***
Как оказалось, быть рок-звездой немножко сосет в том плане, что ты ею как таковой не совсем уж являешься. Ты даешь интервью, плюешься в фанатов, трахаешь их, потом после этого снова даешь интервью, твои чихи и сопли фиксируют то камеры, то страницы журналов, твоя изможденная физиономия тупо взирает на обывателей с прилавков, твои диски с твоим голосом поливают то говном, то обожествляют. Это совсем не шестьдесят девятый, это не восьмидесятые и даже уже не девяностые. Здесь с тобой обращаются ни много ни мало как со скотом. Когда Кори провел аналогию с золотой антилопой, на него уставились как на дебила и, вероятно, сильно пожалели о том, что голос к болезненному все же вернулся. Между тем Шон настоятельно рекомендовал раскрывать пасть тогда, когда это нужно — а на сцене это как раз нужно, потому что если проебутся еще раз, то их поимеют без смазки. Перец, в очередной раз спросивший про маски, правда уже на эспаньол, довел Кори до посинения губ и охлаждения всего остального, что в нем функционировало. Благо сидящие рядом Джордисон с Шоном не давали его энергии спуска: сразу после того, как допрос был закончен, они буквально что не за шкварник потащили Кори в студию, потому что выебываться лучше там, где это уместно, а не там, где важные тети и дяди пытаются решить вопросы одновременно выгоды и раскрутки. Кори не ебет, как работает маркетинг, только поверхностно, но вот то, чем он занимается, — он не хочет, чтобы это тупо продавалось, потому что даже он понимает, что чем дальше это зайдет, тем сложнее будет из этого выбираться. У Шона другое мнение на этот счет, да и парни довольны, потому что доход есть, средства на реализацию какой бы то ни возьми хуйни только преумножаются в своем количестве, а не наоборот. В студии от него толку сильно не прибавилось: он рвет журналы, топчет их ногами, жует жвачку, перекатывая ее с одной стороны на другую, а та уже сто лет как во вкусе потеряла, бурчит херню под нос, периодически хватается за спину и заставляет женщину, сидящую на диване, хохотать, а Джордисона, который только оторвался от установки, закатывать глаза и втайне желать, чтобы это закончилось. Парень связался когда-то с этими долбоебами, так чего на судьбу свою гнать? — Расслабься, чел, я все равно скоро сдохну, — Кори завел любимую шарманку, от которой Скарлетт хихикать перестала, — дай мне напиздеться напоследок, ну чо ты. — Все мы там будем, — пожал плечами Джордисон, его резкий флегматичный настрой пробудил в Кори желание разговаривать с парнем уже без церемоний. — Вопрос только в том, когда. — Я сказал: скоро. Я чувствую. Ты думаешь, я сейчас просто так, да? От нехуй делать? Джордисон невозмутимо кивнул, глянув на Кори так, будто тот выдал сейчас совершенно очевиднейшую вещь: — А разве не так? Кори сжал кулаки: — Нет! Ты... да нихуя вы не знаете! Ни обо мне, ни о том, как... через что... и... — когда он начал задыхаться прямо на месте, за спиной тут же обозначилась Скарлетт и начала бестолково придерживать теряющего вес и фокус Кори, но собрав ошметки своей гордости и выпятив свою ебанцу, его все же хватило на то, чтобы грубо отпихнуть ее от себя и устоять на ногах. Он не просил ее о помощи. Она не просит его о помощи. Потому что знает, что легче самой. Ему нихуя не легче самому, и это вовсе не значит, что на него может влиять кто-то еще. Кто-то еще хуем по рылу прежде получит, чем попытается залезть в его тайники. Поэтому и Кори не просит помощи. Он вообще не знает такого слова. Ему оно не нужно. — Дорогой, ты все еще не до конца восстановился... — и ее что, прикалывает играть примерную женушку? С чего она взяла, что она ею будет? Кори не стал на это ничего отвечать. Бросил только, что ему нужно проветриться, и ватными ногами побрел к выходу. Сегодня он ничего из себя не выдавит даже если очень сильно захочет, да и Джордисон этот... серьезно, ему что ни скажи — у того найдутся оправдания. И не сказать чтобы безосновательные. С ним работать невозможно, ведь не знаешь, когда тот захочет сравнять тебя с землей. А если по своим ощущениям, то тот хочет этого решительно часто. Всякий раз, когда Кори тычет пальцем в Джордисона и говорит, что с ним душно, ему говорят, что проблема в нем. Понимаете. В Кори проблема. Не в пизденыше зазнавшемся, нет. И какой же кайф в том, чтобы ему жопу лизать? Кори не собирается. Не будет делать этого даже если от золотой жопы Джордисона будет зависеть его самое светлое будущее. Если Пол кайфует от этого, то Кори выворачивает от одной мысли. С ним бы в этом не согласился только самый отмороженный, но вот Грэй — он прежде всего кент, специфический такой, но какой есть. Иной раз бывает, что нет никакого кента под боком, и когда нет, это проблема почти мирового масштаба. Ты рождаешься в одиночку, выживаешь в одиночку, крутишься как белка в колесе — и тоже все в соло. Когда кому-то взбрело в голову начать взаимодействиями со всеми остальными, вот тогда и начался весь пиздец, а там и до облизывания чужих жоп, как посмотреть, уже рукой подать. Но проблема не в том вовсе, чью жопу ты лижешь. Ты можешь ее и не лизать — люди находят пути доверия как-то иначе... ...