The Nightmare Hunter

В лицо врезался острый и очень яркий свет. В ту же секунду он был приглушен упавшей на настольную лампу рубашкой, но даже этих первых мгновений хватило молодому человеку, чтобы недовольно заворчать, упуская остатки чуткого сна. Он приоткрыл глаза и сел, все еще щурясь. Он имел привычку спать, положив на голову подушку, а не наоборот, как положено, поэтому любые звуки для него не имели никакого значения. Все еще сонный и с размеренным сердцебиением, он не ожидал, что в комнате будет кто-то бродить, поэтому для него это было тем еще зрелищем — увидеть скорчившийся силуэт с растепанными, как у пугало в поле, волосами. Неожиданная ночная выходка вскочившего друга заставила его полностью позабыть о едва не подорваться на ноги, несмотря на тот факт, что ходить он, собственно, не мог. — Какого тебе черта не спится, Джайро? — пробубнел он неровным и низким ото сна голосом. Друг повернулся в его сторону с таким видом, будто не он включил свет и перепугал спящего до смерти. — Представляешь, Джонни, мне приснилось кое-что потрясающее, я проснулся от собственного смеха! Я должен был это записать, но никак не мог найти ручку… — Я убью тебя.        Джонни не то чтобы не ценил и правда замечательных шуток товарища, но точно не в самую глубокую зимнюю ночь, когда небо было чернее неотшлифованного котла грешника, а ему чертовски хотелось спать после долгого пути.        Джостар прорычал под нос ругательства и привалился к изголовью неудобной гостиничной кровати. Джайро посмотрел на него очень удивленно и грустно. — Я забыл… Я забыл эту потрясающую шутку, ради которой стоило вскочить в такое время! — Джайро, правда, очень поздно, мы уставшие и измотанные… Тебя не добудиться, чтобы пост занял, а тут вскочил ради непонятно чего. Скорее, выключай гребаный свет, иначе я достану револьвер и ты узнаешь еще одну интересную вещь: например то, что я его всегда храню под подушкой и стреляю не только ногтями. — Ничуть не жалею, что потревожил твой сладкий сон, противный говнюк.        Джайро прошелся по уродливой комнате, снятой, впрочем, за гроши, зато с одной кроватью, тумбой со светильником и стулом. Выколоченное в неровной стене окно было заткнуто всем, чем его можно было заткнуть, поскольку зимний холод снаружи грозился заморозить весь трактир. Из-за лампы в комнате было уныло и блекло, поэтому никаких приятных и бодрящих чувств интерьер не вызывал. Джонни хотел уснуть, чтобы утром поскорее покинуть это место даже без положенного завтрака. Глаза его слипались так, что он всерьез думал, будто не вспомнит с утра, что вообще просыпался.        Джайро сильно помрачнел и в несколько шагов обошел комнату. Джонни вздрогнул от холода и непонятно почему всхлипнул, когда укутался в одеяло. Цеппели отпихнул ногой сумку с их вещами, где звякнула небольшая и уже пустая бутылка от ликера. Им нужно было согреться, просто необходимо! Такими темпами они бы и носом не повели, где спать — все равно, что на улице в метель или в дешевом номере трактира без печи. Джайро прекратил ковылять по комнате полностью одетый — на случай, если вдруг с ними начнет что-то происходить ночью или их внезапно атакуют, он не раздевался (хотя считал явным преимуществом застать врага в одних трусах) — и сел на кровать. — Какая-то классика жанра, — сказал он, — моя сестра вечно читала бульварные романы, где герои застревали в номере, в котором обязательно должна быть только одна кровать.        