонников, без возможности сбросить адреналин и напряжение все мемберы стали раздражительными. Все искали выход. Тогда впервые, занимаясь любовью, Юнги больно шлепнул его рукой по ягодице. Чимин вскрикнул и попытался вывернуться. Но старшего уже несло... Почувствовав выход копившегося напряжения, он почти рыкнул, припечатывая ладонь в то же место снова… И снова… И со слезами на глазах зацеловывал фиолетовый синяк на любимой попе на следующий день, вымаливая прощение. Чимин простил. Вернее, он и не обижался. Просто не ожидал такого проявления агрессии. Ведь это его любимый хен, заставляющий летать. Но если ему это было нужно, что ж, Чимин потерпит, лишь бы самому близкому человеку было хорошо… Очень быстро это вошло в привычку. Раздражение и усталость выливались в агрессию. К побоям добавилась жесткость, граничащая с жестокостью, в постели. Юнги теперь мог позволить себе секс с минимальной растяжкой, грубый глубокий минет. Ну а закончилось все… как закончилось. Чимин не слепой. Он всегда видел интерес в глазах Хосока. Но не мог ответить. Ведь сердце сильнее билось только для Юнги. По мере того, как портились его отношения с Юнги, тяжелел и мрачнел взгляд Хоби. Но и с этим Чимин ничего не мог поделать. Он не хотел скандала и разборок, не был уверен, что что-то почувствует к танцору, да он просто устал. И с удовольствием бы спрятался от всего мира, но они группа, они зависят друг от друга, он не может себе позволить быть эгоистом… Чимин практически наверняка знал, что это именно Хосок тогда позвал Джина, когда понял, что ситуация полностью вышла за рамки. Джин в тот день просто сгреб младшего за шиворот, затолкал в такси и привез к себе. Молча обработал порез, заклеил пластырем и, влив в Чимина приличную дозу чего-то крепкого, уложил спать. Уже сквозь сон младший слышал, как хлопнула дверь. Хосок собрал все его вещи и привез к Джину. Он больше ни за что не отпустит младшего к Юнги. С утра было много криков, слез и разговоров. Костяшки на правой руке Хоби были содраны, наверняка лицо Юнги было раскрашено всеми оттенками синего и фиолетового, но Чимин не стал ничего спрашивать. Хосок кричал, выплескивая злость. Что это не правильно, что нельзя так поступать с собой, что Чимин не один, рядом друзья, они практически семья! Младший держался не долго, сорвался в истерику, прижимаясь к Джину и пачкая его футболку слезами и соплями. Судорожно выдавливал из себя слова. О том, что боялся скандала, что не хотел распада группы, что почти сломался от тяжести ответственности за чужие карьеры. И об умерших надеждах быть счастливым… Джин прижимал его к себе, поглаживая по волосам и покачивая, как маленького ребенка. Отправил Хосока, чтобы тот остыл. И весь оставшийся день разговаривал с Чимином обо всем, что мучало и давило на младшего. Спокойно, не давая оценок и советов, просто заставляя выговориться. И это помогло. На следующий день Чимин проснулся не то, чтобы в норме, но с твердым намерением поменять свою жизнь. К вечеру пришел Хосок, первым делом извинился за несдержанность. И остался. Просто был рядом. Никаких разговоров не заводил, просто поддерживал легкую, ни к чему не обязывающую болтовню. Старался помогать с готовкой, заставлял не лениться и хотя бы немного заниматься растяжкой и танцами. Бурчал по поводу бардака. Лишь изредка о чем-то серьезно разговаривал со старшим. Именно Хосок нашел работающую тату-студию и отвел младшего. Помог выбрать эскиз и всю процедуру оставался рядом, держа младшего за руку. И когда Чимин в итоге простил Юнги и решил дать их отношениям еще один шанс, Хосок гневно сверкнул глазами, но отпустил, не сказав ни слова… Но продолжал пристально наблюдать за младшим, не вмешиваясь, издалека. Словно не верил, что все наладится. И оказался прав… Как бы ни старался Чимин скрывать вновь появившуюся по отношению к нему агрессию, они все слишком хорошо знали друг друга. К тому же сил с каждым днем становилось все меньше и меньше. Его охватывала апатия и безысходность… И сейчас, ощутив на шее сильные пальцы хена, Чимин осознал, что больше ничего не чувствует: ни нежности, ни эйфории, ни единения… Ничего! Даже азарт и радость после концерта испарились в одну секунду. Он обмяк, как тряпичная кукла. Красивая оболочка, совершенно пустая внутри…