в нос ударяет нечто синтетическое. Кори напрягает свой обонятельный аппарат по инерции, не из любопытства. Он тут не один. Он и не рассчитывал на то, что будет один. — Ебучий случай! — эмоционально, то есть, насколько возможно эмоционально восклицает Кори, когда обнаруживает, что человеком, лишившим его «времени с самим собой», оказался Джим. Тот пьяно и отчего-то даже грустно не оставил товарища без своей реакции: — А тебя, кстати, Росс искал. Я говорил ему подождать, он устал ждать и... — усмехнулся самому себе под нос, Кори нахмурил брови, — ...съеба-ался-я... А я подождать просил! Знал, что ты... придешь, типа... Какого хуя понадобилось Россу от Кори — вопрос десятый. Может, с этим как-нибудь потом. Может, с этим вообще в итоге никак. Потому что Росс взаимодействует с Кори только так — через посредников, таких вот дебилов, как Джим, либо заставляя уже непосредственно самого Кори срать кирпичами, но все стремительнее деформировать свой голос и иногда вместе с голосом все остальное. Потом искренне удивляется, почему Кори иной раз не хочет светить своей и так уже в трижды миллионов раз отъебанной физиономией у самого его носа. Не то что даже не хочет — просто иной раз ловит себя на том, что тупо не может, и ему нужно как-то вскарабкаться обратно и в темпе зализать раны. — Но а ты тут чего? Тебя Росс не ищет? — дебильный вопрос на дебильный... ему не на что парировать, ему в принципе нет сейчас никакого дела до этого дядьки, но если Кори не разговорит Джима до того, как тот отправится странствовать в свое сознание, то пиши-пропало. — Меня уже никто не ищет, — тот еле шевелит конечностью, когда подносит к губам косяк — так вот он, корень зла. Кори с неприкрытым любопытством молча пялится, а затем тянет уже свои клешни, явно не ожидая, что Джим, оказывается, все еще здесь, все еще соображает, а потому может с ним даже так: — Да вот... хуй тебе, понял?.. — Нихера я не понял. Я не хочу хуй, — упрямо и невероятно тупо произнес Кори, посчитав, что включить тупого сейчас даже не лишнее. — Ну что ты как козел какой-то? Всего один разок, для души... — У тебя хотя бы телка есть, а у меня... вон то ведро с гайками, выкинуть жалко, — он кивнул в сторону своей тачки, и Кори впервые за все это время врубает внутреннего прагматика и искренне недоумевает, почему Джим тратит деньги на эту хуйню, когда у него есть возможность проапгрейдить свое это ведро с гайками. — Мне телка не дает, — но Кори поступает по-своему, и он нисколько не сомневается в том, что это правильное решение, к тому же он и не врет — ему очень легко далось сказать то, что в обычной ситуации могло бы быть катастрофой для его мужского самосознания как минимум. — И на душе хуй засел. Так что дай и не выебывайся. — Не-е-е... — мотает башкой Джим, упрямства ему тоже не занимать, и это бесит Кори, в котором сейчас нет ничего, кроме формирующегося гнева. — Я тебе, сука... сук, я тебе никогда и ни за что... больше ничего не дам... Я так больше... не хочу... еби мозг кому-то другому, а меня оставь зде-е-есь... Кори все еще решительно настроен на то, чтобы позадавать тупые вопросы: — И что ж тебя так клинит-то? Джим рассмеялся, будто бы нарочно игнорируя вопрос Кори: — Ты даже... ты даже не спрашиваешь. Вообще. Тебе вовсе... тебя вовсе не ебет, это правда. Ты думаешь только о себе, а я... а я тоже о тебе думаю, с-с-с-с-сука, мать говорила, что я дебил, она и сейчас это говорит, но с тобой... я с тобой совсем о... о... — нет, вариант с нарочностью отпадает совсем, — о-де-би-лел... во-от... как-то так. С тобой я совсем конченый, и... сук, мне это даже... меня это даже заводит... А без тебя... лучше бы... чтобы... Кори резко побелел, уверенности в его голосе теперь кот наплакал, и звучит он теперь так, будто бы ему смачно наступили на яйца: — Хуйню... харе пороть уже. — Тебе не н-нравится, да? Я и не сто баксов, чтоб кому-то нравиться, знаешь... — Да нравишься ты мне, долбон, — раздраженно говорит Кори, — только конкретно сейчас мне кажется, что ты что-то попутал. — Ничего я не попутал, просто тебя бесит, когда тебе говорят правду, — внезапно Джим перестал заикаться, и на момент Кори показалось, что тот только что вернулся в привычное состояние. — Курнешь? Кори его не понимает! — А что, самому уже не катит? — уже у самого нос чешется, остается только... — Теперь, когда ты здесь, мне уже больше ничего не вставит. — Раз уж настаиваешь, — Кори мягко и осторожно взял предложенный косяк, зажал его между пальцами, нарочито медленно, будто находится в кадре каком, затягивается — а затем отпускает. — Бля-я-я... — Вот-те и бля... — задумчиво буркнул Джим, глаз не сводя с Кори. — Ну а что... — Кори затянулся еще раз, на сей раз уже не создавая вокруг себя дебильную атмосферу голливудской псевдоэстетической синематографии, — в... вставляет, типа. Откуда