Сближение

      Уэнсдей прошла мимо меня и поднялась по лестнице, громко стуча своими массивными ботинками. Улыбаясь, я сдерживал свои эмоции, ведь это была Аддамс, и мне нужно было контролировать свой яркий эмоциональный фон.       Мы зашли в мою спальню, которую я подготовил: полностью закрыл окна плотными шторами, зажёг свечи и погрузил помещение в сон.       Я разделся и лёг, а она продолжала стоять в дверях. Было сложно контролировать себя и вот так просто лежать, смотря в потолок, ведь мне хотелось рассмеяться. Это была странная ситуация, и моя самая дурацкая идея, но Аддамс не умела проигрывать, и я это знал. Она хотела добиться того, зачем пришла, а значит, она ляжет в мою постель. Ну или убьёт меня. И тогда я об этом подумал не сразу, и, когда понял, что ничего не происходит, то мне показалось, что я почувствовал вкус крови на своих губах.       И только после этого я закрыл глаза и стал мысленно считать. Счёт всегда помогал мне контролировать свои эмоции.       Ни единого звука или шороха Аддамс не издала, она бесшумно оказалась в моей постели. Теперь я ощущал её тело рядом, её тихое дыхание и её запах. Я стал думать, на что он похож: на проливной дождь, мокрую траву, землю, ночной воздух и что-то ещё…       — Тебе уже не шестнадцать, Уэнсдей. И ты бы могла просто уехать от своих родителей и не идти у них на поводу, но ты оказалась здесь, во Франции, в моей квартире.       — Я же сказала, что мне нужны деньги и я хочу осуществить свою мечту. Да, я бы могла поступить иным способом, но на это у меня нет времени и настроения. Долго мы будем сближаться? Это становится утомительно.       — До тех пор, пока ты не почувствуешь, что доверяешь мне. И что слышишь меня даже тогда, когда я не говорю.       — Я не умею никому доверять.       — А разве жизнь тебя ничему не научила, Уэнсдей?       — И снова имя, словно я — это домашнее животное, и ты приучаешь меня к себе, чтобы я знала своего хозяина. Ещё один раз, и я вырву тебе язык, Ксавье.       Наверное, я чокнутый, но эта фраза стала моим рычагом для того, чтобы я резко повернулся и оказался над ней. Я смотрел ей в глаза, а она не шевелилась и не издавала ни единого звука.       — Ты говоришь неправду. Ты когда-то доверяла просто так и давала шанс, но не мне. Ты шла навстречу, и тебе ударили в спину. Ты ошиблась! Но я тебя никогда не предавал, не скрывал ничего от тебя. Но ты всё рано вывернула меня наизнанку, а ведь знала, как я к тебе отношусь. И всё равно появилась здесь, после того, как исчезла на долгих три года. Ты появилась на моём пороге и просила об одолжении. Ты хочешь, чтобы мы сыграли пару… А ты не боишься, что я не смогу остановиться?       — Если ты хочешь жить, то не думаю, что ты будешь играть в эту игру. Она тебе не понравится, Ксавье. Я никому не принадлежу, меня нельзя подчинить, и у меня только мои интересы и ничьи более. И ещё, Ксавье…       Но я не дал ей договорить, а коснулся её губ, и они оказались тёплыми и мягкими. Но сама она была подобна кукле и не поддавалась мне. Я хотел прервать попытку, встать и спуститься по лестнице вниз. Всё это было ошибкой, она не способна на чувства. Она пришла ко мне за помощью, потому что знала, что я ей не откажу. Ведь это Уэнсдей Аддамс, и она умеет управлять людьми; нет, не так, она их разделывает, а потом запихивает органы обратно и искусно зашивает. Эта девушка не способна на чувства, но я ошибся, в тот самый момент подумав так — ошибся.       Её губы приоткрылись, и я почувствовал её сладкий аромат. Я целовал её, она не сопротивлялась, но и не целовала меня в ответ. Её дыхание обжигало, а запах пленил, и в этот раз я боялся сойти с ума. Прервал эту пытку, отстранился и поцеловал её в кончик носа. И прислонившись своими губам к её лбу, будто бы слышал, как внутри её головы шевелятся мысли. А потом я лёг на спину и закрыл глаза. Уэнсдей молчала, и я вместе с ей.       — Мой первый поцелуй должен был быть таким, — её слова, мой выдох, и я открыл глаза.       Это было признание, которое тронуло мою душу, я никогда не смогу забыть этих слов.       — Сделай это ещё раз, Ксавье!       Я повернулся и посмотрел в её глаза. В них царила ночь. Уэнсдей смотрела на меня иначе. Взгляд больше не вытаскивал душу и не заставлял застывать кровь, в этом взгляде было странное свечение. Я знал, что в этот момент она мне поверила, и, снова поцеловав её, почувствовал влажный отклик на своих губах. Она открыла губы и сама прикоснулась к моим. Девушка, которая могла вытащить внутренние органы и пройтись по костям, дарила мне робкий, нежный, медленный и убивающий меня поцелуй.       