ID работы: 13211574

vinyl's scratches

Слэш
PG-13
Завершён
108
автор
Размер:
20 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
108 Нравится 31 Отзывы 11 В сборник Скачать

lotus

Настройки текста
Примечания:
— хорошо, коля, если ты не можешь так, то взгляни на плюсы музыки хотя бы с научной точки зрения, ведь она расслабляет, помогает прожить свои эмоции, влияет на дыхание, пульс, кровеносную систему и бла-бла-бла. я хоть и ученый, но все равно не люблю заходить с этой стороны: музыку надо просто чувствовать. мне жаль, что ты не можешь отпустить себя хоть ненадолго. ты умный и способный, но тебе не хватает простой человечности... — вздыхает матвей, попутно перебирая одну из полок в стеллаже, забитом далеко не полностью, но уже где-то на треть виниловыми пластинками. пальцем он цепляется за краешек одной из них и ловко, хотя и бережно достает, с любовью осматривая обложку. — вот. взять, хотя бы, HIM. мать издевательски называла их музыку страдающим средневековьем, но я знаю, что она ее любила. — и я все равно не понимаю зачем тратить столько денег на все это, когда можно вложиться в действительно важные и нужные вещи: научные исследования, например, или оборудование. это иррационально. никакой пользы — пустая трата денежных ресурсов, — возражает сибиряков, сводя брови к переносице. нет, он ни в коем случае не осуждал хобби матвея, но действительно не понимал. музыка для него была чужеродным объектом, ненужным побочным эффектом человеческой деятельности, и это совершенно странно, что ей уделялось столько времени. пока в школьные годы одноклассники ходили по концертам, он со всей страстью занимался скрещиванием гороха и искренне считал, что это намного правильнее и полезнее. — ничего ты не смыслишь в жизни, мой милый друг, — нараспев с улыбкой произносит тумов, уже привыкший к скептическому настрою коли. матвей, тем не менее, никак не оставлял попыток привить ему хоть маленькую, совсем скромную любовь и интерес к музыке. сам он увлекался ей еще с детства, благодаря родителям, и даже связав свою жизнь с наукой не отказывался от нее. коллекция винила, дорогущий проигрыватель, усилок, прекрасные колонки, которые он выбирал так долго и так кропотливо, потому что звук везде был не таким, как нужно... неотъемлемая часть его жизни, его души. — будь проще. ты знаешь какой это прекрасный, романтичный альбом? когда-нибудь ты влюбишься, и, надеюсь, я стану первым, кто узнает об этом... потому что порой мне кажется, что я раньше тебя самого пойму, что ты в кого-то втрескался. — какая чушь. глупо предполагать, что я... — нет, каким бы ты ни хотел казаться безразличным, рано или поздно тебя настигнет эта участь, — усмехается матвей, возясь с проигрывателем. вопреки обычному порядку, он установил пластинку стороной B и предусмотрительно переставляя иглу на начало третьей песни перед тем, как опустить ее. мелодичные звуки тут же заполнили пространство комнаты, унося за собой. тумов присаживается на диван, прикрывая глаза и жестом подзывая друга присоединиться. коля поджимает губы, но все же садится рядом с максимально прямой и напряженной спиной. нет ничего критичного в том, чтобы послушать музыку вместе, однако он все еще не понимал ради чего. матвей, как бы ни старался, все равно не убедит его в том, что он не прав. — вслушайся в припев. сибиряков устало вздыхает, но все равно вслушивается. мозг методично преобразовывает английскую речь в связный русскоязычный перевод.

давай надеяться, что наши сердца созданы друг для друга —

это стоило бы всех ран, ведь так и должно быть,

если меня выпотрошат и четвертуют — это только ради тебя:

храни эту мысль веками во всех оттенках синего.

коля все равно не понимает. матвей покачивает головой и выстукивает ритм пальцами по подлокотнику, расслабляясь и получая удовольствие. сибиряков уже привык к этому, но мысли все равно заходили в тупик. может, по меркам человечества — это романтично. может, это запускает определенные химические процессы в мозге, но он не чувствует — ему ни горячо, ни холодно. лирика прекрасна, только он всегда предпочитал рациональность точных наук и гораздо более плодотворную пищу для размышлений, чем то, что пытался впихнуть ему матвей. почему же, в конце концов, ему так трудно принять? — матвей, я не хочу расстраивать тебя, но мне абсолютно безразличен данный текст. — я и не надеялся, коля. я просто уверен, что рано или поздно ты его еще вспомнишь.

***

да, день рождения у матвея практически через месяц, но коля все равно едет на улицу ленина в магазин винила, чтобы начать выбирать подарок именно сейчас. иногда эта излишняя расчетливость сильно усложняет жизнь загонами и морокой. в груди поселяется липкое ощущение тревоги и поджимающих сроков — в общем-то, все то же самое, что он чувствовал во время учебы и чувствует в данный период своей жизни во время работы, сидя поздней ночью за кипой отчетных бумаг. в целом, а что ему оставалось? он ничего не знал о музыке и совершенно не смыслил в этой теме, а обращаться за помощью к кому-то звучит слишком позорно и страшно, потому что коля искренне считает, что ему все по плечу, и все, за что он берется, обязан делать сам. (тумов, конечно же, пытался бороться и с этим колиным комплексом, но у него ничего не вышло). магазин нельзя было назвать большим, но сибиряков все равно ощутил приступ приближающейся паники. глаза разбегались от обилия вариантов, и, кажется, в один заход ему точно не управиться в одиночку, особенно учитывая то, что все хотелки, о которых матвей неосознанно болтал, увлекаясь, моментально вылетели из головы, стоило только переступить порог. коля перевел взгляд на прилавок, за которым незаинтересованно сидел парень с ярко-красными волосами. что-то в сердце екнуло и сперло дыхание, но сибиряков списал это на мимолетную радость от того, что продавец, кажется, абсолютно точно не настроен на коммуникацию с клиентом: парень даже не оторвал взгляда от телефона. коля по привычке потер переносицу, мысленно настраиваясь на поиск. ситуация напоминала дурацкий сказочный прием: "принеси мне то, не знаю что", и это немного раздражало. сибиряков тихо сглотнул, принимаясь за дело. на самом деле, ощущения были странные: он не видел ничего знакомого, не понимал и даже примерно не представлял что он ищет, перебирая пластинки одну за другой. на что вообще ему опираться при выборе, боже мой? на шестое чувство? оно у него не развито — все предположения строились исключительно на тщательном анализе. повезло еще, что посетителей нет, иначе он бы точно задохнулся на месте от этого позора, хотя и старался быть невозмутимым на вид. руслану очень надоела однотипная лента тиктока, которую он листал от скуки каждый день на этой унылой работе. нет, он, конечно, всей душой и сердцем любил музыку, но не настолько любил людей, чтобы делиться ею с ними. до сих пор неизвестно чем думало руководство, когда принимало его на работу. нет, он, конечно, помогал заплутавшим в бесконечных просторах музыкального пространства посетителям, иногда даже слишком увлекаясь, но только тогда, когда они сами к нему обращались. руслан с тихим вздохом отложил телефон и улегся на собственные руки, склонив голову набок так, чтобы было видно посетителя. парень выглядел серьезным, передние белоснежные пряди привлекали внимание, нахмуренные брови вызывали легкую ухмылку. обычный человек, может, и не понял бы, но руслан просек сразу: он совсем не разбирается в музыке. рассеянность чувствовалась в аккуратных неуверенных жестах и потерянном пристальном взгляде, читающем надпись за надписью, и, очевидно, что эти наборы букв ничем ему не помогали и ни о чем не говорили. со стороны выглядело забавно. на секунду руслан даже подумал о том, чтобы помочь бедолаге, но все же не решился нарушать собственные принципы, поэтому просто продолжил молча наблюдать из-под слипающихся от усталости век — еще одна причина не вставать с места. парень улыбнулся, даже не почувствовав в какой момент его стало так клонить в сон. коля отчаялся — иного слова и подобрать нельзя. мысли спутались в один огромный адский клубок, голова разболелась, он дотронулся двумя пальцами до правого виска и зажмурился. помогло слабо, но хотя бы как-то. честно говоря, его стала посещать идея о капитуляции: возможно, было бы целесообразнее все-таки спросить продавца, и коля уже обернулся, почти готовый к этому разительному шагу, но запнулся на полуслове, увидев только мирно сопящего красноволосого парня. забавно, что имени сибиряков узнать не мог — бейджик был спрятан где-то за сложенными на прилавке руками. коля сделал глубокий вдох, заставляя себя отвести взгляд. тело пронзила внезапная судорога — безобидная, но часто внезапная особенность его организма. коля сжал пальцами краешек полки стеллажа до побеления, пытаясь прийти в себя и рассматривая ногти на свободной руке. что ж, видимо, в другой раз.

