Смерть призываю я — невмоготу Мне видеть торжество неправой силы, Достоинство, что ввергли в нищету, И Веру, что обманом подкосили, И разодетую до блеска Мразь, И Глупость, поучающую Знанье, И Непорочность, втоптанную в грязь, И Музу в лапах палача-Молчанья, И Благость, ставшую служанкой Зла, И Честность, что прослыла простотою, И Немощь, что над Мощью власть взяла, И Зло, взлелеянное Добротою — Смерть призывая, умереть не смею: Любовь сгублю кончиною своею. У. Шекспир, сонет 66
— Доброе утро, господин Кей! Сейчас девять часов утра, суббота, двадцатое марта. Пожалуйста, проверьте свой браслет и поклянитесь в верности городу. Механический голос умного дома вырывает его из сна, который на его месте любой бы человек обозвал кошмаром и искренне возжелал проснуться как можно скорее. Но Кей так не думает. Он не думает, что эти сны, в которых он видит самого себя, изувеченного и умирающего, хотят его напугать. Они просто... снятся. Они просто есть. Он не уверен, что чувствует по этому поводу хоть что-то. — Я клянусь в верности городу, — произносит вслух Кей, проверяя браслет на своей руке. Устройство с небольшим чёрным экранчиком плотно прилегает к коже, снять его могут только специалисты таможенного контроля. Находясь на территории Закрытого Города, все его жители обязаны носить браслет. Для их же безопасности, как скандируют власти и твердят лозунги правящей партии. — За окном ожидается двадцать градусов тепла. Ближе к ночи вероятны сильные осадки, на Город идёт тайфун. Будьте аккуратны, господин Кей, и не забудьте свой зонт, — продолжает говорить система. Иногда Кею хочется её вырубить навсегда, честно говоря. Но это неправильно. Такие мысли — зло. Он ведь каждое утро исправно клянётся в верности. Кей поднимается с кровати и идёт в ванную. Чистит там зубы положенное количество времени, умывается, потом возвращается в комнату и переодевается в удобные спортивные штаны и серую футболку. Идёт на кухню и выпивает стакан апельсинового сока, любезно оставленного мамой перед уходом на работу. Все его действия точные, заученные, словно он сам — шестерёнка в огромном механизме — может крутиться только в заданном ему темпе и направлении. Поэтому Кей ловит недетский восторг, когда поднимает взгляд и через панорамные огромные окна вдруг замечает сгущающиеся тучи на небе. Словно в таком идеальном мире, таком запредельно идеальном Городе что-то наконец-то дало осечку, допустив непогоду. Надвигающийся тайфун зачаровывает, как всё запретное, что поддаётся жёсткой цензуре. Кей слышал об этом только мельком. Что было когда-то на планете не шесть городов специального назначения, а около двухсот пятидесяти стран, и каждая жила по собственным законам. Что в мире были разные языки, на которых люди разговаривали, а не единый язык для всех, чтобы упростить взаимодействие. Что была мировая история, конфликты, войны, виноватые и правые, что есть литература, в которой всё хмурое и выдуманное, поэтому такое чтиво под запретом. Их Город живёт во имя науки. Какие уж тут сказки? Сугубо научный интерес и прогресс. — Господин Кей, звонит Бён Ыйджу. Соединить? — вновь перебивает его мысли система. Технический, мать его, прогресс. — Да. Раздаётся характерный звук принятого звонка, после чего на мониторе в комнате появляется недовольное лицо Ыйджу. И почему он так любит именно видео-звонки... Даже без улыбки на лице друг выглядит добродушно, вряд ли он может стать гонцом, принёсшим плохую весть. Или всё-таки может. — Засранец. Я жду тебя уже двадцать минут, — чеканит тот, и тон его голоса не такой уж и дружелюбный. — Занятие по праву скоро начнётся. Ты опять решил прогулять? Система тебя оштрафует. Даже с твоими гениальными баллами, полученными на экзамене, так дела не делаются. Ты ведь должен посещать занятия! А такое количество прогулов... Начинается... Почему Ыйджу так нравится контролировать других? Кею ведь, в конце концов, не десять лет, а двадцать четыре, и он прекрасно осознаёт, что делает. — Ыйджу, тише, у меня голова болит, — просит его остановиться Кей, поднимая руки в мирном жесте. — Это всего один раз, и больше не повторится, я клянусь. Бён на это утверждение только вопросительно поднимает одну бровь, мол, ты серьёзно? Кажется, в прошлый раз ты говорил что-то похожее. И в позапрошлый раз