И я делаю ставку в виде своей головы. В той самой игре, в которой я никогда не смогу победить.
— Никаких Богов, никаких королей, — шепчет Джейк, прикрыв глаза левой рукой от дневного света, поступающего в комнату через огромные окна, — только люди. Его правая рука сжимает крепче другую, совсем холодную, вопреки вспыльчивому характеру её владельца. Джейк переплетает пальцы с чужими инстинктивно, словно это единственная вещь, которая позволяет ему оставаться здесь и сейчас, в настоящем моменте, а не раствориться в вычурном интерьере комнаты, под балдахином, накрывающим куполом большую двуспальную кровать посреди комнаты. — Что ты бормочешь? — спрашивает у него сонный Сонхун, приподнимаясь на локте так, чтобы смотреть на Шима сверху вниз. — Ничего, — уклоняется от ответа старший, — ничего важного. — Все твои мысли важны, — не соглашается с ним Пак, хмурясь, но глаза Джейка всё ещё прикрыты рукой, поэтому он не видит смены эмоций на красивом лице брюнета. Но даже с закрытыми глазами он может представить лицо Пак Сонхуна в мельчайших подробностях. Ему необязательно смотреть на Сонхуна, чтобы его видеть. Гораздо хуже осознавать, что рано или поздно разделённое на двоих время, те жалкие минуты, что у них есть в этом мире, подойдут к концу. Песок в песочных часах отчаянно падает вниз, песчинка за песчинкой, падает с бешеной скоростью. Джейку не хочется думать о том, какой жизнь станет после того, как песок закончится. — Он всё равно узнает. Про тебя. — Даже если это случится, я буду с тобой, — уверенно говорит Сонхун. — Это бесполезно, — Джейк отнимает руку от своих глаз, чтобы повернуть голову и поймать серьёзный взгляд младшего. Тот смотрит так, будто слишком уверен в их совместном будущем. Надо же, откуда такая уверенность? Откуда такая непоколебимая решимость? Прививается ли она человеку вместе с генной мутацией? Или Пак Сонхун всегда был таким упёртым, просто Джейк об этом не знал? Шим переводит взгляд на их переплетённые руки, цепляется за чёрные ногти, которые кричат об истинной сущности парня, делящего с ним постель. Джейк грустно усмехается картинкам в своей голове. Обстоятельствам, которые свели их вместе. — Если ты каждый день будешь говорить, что это бесполезно, я сдамся, — признаётся ему Пак, поднимаясь так, чтобы усесться на кровати, среди разворошенных бордовых простынь и подушек. Он поднимает свою руку и нежно убирает светлые пряди волос Джейка в сторону, открывая чужой лоб. Задерживается подушечками пальцев на нахмуренных бровях, спускается ниже, ведёт по носу, перемещаясь на щёку. Джейк, кажется, даже не дышит, сосредоточившись на его прикосновениях. Сонхун хочет оставить свои отпечатки повсюду, на всём теле Джейка, чтобы каждый знал, кому тот принадлежит. Порой Сонхун жалеет, что обычным смертным не даровано улучшенное обоняние, и никто кроме волков не поймёт. Порой Сонхун радуется обратному, иначе кровавый король сразу бы понял, что к чему. В руках Сонхуна огромная сила, нечеловеческая, он может разорвать человека за жалкие мгновения, но он ощущает себя особенно сильным только тогда, когда находится рядом с Джейком. Когда Джейк следует за его прикосновениями, поддаётся его поцелуям и позволяет себя контролировать. Этот Шим Джейк, правая рука кровавого короля, с полным доверием кладёт свою белокурую голову на колени Сонхуна и позволяет себе просто быть. В такие моменты Сонхун чувствует себя так, будто весь мир находится в его ладонях. — Ты ведь веришь в судьбу, — не спрашивает, а утверждает Сонхун. Холодный ветер раздувает тюль цвета шампанского, лёгкая ткань развевается по комнате, нарушая покой. Скоро солнце сядет, уступая свои права вечеру. Как чудесно просто проводить день в постели. Джейк мог бы так провести вечность, если бы ему было дозволено. Он верит в судьбу, и Сонхун об этом знает. Он знает, что их встреча не могла быть случайной, не повторилась бы снова спустя столько лет. Увидев однажды подростка с каменным выражением лица и россыпью родинок, он не смог выкинуть его образ из головы, храня в воспоминаниях бережно, как дорогой сердцу памятный сувенир. Джейк улыбается, но его улыбка выглядит как трещина на вазе. Неаккуратно и болезненно. — Именно поэтому я и говорю, что это бесполезно, Сонхун-а, — говорит Шим, продолжая смотреть на младшего снизу вверх, развалившись на постели. — Что будет, когда твой волк встретит твоего истинного? — Не встретит. — Встретит, ты же знаешь. — Мне всё равно, — жмёт плечами Сонхун, всё с тем же уверенным выражением лица. — Тебе не будет всё равно, ты не сможешь пойти против инстинктов, Сонхун-а, — пытается вразумить его блондин, — потому что это судьба, как ты выразился. — Волк выбирает чутьём, — перебивает его Пак, — но я сделал свой выбор разумом. Ты — моя пара, Шим Джейк, и я хочу разделить эту жизнь с тобой. — Хотел бы я встретить тебя в другом мире, — тише говорит старший, притягивая брюнета к себе ближе, так, чтобы тот улёгся головой ему на грудь, — в мире, где нет ни Богов, ни королей, а есть только мы. Люди. — Чисто технически... я ведь не человек, ты знаешь, — произносит тот, опаляя горячим дыханием чужую голую шею. — Тебе лишь бы поспорить, упрямец, — хихикает Шим, сгребая