***

и этот другой раз случается ровно через день, потому что сутки сибирякову требовались как минимум для того, чтобы прийти в себя, как максимум — чтобы добить, наконец, дурацкие отчеты. жаль, что даже научная сфера не обходится без бумажной бюрократии... на этот раз красноволосый парень все же поднимает взгляд, вместе с ним поднимает и брови, скептически удивленный. они смотрят друг на друга буквально мгновение, потому что коля теряется от внезапно подступившего чувства неловкости и пытается зацепиться глазами за какой-нибудь посторонний предмет. взгляд приковывается к бейджику — тому самому, что не удалось разглядеть позавчера. руслан. продавца зовут руслан. сибиряков не знает зачем ему эта информация, но все равно запоминает, проходя к тому самому месту, на котором закончил в прошлый раз. надежда невероятнейшим образом найти хоть что-нибудь, что может понравиться матвею, все еще является единственным, что мотивирует его продолжать. а руслан, вопреки всему, не возвращается обратно к телефону: он продолжает внимательно смотреть с легким прищуром. на самом деле, ему было очень интересно, когда парень расколется и обратится к нему с вопросом. упертый же — видно по глазам. и руслану кажется, что это отличный повод для легкого навара, поэтому как обычно и происходит в спорных ситуациях пятьдесят на пятьдесят, пишет своему лучшему другу, который наверняка сейчас занят очередным своим клиентом в тату-салоне.

слышь дугар

18:56

у меня тут на работе чувак

18:56

ну сразу видно полный ноль

18:56

но держится на удивление достойно

18:57

как думаешь, когда сдастся и меня спросит?

18:57

он быстро строчит сообщения, прикусывая губу и вслушиваясь в приятную тишину, нарушаемую только шелестом упаковок от пластинок. есть в этом, все-таки, своя непередаваемая романтика... на самом деле, гораздо больше руслана прельщала перспектива быть покупателем: ходишь себе спокойно, рассматриваешь пластинки, легко и незаметно улыбаешься, когда неожиданно видишь альбом классной, но непопулярной группы... было бы столько денег на это расточительство — он бы не работал. просто скупал бы весь ассортимент винил-маркетов, обновил бы колонки, потому что его уже задолбал глуховатый звук, купил бы себе сто-пятьсот гитар и давал бы концерты с каждой из них поочередно... словом, не жизнь, а сказка, но ответ от дугара приходит на удивление быстро, вынуждая руслана вернуться с небес на землю, отступаясь от своих мыслей. а тебе лишь бы на парней заглядываться на рабочем месте 18:59

завали, инвалид

18:59

сам знаешь, мне никто не интересен

18:59

чел... 18:59

я задал конкретный вопрос, если что)

19:00

да мне-то почем знать? или ты хочешь поспорить?)) 19:00 если так, пусть будет полчаса 19:00

мхм... тогда я ставлю на следующий его визит

19:00

погоди, так он к тебе уже не первый раз заходит? ебать ты мразота, хоть бы в детали посвятил, прежде чем споры затевать... сууукаааа 19:00

