Дети Пустыни: Песчаный легион

Три одинокие могучие фигуры цепочкой брели по ещё холодным с ночи пескам Арракиса, оставляя за собой неровный след. Тонкая полоска кобальтово-синего цвета прочертила на небе грань между чернильной мерцающей звёздами чернотой арракийской ночи от серебряного дневного света Канопуса, ещё не поднявшегося из-за горизонта. Каждый из воинов, едва видимым светом ярко-голубых глаз освещающий своё лицо, выдыхал густой пар. Астартес, внуки самого Малик аль-Мулук как Его звали в системе Дюна, хоть и шли в простых кобальтовых одеяниях под накидками цвета песков вместо привычной для их собратьев брони, так же зорко осматривали бархан за барханом, осматривая местность и выслеживая опасность, но всё было тихо. Ночь неохотно отступала, напоследок обдавая ледяным дыханием одиноких путников. Хоть скоро песок из голубоватого станет смесью золота и меди, раскалится под лучами солнца и заставит воздух дрожанием создавать миражи, но ещё час-полтора Дети Пустыни проведут согреваясь лишь мыслями о цели своего многодневного скитания – небольшом отпрыске пустынного червя, чья жизнь станет отправной точкой для нового поколения их будущих братьев, открыв им память предков. Не все переживут этот процесс, но Арракис не терпит слабых духом, и кальби тоже. Останутся лучшие. Невысказанные размышления прервала выплывшая из-за дюны небольшая скала. Но дело было не в ней самой, дело было в двух замёрзших телах в небольшой пещере в этой скале, прижавшихся друг к другу в тщетной попытке согреться. Старший из трёх воинов, с аккуратно звплетёнными в десятки косичек и перехваченные голубыми и песчаными лентами космически-чёрными волосами, быстрым неритмичным шагом направился к телам. Дети. Два ледяных как сама скала мальчика, вряд ли им было больше двенадцати даже с учётом того что пряность Арракиса сильно замедляла старение, один несколько старше другого. Сидят в обнимку, старший прижал к себе младшего… На них не было защитных костюмов, сохраняющих воду тела, только лёгкая одежда какую носили в сиетчах, не собираясь покидать его пределы. На ресницах старшего, до последнего момента отдававшего своё тепло второму, даже замёрзли крохотные капли воды… Воин уже хотел отвернуться от печального зрелища когда острое зрение Астартес уловило мимолётное движение – старший ребёнок едва заметно моргнул. - Живые, - мелодичный голос разорвал тишину пустыни, - Ахмад, помоги мне, надо их согреть. Пока второй воин подбегал, первый осторожно разделил детей и, на ходу скинув песочно-жёлтую накидку, взял старшего на руки. Холод маленького тела, в сравнении с гигантом казавшимся просто большой куклой, обжёг открытые руки и шею когда воин обнял ребёнка, прижав к себе. Мысленно поблагодарив отца за дарованную возможность управлять температурой тела, он сосредоточился на её повышении. Подбежавший Ахмад, совсем молодой брат с ещё не отросшими едва касающимися плеч волосами, по приказу помог взять на руки и второго мальчика, после чего укрыл замёрзших детей скинутой братом накидкой. - Что будем делать? – подал голос третий Астартес, такой же молодой как и Ахмад, с ещё более короткой растрёпанной ветрами шевелюрой. Вопросительный взгляд скользнул по силуэтам под накидкой старшего воина. - Ты передашь в сиетч о нашей находке, потом вы с Ахмадом разложите саджады а я буду направлять ваши мысли во время утренней молитвы, - ответил тот и кивнул на восходящий желтоватый диск солнца, окружённый маревом нагревающегося воздуха. - Ты не встанешь с нами? Как же так? Старший Астартес пристально посмотрел на брата, словно ища насмешку. - Я буду считать что эти слова – следствие твоего волнения, Амаль. Нет молитвы более горячей чем спасение жизни, дами. Это бой, намного более важный чем захват любого мира. Запомни это если тебе в прошлых жизнях этого не сказали другие. Амаль на мгновение замер, но тут же потупил взгляд. - Тогда позволь мне облегчить твоё бремя, кахин. Позволь взять одного из детей чтобы тебе стало легче. Старший воин добродушно усмехнулся, словно не смотрел только что грозно на брата. - Арракеш никогда не сбросит бремя на ближнего если может справиться сам, - ответил он, - Передай сообщение