Джонни выгнул брови. — Конечно, происходило это только с мужчиной и женщиной. Не думал, что мне настолько не повезло, — прыснул Джайро. — Вот и ляжешь в следующий раз под дверь, — съязвил Джонни, отворачиваясь от него. — Благодарю судьбу и Бога за то, что мы спим вальтом. Позже, когда мы победим, обязательно в газетах похвастаюсь, что за весь наш нелегкий путь мне удалось завалить тебя в постель, — сказал он, после чего весело пробормотал что-то на итальянском. — Заткнись уже.        Джайро противно засмеялся и погасил свет. В комнате стало совершенно темно и даже страшно. Джонни неосознанно поджал руками ноги к груди, чтобы, как в детстве, укрыться одеялом с головой, а подушка играла роль щита, за которым тебя точно никто не увидит. Никогда и ни к кому ранее Джостар бы не повернулся спиной, но теперь он верил Джайро больше, чем себе, поэтому рассчитывал на то, что он его прикроет даже во сне. Джайро рассчитывал на то же самое. Он лег рядом. Джонни напрягся и втянул воздух. — Ты закурил? — Немного. Не волнуйся, я сделал это в самом дальнем коридоре этого поганого темного места.        Я-то не волнуюсь, подумал Джонни, а вот ты — точно, потому что обычно не куришь совсем. Однако и спрашивать, откуда он достал сигару, он не стал. Как только они замолчали, Джайро слабо и успокаивающе похлопал его по спине, прежде чем тоже отвернуться и, вздохнув, прикрыть глаза.       Сквозь толстые и очень холодные стены номера было слышно, как воет метель снаружи, как ветер шатает старые доски трактира, как воет где-то далеко волк. Все это в кромешной темноте наводило безумие. Джонни смотрел в никуда, чувствуя, что за такое усердие разглядеть что-либо, какое-нибудь существо выколет ему глаза.        Он попытался заснуть, сильно зажмурившись и набросив на голову подушку. Джонни было не то чтобы страшно, но неуютно и тревожно, и он бы точно забеспокоился сильнее, если бы Джайро находился где-нибудь в другой комнате. Поэтому в глубине души он был рад, что делил с ним одну кровать — не впервые ведь, к тому же обоюдно.        А когда Джайро сделал это движение рукой, ткнув его наугад, чтобы успокоить, Джонни и вовсе успокоился — Цеппели делал так каждый раз, когда они засыпали — всегда постукивал или похлопывал его рукой, после чего не произносил ни слова. Своеобразный обряд (наверное, так делает большинство неаполитанцев), непривычный поначалу, стал для Джонни острой необходимостью перед сном. И единственной вещью, которая могла успокоить его в конце каждого невероятно тяжелого дня.        И Джостар смог уснуть на новом и угнетающем месте, потому что рядом находился человек, которому он доверял свою жизнь. —————        Рассвет вышел холоднее, чем первая ночь в трактире, из-за того, что он совсем не шевелился во сне. Джонни открыл глаза, в полутьме разглядывая комнату, в которой сначала не понял, как вообще оказался. Ему по-прежнему хотелось спать, однако он не подал виду и с помощью рук принял сидячее положение. Он был в комнате один — Джайро, вероятно, встал не так давно, хотя его место, даже если бы он поднялся минутой раньше, все равно бы сразу же стало холодным. Джонни стянул одеяло, набросив его на плечи, и вытянул безвольные ноги вдоль кровати, чтобы сделать массаж. Однако одна мышца все же сократилась, поэтому измотанный, замерзший, голодный и уставший бессильный парень рухнул на кровать от боли.        Они происходили едва ли не каждое утро, когда он просыпался, поэтому настроение на весь день зависело от того, случится ли судорога в этот раз после пробуждения.        