ты эту хуйню достал? — А вот все тебе расскажи, — было бы неплохо, хотел бы ответить Кори, но вместо этого: — А еще такое будет? — Тебе и этого окурка хватит, а то жопа слипнется... от конфетки такой. Кори почувствовал, как сильно заколошматило сердце — это чего, это прям сейчас такое, вот так вот, без предупреждения и всего остального? Но трава же не может действовать так, у нее немного другие свойства, а у Кори загажен иммунитет настолько, что его нутру без разницы — оно без разбора поглощает любую хуету и при этом остается на плаву. — Что-то тут, бля, не так, — мотает башкой, — ты... ты чувствуешь это? Что-то не так... — С тебя хватит, — Джим выхватывает косяк из чужих пальцев, а Кори их уже больше будто не чувствует, он вообще уже не разбирает, его тело будто отрицает материю, физику с блядскими ее законами и все то, что может предложить блядь-природа. Ему тут вспомнился один из разов, когда он чутка перебрал с дозой. Но там, казалось, и перебирать сильно нечего было, а вкусить сей экзотический плод все же хотелось, ибо, в натуре вот, не каждый день ты сталкиваешься с тем, чтобы всосать самые соки ебаной пальмы. Да, пальмы. В тот раз он был тоже с Джимом, только тот хуйню не нес и был более выносимым, а еще с ними был какой-то мужик — вроде, это был перец из клубешника, в котором они давали концерт. Кори уже не помнит этот город, это место, он не помнит, что за люди там были, хуй бы знал, душно было в клубе или напротив — слишком пусто, настолько, что дышать даже можно.* — А как звали того, ну, который... который нам пальму тогда подсунул? — пока Кори соображает, у него все еще шансы поговорить, потому что когда перестанет, у него, возможно, шанса такого не будет больше никогда. — Честно? Не помню... — и этому память отшибло, да что ж такое... но это хотя бы было, это не мозг играет в игры с сознанием Кори. — Вот и я... и я не помню, — холодно или жарко от этого не стало, но потрещать теперь уже не о чем. — Стареем, — философски заметил Джим. — Ни хуя, — Кори хрипит, — я склею ласты молодым, увидишь. Все звезды уходят молодняком. — Тебе честно? Вот если честно, то как звезда ты сосешь. Пока что сосешь. — Да, сосу, почему и нет, — Кори действительно сосет — воздух всасывает, его как будто бы не осталось там, где кровь обычно приливает к голове, где, как бы, уже самый туман начинается, но который все еще реально рассеять, — мы все сосем поначалу. А я только начал. — И когда планируешь закончить? — Ну ясен хер, когда в рот кончат, — Кори уставился на него, — тебе ли не знать, что это такое... будто ни разу не сосал, ага-а-а. — Не помню такого. — Зато я очень хорошо помню, — Кори на удивление не возмутился попыткой Джима отстранить себя от этой темы, — и вот он, — сжимает не очень-то и заинтересованный хер прям через джинсы, но без реакции охуевшего товарища так или иначе не остается, — и вот он все помнит, хе-хе. — Не боишься, что и у него память отшибет? — Надеюсь, чт-... — Кори вздохнул, — он у меня самое живое, что во мне есть. — Я знал, что сердца у тебя нет, — усмехнулся Джим, откинувшись так, что они с Кори касались плечо к плечу, Кори даже мог ощущать чужое дыхание у своей кожи у виска. — Хуй, сердце... какая разница, вот скажи? Все так или иначе упирается в одно... вот не люби мой батя мою мать своим хуем, то не было бы меня. И нах никакое сердце им не понадобилось... Джим еле шевельнул губами: — Ты надеешься встретиться с ним когда-нибудь? Кори не поддался на триггер: — Может, я сдохну. Кто знает. Надеюсь, хоть на могилу мою плюнет. Джим легко коснулся руки Кори — ясно, что нарочно, но обыграл это так, будто ему приспичило удобно устроиться. Кори не понимает, что между ними, когда между ними, когда это началось или начиналось ли вообще. Если и не начиналось, то и конца по логике не должно быть никакого. Он слишком много думает... Вот зря Джим. Зря говорит, что Кори похуй. В его замороченной башке все никак не сложится этот пазл — ему в принципе собраться не из чего, только до Джима это не доходит ни в одной из тех извращенных форм, к которым Кори прибегает. По-простому не получается; Кори проще не умеет. — От тебя живого толку будет больше, знаешь, — этим Джим никого не обнадежил: — Это популярное мнение, — так действительно говорят абсолютно все, но эти все отличаются от Джима тем, что Кори с этими всеми хотя бы не спит, эти самые все не рвут его напополам, а потом сшивают обратно, будто это что-то исправит. — Сам-то как думаешь? — Я думаю, я... наверное... — нихера он не думает, просто тянет время, он не хочет думать, Кори даже сквозь пелену тумана в башке может прочесть Джима, его этот язык, язык нечеловеческий, так люди в принципе не выражаются, — ...