Глаза цвета солнца

      Скарамучча подхватил меня за бёдра и бросил на кровать. Сделал он это не грубо, однако по телу волной прошлась неприятная боль.       — Эй, ну что же ты, где твои эмоции? — как-то нетерпеливо и жадно пел он, нависая сверху и разглядывая мой по истине жалкий и безобразный вид. Все внутри сжалось и хотелось убежать. Но я не мог. Что-то держало меня здесь, полагаю, что это было чувство того, что я принадлежу не себе сегодня, и даже не Чайлду. Но почему оно так охватило меня?       Скарамучча встал, отстраняясь, присел передо мной и приподнял край моего платья.       — Мммм, неплохо, — облизнулся он, и, задрав юбку примерно до уровня пупка, впился зубами мне во внутреннюю сторону бедра. Я не смог сдержать вскрик. Ему же это только и надо было. Поняв, что вызывает у меня эмоции, Скарамучча стал кусать меня за ляжки, бёдра и живот, аккуратно зализывая место укуса. Каждый мой выкрик и всхлип он заменял новым, постепенно приближаясь к паху.       — Вообще, ты должен сделать мне приятно, — Скарамучча жадно прищурился. — я от тебя ничего не требую. Однако и тебе удовольствия я не доставлю.       Не очень-то и хотелось. Как же все это отвратительно. Ненавижу себя. Ненавижу его. Ненавижу Чайлда. Всех, всех ненавижу. К моим глазам снова стали подступать слёзы. Нельзя, нельзя плакать. Ему только это и надо. Мое сознание постепенно мутнело. Глаза застилала пелена слез.       — Вот так вот, хороший мальчик, — Скарамучча погладил меня по голове. — Хорошо, продолжай.       Чего он добивается? Чего хочет? Зачем я ему вообще нужен?       С меня постепенно стянули платье, оставив сетчатые чулки и рукава. Нужно отдать Скарамуччи должное, он не делал почти ничего резкого, если не считать укусов. Было видно, он сдерживается. Мое тело покрывали поцелуями, каждый из которых хотелось оттереть с мылом. Хотелось залезть в ванну, тереть тело мочалкой, только бы отмыть эти ощущения, те следы, которые он оставлял на моем теле.       Я терял сознание, периодически выныривая из сна в реальность. Когда во мне оказались чужие пальцы я уже ничего не чувствовал. Только отвращение. К себе, к Скарамучче, ко всем. Ко всему происходящему. Я ненавижу, ненавижу все это. Почему я? Почему это все происходит со мной? Что сделал такого, в чем провинился? Не помню, что было дальше. Помню его прикосновения, ритмичные движения тел, грязные поцелуи. Дальше я ничего не помню, я потерял сознание.       Я очнулся в своей комнате. Что случилось? Как я тут оказался? Все это был сон? Я сел и отбросил одеяло. На моих ногах ещё были следы от укусов и красные пятна, то ли от засосов, то от от чего-то ещё. Меня передернуло. Как же все это ужасно. Так хочется, что бы я сейчас был и не один и…       — Ох, да, тебя, конечно, изрядно потрепали, — Сяо сидел на подоконнике и с болью в глазах смотрел на меня. Мне было плохо. Морально и физически. Просто отвратительно. Он видел это. — даже не знаю, что делать с тобой, — Сяо замялся. — если честно, я думал, что приду к тебе, успокою, может обниму. Но не знаю, стоит ли мне сейчас тебя трогать…       Я всхлипнул. Он знал. Он знал обо всем, что произошло, но как? Он видел? Тогда почему не остановил это? А может ему кто-то рассказал, но кто? Обида взяла верх над моими чувствами, мне стало противно, противно даже от самого дорого человека, я уже не говорю о себе. Сяо заметил эту перемену.       — Ты чего? Ты думаешь, что я бросил тебя? Это не так!       — А как? — как-то слишком громко и жалобно выкрикнул я.       — Я… я не знаю, где ты был и что конкретно произошло, но… по тебе не сложно догадаться, если честно. Мне очень жаль, что так вышло, но я…       — Ты врешь! Врешь! Это ложь, ты мог его остановить, ты видел все это! Я… я… это было так ужасно, так погано я себя чувствовал там… а ты...       