я такой, да

19:01

но знаешь, это со стороны выглядит довольно забавно. крч, если че, напишу

19:01

руслан быстро отложил телефон, не собираясь читать дальнейшие возмущения друга, и продолжил наблюдение. ничего нового, в целом. какая же все-таки унылая работа... даже у того же дугара огромное поле для творческих экспериментов, а здесь — скучно и невыносимо. оставалось только мысленно молиться, чтобы незнакомый парень не попортил ему всю малину и держался. это будет единственным бонусом бесцельного просиживания жопы на одном месте целыми сутками, своеобразной прибавкой к зарплате, хотя они даже не договорились о сумме, на которую спорят. коля, тем временем, не сдержал отчаянного вздоха, листая секцию с джазом. donald byrd — chant... очередное имя, которое ни о чем не говорит и только забивает и без того загруженный мозг. единственное, о чем сибиряков может догадаться по обложке — о том, что этот дональд, судя по всему, трубач. а матвея хрен разберешь с его предпочтениями — отъявленный меломан в самом ярком его проявлении. иногда кажется, что включи ему ансамбль из скрежета вилок о тарелки и грохота металлических кастрюль — он и этому обрадуется. в глазах на секунду темнеет от хронического недосыпа, коля чувствует, что вот-вот упадет, и покачивается в сторону, а руслан, если честно, больше беспокоится за сохранность пластинок, чем за здоровье парня (его правда не заботят люди), но все равно подрывается с места, хватая его за плечи. не то чтобы коля реально мог упасть, просто у руслана рефлексы. никита, младший брат его, так же постоянно норовит грохнуться в обморок. коля резко выдыхает, поджимая губы от стыда, и чувствует, как жар расползается по телу от волнения. он в принципе не особо социальный человек, и точно не привык к тому, чтобы его трогали незнакомые люди... даже в таком ключе, в попытке помочь. ком застревает в горле, слова благодарности никак не хотят идти наружу, коле стыдно за свою слабость, и эта напряженная тишина давит еще сильнее. руслан, убедившись, что парень в состоянии стоять, отпускает его плечи и сует руки в карманы джинсов, внаглую рассматривая посетителя. тот стоит полубоком, поэтому удается рассмотреть некоторые черты его лица: больше всего привлекают глаза, ярко-ультрамариновые, которые еще сильнее подчеркивает белая челка. кажется, он никогда не видел ничего подобного, поэтому брови все-таки против воли подлетают наверх. — прошу... — коля хочет извиниться, но не успевает, оказываясь перебитым: — я сейчас, если честно, ахуел от твоих глаз. — прошу прощения? — и теперь это уже не извинение, а удивление. такое явное и четкое непонимание. руслан цыкает, склоняя голову набок и самоуверенно смотря посетителю прямо в глаза. материться на рабочем месте, конечно, не по регламенту, но этот-то никому не расскажет? они здесь только вдвоем этим поздним будним вечером. сибиряков, неожиданно для себя самого, в свою очередь подмечает, что и у сотрудника глаза очень завораживающие, ярко-зеленые. — ну, я никогда таких не видел. мне, конечно, красный больше нравится, но синий тоже красивый цвет. а у тебя они... нетипичные прям. ебнешься... — задумчиво тянет руслан, не разрывая зрительного контакта, что начинает сильно напрягать колю, заставляя в очередной раз поджать губы. — спасибо, наверное. — спасибо на хлеб не намажешь, — ухмыляется руслан, скрещивая руки на груди и осматривая посетителя с ног до головы. тот на голову выше и явно растерян, не знает как на это реагировать, но это только подкупает, подливает масла в огонь разгорающегося азарта. он думает пару секунд, и все же решает послать к черту свои принципы. — помощь не нужна? а то ты уже второй раз заходишь, определиться не можешь. жалко тебя как-то, не смыслишь в музыке? — в открытую издевается, вгоняя собеседника в краску. просто унизительно. сибиряков и представить не мог, что это, оказывается, настолько заметно со стороны... — да. — немногословно, — воодушевленно констатирует продавец, даже несколько пораженный. — ну хорошо, давай думать. сам увлечься решил или для кого-то? мама, папа? друг, девушка? паре-ень? — ты ведь издеваешься надо мной? — недовольно цыкает коля, хмуря брови, и руслан прикусывает нижнюю губу, глядя вызывающе. ему нравится обстановка. — проницательно. да, есть такое, но на вопрос все же ответь, пожалуйста. — для друга. и отношения меня не интересуют, так что шуточки свои можно оставить при себе, — вздыхает сибиряков, устало потирая переносицу пальцами. руслан удивляется в который раз за вечер: серьезно? они в корне отличаются, но чем-то все-таки похожи — это поразительно и только подогревает интерес. на памяти нет ни одного настолько занимательного вечера, когда он мог чувствовать себя свободно и навеселе. что-то новенькое... — сразу говорю: в жанрах я не разбираюсь. музыка меня совсем не интересует. я только могу сказать, что он определенно меломан. — пф-ф... — продавец пыхтит, окидывая взглядом помещение и не зная за что зацепиться. хотелось бы хоть какой-то конкретики. — а пожелания? ничего он не говорил, может, про исполнителей? — я ничего не помню... я помню только то, что в последний раз он заставил меня слушать какую-то страдальческую песню про-о... выпотрошенного и четвертованного? кажется, это так переводилось. — drawn & quartered? — резко выдыхает руслан, резко встречаясь взглядом со своим клиентом. он, конечно, любил более энергичную музыку, но эта песня занимала отдельное место в его сердце: тот самый трек, который бережно хранят в оберточке, распаковывая только по особенным меланхоличным и тоскливым дням. — значит, HIM... прекрасно, от этого и оттолкнемся. он сразу же пошел к какому-то отдельному контейнеру, хаотично перебирая пластинки в поисках чего-то стоящего. коля только недоуменно смотрел на то, с каким рвением парень отдавался своей работе, хотя до этого казался абсолютно незаинтересованным и скупым на эмоции. конечно, не ему об этом судить, но подобные метаморфозы все равно не укладывались в мозгу. хотя, если вспомнить, как оживал его собственный взгляд, когда сквозь тонны бумажных отчетов он добирался до нормальной исследовательской работы — это неудивительно. сибиряков незаметно улыбнулся, проходя за ним и останавливаясь рядом. смотреть, наверное, не было смысла, но он все равно четко следил за процессом, пробегаясь по обложкам и названиям. руслан периодически возвращался к каким-то конкретным позициям, но все равно отбрасывал эти варианты в сторону, недовольно качая головой. в один момент глаза у коли вспыхнули, он почему-то почувствовал, что видит именно то, что ему нужно, поэтому докоснулся до края нужной пластинки рукой, слегка задевая пальцы руслана, который тут же инстинктивно отдернул кисть и уставился на обложку. — soen?.. — бормочет он неуверенно, скорее в никуда, чем клиенту. — че-ерт, а ведь то-очно. и почему я пропустил ее? lotus, неплохой альбом. я бы даже сказал, что достойный. а у тебя глаз наметан, парень, — руслан усмехается, хлопая его по плечу. — коля, — сам не понимая зачем, сибиряков представляется. — м-м? окей, руслан. будем знакомы. хотя я сомневаюсь, что мы еще увидимся. колю словно прошибло током. руслан убрал руку с чужого плеча и не обратил на это внимание, доставая выбранную пластинку и идя по направлению к кассе. сибиряков поплелся следом, чтобы не выглядеть идиотом, но погрузился в свои мысли. ему стало как-то легко и комфортно в моменте, руслан был открытым и забавным, хотя местами раздражающим. как-то даже грустно, что он прав, и их пути больше не пересекутся... в груди поселилось странное чувство волнения, но коля быстро качнул головой, пока продавец бережно засовывал пластинку в соответствующего формата пакет. — картой оплатишь? — да. — окей. хотя можно и натурой... — чуть ли не шепотом произнес руслан, но коля все равно поперхнулся от неожиданности, вызывая у своего нового знакомого звонкий смех. — я шучу, мне деньги важнее, конечно же. но глаза у тебя реально красивые. прими к сведению, потому что я редко говорю комплименты. — у тебя... — сибиряков глубоко вздыхает, думая, стоит ли говорить, и переводит взгляд на пальцы, заламывая и перебирая их. — тоже. я думаю, что даже больше, чем у меня. — врушка. ты льстишь. — неправда... — коля-коля... — руслан качает головой, расслабленно улыбаясь и тыча пальцем в терминал, намекая на то, что уже можно оплачивать. коля прикладывает вытащенную заранее карту и обращается в слух, сам не понимая что с ним сегодня вообще творится. — сколько я уже наслушался всего этого за свою жизнь. ничего особенного нет в моих глазах. ты не первый и не последний, кому так показалось. в конце концов все разочаровывались и забирали свои слова обратно. — это бред. я никогда не лгу людям. я могу только умышленно умалчивать — это все, на что я способен, — коля не оправдывается, потому что это действительно так. в глубине души ему хочется спросить что это были за люди и почему они так поступили, но вовремя прикусывает язык, решая не лезть не в свое дело. — в таком случае, спасибо, — руслан улыбается тепло, совсем не так, как в начале их странного знакомства. совсем не нагло и нахально, по-другому... и даже взгляд у него смягчается, заставляя сердце сибирякова пропустить удар. да что это вообще?.. продавец протягивает пакет с покупкой, предварительно запихнув в него чек. коля вздрагивает, выплывая из своих мыслей и шепчет тихое "спасибо". продавец просто кивает. и сибиряков уходит, не сказав ни слова напоследок, оставив за собой только звук захлопнувшейся двери. руслан вздохнул, возвращаясь к телефону. разблокировка моментально приводит его к диалогу с дугаром. парень со смешком решает проигнорировать дружеские ругательства и быстро перебирает пальцами, набирая короткое сообщение:

спор не имеет смысла, я сдался сам

19:16

и со вздохом утыкается лицом в прилавок, даже не удосужившись выключить телефон вновь. это какой-то пиздец.