волка в объятиях. — А тебе лишь бы меня прогнать, — бурчит тот. Блондин замирает, утыкаясь взглядом в несчастный балдахин, создающий атмосферу королевской спальни. Дурацкая одержимость Ли Хисына этим стилем, который, кажется, носит название барокко. Всё это заставляет задуматься, какой бы была их жизнь в других обстоятельствах? Скажем, если бы однажды они не пересеклись взглядами в лаборатории, если бы Джейк не был по другую сторону баррикады, если бы организм Сонхуна не позволил ему приспособиться к вирусу? Так много абстрактных "если", которым не суждено было воплотиться в реальность. — Сонхун, — привлекает к себе его внимание Джейк, но не позволяет тому поднять голову, чтобы встретиться взглядами, это последнее, чего сейчас хочет Шим. Если он увидит глаза Пака, тут же в них пропадёт, так и не сможет сказать то, что хочет, того, что нужно сказать. — Тебе пора покинуть это место. Конечно, Пак пытается поднять голову, но Джейк ему не даёт, мягко давит на его затылок пальцами, после зарываясь ими в мягкие тёмные волосы Сонхуна. Шим слишком труслив, чтобы говорить лицом к лицу на такие темы. Он просто надеется, что младший его выслушает и послушается. Это место... оставаться здесь слишком опасно. Он не может потерять ещё и Сонхуна. — Сонхун-а, последнее, чего я бы хотел, это расстаться с тобой, это не моя прихоть, — пытается он вразумить притихшего на его груди парня, — твоё раскрытие — это вопрос времени, а когда это произойдёт, я не хочу думать, что с тобой сделает Ли Хисын. — Почему мы просто не можем сбежать вместе? — горько спрашивает у него Сонхун, всё-таки вырываясь из кольца рук Шима, приподнимаясь, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Чёрт, всё идёт не туда, вот же засранец. Стоит Сонхуну услышать что-то, что ему не нравится, он сразу же где-то внутри себя переключает внутренний рычаг, сдерживающий его в рамках и выпускающий наружу его злобный ядовитый язык. — Молчишь? — усмехается Пак. — Наверное, у тебя всё-таки что-то есть к Ли Хисыну, поэтому ты не можешь оставить его в одиночестве. Бедный кровавый король! Кто же будет дрочить ему, когда тебя не окажется поблизости? Бедняга, он просто не привык это делать своей собственной рукой, куда лучше правая рука Шим Джейк, правда? Или рука самого Шим Джейка? Поэтому ты не можешь сбежать со мной, правда? — Заткнись, — цедит сквозь зубы блондин, искренне пытающийся сдерживаться. — Ты серьёзно сейчас? — Серьёзно что? Пытаюсь понять, почему человек, которого я люблю, пытается заставить меня сбежать в одиночку и бросить его? — Поэтому ты решил припомнить то, что я с ним спал, — закатывает глаза Джейк, — как великодушно. — Пытаюсь понять причину твоей грёбаной жертвенности, — нависает над ним Сонхун с помутневшим тёмным взглядом. Надо же, всё же волк даёт о себе знать. У людей не может быть такого озлобленного животного взгляда, словно перед Сонхуном не человек, а загнанный в ловушку безобидный кролик. И пусть Шиму хочется, в первую очередь, наорать на младшего, пару раз треснуть по лбу и сказать, что так неправильно, просто подумай логически ты своей тупой башкой, он всё же находит в себе силы, чтобы успокоиться и не сорваться, наломав в последствии ещё больше дров. Их взаимосвязь и так похожа на подожжённую спичку, поднесённую к пороховым бочкам. Взрыва не миновать. — Ничего у меня нет к Ли Хисыну, перестань думать об этом, — просит он, — то, что я не могу уйти сейчас, не говорит о том, что я не смогу уйти когда-то. Ты сам знаешь о его репутации, Боже, да его буквально называют кровавым королём! Последнее, чего я, твою мать, хочу, это помогать ему строить его империю после политического переворота. Но я обязан быть полезным, пока я нахожусь на своём месте, Сонхун, пока на этом месте я, а не кто-то вроде Хисына. Я уменьшаю количество жертв и призываю его подумать дважды, а то и трижды в тех ситуациях, где без меня он бы просто устроил резню. Я, блядь, обязан здесь быть. Хочу я этого или нет! Пока он меня слушает, я не могу уйти. Кажется, слова старшего всё-таки Пака убеждают, поскольку он замолкает и крепко уходит в свои мысли. Кажется, он снова сбегает от реальности, закрываясь. Джейк присаживается на постели, чтобы притянуть к себе Сонхуна и обнять крепко, чтобы почувствовать его бьющееся живое сердце. Брюнет опускает подбородок на его плечо и сцепляет руки в замок на чужой спине. Больше не злится. — Почему от политики всегда страдают обычные люди? — бубнит он ему в шею. — Потому что мы не более, чем разыгранные пешки в шахматной партии. Нами управляют игроки, умные, хитрые и азартные. — Знаешь, я верю, что ты мог бы стать королём. Ну, на шахматной доске, — говорит ему Сонхун, подумав немного. — У тебя доброе сердце, и ты заботишься обо всех. Уверен, люди были бы рады тебя видеть во главе Закрытого города. Я не хочу представлять, что случится, когда к власти придёт Ли Хисын с его взглядами на жизнь. Все люди за стенами... Он либо их убьёт, либо сделает рабами, подмывающими жопы избранной элиты. — Мне достаточно того, что меня рад видеть ты, — честно отвечает ему Джейк, — подумай, пожалуйста, над моими словами. Тебе нужно уходить отсюда, пока не стало слишком поздно. Я не хочу тебя потерять снова, Сонхун. Волк ничего не отвечает, но Джейку это и не нужно. Он знает, что его слова, наконец, были младшим услышаны, а значит, теперь ему ничего не мешает утянуть Сонхуна в постель, подминая под них дурацкие бордовые подушки и прижимаясь губами к его линии челюсти, спускаясь лёгкими поцелуями-бабочками к шее, а потом, наконец, находя на ощупь чужие губы. И пусть их время нещадно истекает вместе с песчинками в часах, отсчитывающих секунды, Джейк будет наслаждаться каждым мгновением, пока в спальню уже традиционно не ворвётся Ян Чонвон, сообщая, что кровавый король его ищет. И всё начнётся заново.***