в сиетч. И торопись, времени на молитву всё меньше. Дождавшись пока Амаль сообщит по передатчику на левом запястье о детях и пронаблюдав как братья достают и раскладывают на песке саджады – покрывала для молитв, тот кого назвали кахином неспешно обернулся вокруг себя, шёпотом настраиваясь на молитву. Едва кобальтовые глаза снова обратились к восходящему солнцу, по пустыне разлетелась песня, густая как кровь и тягучая как меланж. Воин славил новый день, приветствовал души тех кто вместе с солнцем пришёл в этот мир и звал всех кто слышит его голос вторить молитве. Амаль и Ахмад творили поклоны когда было нужно, повторяли некоторые отрывки за братом, совершали ритуальные жесты, касаясь лба, губ и груди открытыми ладонями. Когда солнце взошло, кахин замолк и вздохнул. Пустыня, ещё недавно холодная и серая, в лучах светила заискрилась золотым и медным блеском, быстро нагреваясь. Под накидкой, немного согревшиеся, пошевелились дети. Ещё слишком слабые чтобы даже говорить, они инстинктивно прижались к тёплому Астартес. По крайней мере они больше не умирали от холода, а значит молитва пропущена не зря. Когда на горизонте появилось облачко песчаной пыли, вздымаемой скользящим над дюнами гравициклом, солнце уже висело в зените. Добравшись до укрывшихся от солнца под этой же скалой Астартес, водитель остановил машину и, тихонько ступив на песок, коснулся пальцами лба, губ и груди, после чего согнулся в уважительном поклоне. - Я прибыл, саиддин Расул, - доложил он непривычно хриплым после чистых голосов гигантов голосом. - Хорошо. Отвези детей в сиетч, облегчи им путь, - кахин, закутавший мальчиков в накидку от палящего солнца, поднялся на ноги, став в два раза выше выпрямившегося водителя, - Будь осторожен, они ещё слабы. Астартес бережно поднёс свёрток к гравициклу, усадив робко оглядывающихся детей в пассажирскую люльку. Водитель обеспокоенно посмотрел на оставшегося лишь в ярко-голубом шёлковом одеянии воина. - Саиддин, - подал он голос, - Без сомнения Шаи-Хулуд, да очистится земля его деянием, даровал тебе свою выносливость, но разве тебе не нужен твой рамаль? Или ты желаешь чтобы я привёз его тебе обратно? - Привези, - кивнул Астартес, погладив переливающийся рукав, - Пока что мне хватит дишданы, но без рамаля мне будет тяжело. И ещё – мы ушли в Дюну без дистикомбов, но похоже наши поиски затянутся. Привези их тоже. Едь же, и да пощадит вас солнце. Человек кивнул и, повторив жест приветствия, запрыгнул в седло и серебристый транспорт рванул вперёд, к сиетчу, оставляя за собой неглубокий след от воздушных токов на песке, почти сразу задуваемый раскалённым ветром. Долгое время они ехали молча, желтоватый диск Канопуса немного склонился к закату, стараясь дотянуться до горизонта. Водитель гравицикла внимательно следил за дорогой, мальчики смирно сидели в люльке, изредка осматриваясь насколько позволял обзор из-под накидки. Старший придерживал её края чтобы её не сорвало ветром, открыв их головы палящему солнцу. Две пары детских глаз, устав от однообразных пролетающих мимо дюн, с любопытством разглядывали водителя, уже пожилого человека с проседью в короткой бороде. Под защитными очками вдаль смотрели несколько поблёкшие от старости глаза, как и у всего народа фременов синие от пряности. За всё время пока они ехали он лишь пару раз отвлекался от пути и бросал взгляды на них, проверяя живы ли они. Младший из детей робко коснулся сжатой на руле гравицикла кисти водителя, облачённую в странный, плотно прилегающий к телу чёрный костюм, оставивший открытыми только кончики пальцев. Костюм, судя по торчащему из-под одежды такому же чёрному вороту, уходил под одежду и облегал всё тело, и странное устройство в носу, от которого к затылку тянулась трубка, тоже было его частью. - Дистикомб, - человек прикрыл лицо второй ладонью чтобы песок с сильным ветром не попал в рот, - Он защищает тело от жары, перерабатывая воду. И позволяет дышать тёплым воздухом, а не горячим ветром. Палец водителя постучал по устройству в носу. Дети понимающе закрывали, запоминая новое слово. Именно этого слова, а точнее вещи которую оно обозначает, у них и не было. Именно поэтому сейчас они, замёрзшие