думаю, с живым тобой... с живым тобой можно жить. — И как оно? Жить со мной? — Не знаю, — опять врет! — Ты думаешь, я совсем тупой? Почему ты постоянно мне заливаешь? Я же вижу, блядь, я вижу одно, ты пытаешься втереть мне другое! — Ты все равно меня не слышишь, Кори, — и прежде чем Кори бы сказал что-то, Джим настойчиво продолжил: — Нет. Довольно. Врать тебе я не могу, правда моя тебя бесит, может, стоит закруглиться? Я устал, Кори, ты за пять лет уже успел высосать всю мою кровь, тебе не надоело? — Ну и пожалуйста, — отмахнулся Кори. — Когда-нибудь тот стремотный чувак на моцике задавит меня и... помнишь, а? Это как раз к вопросу о том, чем закончилось свидание с папиросой из пальмы. — Но мы же оба знаем, что он тебе только привиделся, Кор. Честно, я не знал, что с тобой делать. Я думал, ты и вправду... крышей уезжаешь. Мне еще никогда так трава не вставляла, чтобы... — Не тем концом ты ее всасывал, потому и не вставляла нифига, — Кори потер веки и задумался: — Но если бы чел существовал и таки проехался по мне, что бы вы делали? — здесь очень важно сделать акцент именно на этих воображаемых «их», как-то обезличить Джима, извалять его в этой массе из просто «из», надо испытать его, ему же не все равно, Джиму слишком не похуй, он расколется, он почти на крючке, почти... — Попытались бы воскресить, наверное, — пожал плечами Джим, и когда он так делает, разговаривать с ним просто невозможно, взять его под свой контроль — тем более. — Сшивали бы кусок за куском, авось чего бы вышло. Как с Чаки... — Ты бы тоже искал мои куски десять лет, как Тиффани? Как мило, — Кори почти умилился обстоятельству, при котором Джим действительно бы начал ради его, блядь, блага рвать жопу, но виснет одно такое «но»: — Не-а, — это все, что он может ответить? «Не-а»? — У тебя своя Тифф есть, она тоже у тебя белобрысая теперь. А мне... а мне не пошло. Ты сам сказал, что дерьмо. Честно сказать, когда Кори рядом с Джимом, или вообще хоть с кем другим, мысль о том, что где-то там еще существует Скарлетт, которой так нравилось играть в его уже-жену, хотя она еще даже не почти-жена и вряд ли такой будет, которая, вроде, беспокоится за него, типа, называет его дорогим, позволяет себя иметь сзади, унижается ради него, в общем, всякие такие вот семейные ценности, добрые и невинные... даже иной раз может быкануть на Джима потому, что, оказывается, ревнует и любит Кори, и это все ему льстит, разумеется, как тут не обольститься... ...но о ней не вспоминаешь, когда она не маячит рядом. Может, баба она и вправду хорошая, просто понятие хорошести в башке у Кори настолько теперь атрофировано, и ему похуй теперь, при какой погоде кого ебать или в какую фазу луны выебать мозг. Все странным образом перетекло из символично-сакрального в бесцветное бытовое, все вот это, без которого, как ты думал, жить вообще не сможешь. Но практика тебе прям в ебальник тычет фактом: ты можешь! Еще как можешь и, если постараешься, будешь мочь дальше! — Иногда мне хочется, чтобы она была просто шалавой, которую я просто ебу, — честно признался Кори, и Джим абсолютно точно не удивился тейлорову романтизму, такому вот извращенному и перекошенному, потому что Джим живет с этим романтизмом, дышит где-то рядом, хотя, Кори уверен, если бы Джим мог, то он бы давно его грохнул, а потом бы еще и прав оказался, как без этого. — Но от шалавы отличается тем, что я... я затянул с арендой. И не знаю теперь, как... — А надо оно тебе? В смысле, завязывать с этой... арендой? — Может, да, может, и нет, я не знаю, — Скарлетт вообще сильно отличается от образа той идеальной девушки, которую навязывают пацанью по малолетству, она действительно может сделать больно, неважно — словом или делом, но все-таки может, потому что она, блядь, не образ, не навязчивая идея, к ней прикоснешься — она, сука, дышит, она может цапнуть, она может сделать больно! — А мертвому... а мертвому мне будет похуй. — Ясно... Джим в привычной манере потирает свои ладони, и Кори почему-то физически некомфортно смотреть на это: тот будто силится передать что-то такое, что словами хуй выскажет, но ведь проблема в том, что Кори сам нихуя не знает, от него будто ждут, что он все узнает от зайчика там, блядь, короче, просветлеет внезапно, но нет, блядь, оказывается, нельзя так, такая техника трансляции информации обычному двуногому недоступна, и как только до Джима не доходит? — Я не знаю, чего она хочет... а если и узнаю, то хуй дам, потому что... — на хер Скарлетт, сейчас Кори хочется вымолить то, что от него так долго и стремительно прячут, что не хотят, чтобы он увидел, услышал, принимал и осознавал... Внезапным образом Кори начинает задумываться о том, как хорошо, на самом деле, и как удачно подобрал Джим свой образ. Это не Шон тут клоун, вообще нет... И как в любой другой раз, Джим либо не понимает, либо не спешит понимать, что и откуда растет: — Потому что не хочешь или... потому что боишься? Кори закусил губу и внезапно озарился: — Так зачем я понадобился Россу? — Я знаю столько же, сколько знаешь ты, — Джима, видимо, тоже заманал этот диалог, либо он уже привык к тому, что Кори бегает, съебывает в страхе, когда его начинают припирать к стенке, только вот догадывается ли сам Джим, что это именно его нечеловеческий язык вынуждает Кори хотеть погрузиться под землю с концами? Решив отложить вопрос с потерявшим его Россом еще на слишком огромное «потом», Кори возвращается к почти самому безобидному, что может с ним случиться в ближайшие минут пять: — И я... и я не знаю. А у тебя осталась... штуковина? — может, хоть напоследок дунет? Джим смущенно улыбнулся, Кори даже не дрогнул: — Хочешь остаться наедине со своим всадником апокалипсиса? У Кори все нутро сворачивается: — Иногда я жалею, что он меня не грохнул...***