В голодном волке не разговаривают вслух о надвигающихся событиях, говорить о них бессмысленно, в воздухе и так витает отчётливый запах перемен. Кея и Ыйджу всю неделю вывозят на полигон для тренировок, только теперь это делает один лишь Фума. И, к удивлению наблюдателей, Ыйджу вдруг начинает делать огромные успехи в стрельбе. Даже с винтовкой начинает справляться профессионально, отчего Фума присвистывает, показывая большой палец вверх и добавляя, что тот теперь отличная компания для Джо по всем фронтам: и на кухне поможет, и в дальнем бою. Об истинных причинах своей меткости в виде ночной вылазки с Николасом на заброшку Ыйджу умалчивает. Так летят дни, как пули на полигоне, иногда в цель, иногда мимо, но всё же летят. Холодный конец осени полностью вступает в свои права, сдирая безжалостным ветром листья с деревьев и обнажая сухие ветки. — Ты в порядке? — мимоходом интересуется Кей и Ыйджу, когда они возвращаются от визита к собачнице. Из-за тренировок по стрельбе они не могли навещать собак ежедневно, теперь это времяпрепровождение вдруг стало роскошью. Получается, перемены уже начались. Кей косится на идущего рядом в огромной куртке младшего. Тот всё больше прячется сам в себе и молчит. Кей не винит его и не выводит на душевные разговоры, они лишь прорвут построенную плотину. Не нужно будить лихо, пока оно тихо, так думает Кей, Ыйджу нужно чуть больше времени, чтобы свыкнуться с происходящим, но он всё равно спрашивает. Ты в порядке? Такой глупый вопрос, на который всегда отвечают ложью. Может ли кто-то быть в порядке всегда? И как измерять именно тот самый "порядок"? Где грань между "я ещё держусь, крепко стою на ногах" и "ещё секунда и с крыши вниз"? За стенами Закрытого города этой грани будто вовсе не существует. — Да, — хрипло отвечает Ыйджу. Кею хочется верить, что он не врёт. Время переваливает за полдень, рабочие и бездельники слоняются по улицам в поисках места для обеда. Со всех сторон люди прям на улице что-то варят и жарят, ароматы разносятся по переулку вместе с холодным ветром. Удивительно, как несмотря на погоду, люди продолжают есть прямо на улице, сидя на пластиковых старинных стульях. Мужики играют в карты и курят. Серый дым клубится вокруг них, образовывая облако отвратной вони. Гудят водители, проезжающие мимо на мопедах, но жителей города за стенами они мало волнуют. Здесь вообще отсутствует как таковое понятие проезжей части и пешеходной. Все ездят и ходят там, где им вздумается. Поначалу было сложно привыкнуть к постоянному галдежу от гудков и недовольной ругани, но постепенно этот шум стал привычным фоном. Те куски асфальта, которые должны были считаться тротуаром, попросту заставлены столиками рядом с кафешками и десятками оставленных мопедов и велосипедов. Некоторые из них брошены там навсегда. Кей и Ыйджу стараются идти быстро, не привлекая внимания, но это сложно, как минимум, с их ростом. За исключением парней из голодного волка все остальные жители города за стенами не могли похвастаться хорошими физическими данными и ростом выше среднего, поэтому двое парней волей-неволей привлекали к себе непрошенное внимание. Улица становится намного шире, когда ребята выходят на центральную площадь. Та — даже не площадь вовсе, скорее заасфальтированный кусок пустыря, но почему-то это место принято так называть. Дети кругом носятся, освободившись от занятий, пожилые — слоняются без дела, обсуждают новости, присматривают за внуками. Город живёт своей жизнью. Даже удивительно, каким нормальным и обычным он может выглядеть... на первый взгляд, если не вспоминать о том, что доминирующая часть здешнего населения — убийцы, насильники, торговцы запрещёнными веществами или политические заключённые. Если закрыть глаза на тот факт, что власть здесь принадлежит местным вооружённым группировкам, одной из которых и является "Э Лан", пусть слегка... генно-модифицированной, но всё же. Именно поэтому Кей и Ыйджу здесь, за стенами, потому что они тоже преступники, не имеющие права жить в порядочном и правильном Закрытом городе. Новости из Закрытого города не проникают за его пределы, как минимум, потому что власти всё хорошенько подчищают, но иногда Кей ловит себя на мысли, происходят ли там до сих пор такие же убийства, свидетелем которых он стал? Кто за ними стоял? Было ли это дело рук преступной организации, тайного общества революционеров, недовольных властью или люди стали жертвами слетевшего с катушек маньяка, жаждущего свободы? Оказавшись за стенами, он даже забыл, кого именно должен был