и иссушенные одновременно, сидели в люльке закутавшись в одолженную им одежду того большого воина, Астартес… - Вы братья, да? – прохрипел человек, отчего старший поморщился. На Арракисе, где чистота голоса ценилась едва ли не наравне с чистотой крови и питьевой водой, голос человека был похож на трение камней друг о друга. - Что, тоже мой голос не нравится? – хмыкнул человек, - В том числе из-за него я сейчас везу вас в сиетч вместо того чтобы с саиддином Расулом искать детёнышей песчаного червя. Будь проклят тот день когда жадность до воды сгубила моё горло… Дети переглянулись. Старший сглотнул, собираясь что-то спросить. - Что с тобой случилось, саиддин? - подал он чуть дрожащий голос, подняв глаза на водителя, - Мы не понимаем как жадность может отобрать чистоту голоса. - Саиддин? – хохотнул водитель, - Оставь вежливость для бин Фархад, парень. Я тебя везу по приказу саиддина Расула а не из-за прихоти. Если бы вас нашёл я то оставил бы умирать от холода на камнях. Тем кто не заботится о своих братьях в смертном теле нет места в семье Царя песков. Старший машиналтно приобнял брата за плечо. В его глазах вспыхнула злоба. - Я забочусь о брате. И видит Шаи-Хулуд, да очистится земля его деянием, поэтому мы и идём в сиетч повелителя – чтобы стать его детьми или слугами. Водитель расхохотался пылу ребёнка но ничего не ответил, лишь продолжил путь по пустыне. Больше они не разговаривали, старший очевидно обиделся на их провожатого а тот явно злился на детей, хоть и не называл причину. Так прошло ещё несколько часов, за которые гравицикл ни разу не остановился, упорно приближая путников к сиетчу. Когда солнце уже уверенно коснулось к закату, почти одновременно из-за очередного бархана всплыли мощные светлые стены и пронзающий небо минарет столицы Арракиса – древнего Арракина и до ушей детей донеслось сильно приглушённое расстоянием прекрасное пение, затмевающее своей чистотой все голоса в их памяти. Зов, льющийся с минарета невидимым певцом, проникал глубоко в душу и подобно оазису освежал разум. Влекомые песней, братья привстали в люльке, вытянувшись в две струны. - Маяк, - ответил на ещё незаданный вопрос водитель, поймав на себе взгляды ребят. Судя по всему знойный воздух выдул из него злость, - На вершине минарета постоянно стоит один из кахинов и поёт, звук ветрами разносится по пустыне на много километров вокруг, и по отзвукам можно судить что цель уже близко. - Цель? – поднял бровь старший. - Вот не надо делать вид что ты не понимаешь. Чаще всего в Арракин такие как вы приходят чтобы стать бин Фархад. И вы тоже из их числа, я такую мелочь как вы насквозь вижу. Что могу сказать… У тебя, парень, шансов больше чем у меня. По крайней мере у тебя голос чистый как свежая вода, уж не знаю насчёт твоего молчаливого братца. Мужчина бросил взгляд на не проронившего ни слова за весь день младшего из мальчиков, но тот только потупил взгляд и отвернулся. - Что до тех кто старше и уже не годится для перерождения – они ищут лучшую жизнь, - продолжил водитель, непного сбавив ход гравицикла, - Царь песков сам живёт в Арракине, сам следит за сиетчем и иногда сам поёт молитвы. - Какой он? – повернул голову к водителю старший. Мужчина рассмеялся, прикрыв рот от летящего в лицо песка. - Ни в одном наречии Арракиса, ни в старом ни в новом не хватит слов чтобы его описать, мелочь. Ты сам увидишь если окажешься достоин его взгляда. Водитель сделал короткую паузу и усмехнулся. - Скажу только что тебе придётся бороться с собой чтобы не отдать ему жизнь в знак восхищения при первой встрече. Вот такой Царь песков. Паренёк лишь кивнул, даже не зная как реагировать на такое описание. Он перевёл взгляд на вершину приближающегося минарета, напоминающего длинный зуб огромного песчаного червя. Чем ближе они подъезжали тем явственнее слышался зов певца, слова ещё невозможно было разобрать но уже чувствовалась непонятная печаль и вместе с тем надежда в густом как кровь прекрасно-низком голосе. Чем чётче слышалось пение тем ярче в сердце загоралось желание однажды стоять там же где сейчас стоит тот кого назвали кахином и так же петь пустыне. Петь всем кто его услышит. Шевеление брата отвлекло