Джонни сильно сжал ногу, принялся сквозь боль щипать ее, вспоминая все советы врачей, чтобы убрать дикую и такую бесконечную боль. Однако в ту же минуту в комнату вернулся Джайро. Джонни лишь услышал его появление, потому как не смог обратить внимание на что-то, помимо дикого спазма. Джайро искоса посмотрел на него, неуклюже плюхнулся на кровать рядом, из-за чего та сильно прогнулась, достал шары и выжидающе прислонил к ноге Джонни. В тот же миг боль исчезла, позволяя Джостару облегченно выдохнуть. Он столкнулся взглядом с неотрывно глядящим на него Цеппели и удивленно вскрикнул: — Джайро! Теперь, если ты уберешь шары, станет гораздо больнее, чем при обычных судорогах. Я бы перетерпел. — Mio Dio, мы это проходили! Зато потом, когда будет больше возможностей, нам легче удастся восстановить твои ноги до прекрасного состояния.        Джонни прикусил губы и Джайро, сдвинув брови «домиком», с протяжным «у-у-х» убрал холодные стальные шары. Джостар вскрикнул громче, утыкаясь в подушку, чтобы вдруг из глаз не хлынули слезы, и принялся царапать свое предплечье, чтобы отвлечь боль, от которой до тошноты скрутило живот. Джайро, вопреки агонии друга, вытянул его ноги, закинув их на свои колени, и как знающий врач принялся разминать мышцы с гораздо бóльшим умением, чем Джонни. Парень выдохся и устало наблюдал за действиями товарища, иногда выдыхая из легких чуть больше воздуха.        Это был не первый раз, когда Джайро делал ему массаж. Он мог сидеть так и разминать его мышцы впредь до бедер целый час, чем он и занимался, если находилось свободное время в пути, и в целом так старался осторожно, но действенно давить на мышцы, что Джонни и правда как будто начинал чувствовать ноги. Он ни разу не просил об этом, но каждый раз благодарил, а Джайро каждый раз повторял, как если бы Джонни был его самым дорогим братом, не помочь которому было бы равносильно греху.        «Если бы я мог ходить, я бы не был так бесполезен Джайро», — думал парень, наблюдая за его действиями. И действительно — он всегда все делал сам, поэтому безвозмездные услуги Джайро в виде принеси-подай, когда Джонни совсем не просил и явно мог справиться сам, совсем угнетали его. Цеппели был одним из лидирующих и точно стремился победить, поэтому обуза в виде заботы об инвалиде откровенно мешала ему, считал парень.        Но Джайро, прямолинейный, как горизонт в степи, ни разу не сказал, что Джонни мешается, что Джонни лишний, что Джонни требует слишком много внимания и забот. Джайро ни разу не закатил глаза, когда тот крайне ничтожно и жалко полз в какую-то сторону, чтобы сделать что-то самостоятельно — собрать ветки для костра. Джайро ни разу не взглянул на него как-то с предусматрительно или с отвращением — он глядел на Джонни, как на равного, как на того, с кем соперничество точно бы не вынес, как на того, кто на самом деле очень полезен.        И даже в тот момент, когда он делал массаж его мышцам, щекотно пощипывая бедра, Джонни хмурил светлые брови и совершенно не мог разглядеть действительных вещей. — Ты знаешь, трактирщик приготовил горячий суп. Я взял для нас пару тарелок, наконец-то поедим горячее и приготовленное вручную, — бормотал он, не на секунду не отрываясь от важного дела, — я не вынесу, если еще три дня до ближайшего пункта буду выживать на одних консервах. Фасоль не бери, нам какие-то нехорошие варвары испорченную подсунули. И вообще, ее надо выбросить.        Джонни умиляло то, с каким умением и старанием Джайро говорил на английском языке, хотя итальянский акцент совершенно выдавал его с головой. Да и сам молодой человек не то чтобы был похож на американца, поэтому парня даже восхищал тот факт, что Джайро так хорошо знал английский язык. — Мы сможем продолжить путь? — спросил Джонни, неотрывно глядя на внезапно засуетившегося товарища. Джайро цокнул, изгибая брови. — Очень актуальный вопрос, — сказал он, — понимаешь, там за ночь все замело… Продолжить путь сегодня будет равносильно самоубийству. Не знаю, как ты, но никто из участников не пожелал бы замерзнуть в сугробах, поэтому не думаю, что мы отстанем.        