винить в своём новом "доме", слишком много событий сменяли друг друга с бешеной скоростью. До ушей Кея вдруг доходит дикий гомон, недовольства и ругань, а ещё очень знакомый диалект универсального языка. Кей не сказал Ыйджу, что его инстинкты и органы чувств стали работать сильнее обычного в последнее время, поэтому сейчас, услышав знакомый стиль речи, он сразу же сделал логичный вывод. Это могло означать только одно. — Ыйджу, нам нужно ускориться, — вдруг говорит Кей как-то напряжённо, натягивая на голову капюшон от чёрной куртки. — Что? — Там, слева. Чёрт, откуда их так много? Ыйджу замечает, по левую сторону от них на обочине дороги стоит огромный патрульный фургон, обвешенный со всех сторон камерами видеонаблюдения. И если этот фургон там стоит, значит, он точно кого-то с собой привёз. Парни начинают двигаться быстрее, сливаясь с потоком зевак, то ли идущих на обед, то ли с обеда. Кей скрещивает пальцы в кармане своей куртке, надеясь остаться незамеченными патрульными, потому что если их заметят, всему придёт конец. Твою мать, да они же в розыске как политические преступники, в конце концов, приговоренные к смертной казни! — Они проверяют документы, херово, — делится с ним Бён, замечая среди городских военных в чёрных кожаных плащах. О, эта форма им отлично знакома. Навевает соответствующие воспоминания, так сказать. Ностальгические. — Главное быстро пройти, а там можно свернуть за угол и пробраться через внутренний двор, — излагает свой план Кей, усиленно думая. — Не думаю, что они будут останавливать каждого. Если не привлекать к себе внимание, проскочим. Главное делать вид, что мы местные, и всё в порядке вещей, — соглашается с ним Бён, уверенно лавируя в потоке людей. Кей и Ыйджу двигаются дальше вниз, по улице, и, наконец, достигая угла дома, где есть возможность свернуть в переулок и спрятаться от любопытных взглядов военных, Бён вдруг замирает резко и матерится себе под нос. Прямо перед ним стоит бритый мужчина в кожаном плаще, держащий в руках чужое удостоверение личности. Бритоголовый военный с шрамом под левым глазом усмехается, увидев странную реакцию парня, опешившего так, будто он наткнулся на инопланетянина средь бела дня. — Будь аккуратнее, парень, смотри вперёд, — советует он побледневшему Ыйджу. — Иначе я решу, что тебе есть, что скрывать. Кей, не заметив резкой остановки друга, замирает чуть поодаль, оборачиваясь, отслеживает ситуацию и быстро прикидывает в голове порядок действий, если военный всё же задумается над проверкой документов у Ыйджу. Логично, что у них нет никаких документов, даже поддельных. На резонный вопрос, а почему бы им не обзавестись ими, можно ответить просто и лаконично: бесполезно. Их данные и лица в розыске. Какая разница, под какими именами и с какими фотографиями, их всё равно вычислят, если поймают, а после отправят в Закрытый город на электрический стул. — Простите, — бормочет себе Бён под нос, не решаясь двигаться дальше. Надо же, какой он всё-таки слабак. Был так уверен в себе, держа в руке пистолет на заброшке рядом с Николасом, был так уверен, что сможет защитить Кея, если придётся это сделать, а теперь растерялся, просто наткнувшись на военного за стенами. И всё так тщательно накопленное по крупицам мужество вдруг рассыпалось, как рис сегодня на кухне у Джо, пока он готовил завтрак. — Иди уже, что встал? — советует ему бритый мужчина в форме. — Не видишь, я занят важным делом. — Простите, — невпопад снова повторяет парень, пытаясь выглядеть как можно спокойнее, обходя военного. Да уж, Ыйджу готов поспорить, что на его голове точно появилось несколько седых волос. Ему следует быть внимательнее. Не хочется вспоминать советы от старших в "Голодном волке", которые звучали в стиле: или ты, или тебя. Парню не хочется выбирать ни один из вариантов. — Сюда, — привлекает его внимание Кей, хватая младшего за запястье, попутно оглядываясь, скрывая лицо капюшоном, оценивает улицу на наличие видеокамер, а затем затаскивает Бёна за угол, чтобы поскорее оказаться во внутреннем дворе, спрятанном между домами. Здесь, прямо над их головами натянуты верёвки, на которых сушатся вещи: наволочки и простыни, носки и заношенные цветные футболки. Возле подъездной двери с выбитым стеклом стоит несколько стульев и жёлтый выцветший тазик с замоченными овощами, которые приготовились то ли мыть, то ли что, но благополучно забыли и оставили под палящим дневным солнцем. Кей тащит Ыйджу по узким проходам между домами, улицы здесь напоминают лабиринты. Кей слышал, что дома в этом районе строили очень давно, ещё до трагических событий. Это район традиционной застройки, предусматриваемый защиту от злых духов. Те бы попросту потерялись и заплутали в бетонном лабиринте стен, а теперь здесь плутают двое политических заключённых. — Постой, Кей, — вдруг просит его остановиться Ыйджу, выхватывая своё запястье из захвата. Старший оборачивается с недоумённым взглядом, подняв одну бровь, смотрит на него выжидающе, пока Бён находит в себе силы только улыбнуться. Грустно как-то и не к месту. — Мне очень жаль, — говорит вдруг ему Бён. — Прости меня. — За что ты просишь прощения? — не понимает его Кей. — За то, что я ничего