тоже. И ещё пару недель назад. Скептицизм друга чувствуется даже на расстоянии. От одного взгляда на изображение в видео-чате становится ясно, что отмазки у Кея хреновые и недостоверные, а парень — не дурак, не поверит ни единому слову. — Хорошо, я передам профессору, — вдруг сдаётся Ыйджу по только ему ведомым причинам. — Но лучше тебе и правда не повторять. Профессору такое не нравится. Он уже подумывает об оспаривании твоих баллов, а мне не хотелось бы, чтобы ты оказался за стенами Города просто из-за плохих отметок. — Уверен, если я там окажусь, то виноваты будут не оценки по праву и не профессор, — парирует Кей. Глаза Ыйджу расширяются от ужаса. — Не говори так, — требует он. — Никто из нас не окажется за стенами. Там нет ничего, кроме смерти. Ыйджу на дух не переносит беседы о том, что находится за пределами Города. Конечно, новостные сводки пестрят не самой лучшей статистикой относительно жителей нищих трущоб: постоянные убийства, драки, торговля запрещёнными веществами и оружием. Люди за стенами — варвары. Такие же звери, что когда-то не смогли мирно договориться и урегулировать мировой конфликт раньше, чем он уничтожил большую часть всей планеты. Шесть уцелевших сверхновых городов специального назначения — это цивилизация. Всё остальное — прятки со смертью. — Да, конечно, — соглашается Кей, чтобы не превратить будничный разговор в неприятную ссору, — никаких разговоров больше об этом. Никто там не окажется. — Береги себя. — И ты, Ыйджу, надеюсь, ты взял зонт, сегодня ожидается тайфун, — заботливо интересуется старший. — Мама подхватит меня после работы на машине, так что зонт мне не потребуется. А ты? Останешься дома? — Да, думаю, я просто допишу статью и завалюсь спать. Погода располагает ко сну. — И то верно, — на губах Ыйджу появляется лёгкая улыбка. — Я пришлю тебе конспект с занятия! — Спасибо, — говорит на выдохе Кей, — я правда благодарен тебе. Не знаю, что я бы делал без тебя. — Жил бы себе дальше, — жмёт плечами младший, — ты же весь из себя такой самодостаточный мистер “я всегда знаю, как решить любую проблему, просто дайте мне времени”, на тебя хоть Луна свалится, ты и бровью не поведёшь. — Это ты преувеличиваешь, — протестует Кей. — Скорее преуменьшаю масштаб катастрофы. Ты просто сам не замечаешь, какую броню вокруг себя выстроил. — И всё же ты со мной общаешься, — не может не отметить Кей. — Сугубо в личных целях, дружище, — подмигивает ему Бён, — ты отлично сечёшь в математике. — Бён Ыйджу, вот это наглость. — И не скрываю. Ладно! Увидимся чуть позже. Мне уже пора! И отключается. Кей и Бён Ыйджу познакомились ещё в начальной школе. Несмотря на то, что друг младше его на четыре года, они оказались в одном классе. Ыйджу и правда одарён не по годам, но из-за разницы в возрасте Кей всегда ощущал по отношению к нему братскую заботу. Он дрался с другими школьниками, которые пытались издеваться над младшим; покупал ему обеды после занятий и утешал, когда Бён уходил в себя, видя чужую жестокость. Ыйджу и сейчас оставался для него милым домашним мальчиком, поэтому он пытался отгородить младшего от неприятных переживаний и потрясений. Сейчас они вдвоём оказались на подготовительных курсах для поступления в высшее учебное заведение. Только вот Ыйджу с детства знал, что хочет стать учёным-робототехником, работать на благо и развитие общества Закрытого Города, а Кей со своим жизненным направлением так и не определился. Сложно определиться с будущей профессией, если собственное будущее кажется скрытым под толщей тумана. Сколько бы не старался разглядеть там хоть что-то — оставался с пустыми руками, как слепой щенок. Друг даже предлагал Кею обратиться за помощью к специалистам, потому что поведение старшего в общем и целом походило на хроническую депрессию. Кей отмахивался от него и говорил, что ему это не нужно. Он просто плывёт по течению и живёт моментом. Ему не нравится планировать, вот и всё. Возможно, он обманывал сам себя, но это только его сугубо личное дело. Кей пытается придумать себе занятие на свободный день, но делать ничего не хочется. Он заваливается на серый мягкий диван, расположенный в центре гостиной, и думает. Когда-то его мама постоянно приглашала к ним гостей, поэтому большой диван стал обязательным элементом в их новой квартире, но в