Love is a small miracle

      Новый рабочий день не предвещал ничего необычного. Классическая среда, новая смена, улыбающаяся на посту регистратуры Нина, которая обязательно поинтересуется чем-нибудь и вызовет улыбку на лице своих коллег. Ирина Алексеевна появляется в отделении позже всех, из-за неотложных рабочих вопросов ей приходится в начале дня побегать по Склифосовскому.       — Доброе утро, Ирина Алексеевна! — щебечет Дубровская, одаривая чуть больше чем знакомую улыбкой.       — Доброе, Ниночка, — женщина улыбается в ответ, задерживаясь у стойки регистратуры дольше, чем следовало бы. Ирина замирает на пару мгновений, глядя в одну точку и концентрируясь на вновь разливающейся боли в пояснице. Сколько ж можно уже...       — Геннадий Ильич уже в строю, — сообщает Нина, чтобы убрать ненужную тишину между ними и сделать вид, что ничего и не произошло вовсе, — Они с Лазаревым взяли ножевое в первую операционную.       Зав. отделением сдавленно отвечает что-то вроде «я поняла» и спешит забрать ключ от кабинета. Покидает приёмное отделение медленной поступью, держа руку чуть ниже талии. Дубровская провожает женщину обеспокоенным взглядом, но сделать ничего не может. Пока начальник сам не пойдет на контакт, лезть бесполезно. Нина выдыхает, поднимая трубку разразившегося мелодией телефона.       Блондинка соображает с минуту, после чего её командный голос в приказном тоне просит всех санитаров вывезти каталки, а медсестёр подготовить аптечки. Массовое ДТП. Количество пострадавших неизвестно. День обещает быть долгим...       Павлова просит Брагина остаться после ночной хотя бы на первую волну. Марина с упрёком смотрит на мужа, но уже знает его ответ, поэтому только целует его на прощание в щёку и инструктирует Ирину, что если будет нужна, то она свободна. Ханина появляется в дверях Склифосовского раньше машин скорой помощи и посвистывает себе под нос, мол, «как удачно я пришла на смену».       Ирина Алексеевна опирается на стойку регистратуры, ожидая появления машин с мигалками. В кабинете она не успевает выпить заваренный кофе, но пара обезболивающих таблеток попадает в её организм и теперь успешно справляется с задачей.       — Ирина Алексеевна, мы здесь! — кивком приветствует начальницу Константин Германович, проходя мимо той и направляясь к кучке медиков неподалеку. Вместе с замом рядом с женщиной материализуется Кривицкий.       — Как прошла операция? — в своей манере спрашивает она, стряхивая рукой несуществующие пылинки с медицинского халата Гены. Тот устало улыбается её действиям.       — В штатном режиме. Спасли, сейчас в реанимации, — рассказывает он, задерживаясь на женщине проницательным взглядом и задавая вопрос, - снова болит?       Ирина оглядывается по сторонам, будто если кто-то услышит его реплику, то произойдёт что-то страшное. Только после этого возвращает свой взгляд к мужу и отвечает:       — Ну что ты начинаешь? Я пробегала вон всё утро. Вот и разболелась поясница, — упрекая его в недоверии, говорит она, но её лицо быстро принимает серьезный вид, когда в поле зрения попадаются те самые мигалки, — Я выпила таблетки, уже лучше.       Ирина бросает ему последнюю фразу и проходит ближе к завезенным каталкам. Перелом ключицы, внутреннее кровотечение, возможная черепно-мозговая... Куликов смотрит на Хромова, пациента берут в третью операционную. Водитель легковушки без сознания: разрыв печени, множественные глубокие раны лица — Волошин в помощники берёт Кривицкого. Следующего пострадавшего сразу берёт Брагин, прося Нину, чтобы та вызвала Нарочинскую.       В приёмном остаются немногие. Павлова перебирает собственные пальцы, выжидающе глядя на стеклянные двери. Не проходит пяти минут, как в отделении оказывается сразу двое пострадавших. Беременная женщина, четвертый месяц, травма грудной клетки, в скорой пару раз теряла сознание. Мужчина, сорок два года, закрытая черепно-мозговая, переломы рёбер. Медики переглядываются между собой, на ходу соображая.       — Я беру! — Саша забирает бумаги из рук фельдшера — самое быстрое, что можно сообразить. Она гинеколог, беременная женщина сразу падает на её долю.       — Мне нужен помощник, — громко говорит Покровская, осматривая пациентку.       — Нин, звони в нейрохирургию Шейману! — просит Лазарев, зовя санитаров и беря на себя ЧМТ. — Скажи, что тут его профиль!       Нина быстро набирает заученный номер. Лазарев испаряется из приемного.       — Ань, нужна будет твоя помощь с наркозом, — напряжённо говорит Саша, перелистывая страницы анамнеза, — Ирина Алексеевна, вы с нами?       Павлова вдруг оказывается замеченной. Рассудок говорит ей остаться в приёмном, а упрямство берёт вверх. Что теперь, после травмы не жить и не работать совсем?       — Да, — твёрдо соглашается заведующая, подходя к каталке. — Сразу в операционную, будем разбираться, что к чему, уже там, — говорит Ирина, когда они уже покидают регистратуру.       Ханина до операционной сосредоточенно просчитывает свою работу. Анестезиолог не менее важен в операционной, чем непосредственно хирург. Ирина хватается в железную ручку сильнее, когда, поспевая за быстрым темпом, в области поясницы бьют тысячи иголок. Воздух застревает в горле, но женщина стойко идёт дальше.       — Сколько времени вам нужно? — спрашивает Ханина, уже готовая к операции.       Покровская что-то отвечает анестезиологу. Павлова не слышит почти ничего, потому что сама как врач знает, что простоит тут по меньшей мере четыре часа. Спина на такие заявления бьёт ноющей болью, которая на мгновение отдаёт в низ живота. Тянущее, вязкое чувство заставляет Ирину морщиться.       Времени на подумать да поразмыслить у Павловой нет. Она четко выполняет свою работу, вступая в разговор коллег только при надобности. Сложить хорошие отношения с этим специфическим коллективом Ирине удается не сразу. От ненависти до теплых, почти семейных чувств у них уходит не один год. Но ведь Павлова и сама специфическая, если не категорическая вовсе. Да, держит она их всех в ежовых рукавицах, но и они знают, что по-другому с ними никак. Конечно, с некоторыми отношения более близкие, с кем-то даже дружеские. Брагин вот за последний год стал для семьи Павловых-Кривицких настоящим другом. Ирина, собственно, и рада такому раскладу событий. По-другому ей и не видится.       — Не сможем спасти плод... — огорчённо бормочет Саша, нервно роясь в собственной библиотеке знаний. Ища там возможное решение сложной медицинской ситуации. Решение находит Покровскую, и та вопреки рискам принимает его. Ирина Алексеевна, к удивлению, соглашается, не начав отчитывать.       Операционная хранит молчание, которое прерывается только звоном металла, шумом приборов и редкими фразами врачей. Под конец становится очень жарко, но, подняв взгляд, Ирина понимает, что жарко стало только ей. Конец октября холодит погоду, а ветра не перестают хлестать по лицам прохожих, забираясь под верхние одежды. В помещении просто не может быть жарко — Ирина прикусывает губу под маской.       — Ирина Алексеевна, всё нормально? — Саша замечает перемену в состоянии напарницы. — Вам плохо?       Женщина мотает головой, переступая с ноги на ногу и вдыхая воздух.       — Закончим операцию, — говорит Павлова, не поднимая вгляда на проницательную Покровскую.       — Как скажете, — нехотя соглашается Саша, оставшееся время обращая внимания на женщину больше, чем делала бы это с любым другим. Ирина себя сейчас увидеть не может, а вот Саша прекрасно видит, как кровь почти полностью отлила от лица заведующей, а испарина на лбу и частое дыхание стали спутниками женщины уже как с десяток минут.       Операция заканчивается в штатном режиме. Павлова покидает помещение первой, срывая с себя маску с перчатками. В коридоре воздуха будто в несколько раз больше. Грудь вздымается под операционным костюмом, рука тянется, чтобы снять с головы шапочку. Волосы прилипают ко лбу от выступившего пота, и Ирина останавливается, чтобы взъерошить прическу. Стоит пару секунд, чтобы перевести дух. На горизонте уже видится Нина...       — Ирина Алексеевна! — зовёт взволнованная Дубровская, что не сулит ничего хорошего в ближайшем будущем.       — Что случилось, Нина? — строго спрашивает Ирина, вливаясь в образ начальницы за секунду. Дубровская не бегает по отделению просто так, значит, произошло что-то требующее её сильного характера.       — Там в приёмном родственники пациентки, — она кивает в сторону операционной, из которой минутой ранее выходит Саша и сейчас приближается к ним, — устроили скандал. Кричат, что засудят всех, если с ребенком что-то случится.       — Ну ребёнок жив, мать тоже. Операция прошла удачно, — говорит Покровская, оказываясь рядом с заведующей.       — Александра, пойдёмте со мной, — берёт Ирина ту под локоть, направляясь к месту событий. — Говорить будете, когда родственники успокоятся. Никакой самодеятельности.       — Я поняла, Ирина Алексеевна, — серьёзно отвечает Покровская, идя нарочно медленнее.       В регистратуре удачно оказывается Лазарев, который в ходе разговора Ирины вмешивается, когда муж женщины переходит границы субординации. Павлова на мгновение выходит из образа стальной леди, благодарно улыбаясь Косте. Ирина на автомате решает оставшиеся проблемы, ставит на место разбушевавшихся людей и подходит к стойке, чтобы отчитаться о проделанной работе.       Ручка касается бумаги, а чернила вырисовывают подпись заведующей отделения. В глазах все начинает плыть резко и неожиданно, поэтому Ирина теряется — ручка заходит за края, выпадая из пальцев. Ноги подкашиваются от новой боли в спине, и женщина чувствует руки своего зама, помогающие устоять. Коротко и мимолётно, словно он и не сделал ничего вовсе.       И вдруг Ирина складывает два плюс два. Она не обращает внимания на боль, потому что после травмы это становится нормой. Но сейчас она понимает истинную возможную причину своего состояния. Свой повышенный аппетит к еде Кривицкого, ухудшение самочувствия от каждой кружки кофе, из-за чего она снижает употребление кофеина и теперь радуется этому. То, что она стала мёрзнуть ночью, забирая одеяло у Гены и вставая ночью гораздо чаще, чем обычно.       Ирина ведёт счёты в собственной голове и натыкается на большой пробел, обращать внимание на который считала ненужным. Подняв голову, она замечает силуэт уходящей Покровской и идёт за ней. После ухода Павловой скорая привозит очередного пациента, которого принимает Лазарев, отмечая, что позже поговорит с женой о недоразумении с начальницей.       — Александра Алексеевна! — окликает медика Ирина. Саша останавливается сразу, пробегая взглядом по начальнице.       — Извините, что отвлекаю, — хватает воздух она от вновь накатившей боли, которая выбивает весь кислород из организма. — Могли бы вы меня посмотреть? Сейчас.       Шок смешивается с искренним удивлением и заинтересованностью на лице Покровской. Саша бегает взглядом по лицу заведующей. Она никогда не общалась с той близко, никогда не участвовала в её жизни больше, чем подчинённый. Женщина довольно эгоистична в своих принципах, Саша отдаёт себя Косте и Илюше. Они её семья, а остальные занимают лишь малую часть жизни Покровской. Но сейчас...       Ирина Алексеевна стоит перед ней с искренней догадкой в глазах и теперь нескрываемой болью, которая отражается в гримасе, но притупляется адреналином, выделяющимся в, наверное, экстремальных количествах. Саша в шоке, но держит себя в руках: профессионализм, который прорастает в ней с корнями, даёт о себе знать. На работе Покровская не хуже Павловой. Разве что приказной тон использует только в крайних случаях, а не повседневно.       — Да, конечно. Пройдёмте, — касается плеча женщины она, направляя ту в сторону кабинета УЗИ.       Минуты, которые уходят на ходьбу, нервируют Павлову. Она вся в нетерпении, как загоревшаяся спичка под ветром, но держится достойно. В голове все мысли улетучиваются, оставляя место белой пустоте.       — Лягте на кушетку, — озвучивает классический текст Саша, быстро понимая, что надобности такой нет, потому что Ирина сама занимает нужное положение и делает всё, что обычно пациентам озвучивает врач.       — Ну что, посмотрим... — говорит она скорее сама себе, выдавливая нужное количество геля и начиная осмотр.       Павлова не смотрит на экран, даже не пытается. По телу разливается непонятное спокойствие и принятие ситуации ещё до озвучивания результата. Ирина прикрывает глаза от новой вспышки боли и полностью растворяется в моменте. Несколько часов спустя женщина ждёт Геннадия в своём кабинете, сидя на диванчике. Кривицкий наконец появляется в дверном проёме без стука, как и всегда, врываясь в её кабинет.       — О, а ты уже готова? — удивлённо спрашивает он, подходя ближе. — Неужели устала? Кто это тебя заставил оставить свои бумажки раньше времени? Расскажи, будь так добра, я совета спрошу, — шутит мужчина, присаживаясь рядом с молчаливой, но не грустной женщиной.       — Странная ты какая-то. Случилось что? — задаёт вопрос Гена, обнимая её одной рукой и прикасаясь губами к её виску.       — У тебя же мальчик и девочка? — она пропускает всё сказанное им и задаёт свой вопрос.       — Ну да, — соглашается Кривицкий, отодвигаясь, чтобы посмотреть в лицо жене. — У меня сын и дочь. Они в Израиле вместе с их матерью. Звонят мне по видео иногда. Ты же это всё знаешь, Ир. К чему эти вопросы?       Ирина смотрит в глаза супругу. В такие любимые карие, с постоянными огоньками, глаза. Лицо мужа принимает обеспокоенный облик, потому что он ожидает наткнуться на усталость после безумной смены, на плохое настроение, на осеннюю хандру или излишнюю раздражительность. Ожидает, но не натыкается. Жена смотрит на него с интересом, но скорее спокойно, чем взволнованно. А он, не привыкший к такому состоянию женщины, становится нервозным и нетерпеливым.       Проходит минута, а Ира продолжает молчать. Только вот от внимательных глаз Геннадия не спряталось то сокровенное чувство, блеснувшее в зелени радужек напротив. Чувство, которое он видел в ней всего несколько раз в своей жизни, а последний помнит ещё слишком четко. Последний раз, когда Ирина проявляет всё своё мужество, решаясь на роковую операцию и наконец-то честно, искренне и по-настоящему веря в правильность своего решения и благоприятный исход. Чувство веры во что-то играет в её очах, но Гена понятия не имеет, во что именно. Во что вдруг поверила его супруга?..       — Ир, что происходит? — беспокойство сквозит в его тоне и, кажется, даже меняет голос.       — Ничего, — жмёт плечами женщина, отводя глаза в сторону. — Просто думаю...       — О чём думаешь, Ира? — немного повышает голос в нетерпении. Она явно его мучит таким ожиданием. Могла ведь уже давно сказать, что и как. Или не просто так молчала?..       — Да вот думаю, — начинает Ирина, возвращая взгляд супругу, — если у тебя мальчик и девочка, то куда ты перевесишь в этот раз? — со смешком говорит она, наблюдая истинное выражение шока на лице человека. У Геннадия, кажется, уходит почва из-под ног от такого громкого заявления.       — Вон Брагин кричал, что он по девочкам, а видишь, как оно получилось, — жестикулирует Павлова, делая вид, что не видит и не замечает, как отвисает челюсть хирурга. — А ты по кому, Гена, ты знаешь? А то смотри, ещё получится как у Брагина...       Она, конечно же, издевается над ним. Сначала мучит ожиданием, молчит, а потом выдаёт такие новости, что глаза на лоб лезут, но выдаёт их как само собой разумеющееся. Но, прежде чем ответить, Гена понимает, о чём молчит её взгляд.       Она верит.       Верит, что сможет выносить и родить здорового ребёнка. Верит, что её любви хватит на двоих. Верит, что действительно хочет этого ребёнка. Верит, что всё идёт так, как должно, и в итоге сложится так, как нужно. Она просто верит. В себя и его, в их совместное будущее, которое обещает быть с пополнением.       — А я, Кривицкая... — тянет он, сгребая в охапку женщину, — По твою душу!       Нежные губы хирурга накрывают собой другие, самые любимые и упрямые. Она разрывает поцелуй, потому что одышка появляется снова и теперь будет долгим спутником женщины. Так же, как боль в пояснице, которая будет сильнее, чем должна из-за травмы позвоночника. И так же, как вечное замерзание женщины по ночам. Кривицкому всё-таки придётся купить второе одеяло...       Ирина касается своим лбом его. Шепчет что-то нежное, понятное только ей и ему. Но главное она уже поняла... Поняла, когда увидела те самые искорки истинного счастья, которое превращает любого взрослого в маленького ребёнка и заставляет прыгать от этого чувства. И увидела она это в глазах любимого мужчины.       И, наверное, ещё кое-что такое, что Ира увидела в его глазах. То, что к нему пришло сразу, а к ней придёт только потом. Ирина буквально прочитала в его взгляде: «Я буду папой».