не смог придумать, — тупит взгляд в землю младший, — за то, что я не нашёл никакого выхода из ситуации, когда на пути мне попался этот бритоголовый. Я просто растерялся, понимаешь? Но ведь я же пообещал, что буду защищать тебя, несмотря ни на что... И вот, я просто жалок. Если бы он спросил мои документы, я бы даже соврать не смог. Я думаю, что я просто не создан для этого мира. Я постоянно говорю сам себе, что я справлюсь, что я сильнее, чем кажусь, но... Это не правда. Я слабак, и я останусь слабаком. — Ыйджу... — Прости меня, Кей. Если бы ты оказался на моём месте, я не сомневаюсь, что ты бы нашёл выход. Но я не смог. Старший — не фанат физического контакта, он не любит тактильные проявления внимания, его собственная мать никогда не была с ним близка таким образом, поэтому Кей попросту не умеет делиться поддержкой, но что-то в его голове щёлкает, когда он подходит ближе и обнимает Ыйджу. Как старший брат обнимает младшего брата, делясь свой поддержкой и очень важным ощущением: "я здесь, я тебе помогу". — Не думай о том, что не случилось. Всё же обошлось. Я знаю, что ты сильный, ты сам в себя не веришь, но я в твою силу верю всегда, — говорит он, отдалившись. Ыйджу смотрит на него снизу вверх доверчиво, словно потерявшийся котёнок, и кивает. Как хорошо, что теперь у него есть Кей. Как хорошо, что ему можно доверить всё, что угодно, даже свою глупую и ненужную жизнь. Вот о ком ему надо думать постоянно, а никак не о Николасе, этом грубом и заносчивом эгоисте. Отлично, мозг убеждён. Осталось убедить в правильности этого суждения собственное сердце, которое отчаянно возвращается мыслями в воспоминания, где он и Николас вдвоём. Осталось убедить тело не покрываться мурашками, вспоминая его прикосновения. Осталось убедить самого себя в том, что Ыйджу обязан быть сильным ради Кея в первую очередь. — Тебя что-то ещё беспокоит? — спрашивает Кей, но Бён машет головой в отрицательном жесте. Нет, он ни за что не расскажет о чём-то таком ужасном и постыдном Кею. Здесь старший его понять уж точно не сможет, поэтому лучше он соврёт, что всё в порядке. Глядишь, когда-нибудь заодно и сам поверит в этот факт. — Идём дальше, пока нас не начали искать. Тогда они тоже могут нарваться на военных, — хмуро замечает Кей. Лабиринт узких улочек приводит их вновь на более-менее широкую улицу с проезжей частью. Где-то поблизости лает собака и разговаривают горожане, обсуждая внезапную облаву от военных. Кей оглядывается по сторонам, но не замечает ни патрульных машин по близости, ни людей в кожаных чёрных плащах, поэтому заметно расслабляется. Пронесло. На этот раз им повезло, но что будет в следующий? Кей прислушивается к чужому разговору. — Эти мудачьи свиньи зачастили, — злится взрослый короткостриженый мужик с дотлевающей сигаретой в руке, — скоро в кровать ко мне залезут проверять документы. Какие к чёрту документы? Будто они не знают, кто здесь живёт. — Они ищут кого-то, — отвечает ему женщина, натирающая тряпкой пустую кастрюлю возле своего ресторанчика. — Кого здесь можно искать? — усмехается мужчина. — Их полномочия заканчиваются в Закрытом городе, а здесь они в состоянии найти только проблемы на свои ебучие задницы. Уверен, на самом деле под видом поручения от правительства, они просто ищут себе шлюх и наркоты, чтобы приятно провести вечер. В Закрытом городе-то им такой досуг и не снился. — Там и детей уже делают из пробирки, — гогочет другой мужской голос, противный, скрипучий и высокий. — Посмотрел бы я на этих высокоморальных выродков, когда они встретятся с реальностью. — Особенно сынок президента, — подключается к разговору третий мужской голос, разговаривающий на универсальном языке с заметным акцентом, — вы вообще видели его? Ян Чонвон? — Да, он самый, Ян Чонвон. — Выглядит как невинный барашек, — продолжает говорить мужик с акцентом, — мне как раз нравятся такие нежные мальчишки. Наверняка скулил бы как щенок, пока я брал его сзади. — Мечтаешь трахнуть сынка президента? Совсем с ума сошёл? — кривится женщина, закончившая вытирать кастрюлю. — По твою душу явится вся армия Закрытого города, если ты будешь угрожать его хотя бы пальцем тронуть. — Пускай явится, — жмёт плечами тот, — их жарко встретят за стенами. Эти идеальные военные даже никогда не были на настоящей войне. Выдрессированные собаки в искусственных условиях даже не смогут убить человека. — Полковник Чжан опять за своё, честь не отдать? — Нахуй мне твоя честь, лучше отдай честь своей старшей дочурки, — гогочет во весь голос тот. — Так кого они ищут? — Двух пацанов, политических заключённых. Совсем уже ебанулись, организовывать такую облаву ради двоих вчерашних подростков. Скоро уже и младенцев отлавливать будут? Кей усмехается, услышав последнее замечание. Да уж, наверное, в глазах обычных обывателей действительно сложно поверить, что всё происходит из-за каких-то двоих парней, нарушивших закон. Ни объяснений, ни причин, никаких прочих вводных данных, только тот факт, что оба — политические преступники и их возраст, уже делает своё дело. Заставляет несколько усомниться в адекватности политических решений Закрытого правительства. Гонка вооружённых до зубов военных за стенами ради