***

— ты... что? — в полном шоке переспрашивает дугар, но держит себя в руках, поскольку бьет руслану предплечье. даже вспомнить не получается когда он в последний раз был здесь в качестве клиента, а не просто посидеть-попиздеть. на днях просто сказал, что хочется какую-нибудь мерзость вывести на руке, вот прям колоссальную, и именно поэтому сейчас дугар вырисовывал внушительного размера сколопендру. ну, выбор странный, но по итогу-то все равно будет смотреться хорошо — в этом ангарский уверен как ни в чем другом. — я сам с себя в ахуе, — руслан прикрывает глаза, полностью расслабившись, и даже пересказ произошедшей в магазине ситуации не сумел его напрячь. скорее просто пробудить отголоски волнения где-то глубоко внутри. — енисейский, напомнить, что ты мне затирал ровно в тот же день, за двадцать минут до того, что ты сделал? "заткнись, инвалид, ты же знаешь, мне никто не интересен", — комедийно пародирует дугар и недовольно качает головой, цыкая. — совсем ахуел, гондон. заебал пиздеть. — хули материшься столько? — да потому что с тобой только так и получается, ты на меня дурно влияешь. — ну охренеть теперь. — а ты от темы не уходи. не интересен ему никто... запал, да? да? глаза у него, значит красивые... ты даже мне такого никогда не говорил, скотина. — да завали ебальник, не заслужил потому что, — енисейский закатывает глаза. — нет, не запал. ты прекрасно меня знаешь. тем более, больше мы не увидимся: он даже музыкой не увлекается, нечего ему у меня делать. совсем как ты... хотя нет, ты еще хоть что-то слушаешь. но лучше б не слушал вовсе, задрал меня со своей второсортной рэпчиной... — ты просто не шаришь. и, справедливости ради, я не только рэп слушаю, еще... — бля-ять, нет, только не напоминай мне про тот концерт доры, я еще не отошел, — протяжно жалуется руслан под смешок дугара, который все же решает не продолжать, прокручивая в голове воспоминания о бухущем в хлам друге, оравшим во весь голос "ненавистный кьют-рок" и умоляющим потом, протрезвев, стереть видео с этим позором с лица земли и ни при каких обстоятельствах никогда никому не показывать. — какие мы нежные. и все же? я не верю, что ну вот прям нихуя... — зря, потому что правда нихуя. если б я на что-то рассчитывал, я бы взял номер. но, как минимум, он сам сказал, что его не интересуют отношения. как и меня. — а если бы не сказал, ты бы и не против, значит, да? — ехидно усмехается дугар, стирая лишнюю краску стерильной влажной салфеткой. руслан бы треснул его по башке, если бы у него была такая возможность, но ангарский, видимо, прочуял кто главный в их нынешнем положении и бессовестно этим пользовался. ну ничего, енисейский еще отомстит... руслан задумался. когда он говорил, что ему никто не интересен — он не врал. в определенный момент жизни люди стали казаться одинаково серыми и скучными. ему нравилось забавляться с ними, выводить на эмоции, наблюдать, но он никогда не рассматривал их как кого-то, кто может завлечь больше, чем на недельку. дугар был исключением, потому что они дружили и дружат уже много лет, прошли в самом настоящем смысле через огонь и воду, но... иногда руслану казалось, что это его конец. корень проблемы произрастал из таких темных и потаенных глубин его души, что енисейский до сих пор не смог разглядеть его даже мельком. был еще кару, с которым они играли в одной группе — он реально забавный и даже интересный, но руслан не может и не хочет переступить эту тонкую очерченную доверительную грань в общении с ним, потому что с кару можно пить и веселиться, но ему никак нельзя открыть душу. только бывает иногда, что руслан смотрит на кого-то в автобусе ранним утром по пути на работу пустым взглядом, оценивает, чувствует притяжение к созданному сознанием образу, но не успевает "влюбиться" — все они уходят, и это только радует. коля был каким-то исключением из правил, хотя и не отличающимся от других людей — в нем не было ничего особенного, за что можно было зацепиться: самый что ни на есть обыденный человек. руслан около недели каждый вечер задумчиво курил на балконе под незамысловатую полифонию автомобильных дорог, размышляя о том, что, наверное, этот парень просто один из множества тех, с кем ему было просто прикольно позабавиться. только о таких он и думать забывал спустя день-другой, а здесь... все грани размылись. — иди нахуй. я не знаю. я запутался... — на выдохе произносит руслан, отворачиваясь в сторону, и дугар хмурится, понимая, что шутки теперь не совсем уместны. — то есть? — то и есть... я могу и дальше шутить и уходить от ответа, но хорошо, ладно, я сдаюсь, мне действительно понравилось. это был лучший мой рабочий день. он странный, но с ним хотя бы было интересно... а я подумал, что нет смысла в этом знакомстве, не стал ничего у него просить, ничего узнавать, просто отпустил ситуацию в свободное плавание, и теперь жалею об этом. ну не идиот ли? пиздец, я просто даже не помню как давно я что-либо чувствовал. это искушение и волнующее чувство в груди... просто ахуеть можно. — как же приятно все-таки осознавать, что только мне ты и можешь так довериться, — довольно тянет ангарский, почти завершая работу. — ладно, пока ты не послал меня нахуй, давай серьезно. я, конечно, слегка поражен — это если выражаться цензурно. да и ты, наверное, тоже, что логично... но давай мыслить позитивно. если он захочет — вернется. найдет повод. — да нахуй ему это надо? — по крайней мере, он сказал, что у тебя красивые глаза... готово, — дугар наносит обеззараживающее и ранозаживляющее средство, пока руслан приподнимается и придирчиво осматривает работу. не находит до чего докопаться и опускается обратно, ожидая, пока друг закончит. — правила все помнишь? — помню. ты мне в свое время весь мозг прожужжал. — не раскисай, бро. забей.