Где-то 1991. Почему бы мне опять не побаловаться с неожиданными таймлайнами?
Он решил: в него сегодня больше не залезет. Он так молод, а в него уже ни хера не лезет! Кори со смаком рыгнул и покосился чуть дергавшимся глазом на Джоша, который непонятно зачем ему сегодня компанию составил, но если парню так не спится, почему и нет? Нельзя лишать мужика приключения, даже если мужик он только по документам... — Допьешь? — Кори у самого носа светит зеленой бутылью с призывно поблескивавшим при фонарном свете изумрудно-зеленым горлышком и хитро, может, глупо лыбится, и так перетянув на себя уже внимание если не целиком, то самое его большинство. Кори знает: он не просто владеет вниманием Джоша — он владеет Джошем. Тот ошивается с Кори не потому, что тот какой-нибудь крутой перец, про которого говорят, что такого лучше слать лесом, да и будем честны, никакой вот Кори не крутой перец, маленьких мальчиков в сомнительные организации не впутывает и сам в них не ввязывается, ибо тут абсолютно не ебет, кто ты и что ты — в табло так и так засветят, а у Кори слишком приметное табло, чтобы по такому не звездануть... Просто вот нравится он Джошу. Кажется, это дружбой называют. Привязанностью. Может, чем-то куда более стремным, Кори предпочитает в детали не лезть. — Я... я не пью, то есть, редко, типа, короч... — он чешет затылок и краснеет, и Кори пытается искоренить из своей башки мысль о том, что тот, вообще-то, все то время, пока они шароебились, пытался произвести впечатление — и выходило хуево, Кори почти так и сказал ему, но тот либо не уловил, либо, что хуже, уловил, но к сведению принимать не поспешил. — Ты... понял, типа, да? — Не, я, типа, ни хуя, типа, сейчас не понял, типа, — Кори в такт своим «типа» зачавкал жвачкой, и это «типа» резало слух даже тогда, когда произносилось им самим — не парадокс ли? Нет, просто слово дерьмовое. — Заеб со своим «типа», типа, — вот о том и речь, собственно. — Звиняй, — буркнул Джош, и от уверенности его в одночасье ничего не осталось, то-то же. — Привык, типа... — и тут же дернул самого себя: — Ой, бля. Кори кивнул и все же протянул бутыль парню, тот выебываться перестал и криво улыбнулся — все еще пытается что-то из себя начать представлять, хотя, надо сказать, достаточно забавный. ...стал даже ржачным, когда скривился, сделав первый глоток. Все так по первости ломаются, потом либо привыкают, либо у них выхода не остается, кроме как привыкнуть. Всегда есть альтернатива — можно сказать, что ты так больше не будешь, и впредь теперь будешь слушать только маму свою, да и вообще, сдался этот Кори Тейлор, с восемнадцатью грехами за плечами и пылающе-краснющими рогами на самой башке! В иудаизме, понимаете, существуют восемнадцать благословений, а у Кори — все наоборот! У него всегда все наоборот, что бы ни случилось! За ними хвостом уже минуту двадцатую без устали следует какая-то краля, и тогда Кори все же не сдерживается, когда окликивает потерявшую всякий то ли страх, то ли стыд, то ли все сразу, барышню: — Ну чо ты, не стесняйся. Все свои, — ни хера они еще пока не свои, но какие у них годы? Да и ночь молода! — И зачем ты это сделал? — Джош ожидаемо охуел, не нуждавшийся в третьем... вернее, в третьей лишней, но если он когда-то подумал, что его одного для Кори хватит, то в таком случае думать ему отныне больше не положено, хотя, впрочем, сейчас сильно и не придется. — Слушай, ну она не так страшна, а дяде Кори как раз есть, чему научить малыша Джоша, — Кори коротко подмигивает и в нетерпении уже топчется на месте, а девчушка вот-вот окажется здесь, совершенно без понятия, какое она шоу учудит перед трепещущим от предвкушения Кори. Не думал он, как-то совсем не щелкнуло у него, что вещи произойдут слишком быстро, песком сквозь его пальцы посыплются, почему-то баба оказалась даже куда более согласной, чем представлялось, и Джошу так хочется заслужить хоть какой-то ошметок одобрения от Кори, что теперь сам Кори только об одном сейчас и может жалеть: — Бля, если бы знал, у Джоэла бы камеру пизданул. И картина перед ним откровенно похабная: эта стоит между ног Джоша, которые тот либо разводит, либо сводит, на лицо принципиально Кори не смотрит, а барышня — он и вовсе не видит ничего, ни один ее кусок, в поле зрения существуют только эти губы, которые неумело, но все же елозят по стволу, и оценить его Кори сильно не может. Тут темно, во-первых, на улице дубак, и ему все еще непонятно, почему эти двое на это