двух пацанов. Звучит, как чёртов анекдот, не иначе. Кей не решается пересказывать Ыйджу подслушанный у жителей диалог, просто продолжая двигаться в сторону "Голодного волка". Им остаётся преодолеть несколько переулков, чтобы, наконец, оказаться на безопасной и охраняемой территории, с Маки и Фумой, дежурящими поблизости, с Джо, способным стрелком из винтовки, с тётушкой Ли, в конце концов, вожаком стаи, силы которого превосходят силы всех остальных её участников, им остаётся несколько сотен метров до цели, когда до ушей Кея доносится: "всем постам, я их засёк, повторяю, двигайтесь к нашим координатам, Бён Ыйджу и Юдай Кога найдены". Всё происходит слишком быстро. Быстрее, чем кто-либо успевает прикинуть, как можно проскочить мимо военных. Те вырастают словно из ниоткуда, преграждая им путь, наставив на двоих парней оружие. — Сука, — ругается себе под нос Кей, мотая головой по сторонам, но вокруг слишком плотная застройка, отступать либо назад, либо пытаться нейтрализовать двоих мужчин в чёрных кожаных плащах впереди. Выбора у них не так уж и много. Ыйджу стоит рядом, побледнев, но сжав кулаки от злости. — Думал, провёл меня, да, Бён Ыйджу? — наконец, появляется третий военный, тот самый высокий бритоголовый мужик. — Да уж, и как я в должности полковника не смог бы узнать в лицо разыскиваемого преступника, когда вот он, прямо передо мной? Действительно думал, что я такой тупой? — Если честно, в тот момент я так и подумал, — огрызается Бён, медленно отводя руку назад, пытаясь кое-что достать, спрятанное под объёмной курткой. Он старается это сделать как можно неприметнее, чтобы никто из военных не успел догадаться, что происходит, поэтому нужно постараться вывести полковника из себя. Он поворачивает голову к Кею, ловя серьёзный взгляд старшего, и легонько кивает в право, намекая, что им нужно будет спрятаться за припаркованной на обочине машиной. Если они успеют сделать это быстро, смогут сбежать. Кей понятия не имеет, что младший задумал, но медленно моргает, давая понять, что согласен на его рискованный план, каким бы он ни был. — Нам нужно было убедиться, что в толпе не скрываются ваши укрыватели, — продолжает говорить полковник с усмешкой, словно неразумному ребёнку объясняет, почему необходимо было поступить именно вот так, — но, оказалось, что вы разгуливаете по городу вдвоём, ничего не опасаясь. Какая жалость. Или какая удача? — А чего нам бояться? — наседает на него Ыйджу. — Здесь, за стенами, все знают, что из себя представляют военные из Закрытого города. Жалкое ничтожество, способное только выполнять приказы из разряда "подмести набережную" или "следить за порядком". Наверняка это крайне тяжело в городе, напичканном камерами видеонаблюдения, но даже так вы умудрились проебать несколько убийств. Действительно, великие блюстители порядка. Наверное, нам стоит упасть вам в ноги с поклоном и добровольно сдаться. Этого вы ждёте? Вы ведь даже убить нас здесь не сможете, не передав правительству, потому что это его приказ. — Тварь, следи за языком, когда разговариваешь со мной, — сплёвывает себе под ноги разозлившийся полковник. Двое военных, находящихся за его спиной, удивлённо переглядываются между собой, не понимая, что им следует делать в сложившейся ситуации. Ыйджу же понимает, что пора действовать, пока не прибыл патруль им на подмогу. Он не знает, что тот уже в пути. — Кей, — зовёт его Бён, намекая, что сейчас им нужно будет резко двинуться вправо, скрываясь за машиной. Тот напряжённо молчит, выжидая момент. Наконец, срывается с места, двигаясь резко вправо, пока Ыйджу достаёт припрятанный пистолет и стреляет, скорее на удачу, чем точно успевает прицелиться, но попадает в бедро полковнику. Бён следом скрывается за припаркованной машиной, слыша истошный ор подстреленного мужчины и несколько выстрелов следом. Пара пуль попадают по машине, разбивая в ней стёкла. Вопит сигнализация, и люди на улице, ставшие свидетелями перестрелки, начинают кричать, скрываясь в зданиях, опасаясь быть случайно зацепленными. — Откуда у тебя пистолет? Твою мать, Бён Ыйджу, — хрипит Кей, убирая рукой с глаз длинную отросшую чёлку, сидя на асфальте, пытаясь прикинуть, что им делать дальше. — Тебя правда это сейчас волнует? — шипит на него младший. — Если честно, нет. Больше волнует, как мы отсюда выберемся. Сюда уже собираются военные. — Прорвёмся как-нибудь. — Ты подстрелил человека, Ыйджу. — И ты решил почитать мне нотации? Как-то не время и не место. Сердце Бёна бьётся так быстро от адреналина, он слышит его биение, которое гомоном стоит в ушах. Когда всё затихает, и Кей кивает младшему, мол, сейчас удачный момент, тот высовывается из-за машины и стреляет. Теперь удачнее. Попадает одному из военных в правое плечо, его пистолет падает на землю. Ыйджу снова прячется за автомобиль. Пули лязгают об металл, издавая противный звук. Осталось нейтрализовать ещё одного, и можно будет бежать, пока не нагрянула подмога. Осталось совсем чуть-чуть. — Почему Фума дал пистолет только тебе? Я ведь тоже умею стрелять, — злится Кей, ощущая собственное бессилие в сложившейся ситуации. Он мог бы сейчас помочь! Мог бы тоже рисковать собственной жизнью, а не