Джонни как будто вновинку обвел взглядом комнату, в которой провел ночь. Пощипывания Джайро становились более нервными. — Разумеется, гонку не приостановят, но наблюдения за нами пока прекратятся. Пока был внизу, услышал телеграмму, полученную трактирщиком: воздушный шар не сумеют поднять в небо, пока идет такая метель. Будем сидеть здесь и надеяться, что распогодится. — Ладно. Проведем время с пользой. Я видел тут магазины, нам не помешало бы пополнить запасы. — Правда, — кивнул Цеппели, соглашаясь, — сегодня схожу. — Джайро, — внезапно слишком громко возразил и вздрогнул Джонни, когда тот ущипнул чувствительную зону на бедре. Товарищ сдержанно вздохнул, — нам. Нам вдвоем надо сходить и купить необходимые вещи. — Твоя боевая коляска даже порог не одолеет, Джонни, — сказал Цеппели, хмуря брови, как будто ему самому было неприятно говорить подобное, — там столько снега навалило, что даже Слоу Дэнсер не проскочит. Тебе лучше остаться сегодня в номере. У тебя и здесь дела найдутся. Вон… — Джайро заозирался в скудном интерьере комнаты, — ты же умеешь шить. Мешок для вещей порвался. Знаешь, чтобы приобрести новый, нужно гораздо больше денег, чем мы сможем потратить до следующей дистанции.        Джонни смотрел на друга, не сводя глаз. Его тяжелое дыхание и взгляд синих глаз выдавали глубокую обиду, как если бы ему в пять лет не вернули игрушку. Джайро даже прекратил разминать его неживые, почти женские ноги, чтобы отвести взгляд и сжать челюсти с острыми углами. Цеппели был не глуп — он понимал, что испытывал Джонни, поскольку не чувствовал себя полезным без возможности пойти с ним куда-то и помочь с такими простыми делами. — Ты шьешь гораздо лучше меня, — сказал слишком уныло Джайро, — помнишь, что было, когда это сделал я?        Джонни не выдержал холодного выражения и прыснул. Он помнил тот причудливый узор в виде определенно точного мужского органа, выведенный товарищем на его же брюках. Он помнил, как пришлось перешивать все за него, пока Джайро внезапно очень мрачный и злой сидел в стороне и варил кофе в турке. Джонни любил вспоминать эту историю, несмотря на неприязнь друга к ней. Джайро сам не вспоминал это, когда представлялась возможность, и вдруг сам заговорил об этом, чтобы только поднять Джонни настрой. — Ладно, — сказал он смиренно, — я найду себе дело. Только ты не задерживайся. — У нас будет целый день впереди, — Джайро несдержанно весело хлопнул его по коленям, — я в миг управлюсь.        Они позавтракали почти остывшим, но все равно вкусным супом, после чего Джайро, утеплившись, покинул комнату, а Джонни перебрался к мешку с их вещами.        Он освободил его карманы, нашел необходимый моток ниток с иглой и, стянув с окна покрывало, чтобы стало хоть немного светлее, принялся зашивать его.        Парень обложил себя вещами, через которые так или иначе чувствовал связь с Джайро. Колода старых и погнутых карт, в которую они изредка играли у костра, пережила самые страшные времена. Они играли на деньги, чтобы создавалось впечатление азарта, хотя потом все же тратили их вместе на необходимые им вещи. Турка, в которой Джайро варил черный, как смоль кофе, казалась кривой и ветхой. Джонни любил кофе товарища, потому что оно было очень горьким и очень сладким, и эти два ощущения были просто потрясны в своей несхожести. Потертые перчатки Джайро, которые были Джонни несколько велики, стали общими: Джостар не брал в путь свои, поэтому друг делился своими.        