Мои руки: они словно жили своей жизнью, не осознавая опасности. Они содрали с неё чёрную шёлковую простыню и кончиками пальцев дотронулись до её белой кожи. Я немного приподнял её чёрную майку и отстранился от неё, смотрел на неё несколько секунд, устанавливая зрительный контакт. Я дал ей выбор, и она могла меня остановить, но Уэнсдей этого не сделала, и тогда я поцеловал её шею, вдыхал этот несвойственный никому аромат. Я боялся трогать её и лишь только кончиками пальцев прикасался к её телу. И тогда мне казалось, стоит только нажать пальцами сильнее, и она рассыпется в прах. И всё это окажется моей иллюзией. Я проснусь в холодным поту от очередного сна, но Аддамс была реальной. Она была здесь и сейчас. Со мной.       Я не успел поймать это мгновение, как она впилась своими пальцами в мои плечи и сделала мне больно, отчего я неожиданно вскрикнул. Она резко перевернула меня и оказалась сверху, её чёрные волосы навесили над моим лицом, а взгляд впился в мой.       Уэнсдей склонилась надо мной и коснулась губами моих по-другому. Она поцеловала меня сильно, властно, будто бы хотела повести меня за собой и прикусила мою губу, и вот теперь я почувствовал вкус собственной крови.       На её лице дрогнула улыбка, и, облизнув языком мои губы, она отстранилась.       — Страшно?       — Нет, — ответил я и, скинув её, снова навис над ней.       Я поцеловал её так, как целовал до этого, вопреки её порыву, несмотря на её страх и попытку атаковать. Я знал, что она верила мне и это была первая проверка на прочность. Я целовал её душой: нежно, каждый сантиметр её лица. Губы, щёки, глаза…       И Аддамс отступила, пропуская ту, которая всё это время жила внутри. Ту, которую я увидел однажды, ту, которая всегда была в тени и пряталась за этой мрачной оболочкой. Она разрешала мне себя любить, и, отстранившись, я тихо прошептал ей на ухо:       — Верь мне! Не думай, не контролируй, не властвуй, просто почувствуй.       Этот шёпот заставил её закрыть глаза, и, посмотрев на неё в тот момент, я любовался ею. Её мрачной красотой. Чёрно-белая — вот такая была моя любовь, та, что приходила под покровом ночи, а сегодня впервые была настоящей.       Я снял её бельё, и Уэнсдей позволила мне это, а потом раздвинул её ноги и подумал, что совершаю ошибку, ведь она просто отрабатывает свой план под названием «сближение»; она почувствовала, что я замешкался, и распахнула глаза.       — Что такое, Ксавье, ты испугался? — она спросила это так, словно ничего необычного не происходило, а нам было снова по шестнадцать лет, и мы шли по пути к раскрытию новых загадок, в каком-нибудь тёмном доме.       Я улыбнулся и снова поцеловал её. Уэнсдей не обнимала меня и не шевелилась. Сложно описать, что я испытывал тогда, ведь со мной была желанная, но восковая кукла, и, остановившись, я припал к её шее и выдохнул.       — Я помогу тебе и, если надо, совру, но я так не могу. Я живу, я чувствую тебя, а ты — нет.       Я уже хотел подняться и перебраться на свою сторону кровати, но она сжала мою руку, и я почувствовал, что что-то изменилось, и, приподнявшись, принял её поцелуй. Теперь она целовала меня со страстью, которой в ней не могло быть.       Её пальцы прошлись по моей спине, вызывая мурашки, а потом она дотронулась до моих волос, и от этого я закрыл глаза. И после всё происходило будто в тумане. Я слился с ней, а она растворялась во мне. Да, я даже в таком состоянии тянул как можно дольше время, вдыхая её аромат и чувствуя нежность её кожи. Моё тело торопило меня, разум помутился, и я отпустил внутренние вожжи, что сдерживали меня, и вошёл в неё. Я стал первым у Уэнсдей, я знал и предвидел это. Но главное то, что я этого хотел. Хотел стать первым для неё, но завладеть телом было смертельно, нежели душой. Потому что она не признавала наличии души и не контролировала её, а тело… Тело принадлежало только ей до этого самого момента.       Я старался не торопиться, но боялся, что она встанет, посмотрит на меня своим убийственным взглядом и уйдёт в открытую дверь, никогда больше не появившись. Даже с такой дурацкой просьбой. Но она принимала меня, и я снова почувствовал, как её пальцы сжали мои плечи.       — Тебе больно?       — Это лучше, чем было до этого, — прошептала она, и я ухмыльнулся, припав к её губам.       Она была особенной. И я не помнил тех, кто было до неё, словно она была моей единственной, а ведь именно так и было. Единственная, кто вошел в мою душу и завладел моим разумом. И мне было плевать, что она скажет потом, и как она испортит мою жизнь. Сейчас я был с ней, я был в ней, и она пустила меня. Это было как войти в ад и выйти живым. Это было невероятно, и оттого мне казалось, что сейчас эта картинка дрогнет, и я проснусь.       Но реальность не изменилась. Только вскоре всё закончилось, и я лёг на спину, просто смотря в потолок.       — Где у тебя душ? — холодно отчеканила она.       — Повернись налево, там резная дверь с краю.       Уэнсдей встала, я услышал, как она захлопнула за собой дверь. И тогда время стремительно понеслось мимо меня, а в своих висках я чувствовал пульсацию собственного сердца.       Спустя почти час она распахнула дверь и снова легла, я почувствовал её влажное тело рядом.       — Извини, я, наверное, поспешил.       — Это ты скажешь моему отцу, и если он узнает, то тебе не сносить головы. Впрочем, думаю, не так. Вероятно, он скормит тебя акулам, а я посмотрю, хорошо ли ты плаваешь.       Я повернулся и посмотрел на неё. Она лежала так, как лежат после смерти в гробу, сложив руки на груди и смотря в потолок, не моргая.       — После того, что произошло, ты должен на мне жениться, и это дело чести, Ксавье. И не рассчитывай на мою благосклонность и хорошее отношение. Помни, у меня несносный характер, и ещё… Не думай, что подобный акт ещё раз повторится.       И тогда я понял, что она попыталась обыграть меня. Рассмеялся и не был способен остановить смех. Так я не смеялся давно, возможно, никогда, и меня колотило от смеха, и я не мог управлять своим телом. Единственной попыткой спастись от разрыва сердца стало то, что я просто спрятал лицо ладонями и хоть как-то попытался прекратить это безумие.       Уэнсдей встала, стащила простыню и вышла. А я всё ещё пытался остановить приступ смеха, а потом услышал её крик.       — Ксавье!       Это было громко, а её интонация была другой. От этого приступ прошёл сразу, и я резко сел. У меня была победоносная улыбка, ведь я знал, что Уэнсдей не переносит закрытых дверей, а значит, она открыла моё хранилище.       Я встал и не стал ничем прикрываться, спустился по лестнице совершенно обнажённым.       Она стояла под лестницей, там, где я и ожидал её обнаружить. Дверь в мою маленькую каморку, где я хранил картины, была открыта, там горел свет. Теперь и я стоял и смотрел на них так же, как и она: там было несколько полотен, которые Уэнсдей уже обнаружила и скинула ткань.       Я смотрел на одну из них, и в долю секунды она ожила. На ней была изображена Уэнсдей. Её закрытые глаза, приоткрытый рот, а я, изображённый рядом, целовал ей шею. Наши плавные движения были идентичны тем, что были там, наверху… Совсем недавно. Я перевëл взгляд на другую картину. Там Уэнсдей была на мне сверху: её белая спина с торчащими позвонками, чёрные длинные волосы, а на левой лопатке татуировка: чёрный ворон с расправленными крыльями, будто бы парящий в воздухе над выжженной землёй.       — Я ждал тебя, Уэнсдей Аддамс, слишком долго тебя ждал!       Я упивался этим вкусом победы и снова вдохнул запах, её запах, который проник в мою комнату, был под моей кожей и теперь витал повсюду, где бы я ни был. Ведь теперь он был во мне.       Но моя радость начала её определённо раздражать, и она развернулась, скинула простыню на пол, а потом пошла по лестнице.       Я провожал её взглядом, который скользнул по её ногам, ягодицам, пояснице, по лопаткам… И остановился на её левой лопатке, на которой красовался чёрный ворон, и стоило только мне посмотреть, как он вдруг взмахнул крыльями, и Уэнсдей обернулась.       — Не трогай птицу. Это не твой рисунок. Он не принадлежит тебе, Ксавье.       Я вздохнул. В её словах было больше смысла, чем в том, что только что произошло. Улыбка сошла с моего лица.       — Ксавье, я голодна. У тебя есть мясо с кровью? — сказав это, она поднялась по лестнице, оставляя мне послевкусие моей победы... или поражения.       Я снова вдохнул её аромат и улыбнулся, ведь теперь в моей жизни было всё, и даже больше, чем всё. Ведь в ней была Уэнсдей Аддамс. Моя любовь, в глазах которой я всегда увижу ночь. Ну кто сказал, что я её не люблю?