***

deftones — rosemary

месяц до дня рождения матвея пролетел на удивление быстро, он был уже завтра. за работой коля проводил дни и бессонные ночи — мешки под глазами стали ощутимо больше, а мозг скатился до состояния амебы. сибиряков засыпал на рабочем месте, чуть ли не падал на ровном месте и путался в словах из-за усталости. плачевно, но вполне предсказуемо. коллеги косо смотрели на него время от времени, но коля действительно не замечал — внимание к деталям сильно упало. что добивало сильнее — внезапно и очень неуместно всплывающие периодически мысли о том продавце из магазина, руслане. думать о нем было неприятно и тоскливо — коле не нравилось то щемящее чувство, которому он не мог дать точное название хотя бы потому, что никогда такого не ощущал. пластинка, на которую он натыкался взглядом каждый раз, когда открывал шкаф, неприятным грузом лежала на сердце, напоминая об истории своей покупки. донельзя дерьмово. коле неловко, но сейчас они с матвеем сидят вместе на диване в спокойных, размеренных объятиях. сибиряков ни в коем случае не хотел тревожить друга перед праздником, но тот сам напросился в гости, видя, насколько все плохо. коля не посвящал его в подробности, и это напрягало сильнее всего, потому что матвей даже не знал чем может помочь. беспокойство не отпускает. тишина, охватившая заваленную хламом квартиру, мягко обволакивает, становясь подобием моральной разгрузки, тумов ничего не спрашивает, не лезет в голову, а сибиряков просто благодарен. прикрывает глаза, откидывает голову на спинку дивана, чувствуя, как накопившаяся за долгое время усталость медленно стекает с него, как вода после душа. вода, только более вязкая, раз в десять, а то и двадцать. у коли нет сил даже думать о чем-то — и это самая лучшая награда, которую он только мог получить. избавление от навязчивых мыслей приравнивается к божественному благословению, даже несмотря на то, что сибиряков на все двести двадцать процентов атеист. судорога снова пробегает по телу. колю передергивает, он судорожно вздыхает, но не открывает глаз. — ты не хочешь рассказать что с тобой? — осторожно спрашивает матвей, боясь нарушить этот хрупкий миг относительного равновесия. — не знаю. заработался. устал, — коля по инерции трет переносицу и жмурится под чужой тяжелый вздох. это правда, он ведь никогда не врет — только умалчивает. говорить не хочется, разве что односложно, да и то дается с трудом. мысли снова выползают из потаенных уголков, словно змеи, переждавшие опасность в укрытии. они впиваются в клетки мозга, источают яд и медленно сводят с ума. голова раскалывается — он снова спал два часа. такими темпами, кажется, жизнь перестанет быть жизнью — станет бесцельным существованием. — матвей. — да? — тумов оживляется, когда друг обращается к нему напрямую и послушно ожидает вопроса или просьбы: абсолютно не важно что это будет, он на все готов. — давай послушаем музыку. но этого он не ожидает. — с тобой точно все в порядке? ладно, хорошо... — матвей аккуратно отпускает друга и идет к стеллажу, осматривая свою коллекцию. в голову ничего не лезет, все мысли заняты одним логичным вопросом: "в какой момент это произошло и как?". ответа на него, конечно же, не находится. тумов перебирает пластинки под размеренное дыхание расслабленного сибирякова, словно смирившегося с судьбой и ожидающего смертной казни. матвей, наконец, находит нечто подходящее под атмосферу. deftones, koi no yokan. довольно старая, потрепанная временем пластинка... парень с подозрением оборачивается на друга, но тот все так же сидит и ждет с закрытыми глазами. осмотрев его с ног до головы, матвей все же возвращается к первоначальной задаче: как и в тот день, сторона B, третья песня. игла плавно опускается вниз, и тумов, проследив, что все в порядке, под первые ноты песни возвращается на место, уже не чувствуя себя так беспечно, как в прошлый раз. общая обстановка и ситуация в целом напрягали своей неопределенностью. коля слабо улыбается, выдыхая тихое "спасибо", и матвей выдыхает вместе с ним. музыка охватывает все пространство комнаты, затуманивая разум и растекаясь по телу. то напряжение, сквозящее в ней, покалывало кончики пальцев, разливалось по телу ядом, действовало как наркотик — расслабляющий, но не отпускающим. колю снова передернуло, он открыл глаза, рассматривая свои пальцы. небольшие ранки, где-то мозоли; ногти отросли слишком сильно. сибиряков почему-то вспомнил аккуратные, но немного грубые пальцы руслана с кучей колец на них. — ты был прав, матвей. как всегда.