И, возможно, самая дорогая вещь в мешке, на которую Джайро променял бы все их добро, был розовый медведь. Джонни до сих пор не понимал, какое значение эта игрушка имела в жизни товарища. И хотя часто вечерами Цеппели беспокойно мял в руках медведя, не скрывая его от товарища, сам он не рассказывал, почему эта вещь ему так важна, и Джонни не спрашивал.       Джостар аккуратно зашил дырку в мешке и принялся складывать вещи обратно. Медведя он хотел уложить в последнюю очередь, однако, стоило ему взять его в руки, как отчего-то не смог отпустить. Он внимательным прищуром исследовал игрушку, словно в ней скрывались великие тайны человечества, и заметил торчащую из лапы медведя кривую нитку, которая удивительным образом еще держалась и не позволяла конечности отвалиться. Джонни снова взял нитку с иглой и начал аккуратно перешивать работу Джайро.        «Удивительно, он практически врач, а шить не умеет, — подумал Джонни с удивлением, — как он людей оперирует? И точно ли он врач, как рассказывал?»        Джонни зашил лапу медведя и засунул его в сумку так, чтобы он выглядывал из нее. Джостар уныло взглянул на заснеженное окно, не питая надежды на то, что сумеет разглядеть улицу. Он нетерпеливо ждал Джайро, погруженный в себя настолько, что даже не расслышал поступь тяжелых шагов в пустом и темном коридоре.        Когда дверь открылась, Джайро, весь белый и заметенный снегом, вошел в комнату. Джонни раздраженно нахмурился, поскольку ему не сразу удалось переключиться на друга, который нарушил поток его мыслей. Джостар сел на колени, но тут же поменял позу, поскольку Джайро неоднократно неодобрительно хмурился, когда он сидел подобным образом. — Там черт ногу сломит, — пожаловался недовольно друг, — я едва нашел тот магазин! Никого из местных нет, пришлось по-быстрому вернуться и спросить трактирщика, что он знает. Закупил консервы — не самые лучшие, но зато голодные не останемся.       Втайне Джонни был рад, что не пошел с ним, поскольку ему вовсе не хотелось замерзнуть и нахвататься снега за пазуху. Только тогда он понял, что действительно стал бы для друга куда бóльшей обузой, поэтому немного устыдился своей утренней выходки. — Чем мы будем заниматься весь день? — спросил он. — Что ты, у нас огромный выбор: дурак, джин-рамми или Техасский холдем! — А что-то помимо карт? — Можем поиграть в слова. — Ты жульничаешь даже в игре в слова, Джайро. Я лучше почитаю ту книгу, конец которой никогда не узнаю. — Значит, мне суждено умереть от скуки с унылым снобом, — прыснул Джайро, неуклюже стягивая мокрые сапоги, — холодина лютая! Я зажгу лампу. У нас все равно еще есть свечи.        Вряд ли лампа могла нагреть целую комнату, но тусклый огонек — это уже лучше, чем ничего. Джонни открыл старую и очень потрепанную книгу, читать которую не хотелось вовсе, но занять себя чем-то нужно было определенно, а Джайро подошел к сумке. Он увидел своего медведя и по привычке взял в руки, чтобы как обычно несколько долгих минут в тяжелых размышлениях разглядывать его. Джонни искоса проследил за ним поверх книжной корки, и тогда Цеппели воскликнул: — Mio Dio, это что? Джонни, ты зашил его? — Да. Я случайно наткнулся на него, и подумал, что если я зашиваю мешок, то почему бы не помочь твоему другу.        Джайро выглядел счастливым, как ребенок, поэтому Джонни даже при всем желании не смог сдержать улыбку. — Так ровно, элегантно! Спасибо, Старбой. — Могу я спросить? Чисто из интереса.        Цеппели всегда был готов к вопросам друга, поэтому кивнул. — Этот медведь имеет для тебя особое значение?        