пошли, хотя, нет, причина есть, они даже не подозревают, насколько, оказывается, друг с другом сейчас похожи, особенно в своих намерениях, в том, как ловко трескаются их нравственные ценности под пальцами Кори, под взглядом Кори. Во-вторых, Кори не задавался и не задается вопросом, какого размера член у Джоша — есть и есть, грех гневить бога, знаете ли, что дал, с тем и живи, то и бери, понимаете, философия банальнее и прагматичнее некуда... Главное, у него есть свой, и его хватает, поверьте, рассматривать чужие времени нет. Он если и лишил кого из них какой-то ценности, то ею же постарался наградить, когда влез в процесс со своим советом: — Поддрачивай ему хоть, что ли, и поменьше зубов, постарайся, уж я знаю, никому такая байда не заходит, — с этой мудростью он обратился к девчонке, та даже замерла с хуем во рту, ушки напрягла — будем считать, что всосала, а если нет, то на нет и суда нет. Для Джоша дядя Кори приберег вот такое: — А ты, бля, бревно. Покажи суке, кто тут хозяин. За волосы схвати, блин... стоишь и стоишь, неудивительно, почему она даже стараться не хочет, потому что не для кого, у бревна чувств тупо нет. В этот момент Кори почувствовал себя комментатором на каком-нибудь матче, только вот болеть ему в данном случае не за кого, ставить не на кого, его никто не слушает, никто с камерами не бегает, здесь как будто все разом подохли либо очень удачно маскируются, сливаются со средой, а ночью — ночью хуй увидишь. Вот если бы это у него сейчас брали в рот, тогда бы, может, толпа какая собралась, потому что с ним не соскучишься! Вместе с отсутствием камеры он пожалел еще и о том, что у него попкорна даже под боком не оказалось, теперь вообще надо запасаться провизией на любой случай — хуй угадаешь, когда предстоит лицезреть нечто подобное, а так хоть вооружишься лишний раз. Да и жвачка во рту вкус давно потеряла — ее бы сплюнуть, может, даже прямо в эту самую телку, может, в Джоша, потому что ебаное бревно, почему, когда их трое, мозгами должен пользоваться только Кори? — Никуда не годится, — он образовался рядом с Джошем, нарочно тиснувшись ближе, потому что если тот думал, что Кори не заметил, какого рода на самом деле интерес вызывает, особенно там, где у мальчиков приходится самый пик, то ему тем более думать нельзя, в этих мозгах — дыра. Кори и сам толком не понял, что делал — просто делал, это не дьяволенок с плеча ему с три короба нашептал, это не потому, что ему нравится Джош — господи, нет, конечно, нет, тот все еще бревно, неопытное бревно, которому просто хотелось помочь, которого хотелось пожалеть, от которого хотелось избавиться всего пару часов назад, боже, как же интимная близость искажает все то, чем ты был и чем ты думал, до того, как ты в нее вовлекаешься. Кори сам взял в руку чужой член и на пробу провел по стволу от основания до окончания, и Джош ожидаемо начал реагировать живее, весомее, чем просто мычанием — теперь он похож на рыбу, с этим открытым ртом, который жадно хватается за возможность всосать как можно больше кислорода. Зрелище такое себе, и тут даже темнота сильно не облегчает ситуации. Тогда он подумал: что будет, если поцеловать его? Он может представить на его месте кого угодно, ведь при поцелуе ты обычно глаза закрываешь, все дела, а все то, что этот утырок будет пытаться натворить своим языком, неважно, насколько это противно — важно понять, надо оно будет когда-нибудь или нет. Кори никогда не простит себе такой тупости: — Целовался с мужиком? Джоша это не смутило, он вообще уже не обращает внимания на бабенку — только лупит на Кори, и комично это все смотрится из-за их разницы в росте, башкой мотает, и Кори понял, что зря спросил. — Понял, — зачем-то произнес и, закусив губу, приподнялся на носках и клюнул за нижнюю губу, как бы пробуя, задержал поддавшуюся кожу еще на полсекунды, прежде чем отстраниться: — Ничего не было, ты понял? — непонятно, для кого вопрос, если он на это пошел по доброй воле, а Джош вообще теперь не с ним. И если ничего, как говорит, не было, то почему он после минуты замешательства тянется обратно — что, медом намазано? Кори оказался прав, когда изначально не строил иллюзий насчет опыта Джоша — тот раскрылся перед ним тем девственником, который и возник в башке у Кори навязчивым образом того, с какими лучше никаких взаимоотношений не выстраивать. Они обменивались слюной, Джош следовал своими губами за губами Кори вслепую, пытаясь неумело вести, за что Кори отвесил ему оплеуху, больно зажав между зубами нижнюю губу. И если он считал, что, закрыв глаза, образ рассеется, то вопреки всему этого не произошло — глаза закрыты, а перед ним один хуй именно Джош, сильно тут не представишь, даже с прошлым своим опытом не сверишь, все так или иначе хотя бы знали, когда следует высунуть язык или когда нужно все же его придержать, а этот не знает, и отрываться Кори отчего-то не спешит. Он напоминает себе, что Джош ему не нравится, но при этом почему-то даже не думает о том, что его