***

матвей далеко не тот человек, который любит шумные вечеринки. матвей тот человек, который после того, как ему стукнуло двадцать, решил, что нет более адекватного способа отпраздновать, чем отпраздновать дома: практически никакой мороки и только самые близкие люди под боком — это ли не счастье? опустим тот момент, что ему в принципе даже в голову не приходило никаких идей кроме. вот и сейчас тумов впускал за порог последнего пришедшего, пока за его спиной стоял максим, через плечо наблюдающий за вечно что-то поправляющим и немного нервным колей. да уж. — как я рад тебя видеть, матвейчик, ты ведь уже совсем взрослый детина! чур я за уши дергаю, — кару броается обнимать друга, а матвей немного теряется от такого приветствия, но все же обнимает в ответ. — вы ровесники, кару, — вставляет максим вполголоса, потому что привык говорить тихо. — это не важно, максимка, мне ничто не мешает выражаться так, как я пожелаю, — белоярский говорит приглушенно, потому что утыкается матвею в плечо носом, оставляя свободными только глаза и театрально хмурясь в сторону иртышского. — спасибо, кару, — смущенно улыбается матвей, а коля, наблюдающий издалека за всей этой вакханалией, несколько удивляется, по тону голоса понимая, что, кажется, тумову он небезразличен. так вот на что ссылался матвей, когда они говорили о любви? серьезно? говоря откровенно, это было неожиданно... говоря еще откровеннее — это было охренеть как неожиданно. но и не то чтобы плохо: оставалось только переварить этот факт и смириться. сибиряков потирает переносицу по привычке и подходит к парням. — о, коленька! давно тебя не видел, родной, — воодушевляется белоярский при виде еще одного знакомого лица и тянется за еще одними объятиями, но максим оттаскивает его за шиворот, передавая в руки матвею, который цепляет недовольного кару под локоть. — и как это понимать вообще? — твой лимит объятий на сегодня исчерпан, — хитро улыбается матвей, а кару пару секунд молча и серьезно смотрит прямо ему в глаза. в конце концов, парень аккуратно возвращает себе право обладания собственной рукой и скрещивает их на груди с ухмылкой. — что, даже с тобой? — звучит как издевка или флирт: максим с колей переглянулись, не прийдя к единому выводу, но одно было точно — матвей... мягко говоря, в смятении. и в смущении, хотя и тщательно скрываемом. — мы так и будем в прихожей стоять? — максим прокашливается, в надежде помочь ситуации, и ему удается: кару переключает внимание и поддакивает, летящей походкой проходя вглубь квартиры. коля подталкивает матвея за ним же, а сам шепчет иртышскому тихое и флегматичное: "он странный". максим косится на него, но все же кивает. — согласен, но не нам судить. так и получается, что день рождения матвей празднует в компании всего трех человек — больше ему, в общем-то, и не надо. потому что атмосфера полнится теплом и уютом, даже несмотря на присутствие выбивающегося гиперактивного кару, компенсирующего тихие и спокойные нравы остальных присутствующих. коля периодически анализирует сложившиеся между матвеем и кару взаимоотношения, но не до конца понимает их характер. впрочем, мысли периодически переключаются на подарок, который, с одной стороны, хотелось поскорее отдать, чтобы избавиться от навязчивых воспоминаний, а с другой отдавать не хотелось, потому что он был единственной связью с тем, что было.  в конце концов, все снова решается благодаря максиму, и сибиряков ему очень за это благодарен: сам бы не решился. матвей тепло улыбается и говорит слова благодарности иртышскому, но коля не слушает — почему-то сердце бьется сильнее обычного, пока он достает свой подарок. кару снова что-то лепечет, но все окружающие звуки сливаются в один сплошной белый шум.  коля зовет тумова, привлекая его внимание, и протягивает пластинку. у матвея подлетают брови от удивления: — soen? — он переводит взгляд на нервничающего сибирякова, боящегося за то, что все-таки сделал плохой выбор, но матвей крепче сжимает подарок в руках, пробегая взглядом по обложке, и улыбается. — обалдеть можно... чем обусловлена твоя проницательность, дорогой мой друг? я правда люблю эту группу, но как ты вообще... — не знаю, я просто почувствовал, — отчасти коля не врет.  — о, так это ж из магазина, где русланчик работает, ну, в смысле, чувак, с которым мы в одной группе играем, — воодушевленно комментирует кару, которому, видимо, только дай повод языком почесать. у коли перехватывает дыхание, глаза округляются. он смотрит на белоярского с нехарактерным волнением, ожидая каждое последующее слово больше, чем что-либо иное в своей жизни. — кстати, он охуенно поет. и пальцы у него умелые... и бухать с ним весело... про пальцы, я имею в виду, что на гитаре играть мастак, а не то, о чем можно было подумать. вот почему у него были несколько грубые пальцы. паззл в голове складывается, и сибиряков тихо вздыхает, рассматривая свои собственные, едва заметно подрагивающие.  — точно, я и забыл, — поражается матвей, постукивая пальцем по нижней губе. — это очень странно. наверное, работа... дерьмо. почему я до сих пор не слышал ваших песен? — может потому, что в основном мы концентрировались на каверах. я не знаю как там обстоят дела, но, вроде, русик хотел в ближайшее время сам что-то написать. как хорошо, что он такой сговорчивый, пока пьяный... — белоярский встает с насиженного места и подходит к тумову со спины, обнимая его за шею. — могу попросить спеть любовную серенаду только ради тебя, матвейчик! но это будет странно от лица руслана, а сам я не так хорошо пою. тогда можно попросить его спеть любовную серенаду для твоего друга, — он хихикнул и оценивающе посмотрел сначала на максима, а затем на колю, будто выбирая. — не, при виде максимки он сразу в обморок упадет и откажется, а вот коле можно.  — я устал оскорбляться... — максим прикрывает лицо рукой, пока коля замирает от услышанного.  — да шучу я, расслабься, господи, — хмурится кару, замечая растерянный вид сибирякова. — и ты расслабься тоже, матвей, у тебя плечи какие-то напряженные слишком.  "может потому что это ты на нем повис, нет?" — думает про себя коля, но мыслями все равно возвращается к сказанному ранее. это очень смущает, но еще и пугает: почему мир так тесен и почему их с матвеем интересы так тесно переплетаются? стыдно признавать, но да, прошел уже месяц, а он все никак не может перестать прокручивать в голове события того вечера. коля не знает: возможно, все его коллеги были так погружены в монотонную работу, что на контрасте с ними руслан вызвал у него интерес как выбивающаяся из сложившейся в голове системы единица, но факт остается фактом — не думать о нем невозможно. хочется вернуться, увидеть хоть мельком, но это так глупо, что даже думать стыдно — хочется бить себя до потери сознания. — а-а, так это... — кару щелкает пальцами и поджимает губы, пытаясь вспомнить с чего он вообще начал. — во, точно. так как тебе руслан? *** руслан захлопывает дверь квартиры, снимая ботинки. не включает свет, потому что не хочет разрушать хрупкий полумрак, располагающий к работе с меланхолическими творческими порывами. в наушниках звучат первые строчки starset — halo, но енисейский снимает их ровно в тот момент, когда должен начаться припев. песня хорошая, только голова побаливает, хочется просто банально послушать тишины и дать мозгу разгрузку после тяжелого дня. руслан скидывает куртку, проходя в свою комнату. он обессилено падает на кровать, взглядом упираясь в потолок. сжимает и разжимает пальцы под методичное тиканье часов. надо все-таки начать писать песню, только никакие слова не лезут в голову: вернее, из них просто не получается составить адекватный связанный текст. это самое отвратительное чувство в его жизни — когда строчки не складываются, и хочется разбить голову об ближайшую твердую поверхность, чтобы перестать беситься и злиться на самого себя за беспомощность и бесталанность. вздох. — all these words, that i left unspoken... — руслан усмехается тому, что именно эта песня приходит ему в голову и именно ее он начинает тихо напевать, рассекая безмолвие одинокой темной квартиры. soen, river. песня из того альбома, пластинку с которым он продал коле. тупее и быть не может. енисейский вообще не привык к страданиям по кому-то — это не вписывалось в его жизненный ритм абсолютно. стоит ли говорить о том, какую неприязнь он испытывал к себе в моменты слабины? парень невесомо касается собственных губ, но тут же убирает руку, перемещая ее на грудь, к мерно бьющемуся в ритм сердцу. — i will say, when i meet you again...

i see you but i can't feel your presence

i feel you but you're fading away.

тишина отвечает ему, потому что тишиной распоряжается его утомленное сознание: оно рисует слова и образы, как художник мажет красками по холсту, занимая пустое пространство. донельзя ироничная в сложившейся ситуации песня, и руслан не хочет снова погружаться в эту бездну, поэтому поднимается с кровати, на шатких от усталости ногах доходя до гитары. он тащит все необходимое к тому месту, откуда только что ушел, усаживается на край, подключает гитару к комбику, на слух настраивает ее, подтягивая некоторые струны. легкое движение руки позволяет ему услышать и оценить результат проделанной работы — сойдет. он так и сидит несколько минут, из-под опущенных век глядя в пол. слова все так же не идут, пальцы отказываются передвигаться по грифу. полная творческая безнадега, но это только заставляет вымученно улыбнуться. темнота окутывает лоскутным одеялом, руслан поднимает взгляд на окно, наполовину задернутое шторой: в этом плане ему повезло, вид открывался неплохой, даже в своем роде красивый. плюсы жить на высоком этаже — ночные огни. как символ надежды, вечности, цикличности. пока ты спишь — они горят, ни на секунду не оставляя свой город.

возможно, средь мириад ночных огней

я вижу свет в твоем окне,

я продолжаю лгать себе...

— и это бесит, блять, — руслан хаотично бьет по струнам, потому что его правда бесит. сложившееся из звуков месиво отрезвляет, и он тяжело дышит, отбрасывая лезущий в голову идиотский текст вместо того, чтобы продолжать развивать этот сопливый мотив. енисейский даже на мгновение представляет то липкое чувство стыда и презрения к себе в момент, когда над ним смеется вся группа — почему-то именно так картина и складывается в его сознании. хотя в голове тут же всплывают слова кару о том, что его голос "просто создан по всем законам для исполнения эмоциональных романтических песен по типу «the part that hurts the most» или чего-то подобного." или все-таки попробовать... дилемма. руслан раздраженно цыкает, но все же решается и отпирает замки, которые только что собственноручно повесил.

поверь, я так хочу...

ищу я встречи вновь,

как первую любовь

те мысли о тебе храню

под тысячей замков...

— блять, да что это за пиздец вообще, — руслан проводит рукой по лицу, словно пытаясь стереть с него отголоски этого позора. какая-то тупая банальщина. и ведь нет ничего плохого в песнях о любви, просто он слишком бездарен для действительно красивой и чувственной лирики: он не гений, не поэт. все, что он может — перепевать чужие строчки, играть чужие риффы и чувствовать их ритмы. настолько обидно, что хочется смеяться. — я просто по горло погряз в обиде и страхе, я никого к себе не подпускаю, я знаю, я классическое уебище, когда не ношу свои маски, и все, что я делаю — я сам убиваю... как и эти рифмы, что летят в пизду, лишь потому, что я скупой на правду, я жмот и шут, и это тоже убью, ведь меж собой и людьми я возвожу баррикаду... пиздец, ну это все нахуй. телефон вибрирует в кармане, и руслан только рад возможности отвлечься. кару скинул ему какое-то фото. брови скептически подлетают, и все же он нажимает на уведомление, тут же переходя в телеграм. судорожный вздох заставляет его дернуться: на фото знакомые белые пряди, ультрамариновые глаза, уставший взгляд и кару, обнимающий парня за шею... да что это вообще за хуйня? руслан крепче сжимает телефон в руке, стискивая зубы. смотри какой милаааашкааааа со мнооооооооой😁😁😁😁😁 18:37 следующую фотку кару присылает ровно через мгновение, на ней уже другой парень, но будто бы знакомый: скорее всего, белоярский просто показывал фотографии с ним до этого, например, когда они выпивали вместе в последний раз. и еще один милашка которого я сука блять клянусь оч сильно хочу засосать прям щас 18:38 руслан усмехается сквозь волнующий трепет в груди.