Джайро по-итальянски нахмурил брови и весело фыркнул. — Напоминание о доме, Джонни. И вообще я считаю, что у каждого должна быть такая вещь. Родину ни в коем случае нельзя забывать, — серьезно ответил он, — может, для тебя дико, что я так лелею игрушку, но для меня поначалу тоже было дико, что у тебя нет какой-то необычной вещи, напоминавшей бы о доме.        Джонни сдержанно кивнул и опустил глаза на страницу книги с мелким текстом. Они с Джайро уже много знали друг о друге, но он все еще не мог сказать ему, что дома теперь у него нет. Джонни не хотелось заканчивать гонку, потому что после ему некуда было возвращаться. — Наверное, мне и к лучшему. Я бы предпочел не вспоминать дом, — произнес он тихо, хотя особо не хотел ворошить эту тему. Джонни, сам того не осознавая, заинтересовал Джайро, поэтому не мог уняться, когда Цеппели ничего не ответил, хотя явно хотел спросить об этом побольше. Тогда Джостар закрыл книгу, отмечая, что не может прочитать и строчки, и поджал безвольную ногу к груди. — У нас так нельзя, — говорил товарищ, — родная земля — то, ради чего ты должен умереть, не… — Сомневаясь? — подсказал Джонни, когда друг замолчал. — Другое слово. Коленясь… — Не колеблясь, Джайро? — Esatto! Я это к тому, что страна, родина, дом, в котором ты родился, всегда будет частью тебя. Даже если ты будешь жить в самом прекрасном месте на свете, ночью тебе приснятся твои родные холмы, синее небо, яркое солнце и дом с переплетенной бурьяном беседкой. — А если мне нигде не место? — задал риторический вопрос Джонни, уныло смотря в окно. — Что если меня больше не ждут дома? — Невозможно! Всегда будет кто-то, кто станет тебя ждать.        Джонни покачал головой. Джайро решил на это ничего не отвечать. Джостар чувствовал себя на своем месте, когда попадал в опасные передряги с товарищем, когда ночевал под открытым небом и когда готов был рисковать своей жизнью ради достижения цели Джайро. У него — Джонни — цель совпадала с его. Он чувствовал, что не готов покидать Цеппели, поскольку никогда еще не чувствовал такого покоя в такое неспокойное время рядом с кем-либо. — Я даже не знаю, где мой дом. — продолжал он. — Пока я в таком потоке, мне времени не хватает задуматься о том, что, в действительности, у меня нет места, куда бы я вернулся. А теперь мы застряли в этом трактире и неизвестно когда сможем продолжить путь. — Что ни делается — все к лучшему. Может, это сам знак, что нам надо передохнуть и набраться сил. Дальше — сложнее.        Джонни прикусил щеку и обнял себя за ноги. Он, хоть и выглядел одиноко и уязвимо, точно мог заставить одним синим взглядом прекратить обсуждать это. Что Джайро и прекратил. — Я не собираюсь весь день тут сидеть. Давай спустимся в кафетерий и купим обед. — И услышим, что говорят постояльцы. Это может быть полезно.        Джонни выволок коляску, поскольку не планировал ползти по полу через лестницу или наткнуться на взгляды окружающих, если бы Джайро донес его на руках. Сам молодой человек ни разу не выразил недовольства по этому поводу, и хотя он часто любил делать все за Джонни по привычке, а не потому что желал его ограничить, Джостара все равно это ущемляло. Он всерьез не думал, что Цеппели считает его помехой и обузой, поскольку Джонни все-таки оставался сильнее некоторых, кто мог стоять на двух и не представлял из себя ничего.        Спустившись на первый этаж, они поняли, что людей практически не было, не считая двух местных мужчин в углу и трактирщика за стойкой, который, ругаясь, пытался настроить сигнал радио. Никто из них не обратил особого внимания на забавного вида инвалида и ковбоя с шляпой в руке, продолжая лениво потягивать пиво.        