его от размышлений. Мальчик дёрнул его за рукав, привлекая внимание, и показал на белеющие в ряд гладкие камни, закопанные в песок на расстоянии от стен сиетча. В этот момент гравицикл ещё сбросил скорость. Брат взглядом попросил спросить водителя о камнях, на что старший кивнул. Ему самому было интересно. - Что это за камни? Для чего они? - Ты точно из сиетча? – ответил водитель, замедляя транспорт, - Эти камни не нравятся червям. Почему – я сам не знаю точно, но они охраняют сиетч от нападений. Внутри их круга безопасно. Проехав внутрь круга из камней, каждый ихз которых выступал из песка на человеческий рост, гравицикл остановился совсем. Водитель, подумав, забрал у братьев одолжкнную у большого воина накидку. - Рамаль вам больше не нужен, уже не так жарко, - пояснил он, бережно складывая вещь и убирая в отсек перед седлом, - Слезайте, мы приехали. Отдам вас в руки акдама и вернусь к саиддину Расулу. - Акдама? – не понял старший, - это кто? - Тот кто решает выйдет из тебя слуга или нет, мелочь. Братья переглянулись. Слуги? Они ведь не для этого приехали, а чтобы стать… “бин Фархад “? - Меня зовут Джафар, саиддин, - старший прижал ладонь к груди, - Моего брата зовут Хамид. Прости меня если я тебя чем-то обидел, в моих мыслях не было желания причинить тебе зло. Но твоё обращение “мелочь” ранит как нож. - Тогда заслужи право называться по имени, м е л о ч ь, - ухмыльнулся водитель, - Я сказал вылезать из гравицикла, если ты не будешь слушаться приказов то отправишься обратно в пустыню вместе со своим братом ещё до утренней молитвы. Джафар ошеломлённо замер, не ожидая такой перемены настроения у их провожатого. Спустя мгновение он всё же повиновался, спрыгнув на песок сам и подав руку для помощи брату. Водитель взял гравицикл за ручку руля и они втроём отправились к украшенным резьбой высоким каменным воротам Арракина. Ворота, как и стена возвышались над песками на три человеческих роста. Пара песчаных червей извивалась на створках, испусеая из круглых зубастых пастей лучи света. Вкупе со струящимся за стеной зовом с минарета и шелестящим песком зрелище поистине захватывало дух одновременной простотой и величественностью. По бокам от ворот стояли занесённые по щиколотку песком две статуи больших воинов в полных доспехах, едва заметро поблёскивали сапфировым блеском их глаза в лучах опускающегося солнца. Кроме них и таких же ярко голубых правых наплечников, на которых свернулись кольцами светоносные черви, броня воинов сливалась с пустыней, словно они вышли из самой пустыни и встали на страже города. Водитель подвёл их, почтительно притихших, к одной из статуй. Коснувшись кончиками пальцев руки мвоего лба, губ и груди, он поклонился изваянию. - Мир тебе и благословение Шаи-Хулуда, да очистится земля его деянием, саиддин, - проговорил он, - Я вернулся, приказ саиддина Расула выполнен. Статуя внезапно для детей опустила голову к мужчине, рассматривая посмевшего потревожить её покой человека. Что-то внутри неё коротко трескнуло. - Азиф, - в подобном тёплому утреннему ветру вздохе слышалась радость узнавания, - Мир тебе и благословение Шаи-Хулуда, да очистится земля его деянием. Изваяние подняло руку и повторило жест водителя, но в отличие от него лишь прижав ладонь к груди вместо поклона. Джафар с живнйшим интересом впился взглядом в большого воина, рассматривая сочленения доспеха. Скопившийся в зазорах брони песок, высыпающийся при движении, лишь усилили ощущение что перед ним лишь приняаший форму человека дух пустыни, пришедший почтить своим вниманием сиетч. Тем более что вторая статуя стояла не шедохнувшись, ни одна песчинка не упала с могучего силуэта, всё так же устремлявшего взгляд синих глаз вглубь песков. - Ты наверняка повёл бы их к акдаму, - продолжил большой воин, опустив руку, - Но Исаддин попросил меня сказать что вас примет он сам. Поэтому проходи, он сказал что будет ждать возле входа в нижний сиетч. Дождавшись кивка водителя, изваяние потянуло за едва заметную ручку на воротах и тяжёлая створка лениво приоткрылась, ровно настолько чтобы пропустить путников. Столица пустыни неохотно впустила пришельцев, хлопнув за их спинами закрывшейся створкой.