последнее время ей совсем нет дела ни до друзей, ни до коллег. Слишком сильная загруженность на работе не позволяет иметь достаточно времени на развлечения. Напротив Кея — панорамные окна, и он может видеть, как тучи становятся всё темнее и мрачнее, предвещая нечто недоброе. Сильный ветер гнёт деревья, скоро начнёт ломать ветки. Надо бы поинтересоваться у мамы, во сколько она планирует возвращаться домой и успеет ли сделать это до того, как дождь затопит улицы Города. Он не успевает сделать звонок, потому что вновь проваливается в сон. Когда Кей приходит в сознание, он обнаруживает себя лежащим на холодной кафельной белой плитке. Вокруг него — темнота, но запах хлорки отчётливо даёт понять, где именно он находится. Парень приподнимается, чтобы оглядеться. Место напоминает школьный или университетский бассейн. Сквозь большие, но грязные и местами растрескавшиеся окна в помещение проникает лунный свет. Вокруг ни звука и ни души. Кей поднимается на ноги, несмотря на тяжесть во всём теле и мышечную боль, он ощущает себя так, будто всю ночь и день до этого... занимался тяжёлыми физическими нагрузками. Каждая мышца и клеточка его тела неприятно ноют. Белая рубашка и лёгкие брюки не спасают от ночной прохлады. Он натягивается весь как струна в попытке сохранить ускользающее тепло, но из трещин в оконных стёклах веет холодным воздухом. Ему кажется, что его ладонь горит так, будто бы на ней свежий порез. Он поднимает руку и разглядывает её. Удивительно, но там нет ничего, кроме надписи — размашистые буквы, выведенные чёрным маркером.I’m right here.
Кей не знает этого языка, как и не знает того, что эта фраза может означать. Просто буквы, просто один из мёртвых языков, которые когда-то существовали на планете. Чёрт возьми, но где он находится, и как он здесь оказался? Гладь воды в бассейне кажется идеально ровной. Умиротворяющей. Кей замечает вышку для прыжков в воду. Кажется, она достаточно высокая для того, чтобы рассмотреть всё помещение. — Поднимусь туда, в первую очередь, дальше разберусь, что делать, — проговаривает свой план вслух Кей, собираясь с духом и не позволяя себе поддаться панике от незнания, что делать дальше. Он поднимается по лестнице всё выше. Его босым ногам холодно и неприятно, но он продолжает подниматься, словно это единственное возможное решение проблемы. Почему-то ему надо всё выше и выше, до самой высокой точки, что располагается на высоте десяти метров. Наконец, он оказывается на площадке. Кей смотрит вниз, на чёрную гладь воды, на которой отражается Луна, расходящаяся рябью по поверхности. Вода зачаровывает, не позволяет от себя отвести взгляд ни на мгновение, и Кей продолжает смотреть, теряя счёт времени. От него ускользает изначальный план, ускользает намерение понять, что здесь происходит и, в конце концов, что это за место, в котором он находится. Он видит перед глазами только серебристый круг посреди черноты, и он манит его за собой. Кей даже не замечает, как подходит к самому краю вышки, словно загипнотизированный, ещё один шаг — и его нога не чувствует под собой опоры. Кей летит вниз, в ту самую черноту, что поглощает его и заставляет задыхаться. Он чувствует лишь, как боль, та самая физическая ноющая боль, переполняющая каждую клеточку его тела, наконец-то покидает сознание. Он больше её не чувствует. Он в общем-то... больше вообще ничего не чувствует, когда тьма окончательно берёт его в свои объятия. Когда Кей начинает задыхаться от воды в своих лёгких, от невозможности всплыть на поверхность и глотнуть воздуха, он думает, что забыл что-то важное. Перед ним мелькают картинки из жизни, которую он никогда не жил, будто бы это чьи-то чужие воспоминания, по случайности оказавшиеся в его голове. Возможно, всё дело в Луне, расходящейся по водной глади. И в той фразе из странных букв, которые он в своей жизни никогда не видел.I’m right here.