отсиживаться за машиной, полагаясь на своего младшего. Фума счёл его неугодным? Недостаточно способным для того, чтобы дать ему оружие? Почему он выбрал Ыйджу? — Его дал мне не Фума, — неожиданно отвечает Бён, нахмурившись, он смотрит в сторону, пытаясь выждать нужный момент для третьего выстрела. — Что? — Его дал мне Николас. Я отвечу на все твои вопросы, но позже, окей? Для начала мне нужно вытащить нас отсюда. Да уж, поговорить им действительно теперь придётся о многом. Об улучшившихся неожиданно навыках владения оружия, о пистолете, который младший носит с собой, о Николасе, о новых обстоятельствах, в которых им придётся жить. Теперь, когда военные знают, что Бён Ыйджу и Юдай Кога находятся за стенами, и им кто-то помогает, их в покое не оставят, пока не передадут Закрытому правительству для соответствующего наказания. Интересно, а бывает ли наказание суровее, чем смертная казнь? Что им грозит теперь, когда они попадут в Закрытый город? Остаётся только догадываться, что с ними там сделают. Наконец, Ыйджу поднимается на ноги, чтобы выстрелить в третьего военного, всё происходит быстрее, чем Кей успевает сообразить, два звука выстрела, один принадлежит Бёну, второй — мужчине в форме, но вот уже младший с вскриком падает обратно, хватаясь за свою руку. Кровь пропитывает рукав куртки, пока Ыйджу со всей силы закусывает нижнюю губу, пытаясь держаться. Пытаясь держать свой ускользающий рассудок, твою мать, он опять не смог. Он опять не смог их защитить. Пуля попала ему по правой руке, а значит, теперь он не сможет стрелять. Сосредоточившись на собственной боли, младший даже не замечает, как глаза Кея чернеют, а зрачок сливается с радужкой. Кей помогает Бёну усесться, прислонив его спиной к машине. Он смотрит на красную кровь, на бледнеющее лицо младшего, перекошенное от болезненных ощущений, и эта картина срывает все внутренние барьеры внутри него. Кей слетает с катушек. Он двигается так быстро, что Ыйджу даже не успевает у него спросить, что тот собрался делать. — Кей! — кричит он, но старший его уже не слышит, сбежав. Неужели всё для них закончится вот так? Ыйджу больше не сможет выстрелить, а Кей, слетев с катушек, попросту нарвётся на пулю военных? И всё, за что они боролись, и всё, от чего они бежали, всё окажется пустым звуком, когда они просто потеряют свои жизни здесь, в вонючем переулке. Мысли Ыйджу снова возвращаются к Николасу. Как бы он поступил в этой ситуации? Где он вообще сейчас находится и чем занимается? Ыйджу искренне хочет волноваться только за Кея, но в моменте, держась здоровой рукой за раненную, прислонившись спиной к покорёженной пулями машине, он думает о Николасе. Как бы он хотел, чтобы Николас сейчас был здесь. Как бы он хотел, чтобы Николас их спас, отвёл обратно в "Голодного волка" и рассказал пару историй о мире, который когда-то был. Как бы он хотел отмотать этот день на его начало и убедить Кея не ходить никуда, остаться в ресторанчике и помогать Джо на кухне. Как бы он хотел вернуть всё обратно, Боже, почему с их развитыми технологиями всё ещё не существует машины времени? Бён Ыйджу обменял бы что угодно на возможность ей воспользоваться и вернуться назад, вернуться в то время, когда он не знал Николаса и не знал жизни за стенами города. Лучше бы он и дальше жил в счастливом неведении, ходил на занятия и прислуживал Закрытому городу. Лучше бы всё было так, как было. Лучше бы он никогда не начинал сомневаться в действиях Закрытого правительства, лучше бы он всегда делал вид, что это его не касается. Если бы у Бён Ыйджу была бы машина времени, всё ведь бы было лучше? Или стало бы ещё хуже, потому что вопрос перемен — это скорее вопрос времени, нежели обстоятельств? Кто не выдержал бы первым? Жители Закрытого города или те, кто находятся за его стенами? А может, не выдержал бы кто-то ещё, те группы людей, о которых Бён Ыйджу даже никогда не задумывался? Позади него, там, за машиной, где раньше стояли вооружённые военные, слышится нечеловеческий рык, а затем что-то с грохотом валится прямо на крышу автомобиля, за которым прячется Ыйджу. Металл прогибается под телом, кажется, мёртвого человека в военной форме. Бён аккуратно поднимается на ноги, придерживая левой рукой раненую, пытаясь понять, что происходит. Когда он видит труп, развалившийся на крыше покорёженной машины, его начинает тошнить. Из разорванного тела торчат внутренние органы, словно по нему прошлись хорошенько разделочным ножом. Кровь стекает по разбитой машине. Ыйджу начинает казаться, что раньше он уже видел эту картину. А потом он поднимает свой взгляд туда, где раньше стояли военные, перегородившие им путь, наставив на них пистолеты. И видит Кея, двигающегося слишком быстро и резко для человека. На асфальте валяется рядом другой труп, с такими же рваными ранами и торчащими внутренностями, как у того, что на крыше машины. Кей же, схватив полковника за подстреленную ногу, тащит того по асфальту, оставляя за ним кровавый след, пока не швыряет в здание. Мужчина очень сильно бьётся об стену и валится вниз, кажется, он уже даже без сознания, когда Кей снова приближается к нему и словно рвёт его тело на части. Голыми, мать его, руками. Ыйджу хочется