че за парень на первой фотке? и в чем проблема с твоим желанием?

18:38

на первой фотке коленька, он кнч дохрена серьезный мальчик у нас, но все равно очаровашка😘😘 только какого хера это ТЫ у меня спрашиваешь, а не Я у тебя???))) ну ты же видел его, я прав????? 18:38

мм... так на второй фотке тогда тот самый друг, которому он пластинку в подарок искал, ну ясно. да, видел, было. ты на вопрос не ответил

18:38

ой, да и иди ты...😒 не знаю я, не при людях же, да и хуй пойми что будет после 18:38

деликатно отведи его в стороночку и забей хуй, рано или поздно ты бы все равно не выдержал

18:39

ты как всегда прав русланчик😘😘😘 пойду покорять сердца, пока!!!))) 18:39 хотя нет, держи еще фоточку напоследок 18:39 на фотографии снова любовничек кару и коля: оба улыбаются. "любовничек" мягко держит руку на чужом плече и смотрит со всей теплотой, заставляя сердце руслана болезненно сжаться. разница в их росте довольно ощутима, но это не то, что привлекает внимание енисейского: улыбка коли... сдержанная, но такая, черт возьми, милая, в особенности на пару с тем коктейлем из любви и нежности в его ярких глазах. руслану кажется, что он нахуй скоро сойдет с ума.