Я зарыдал. Мне было все равно, кто-что обО мне подумает, все предатели, вокруг меня все предатели, они все всё знают и молчат. Пускают все на самотёк. Конечно, зачем же мне помогать, не надо. Я сам выкарабкаюсь. Чувства нахлынули, слёзы уже лились ручьём, я ничего не видел. Было сложно сидеть, дышать и думать.       Вдруг я почувствовал легкое прикосновение к плечу. Я поднял голову. Сяо стоял рядом. Он молчал, но в его глазах была такая боль и сожаление, что я поверил ему. Поверил, что он ничего не знал. От этого почему-то стало ещё обиднее. Слёзы потекли с новой силой. Я чувствовал его пальцы на плече, его дыхание на моей коже, и мое сердце разрывалось. Мягкие губы коснулись моей щеки, обжигая ее своим холодом. Потом коснулись лба, другой щеки, кончика носа. Я открыл глаза. Лицо Сяо было передо мной немного размытым из-за слез. Он осторожно дотронулся до моего подбородка. Мне было страшно. Чувства внутри меня перемешались. Отвращение и ожидание, страх и предвкушение чего-то приятного. Я снова закрыл глаза в тот момент, когда чужие холодные губы нежно накрыли мои.       Слёзы почему-то закончились, дыхание начало налаживаться и возвращаться в привычный ритм. Я не двигал губами, Сяо тоже. Мы просто прижимались ими друг к другу, но этого было достаточно. Он отстранился. Я почему-то боялся открыть глаза, боялся, что мне все это кажется. Боялся, что не увижу Сяо, что он снова исчезнет. Мою ладонь, которая упиралась в кровать, мягко поглаживали. Наконец, я приоткрыл глаза и посмотрел на Сяо. Он сидел рядом, смущенно глядя в пол.       — Что… ты сделал?       — Ты против? Прости…       — Нет, я не, — я выдохнул. Все было слишком неловко, слишком просто, но в то же время очень запутано. Я лёг обратно на кровать. — полежи со мной, пожалуйста…       Когда я проснулся, в мое окно мягко сочился лунный свет. Сяо не было рядом, сердце невольно сжалось, хотя этого и стоило ожидать. Почему он уходит… почему не может просто быть рядом… всегда? Я выдохнул. Чем больше я находился рядом с ним, тем больше понимал, что без него жизни у меня уже не будет. Он стал моим светом, светом, который исходит от его глаз, когда он смотрит на меня… глаз цвета солнца. Самого яркого, которое я только видел. То, как он смотрит, то, что он говорит, я верю всему и недавняя моя истерика тому доказательство. Пусть и не сразу, но я могу принять за чистую монету все его слова. Как же это ужасно. Нельзя настолько доверять человеку, нельзя. В каждом живет что-то плохое, и однажды оно может вылезти наружу и причинить тебе боль. Это простая истина, которую я вывел для себя ещё давно. Ещё когда учился в школе. Тогда мне нравился один парень, мы с Люмин выслеживали его после школы, чтобы знать, куда он идёт. Вскоре он обратил на меня внимание, мы стали мило общаться… а потом Люмин увидела его женском туалете с нашей одноклассницей. В тот день он пообещал мне свидание. И в этот же наше общение закончилось. Любовь ужасна и жестока, когда ты ничего в ней не смыслишь. Но стоит найти нужного человека, тогда…       Я задумался. Нужного человека? Это я о Сяо сейчас думаю? Но… я не знаю. Он сам признался мне в любви, сам меня всегда поддерживает, я ничего ему не даю, только беру. Правильно ли это? Да и что я могу ему дать? Есть ли что-то, что у меня осталось? Даже честь и достоинство я давно потерял…       В комнату постучали.       — Эй, Итэр? Ты проснулся? — Коломбина приоткрыла дверь, юрко проскальзывая в щелку.       — Что же этот поганец с тобой сделал! — причитала она, откинув край одеяла. — ох уж я этому Чайлду…       — Ну, вообще, это не совсем он, — сипло прохрипел я, натягивая одеяло обратно.       — Так это ещё и не он?! — Коломбина раздосадовано бросила поднос на тумбочку, стягивая с меня одеяло окончательно. Ее глаза как обычно были закрыты, но в них и так чувствовались боль и раздражение. — ух, как бы я ему хотела врезать, — Коломбина осеклась. — ты только ему об этом не говори.       — Хорошо, — я вдруг задумался. — почему ты на него работаешь? Если он тебе не нравится? И почему зовёшь меня «мальчиком»… у нас же вроде не такая уж большая разница в возрасте?       Коломбина засмеялась.       — Вообще-то мне двадцать девять. А работаю я на него, — она остановилась и как-то грустно посмотрел в окно. — это долгая история, не хочу тебя нагружать. К тому же, тут я нашла себе любовь.       — Ты о докторе? — сказал я, не подавая вида того, насколько я изумился ее возрасту. Ведь выглядела она действительно лет на шестнадцать — восемнадцать максимум.       — Ага, — усмехнулась Коломбина. — О нем. А ты заметил?       — Ну, несложно было догадаться. — я криво улыбнулся.       Далее Коломбина достала из аптечки, которой и оказался свёрток, какие-то штуки, палочки и мази. Молча она сидела и замазывала каждый укус и ранку на моем теле. Потом заставила меня перевернуться, что привело меня в замешательство, однако ее грозный вид заставил подчиниться. Обработав мне все, вообще все, Коломбина довольно улыбнулась.       — Ну, скоро должно все пройти. Но если честно, — она с какой-то грустью посмотрела на меня. — я не для этого пришла. Тебя Дотторе позвал.       Я вздохнул. Опять он. Не то чтобы походы к нему доставляли мне больше мороки, чем Чайлд, нет, скорее наоборот. Просто не очень-то мне хотелось, чтобы в меня снова что-то впрыскивали или наоборот, что-то забирали. Но я прекрасно знал, что выбора у меня нет.       Мы снова шли по длинным коридорам, к которым я уже успел привыкнуть. Однако, даже если сейчас меня оставить здесь одного, я вряд ли найду дорогу отсюда. Создавалось ощущение, что эти коридоры менялись каждые мои несколько походов. В целом, мне было все равно. Пусть они там делают что хотят, главное, чтоб меня не трогали. Я задумался над тем, что уже давно не думаю о том, как бы отсюда сбежать… не уж то я потерял надежду? Нет, быть не может. Тогда почему? Меня все устраивает? Тоже нет? Что же тогда?       Мои мысли прервала Коломбина, открывшая дверь в кабинет доктора.       — Эй, Итэр? Ты идёшь?       Я не ответил. Дотторе что-то рассматривал под микроскопом, когда мы вошли.       — Привет, Итэр, давно не виделись. — он осмотрел меня. Я стоял перед ним растрёпанный, в ночнушке, которая прекрасно показывала мою искусно покусанную шею. Дотторе улыбнулся. — Вижу, ты не терял время. Что ж, значит, настал момент кое-что на тебе попробовать.       Я в недоумении посмотрел на него, но он только отвернулся. Коломбина же только пожала плечами.       — Не бойся, тут нет ничего страшного, — Дотторе отошёл в угол, к шкафчику с какими-то баночками. Просто небольшой эксперимент. И да, Коломбина. Выйди. Коломбина сморщила нос.       — Почему это?       — Потому что я тебя попросил.       Она вздохнула, с сожалением глядя на меня.       — Хорошо, я уйду, — она развернулась. — удачи, Итэр. Ты справишься, — шепнула она мне и скрылась.       — Отлично! — Дотторе подошёл ко мне со шприцем в руке. Теперь нам никто не помешает — он выпустил из шприца пару капель, чтобы убедиться, что в нем нет воздуха.       Мне вдруг стало жутко. Почему он попросил Коломбину выйти? Он раньше никогда так не делал, с чего это он вдруг? Вдруг я уже не выйду отсюда живым? Это пронеслось у меня в голове, когда в мою руку воткнули иглу. Плечо неприятно защипало. Я зажмурился. Дергаться я боялся, а что если доктор не высунет иглу, и она просто вспорет мне кожу? Этого мне было не надо.       Дотторе подвёл меня к той самой Лизабетт и, подняв ее в вертикальное положение, привязал мои руки ноги. Я не сопротивлялся. В моем теле была жуткая слабость после недавних событий, я не особо хотел что-то делать, мне было все равно, что делают со мной. Какое-то время я ничего не чувствовал. Вдруг по моему телу негой разлилось едва заметное приятное чувство. Она прошло по венам и пропало, но мне сразу захотелось почувствовать его вновь. Впрочем, это нега разлилась по телу вновь, уже сильнее. Затем ещё и ещё. Промежуток между этими «приходами» приятных ощущений сокращались, и в конце концов слились в одно постоянное.       