Буквы на его ладони горят. Как может гореть что-то, находясь под толщей воды? Животный ужас, что наполняет его сознание, тут же притупляется. В конце концов, всё закончится прямо здесь и сейчас, думает Кей. Но он снова просыпается. И он не успевает сделать запланированный звонок, как его оповещает система. — Господин Кей, для Вас входящее сообщение. Парень смотрит на экран своего устройства, пытаясь вникнуть в суть, но... Это какая-то шутка? Розыгрыш? Вместо сообщения лишь набор цифр. 1001001 100111 1101101 100000 1110010 1101001 1100111 1101000 1110100 100000 1101000 1100101 1110010 1100101 Кей даже не успевает всмотреться в цифры, как за окном раздаются звуки системы оповещения Города. Сирены. Когда их в последний раз включали? Что происходит? Это из-за надвигающегося тайфуна? Да, скорей всего, власти просто просят быть аккуратнее в непогоду и не выходить на улицу без необходимости. Нужно позвонить маме и попросить её остаться на работе, пока всё это не закончится. Может, она даже не в курсе опасности. — Господин Кей, входящее аудио-сообщение. Желаете прослушать? — Включай. Он вдруг обнаруживает сам для себя, что проспал почти весь световой день, и за окном уже семь часов вечера. Небо... Больше не небо. Скорее та самая чёрная водная гладь из его сна. Только теперь она располагается не под ногами, а над головой, и Кей даже не может решить для себя, что выглядит ужаснее. “Я останусь на работе, пока тайфун не закончится. Никуда не ходи и закрой окна. Система оповещения сработала... Кажется, ветер очень сильный. Не помню, когда сирены звучали в последний раз. Разве плохая погода должна их включать? В любом случае, просто сиди дома и не высовывайся, я знаю, что ты не пошёл на занятия. Люблю тебя”. Первые капли дождя бьют по окнам, усиливаются с течением времени. Звуки начинающегося дождя перемешиваются со звуками сирен, и Кей не может сопротивляться внутреннему желанию подойти к балконной двери и открыть её нараспашку. В гостиную врываются порывы ветра, они заставляют летать лёгкую тюль по комнате. Кей вытягивает ладони так, чтобы кожей чувствовать усиливающийся холодный дождь, и глубоко дышит. Его одежда уже мокрая насквозь от весеннего ливня. Он словно растворяется в этом мгновении, наконец-то чувствует себя частичкой огромного мира, а не шестерёнкой системы, и это, по правде говоря, всё меняет. Сирены заглушают его крик. Кей кричит так сильно, будто пытается вынуть из себя душу этим звуком. Его голос теряется в ливне, пропадает благодаря системе оповещения Города. Он кричит от переполняющих его эмоций, в радости от появившейся вдруг свободы, от ощущения того, что он ещё жив, чёрт возьми. — Я не знаю, кто я такой! Что мне делать?! Для чего я здесь?! Ледяные дождевые капли бьют его по лицу, по коже, и, вероятно, он подхватит простуду или ещё что похуже уже в ближайшие дни, но возможное заболевание волнует Кея сейчас в последнюю очередь. Он стоит на балконе, вцепившись в металлический поручень со всей силы. Будто если он ослабит хватку хотя бы на мгновение — пол под ним перестанет существовать, и он упадёт. Он смотрит на Город, раскинувшийся внизу: на парк, через который ходит каждый день до станции метро; на светящиеся неоновые вывески магазинчиков на первом этаже, в которых можно купить всё, что угодно, даже домашних роботов-помощников; на серую изогнутую изгородь цветочных клумб; на припаркованные автомобили и брошенный кем-то детский красный велосипед прямо на дороге. Он смотрит на всё привычное под новым углом, и это кажется ему чем-то неправильным. — Больше орать не будешь? Кей резко оборачивается на голос. — Нет. — Жаль, — усмехается незнакомец, — это было забавное зрелище. — Что ты делаешь на моём балконе? — разумно спрашивает Кей. Незнакомец, мягко говоря, выглядит не очень. Его застёгнутая до самого верха кожаная куртка потрёпана то ли временем, то ли регулярным контактом с асфальтной поверхностью, потёртые синие джинсы, кажется, насквозь промокли, а на его лице — свежие раны — губа кровоточит, а под глазом наливается синяк, будто бы недавно по нему неплохо так заехали кулаком. Сам парень выглядит точно не старше Кея, но его нездоровый блеск глаз так и кричит: “не подходи, а то сдохнешь”. Он грубо вытирает стекающую кровь с собственного подбородка, пачкая собственную руку, и скалится, как какой-то зверь. Кей вдруг осознаёт, что последние несколько минут даже дышит тише обычного, будто боится этого зверя спровоцировать. — Хотел попросить укрытия, — говорит тот. — Раны не позволят мне двигаться дальше прямо сейчас. — Откуда они? — почему-то спрашивает Кей вместо того, чтобы вызвать кого-то на подмогу, что было бы абсолютно логично и адекватно в такой странной