Кукла

      Шорох. Чёрная перчатка соскальзывает на пол, и оголённые подушечки пальцев плывут по берилловым волнам. Под рукой сминается цветной искусственный волос. Мягко. Нежно. Шёлк.       Сотни пар стеклянных глаз пялятся с завистью. Зависть — к ней. Она — марионетка. Не как они. Не кукла. Живая — отчасти, мёртвая — здесь, среди подруг. Юкито безразлично. Как всегда. Он лишь тянет за ниточки и продолжает гладить куклу по волосам.       Лазурь, нежный оттенок, в нём живет перекрёсток зелени и синевы. Зелень того слюдяного флакона её духов. Синева вен на её тонких запястьях. Зелень плесени, плёнкой подёрнувшей платья кукл. Синева трупно холодных губ.       Шорох. Примерка окончена. Серый костюм деталь за деталью освобождает пластик. Крошечные ботинки с тихим стуком падают на пол. Детализированная вплоть до швов и потёртостей одежда шелестит. Мягко, Нежно, Шёлк.       Юкито прикусывает кисэру и выдыхает облачко дыма, свивающегося Уроборосом вокруг марионетки. С размеренной точностью хирурга Аяцудзи производит вивисекцию, извлекает дефолтный шарнир, заменяет, соединяет, крутит, удовлетворяется.       Шорох. Свет. Холодный. Взгляд. Холодный. Распластанная обнажённая кукла. Напоминает бабочку, чьи крылья повисли на булавках. Подобно учёному, изучающему узор на крылышках, Юкито изучает пластмассовое тело, ища не только изъян. А что ещё — не знает. Знает — только касания. Касания — Мягкие, Нежные, Шёлковые.       Куклы интереснее людей — правда. Правда — без слоя грима, одежды, лжи. Лжи нет в кукле, бездушной кукле, готовой открыть все тайны, безвольно и без осуждения сверкая стеклянным блеском. Вот она — сермяжная правда. Правда вся. Вся без утайки. Это Аяцудзи и нравится в куклах.       Аяцудзи ставит марионетку к таким же, тем, которые разные. Они почти готова — и ещё много работы предстоит сделать. Цок.

Не беда.

Цок.

      Звонкое молчание охраняется шарнирными трупами, но цоканье каблуков, невнятное бормотание цитат из фильмов и запах латте его нарушит.       И тогда, однажды, марионетка будет доведена до совершенства.       А пока цикл будет вращаться раз за разом. Любуется — правит. Правит — ищет. Ищет. Ищет — не видит. Не видит — как. Как живую плоть подвязать к ваге, как заставить плясать по его желанию, как сделать кровь и плоть своими. Своими — потому что хочет. Хочет — и ждёт. Ждёт, когда вычислит, ставит марионетку на полочку. Ждёт, когда Цудзимура придёт, вглядывается. А затем всё по-новой.       А пока Юкито будет сидеть в окружении своих милых подруг, выстроившихся кругом, и играть в гляделки. Менады глядят Мефистофелем. Куклы лишь куклы, но кто даст гарантию, что они не растерзают своего Орфея?       А пока фиалковые глаза упрямо побеждают. Так Аяцудзи кажется. Кажется, что взгляд мягкий, нежный, шёлковый.       Но кукла есть лишь кукла.