закричать от ужаса. То есть, когда Николас говорил, что он — не человек, а ходячее оружие, он имел в виду именно это? И теперь Кей такой же? Тоже оружие, заключённое в человеческое тело? — Давай, золотце, приходи в себя, подкрепление уже почти здесь, — внезапно рядом с Ыйджу оказывается Николас, с весёлой усмешкой на лице. — Здорово он с ними разделался, правда? А я уж думал, придётся спасать ваши задницы, потому что его способности послали его нахуй. Видишь, как всё удачно складывается. Погодите. Что? Ыйджу смотрит на довольную рожу Николаса в упор и понять не может, почему ему весело. Здесь что, есть повод для радости? Перед ним подстреленный Бён Ыйджу! Рядом — три обезображенных трупа, и Кей, который слетел с катушек. А ему... весело? — Что ты здесь вообще делаешь? — шипит на него Ыйджу, он бы его ударил, честное слово, если бы были силы и возможности. — И давно ты здесь? Он тут сидел, прятался за разбитой машиной, отчаянно желая увидеть Николаса, предавался мыслям, как было бы хорошо, если бы он появился прямо сейчас и их спас. А он... действительно здесь был? — Я был тут с самого начала, — жмёт плечами Николас, подтверждая опасения младшего. — Кстати, ты был прав, когда назвал того полковника тупым. Он и правда тебя не узнал бы, если бы я немножко ему не помог. И как такой идиот вообще умудрился подняться по карьерной лестнице? Я бы ему даже работу в военной столовке не доверил. Что? Он бы и правда его не узнал, если бы Николас ему не помог? Ыйджу только и может, что хватать ртом воздух, потому что какого чёрта? Он и Кей только что были на волоске от собственной смерти по вине Николаса? Это он всё устроил? Это из-за него Бёна задела пуля, а Кей сошёл с ума, выпотрошив троих военных? Это всё... дело рук Николаса? Его план? — Я понимаю, тяжело принять реальность, которая тебе не нравится, — продолжает говорить с ним Николас, хватая его за запястье здоровой руки и уводя подальше от трупов, — но способности, которые даёт вирус, могут развиться только в экстремальной ситуации. Когда тебе угрожает смертельная опасность... ну, или она угрожает кому-то из твоих близких. Я просто решил немножко помочь с этим Кею. Ускорить, так сказать, процесс. Он тащит Ыйджу за собой насильно. Ыйджу начинает казаться, что также насильно он пытается навязать ему своё видение мира. Не нравится что-то? Твои проблемы. Тебе кажется это предательством? Поверь, мне так не кажется, значит, всё нормально. Ыйджу уже может захлебнуться в его эгоизме. — Кей, пошли уже, хватит с тебя на сегодня, — зовёт его Николас. Кей оборачивается на его голос и идёт следом, как будто ничего не произошло. Как будто он только что зверски не разорвал троих живых человек. Как будто его одежда не запачкана чужой, блядь, кровью, как будто от него за версту не несёт убийством. И... Николас такой же? И все ребята из "Э Лан" тоже? Даже милый Джо, который выглядит безобиднее одуванчика, может разорвать живого человека голыми руками? Что это за вирус, и зачем он вообще понадобился властям? Против кого нужно создавать настолько ужасное оружие? Голова Ыйджу начинает гудеть, боль от ранения смешивается с огромным потоком мыслей, унося его сознание куда-то прочь. Он даже не замечает, как его подхватывают руки Николаса. Всё, чего он хочет, это оказаться где-нибудь подальше от этого ужасного переулка.***
— Значит, его способности проявили себя? — спокойно спрашивает тётушка Ли, подкуривая очередную сигарету. — Когда он спасал Бён Ыйджу? — Да, — строго смотрит на него немигающим взглядом Николас, — и я считаю, что он должен принять участие в вылазке за Сонхуном. — Нет, — качает головой вожак, стряхивая пепел в блюдце, служившее пепельницей. — В нём даже не сто процентов вируса, а всего лишь двадцать. К тому же он молодой и неопытный, ему лучше оставаться здесь. Николас бьёт ладонью по столу, резко вскакивая на ноги. Его лицо вновь перекошено от злости, потому что он отказывается мириться с чужой позицией. — Тебя там не было, — цедит он, — тебя там не было, а я там был! И я видел, как он, сука, одним движением швырнул огромного мужика в стену. Скажи, Ли, кто из наших так умеет? Может, Фума, с его огромными мышцами? Нет. Может, я? Нет. Может, ты так умеешь, ты ведь самый сильный среди нас, ты ведь вожак? Может, ты сможешь швырнуть человека об стену одним лишь движением руки так, словно он ничего не весит, а затем разорвать его на части? Нет. Ты тоже так не можешь. Николас смотрит на вожака озлобленно, сверху вниз, потому что он осознаёт, наконец, своё преимущество над ним. Он видел Кея в деле, и если он сможет переманить парня на свою сторону... Он получит огромную силу. Боже, да он же просто-напросто сорвал джекпот. Как же Николасу повезло! — Да, я так не могу, — подтверждает его слова тётушка Ли. — Ты знаешь, что я прав, — продолжает давить на него Николас, наседая, — если бы ты и Кей столкнулись в битве, у нас был бы новый вожак. — В последнее время ты часто говоришь о новом вожаке, — грустно усмехается тётушка Ли, туша окурок об блюдце. — Значит, так тому и быть. Хорошо, делай, что хочешь. Я больше не буду тебе мешать. Лицо Николаса озаряется победной улыбкой. Теперь его руки развязаны.