***

коля понимает, что сходит с ума, ровно в тот момент, когда мысли о руслане начинают сказываться на его работоспособности и становятся слишком частыми и навязчивыми. когда-то он по наставлению тумова писал нейропсихологическую диссертацию о влиянии наркотических веществ на сознание человека, и, если честно, иногда кажется, будто нынешний режим его функционирования — это одна сплошная ее реминисценция. инна с подозрением косится на него, понимая, что адекватной помощи не дождется, и сибирякову хочется провалиться под землю, лишь бы никто больше не столкнулся с ним в таком расплывчатом состоянии. — прости... — ничего, коль, я вижу. возьми отгул, серьезно... я хоть сама тебе его оплатить готова, на тебя смотреть уже страшно, — обеспокоенно просит верхнеуслонская, отъезжая на кресле от компьютера и показательно осматривая коллегу с головы до ног. — лишним не будет, видимо, — соглашается коля и, коротко махнув рукой на прощание, удаляется, одновременно с этим потирая переносицу. если бы кто-то вел счетчик — он бы уже давно перевалил за очередную круглую сумму. и, говоря о круглых суммах, инна действительно права: не настолько ему важны деньги, что он не может пропустить один рабочий день. сегодняшняя смена подходит к концу, поэтому все, что ему остается — это формальность на бумажке. когда с ней удается покончить, сибиряков со спокойной душой забирает свои вещи и выходит из офиса. перманентное ощущение усталости не покидало его последний месяц, но один единственный законный выходной на рабочей неделе ощущался как гора с плеч, глоток свежего воздуха. ночной новосибирск ощущался совсем по-другому, почему-то коля заметил это только сейчас. возвращает во времена, когда он еще был студентом первого курса... хотелось бы прибавить, что беспечным, но таким он не был никогда. ноги несут его в одному только богу известном направлении. было бы куда логичнее сразу отправиться домой, но то ли им руководит затуманенный разум, то ли ночная атмосфера располагает — не важно, он просто идет куда глаза глядят и не думает ни о чем. шум автомобильных дорог, яркие огни светофоров и вывесок, иногда наполовину перегоревших. все это — одна сплошная непередаваемая романтика, в которой коля никогда не находил ничего особенного и которую так хорошо понял сейчас. губы тронула легкая, едва заметная улыбка: как же давно он не чувствовал такого единения с самим собой. ветер забирался под расстегнутое пальто, обжигал кончики пальцев, но это было приятно, отрезвляло от истомы. в конце концов, он понимает куда его занесло только тогда, когда небольшой знакомый стенд с голубым фоном предстает перед глазами. коля с ужасом смотрит направо и осознает, что либо судьба все-таки существует, либо его ноги непроизвольно воспроизвели маршрут, проделанный в те самые два вечера, когда он выбирал матвею подарок. конечно же, больше верится во второе. коле хочется уйти, но он стоит на месте, как вкопанный. искушение велико, только вот он знает, что он там не нужен, он — лишнее звено в механизме, и ему уж точно не будут рады. поэтому он через силу заставляет себя сдвинуться с места и ускорить шаг, лишь бы не передумать. лишь бы не передумать... — а ну стой! — голос окликает его, и сибиряков, как бы ни сопротивлялся сам себе, все же повинуется, со вздохом опуская голову. спешные шаги раздаются за спиной, и уже через мгновение на его плече покоится чужая рука — все такая же аккуратная. красная макушка возникает перед глазами, у коли, если честно, спирает дыхание. — мог и бы и поздороваться зайти, ради приличия. у руслана в другой руке пачка сигарет — явно хотел отлучиться на перекур в последние двадцать минут смены, и, видимо, за всю сознательную жизнь это было самое правильное его решение. видимо, бог все-таки есть. зря енисейский столько грешил. за такое совпадение стоило бы вообще в монахи постричься в знак благодарности. руслан крепче сжимает чужое плечо, вынуждая посмотреть себе в глаза. коля тихо хмыкает, потому что ему нечего говорить. он просто не хочет говорить правду. а лгать — это против правил. — ну да... — бормочет енисейский. — помню я твои принципы по поводу "умалчивания". это вот так оно работает? риторический вопрос, если что, — руслан нагло ухмыляется, перебивая только открывшего рот колю. — пошли вовнутрь. — ты же покурить вышел. — твое авторитетное мнение никто не спрашивает, дорогой. пошли, говорю. сибиряков не понимает почему руслану это так важно: он мог просто махнуть на него рукой и отправить дальше в свободное плавание, оставшись курить у дверей магазина, но он не только отказался от первоначальной задачи, но и повел его за собой. почему так? ради чего? как избавиться от всего этого роя вопросов, оставшихся без ответа, сквозящих в голове? они заходят в пустой магазин: тихо и спокойно, прямо как в прошлый раз. руслан, судя по всему, уже совсем не ждет посетителей, просто дежурно досиживает остаток смены, занимаясь своими делами без какого-либо настроя на работу. в этом плане коля даже мог ему немного позавидовать. — другу понравилось? — спрашивает руслан как бы невзначай, даже не оборачиваясь на собеседника и выискивая что-то среди пластинок. — да. оказывается, он любит эту группу. я не знал. — какой ты хороший друг. — я просто не разбираюсь в музыке. — а хотел бы? — руслан все-таки достает что-то конкретное и наконец оборачивается, склоняя голову набок. это больше, чем вопрос-пустышка: это искренний интерес, проверка, вопрос на засыпку. взгляд зеленых глаз прожигает его естество, грозится сжечь без остатка, но коля все равно смотрит на енисейского в отместку, не позволяя увидеть как сильно он взволнован и как трепещет его сердце. на этот вопрос сложно ответить, потому что он правда не знает. тот день, когда он попросил матвея послушать с ним музыку, накрепко отпечатался в памяти, но можно ли это считать за глобальный интерес? сказать невозможно. — я не знаю. — ну, хоть не нет. тогда будешь со мной слушать хорошую музыку. мой друг такой нехороший человек... — причитает руслан, параллельно вынимая пластинку и помещая ее на проигрыватель стороной А. коля успел разглядеть обложку, пока парень не отложил ее в сторону: foo fighters — greatest hits. руслан переставляет иглу. — времени слушать все у нас нет, поэтому только одну. коля не понимает в какой момент музыки в его жизни стало так много, но он не может этому противиться, особенно когда рядом человек, о котором он безнадежно думал последний месяц. руслан опирается спиной на прилавок и скрещивает руки на груди, постукивая пальцами в ритм песни. сибиряков встает рядом, пытаясь прислушаться к своим ощущениям. нельзя сказать, что он как-то кардинально поменял свое отношение к музыке, но она словно начала понемногу проникать под кожу, покалывав кончики пальцев. странное чувство. — эта песня звучит для меня как беззаботное лето, — внезапно делится руслан чем-то, судя по всему, сокровенным. коля не до конца понимает как песня может звучанием напоминать какой-то предмет или явление, но все равно внимательно слушает, не перебивая. — как первая любовь даже. — если вслушаться в текст, получается, что так и есть, — спустя время отвечает сибиряков, а енисейский только хмыкает. — во всем-то ты ищешь подтверждение. просто почувствуй наконец, отбрось этот официоз, — он отрывается от прилавка и хватает колю за руку, невесомо проводя по тыльной стороне ладони большим пальцем. сибиряков судорожно вздыхает и немного дергается от неожиданности. руслан снова выглядит на удивление серьезным. — закрой глаза. и он закрывает. слушает второй куплет и не может сосредоточиться на переводе, концентрируясь только на том, как чужой палец легко оглаживает его кисть. коля не понимает в чем смысл этих незамысловатых действий, но ничего не спрашивает. музыка начинает ощущаться по другому: будто то волнующее чувство в груди коррелирует с ней, является отголоском этой гитарной партии. сибиряков всегда искал взаимосвязи в науке, никогда — в искусстве. но эта неопределенность завлекала, выбивая из легких воздух. припев почти подходит к концу, и на последней строчке коля чувствует прикосновение чужих горячих губ к своим губам. глаза резко распахиваются в удивлении, но он не может и, что самое главное, не хочет этому противиться. во взгляде руслана нечто изучающее, прощупывающее почву, но в то же время тоскливое. он отстраняется на считанные сантиметры спустя какое-то жалкое мгновение. коля чувствует, как их дыхания смешиваются в одно, а еще чувствует неумолимо расползающийся по щекам жар. ему недостаточно, ему определенно недостаточно, но как, черт возьми, об этом сказать?! — как первая любовь, — зачем-то выдыхает руслан прямо в чужие губы, а сибиряков чувствует, как его мелко потряхивает от волнения. — я ведь тебе не нравлюсь? — почему?.. — не знаю. я не нравился всем, кто хоть в малой степени вызывал у меня интерес. вероятно, потому что они были не так тупы, как все остальные, слепо влюбляющиеся в красивый образ. — тогда, видимо, я все-таки тупой. руслан слабо улыбается и снова подается вперед, закидывая руки на чужую шею. коле кажется, что он задохнется от чувств в любую секунду, и это совсем на него не похоже, но от этого только прекраснее и волнительнее. на самом деле, он никогда и ни с кем не целовался — страшно, что руслан, скорее всего, чувствует это в полной мере, но даже так не отстраняется, а продолжает мерно целовать, даже когда песня кончается и начинается другая. в этом поцелуе нет бешеной страсти — есть какая-то тоска, смешанная с отголосками надежды. есть спокойствие и волнение. он словно построен на антитезе, на противопоставлении всех тех чувств, что мечутся внутри них обоих на протяжении гребанного месяца. последние секунды перед тем, как руслан отстранится, кажутся коле чрезмерно долгими, потому что он действительно задерживается, только всему хорошему в любом случае свойственно заканчиваться. — уверяю, если ты действительно умеешь только умалчивать, а не врать, то даже если ты правда что-то ко мне чувствуешь... ты разочаруешься, когда столкнешься с другими частичками меня. просто не сможешь меня терпеть. — знаешь... — чуть ли не шепчет сибиряков, фантомно касаясь пальцами чужой щеки, заставляя руслана вздрогнуть. — я не могу загадывать наперед. согласно теории вероятности, любое событие в мире может как произойти, так и не произойти с пятидесятипроцентной вероятностью. да, я без понятия какой ты целиком, но у меня есть еще куча времени, чтобы узнать. и я даже представить не могу почему ты считаешь себя таким ужасным и недостойным любви. если все эти доводы основаны только на плачевном опыте с другими людьми — ты не прав. и я очень надеюсь, что я смогу доказать тебе обратное, потому что, в конце концов, я посвятил науке всю свою жизнь, и смысл моего существования буквально состоит в том, чтобы что-то открывать, изучать и доказывать... коля оглаживает горячую щеку тыльной стороной ладони, перемещаясь все ниже и подцепляя чужой подбородок пальцами, заставляя поднять голову и посмотреть прямо на себя. — я не знаю как правильно любить, но я никогда не чувствовал ничего подобного. конечно, если основываться на чужих суждениях и доводах, то любовь — это то, что зарождается с течением долгого времени, а то, что я испытываю сейчас — это, кажется, влюбленность. но влюбленность зачастую служит фундаментом для прихода к любви, так что, как бы глупо эти ни было... — заткнись, дурак, — руслан улыбается и затыкает его очередным поцелуям, потому что ему достаточно этих слов, ему достаточно того, как коля сбивчиво пытался формулировать свою речь, достаточно того, что он вообще решил сказать что-то большее, чем "ты мне нравишься", и, кажется, что он действительно не умеет врать. только в этот раз даже не умалчивает — наоборот, раскрывает все карты, раскладывает по полочкам все то, что в хаотичном порядке было разбросано где-то внутри. коля совсем не умеет целоваться, но с русланом это вопрос времени. горячее ощущение чужих губ на своих губах — то, что связывает из здесь и сейчас. магазин должен закрыться через считанные минуты, но им обоим плевать на то, что они хотели вернуться домой, в обволакивающие тишину и одиночество своих квартир. руслан утыкается в колино плечо, чувствуя себя донельзя глупо. — только оставь мне, блять, свой номер сегодня. не уходи просто так. — если скажешь, я вообще никуда отсюда не уйду. — прекрасно. будем слушать музыку до конца своих дней. до тех пор, пока ты реально не возненавидишь меня. и это самый прекрасный расклад из всех имеющихся.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.