ориентация сейчас, вообще-то, оказалась под угрозой, что он, может, репутационно упал в глазах девчонки, которая обрабатывает Джоша снизу, пока сам Джош увлечен тем, чем бы они там с Кори на самом деле ни занимались. С другой стороны, пусть смотрит, пусть это ее шокирует, его самого это шокирует отнюдь не меньше, и осознание успокаивает. Он сам не ведает, чем сейчас занимается, и это успокаивает, черт возьми! Когда они с Джошем разлепляются, это происходит только тогда, когда тот кончает в рот девчонке. Кори не удержался: — Если бы дядя Кори не вмешался, она бы тебя тут до старости своей удовлетворяла, а ты бы даже восьмидесятилетним беззубым дедом бы не кончил. Когда девчонка закашлялась, схватившись за горло, Джош включил джентльмена и помог ей подняться, наконец соблаговолив вернуться в суровый реальный мир, где ему, что очевидно, очередной обмен слюной с Кори больше не засветит яркой звездой — все, поезд ушел, Кори взял свое, все еще не уверенный, правда, до конца в том, насколько это «свое» действительно было нужно, но опять же, если дают, не криви еблом и бери, это принцип такой, закон выживания. Кори смотрит на этих двух, и, как оказалось, романтика началась только сейчас, потому что Джош смотрит на нее, девчонка смотрит на Джоша, робко интересуется, потому что до этого шибко возможности не представилось: — Как тебя зовут? — с этого момента сериал теряет в динамике, а вместе с ней этому мылу только что не посчастливилось потерять единственного активного зрителя. Как это скучно, в самом деле, ведь он сейчас почешет загривок, ответит ей в своей робкой же манере, что его звать Джошем, и, только не упадите сейчас, честно признается, что ему неловко, в целом неловко вышло, но, чтобы не обидеть, обязательно навешает лапши о том, что его все устроило, все супер, да, лучше и не придумаешь! Все бы ничего, сейчас бы свалить, пока эти не видят — и с концами свалить, Джош все равно не сориентируется, чтобы пойти искать беглеца, а на девчонку уже похуй. Сначала Кори еще думал, как бы с ней поступить, как ее поделить с Джошем или какой мастер-класс предложить, но сейчас он тверд в своем знании, что ему похуй. Внезапно стало пусто, весь энтузиазм ушел, никакой дьяволенок, если вообще был, а Кори все же уверен, что у него какой-то такой точно где-то завалялся, ничего больше не шептал — видимо, заебался, даже он уже больше не может совладать с этим дерьмом, ибо каким образом ему искушать того, кто норовит сам в искусители податься? Кому преграждать путь, когда твой подопечный сам для себя лет сто назад решил замедлить шаг, посчитав, что это целесообразно? Слишком пусто. Слишком скучно. Приторно и тошно. — Завязывайте там, малышу Джошу уже баиньки надо, — Кори деловито глянул на наручные часы, не обманувшие своего владельца в том, что час действительно уже давно не детский, и наигранно зевнул — он мечтал стать актером, но из Голливуда он полетит прямиком в мусорный бак, да и все-таки не для гламура его родители так старательно высекали почти восемнадцать лет назад. Джош нелепо пожал внезапно все понимающей девчонке ручонку, Кори даже в темноте мог видеть, как у того единственные три волосински на голове — и те завихрились, вздыбились, сыграв при этом совсем не в пользу их хозяина. — И что, неужели она собралась тебе дать еще раз? — усмехнулся Кори, предусмотрительно доставая две сигареты, подумав, что одна из них точно понадобится Джошу, особенно после такого трюка над собственной сексуальной жизнью, потому что, окажись тот же Кори на месте Джоша, он бы охуел, ты же не каждый день познаешь свою сексуальность сразу с несколькими людьми! Вот, например, про свой первый сексуальный опыт он бы лучше забыл... и про последовавший следом — особенно. Джош сначала недоверчиво покосился на Кори, но отказываться уже не стал — на глазах вот растет, дядюшка не нарадуется. Он затягивается ровно два раза: в первый еще пока не сообразил, где находится, со второго что-то в нем шевельнулось, и уже тогда удостоил Кори ответом, чуть хрипловатым, скрипучим голосом: — Нет. Она сказала, что ей не понравилось. — Интересно, почему, — не без иронии усмехнулся Кори с сигаретой, плотно зубами прижатой. — Ну, знаешь, хуй с ней, что ей понравилось и что нет. На сучке свет клином пока не сошелся. — Не сошелся... — деревянно проскрипел Джош, и Кори не понял, согласились ли с его авторитетным мнением или нет, а Джош тем временем озадачил себя попытками отзеркалить то, что Кори творит со своей сигаретой, но вот в нем наконец щелкает, что он выглядит тупо, и он прекратил попытки. — Который час? — Ну, тачку, может, еще поймаешь, а если нет, то ты в жопе. Я тебя провожать не буду, у меня еще есть дела. — Понятно, — вздохнул Джош, а когда Кори собрался линять всерьез, то Джош схватил его за руку и спросил: — А какие? Я могу помочь? Кори отдернул руку и просто помотал головой: — Держись от меня подальше, домашний мальчик. И тут Джош достал Кори оттуда, откуда Кори удара ждать никак не мог: — И что, оставишь все как есть? Будешь делать вид, что ничего не было? Кори хочет двинуть ему в морду, чтобы не повадно потом было, но неожиданно спокойно спрашивает: — А разве что-то было? Он знает, что это принесло ему победу в этой схватке двух языков, все-таки ему, избитому, хорошо известно, какой это отстой, когда, подняв, тебя тут же прикладывают башней вниз. — Впрочем, неважно... — Джош опустил голову и засунул руки в карманы — все, это абсолютное поражение, пора линять, пока пацан не надумал пиздануть еще чего-то такого, иначе тогда Кори уже не придумает, как бы ему еще выкрутиться. Он не помнит уже, как ввалился к Джоэлу, не помнит, как оказался у толчка, потому что его начало рвать уже у самого порога, он еле дотерпел, пока перся от самой трассы до остановки, а от остановки — до самой конечной... Он просто сказал другу, что влип. Жестко влип. И пока друг не начал спорить, Кори мрачно прошелестел: — А хочешь, я тебе отсосу? — ему надо знать, надо понять, что он ошибается, что это все — это все не его, эти мысли принадлежат не ему, он ведь... Я не пидорас! Джоэл молча сидел. Кори молча спускал его штаны, молча посмотрел на член и втянул воздух через нос: — Что ж, друг, иди к папочке...***
Назад в 2000, не буду вас пытать.
Кори снял наушники, тряхнул гривой, которая все равно вся выбилась из наспех сделанного хвоста. Только теперь он услышал, как громко захлопал в ладоши Росс, как заговорил о том, что Кори чертовски хорош, особенно когда всех слушается, когда... — Чтобы впредь все было так, как я это вижу сегодня! Что за услада для ушей! — тейлоровы сегодняшние вопли вряд ли сошли бы за усладу, но от комплиментов ты же хуй откажешься — их принимай, и только. Люди. Ебаные люди шумят. Больные люди шумят. Ничего, сука, им не остается, кроме как держаться за то, чего нет!* ...про Дисастерпис Кори скептически полагал, что ее лирическая составляющая соснула, и Джои с Клоуном, которые обычно действительно бракуют те идеи Кори, которые оказываются не удавшимися не только в его голове, его мнение тут, кстати, и вовсе не такое важное, — даже эти молча кивнули, дав зеленый свет этому недоразумению. Кори так и не ответил ничего Россу, сгорбился и вылез из своего вольера, в котором его держали сегодня немногим меньше, чем обычно — видимо, действительно хорошо поработал языком, как говорит Крис. Кстати, где этот Пиноккио? Он вот недавно занял у Кори сотку, свои-то кровные угрохал вместе с кровными Сида. И Кори понимает теперь, почему Клоун и Росс так ненавидят вопрос о том, откуда взять деньги в казну, как сделать так, чтобы казна не пустела в ту же секунду, когда по идее должна была заполниться. Ему приспичило отлить, и Кори уже собрался отлить, но стоило высунуть Тейлора-младшего, ему тут же пришлось засунуть его обратно, потому что: — Дорогой, тебе звонит какой-то... какой-то Джош, — даже не спрашивайте, почему эта женщина стоит верной псинкой у кабинки, просто не спрашивайте — это просто так заведено. — Бля, ну пусть повисит минуту-другую, скажи ему, чтобы повисел, я занят, — раздраженно буркнул Кори и уже принялся доставать измученного друга обратно, но и тут не повезло: — А если это важно?! Кори раздраженно рыкнул и сквозь зубы процедил: — Да иду я, блядь, иду... Кори так и вылез, с членом наружу, в конце концов, все теперь действительно свои, но Джошу пришлось перезвонить собственной персоной, потому что тот не дождался: — Алло? — Кори ожидает, когда из-за трубки донесется что-то кроме дыхания, и таки дожидается: — Привет, — прокашлялись, что-то пробурчали, какой-то движняк пошел. — Будь здоров. — Почему ты не отвечал? — Вообще-то я звезда, или ты забыть успел? — Скарлетт хихикнула в ладошку, Кори пригрозил ей кулаком, и та стала смирным солдатиком. — Ну звиняй, пизд... — проржался, потому что кроме него ржать с такого больше некому, — звезда, то есть! — Ага, — без всякой эмоции буркнул Кори. — Ты это моему члену скажи, что тебе жаль. — Не нужен мне твой член, у меня пизда есть! — И что, больно было? — если поймет... — Что — больно? — не-а, нифига не понял, ну и хер с ним. — Хер с тобой, — Скарлетт уставилась на него глазенками, Кори взглядом дал ей понять, что ей тут находиться, в общем-то, не совсем желательно, и когда та смылась, Кори прокашлялся: — Так что ты задумал? — ему не надо было, на самом деле, даже спрашивать, но как-то двинуться все же стоило. — Ты не забыл про наш Проект Икс? — по голосу Джоша можно было бы подумать, что он там приступ хватанул, и Кори поспешил успокоить: — Помню, малыш, расслабься. По сторону трубки не на шутку возмутились: — Какой же ты долбоеб, это же вопрос жизни и смерти! Кори сглотнул: — Это два разных вопроса, дебил. Этот разговор ни к чему не приведет сейчас, поэтому Кори спросил прямо: — Адрес чиркни, болезный, куда подъезжать. Прежде чем Джош запиздит его, Кори осекает его: — Не, брат, у дяди Кори остались еще дела, — и сбрасывает трубку. Ей-богу, он должен был отлить еще с десяток минут назад!