Однако скоро мне уже не было так хорошо. Неприятная боль крутилась где-то внизу и очень хотелось себя потрогать, унять это чувство, получить наслаждение. Но мои руки были связаны. Я не мог. Смотря на Дотторе, который с довольным лицом смотрел на мои мучения, я вдруг стал подмечать странные вещи. Он был такой красивый в этой маске… загадочный… и сексуальный? Что? Почему я вообще вспомнил это слово? Ну, с другой стороны, он действительно очень привлекателен в своих облегающих штанах и халате, который был достаточно длинный, чтобы скрыть… стоп. Что? Почему? Почему после всего, что со мной случилось, я вообще думаю об этом? Как мой мозг вообще может такое выдавать?       — Как ты себя чувствуешь? — Дотторе с хищной ухмылкой стоял в углу комнаты, я не видел его лица, но уверен, он пристально меня разглядывал.       — Странно, если честно. Сними это с меня. — как-то слишком резко для заключённого в этом аду человека скомандовал я.       — Нет. — он улыбнулся только шире. — зачем? Ведь так будет слишком скучно…       — Что это? Что ты мне дал?       — Всего лишь небольшую дозу возбудителя собственного производства.       Меня передернуло. Что? Возбудитель? Почему? Просто чтобы посмотреть реакцию? Но почему я? Потому что… Мне уже… можно? Потому что я испытал все это? Было слишком много вопросов, на которые у меня не было ответов и которые я не хотел задавать Дотторе. Не было сил.       Тем временем мне становилось все хуже. Я ерзал, привязанный к Лизабетт, пытаясь как-то утихомирить желание. Однако ничего не выходило. В голову лезли мысли, грязные, поганые мысли. Их становилось все больше, так как единственным человеком со мной в комнате был Дотторе, все мои мысли были о нем. Какой же он красивый, когда занят своим делом, какие длинные элегантные пальцы, вот бы эти пальцы… что? Нет! Нет! Нет! Пожалуйста, вот только этого мне не хватало. Только таких мыслей. Все это неправильно, плохо. Хорошо, что Коломбина вышла… не хотел бы я так же думать о ней… ее я хотя бы немного уважаю.       Но мысли о сопротивлении постепенно оставляли меня. Разум затуманился и в нем остались только самые пошлые и грязные желания. Честно сказать, я даже не знал, что в моем мозге они могли быть. Дотторе стоял, все с той же ухмылкой глядя на меня. Какой же он чертовски сексуальный. Теперь меня ничего не смущало.       — Дотторе, — я состроил милую мордашку. — пожалуйста. Пожалуйста, развяжи меня. Я сделаю все, что ты хочешь.       Я облизнулся. Дотторе присвистнул.       — Какое заманчивое предложение, — он склонил голову. — но вынужден отказаться.       — Почему? — во мне закипала злоба, но я старался не подавать виду, ведя себя игриво.       — Потому что тогда эксперимент пропадёт зря. Я, конечно, получу удовольствие, но ведь смысл то не в этом.       — А какой смысл? — уже немного разъярённо спросил я.       — Ну, ты стремишься слишком много знать всегда. Знать того, что тебе не положено.       Я действительно разозлился. Тело ныло, болело и, хоть энергии и почти не было, вдруг появились силы на сопротивление. Я заерзал на Лизабетт, стараясь как-то отодрать себя от неё. Но все было тщетно. У меня ничего не получалось. Я уже не смотрел на Дотторе, уже ничего ему не говорил. И брыкался, и ругался, постепенно теряя силы. Мне становилось невыносимо плохо, я постепенно терял сознание. Уже почти ничего перед собой не видя, я почувствовал, как засуетился передо мной Дотторе, как стал что-то мне колоть, или мне показалось… как позвал кого-то из соседней комнаты…       «Он теряет рассудок. Я не знаю, что с ним делать, у нас нет таких препаратов…» — прозвучало в моей голове и я полностью отключился.