Ненастная погода не думала прекращаться ни на секунду. Метель усиливалась, в ближайших нескольких милях не было никакого цивилизованного пункта с достойными средствами связи, поэтому Джайро всерьез забеспокоился о лошадях в конюшне, а Джонни — о том, что они, возможно, застряли в этом проезжем районе, где никто толком не жил. Джайро боялся, что пугливые животные сделают что-то опрометчивое, если степные волки вдруг решат наведаться к людям.        Мужчины разговаривали о чем-то отреченном, обсуждая свои семьи и погоду, не затрагивая какую-нибудь тему, которая была бы интересна двум путникам. Хозяин заведения бил кулаком по старому пыльному радио, и когда то начало постепенно передавать отдельные слова сквозь белый шум, он довольно мурчал под нос и кивал головой. Весь трактир ходил ходуном от пурги снаружи, поэтому создавалось впечатление, будто он вот-вот взлетит в воздух. Но самым неприятным казался тот факт, что на всю ветхую «гостиницу» работала лишь одна буржуйка с вечно гаснущим огнем. Только через время Джайро и Джонни заметили еще одного присутствующего — это был мальчишка пяти лет с неуклюжей походкой, как у козленка, и чумазым лицом. Он бегал туда-обратно, принося из чулана запасы дров, и подкидывал их в буржуйку. Когда он пробегал мимо хозяина, тот трепал его по волосам — путники сообразили, что это был либо его сын, либо внук.        Джонни устроился таким образом, чтобы не было видно, что он находится в коляске. За несколько лет, проведенной в ней, он привык быть тем, на кого смотрят с жалостью, однако с начала гонки он даже почти поверил, что перестал быть инвалидом. В углу, в котором они устроились, было почти темно, потому что и без того тусклый свет с улицы освещал лишь малую часть кафетерия. Джайро бросил рядом с Джонни свою шляпу и пошел к хозяину. Джостар взял шляпу в руки и устроил ее на коленях. Так ему было спокойно.        Он недолго наблюдал за тем, как Джайро пытается вспомнить какое-то слово на английском, чтобы объяснить трактирщику, что ему нужно, пока сам мужчина подсказывал приблизительные слова. Затем к Джонни подбежал мальчишка с очень удивленными глазами. — А почему ты сидишь в коляске? Ты же уже большой.        Джонни поклялся, что Джайро точно бы заржал, услышав этот беззлобный вопрос ребенка в своей наивной искренности. — Она очень помогает мне, — сказал Джостар ему, — мои ноги не ходят, потому что я получил тяжелую травму. — А тебе больно? — Скорее нет, чем да. Я их совсем не чувствую. Можешь попробовать, — Джонни указал на свои колени и даже убрал шляпу Джайро. Наткнувшись на неуверенный взгляд ребенка, он приободрил, — смелее.        Мальчишка стукнул его кулаком и тут же испуганно одернул поцарапанный дровами кулак. Джонни усмехнулся, а его нога никак не отозвалась. — Какой бы сильный у тебя ни был удар, я бы этого не почувствовал. — Ты интересный. Откуда ты? Я тебя тут не видел. — Мы с другом участвуем в очень серьезной гонке. Как только метель прекратится, мы покинем это место. — Ковбой! — воскликнул мальчишка, заметив приближение Джайро, и, махнув Джонни рукой, скрылся где-то в другом направлении. Джостар улыбнулся и прикусил губы.        Подошедший Джайро обернулся на убегающего ребенка и изогнул брови, после чего обратился к другу: — Не мог вспомнить слово «говядина», представляешь? Пришлось сказать «как свинина, но коровятина». А кто этот малец? — Понятия не имею, — пожал плечами Джонни, — поговорили немного и тут ты. — Понятно, — подозрительно прищурился он, — скоро получим свое рагу с… говядиной. Оказывается, готовит не хозяин, а хозяйка. Живет тут с женой и дитем. — Узнал что-нибудь еще? — Сигнал пропадает постоянно. Как бы не упустили все новости. — Что-то мне подсказывает, что мы серьезно попали. Мне кажется, произойдет