ситуации. Незнакомец жмёт плечами, покидает балкон и проходит в гостиную так, будто она принадлежит ему. Грязная обувь оставляет тёмные следы на светлом ковре, от этой картины Кею становится дурно, но он смирно возвращается в квартиру вслед за парнем в кожаной куртке. — Как тебя зовут? — спрашивает Кей, плотно закрыв балконную дверь, не давая больше дикому ветру гулять по дому и разгонять тюль. — Это имеет значение? — незнакомец скидывает с себя куртку и ботинки, оставаясь в чёрной футболке, пропитавшейся кровью в районе левого плеча. — Есть, чем зашить? — Откуда эти раны? — снова спрашивает Кей, подходя ближе и разглядывая чужое пострадавшее плечо. — Подстрелили. — Что? — переспрашивает Кей, хмурясь. — Кто тебя мог подстрелить? Ты же не зверь. Незнакомец от этих слов только заходится в хриплом смехе. — Среди людей есть как охотники, так и дичь, — уклончиво отвечает он. — Радует, что роли можно менять. — Эти сирены как-то связаны с тобой? — Кей смотрит незнакомцу прямо в глаза. Его внутренние ощущения разнятся на две противоположности: одна его часть заходится в нечеловеческом ужасе, потому что заявившийся после заката к нему раненный парень — явно опасен; другая его часть мертвецки спокойна, будто бы заранее уверена, что Кею ничего не угрожает. Истина, как и всегда, где-то посередине. — Может быть — да, а может и нет, — уклончиво отвечает тот, снимая свою футболку и морщась от боли. Его плечо, очевидно, действительно было задето пулей. Ранение далеко от смертельного, но выглядит болезненным. Кей приносит огромную аптечку из комнаты мамы, которая как раз работает врачом в больнице. Сам парень часто бывает в её больнице, да и помогает ей на частных вызовах, когда кому-то из знакомых семьи требуется помощь, поэтому его медицинская подготовка считается вполне хорошей для не студента медицинского. Пока он ищет нужные медикаменты и материалы в аптечке, он заодно пытается найти внутреннее самообладание. В конце концов, зашивать чужие раны ему ещё не доводилось, но незнакомца, кажется, этот факт вообще мало волнует. — Я могу сделать что-то не так, — предупреждает Кей, готовя инструменты и антисептики, прежде чем приступить к делу. — На мне быстро заживёт, — отмахивается от него тот, устраиваясь поудобнее и готовясь терпеть боль, — как на собаке. Кей на это заявление только усмехается и приступает к делу, возится довольно долго, но его "пациент" не издаёт ни звука, сидит, плотно сжав зубы, и молчит. Когда Кей заканчивает процедуру и перевязывает чужое плечо бинтами, тот, наконец, говорит. — Меня зовут Николас. Я прямо здесь, — он на мгновение прикрывает глаза ладонью. — Я — Кей. Что значит, что ты прямо здесь? — уточняет парень, складывая остатки бинтов обратно в аптечку до следующей перевязки. — Я вижу, что ты здесь. Николас от этого заявления только усмехается. — Так принято говорить при знакомстве в местах, откуда я пришёл, — отвечает ему он, поднимаясь на ноги. — Я прямо здесь. Он проделывает тот же самый жест с ладонью снова. — Так мы показываем уважение человеку, с которым только что познакомились. Это знакомство не было случайным, оно было необходимым, и мы рады, что судьба свела нас в одно время в одном месте, — поясняет Николас. — Я понял, — кивает ему Кей, тоже поднимаясь на ноги. Теперь они стоят напротив. Кей поднимает ладонь и прикрывает ей глаза. — Я прямо здесь, Николас. — А вы всегда такие доверчивые, а? — вдруг интересуется он. — Впустил в собственный дом непонятно кого. Родители не учили быть более аккуратным? Или тебе настолько комфортно живётся в безопасном Закрытом Городе, что ты даже не мог допустить мысль, что парень, оказавшийся на твоём балконе в тайфун, весь в крови, может причинить тебе вред? Кей хмурится. — Я думаю, что мне стоит вызвать полицию, — честно отвечает он. — Но я не буду этого делать. В конце концов, ты здесь уже почти час, но я — всё ещё в живых. Всё происходит слишком быстро. Вот только что Кей стоял на ногах, как вдруг Николас парой движений сбивает его, жмёт на какую-то точку на чужом теле, обездвиживая полностью. Кей лежит на полу, на том самом испорченном светлом ковре, и озлобленно смотрит на Николаса, который сидит сверху, прижимаясь к нему, и держит возле чужого горла нож. — Даже так не страшно? — любезно интересуется Николас.