что-то. Надо быть готовым к приближению опасности. Я думаю, никто не знает, что мы именно в этом трактире, но враги не дремлют. Другие стендюзеры не упустят возможности зажать врага в угол и избавиться от конкурентов. Мы участники гонки не только за круглой суммой, но и за кое-что, что способно перевернуть мир. Это очень опасная игра. Будь осторожен, Джайро. — Знаю, хорошо, — сказал Джайро вместо того, чтобы упрекнуть друга в чрезмерном беспокойстве. Если бы они не прошли бóльшую часть пути и не были на грани смерти, Джайро бы не понял его опасений. Однако его сжатые челюсти выражали напряжение. — Надо спать, навострив уши. Подло, но нас могут зарезать, пока мы спим, отравить через еду или — как минимум — вывести из гонки наших лошадей. — А это мысль, — Джайро серьезно нахмурился, — хозяин точно тут не при чем. Я бы почувствовал, если бы он что-то замышлял. Твои догадки имеют место быть.        Они еще недолгое время провели в кафетерии, после чего некоторые постояльцы начали выходить из комнат и узнавать новости. Обед был за спиной — на улице почти сразу стемнело, поскольку зимой ночь опускалась раньше. Вой волков стал слышен более отчетливо, поэтому Джонни остался один сидеть в комнате в ожидании возвращения Джайро, решившего навестить лошадей. Когда он вернулся, в его руках был запас свечей. От товарища пахло холодом и едва уловимым табаком. — Это ужас! Погода действительно отвратительная. Я думал, что заблужусь. Дальше носа не видно. Как бы и завтра весь день не сидели тут. — Скучно, — проконстатировал Джонни, — изучим дорогу? — Зачем? Я выучил все пути. Не думаю, что мы когда-нибудь разделимся. Сыграем разок в карты? Хотя бы в дурака.        Джайро достал из-под плаща бутылку столового вина, купленного у хозяина, и вид Джонни несколько приободрился. — Мы только вчера выпивали. Не хотелось бы заработать алкоголизм, пока мы здесь.        Джайро весело улыбнулся и сел на постель, которую им придется делить еще одну ночь. В прочем, он мог бы взять себе такой же отдельный номер, но спать так было безопаснее, да и никто не возражал. Джонни вздохнул и согласился на игру в карты. — На что играем? — Давай на желание. — Я похож на фею крестную? — недовольно спросил Джостар, перетасовывая карты — это дело Джайро он не доверял и даже побаивался его в этом плане. — Это будут твои проблемы, если по возвращении домой я не увижу загаданный особняк с яблоневым садом. — Много хочешь.        Джонни подождал, пока Джайро откроет вино, после чего разлил его по двум алюминиевым кружкам — не тюльпановидные бокалы с золотой каемкой, но все же лучше, чем ничего или с горла. Джонни раздал карты и изучил свои — один мусор. Он вытянул ноги, чтоб не мешались, и при свете свечей сделал первый ход. Джайро тут же покрыл и скинул. — Все точно было нормально там, внизу, когда ты болтал с мальчишкой? — Да, а почему ты интересуешься? — Мне показалось, или он ударил тебя. Я подумал, что действительно показалось, иначе бы ты сказал и я бы ему уши… — Он спросил, почему я на коляске. Обычный детский вопрос. Он не преследовал цели как-то задеть меня, Джайро. Я лишь дал ему убедиться, что мои ноги правда ничего не чувствуют.        Цеппели доверчиво кивнул и смиренно добавил себе карты из колоды. За этим действием парень внимательно проследил. — Прости, не то чтобы я хотел слишком навязчиво опекать тебя, просто… Забудь.        Он скинул сразу две, и Джонни пришлось забрать карты без особого азарта и интереса к игре. Теперь он нахмурился. Он не понимал, почему Джайро так тщетно пытался его защитить от всего, считал таким уязвимым, но при этом доверялся ему. Взгляд орехово-зеленых глаз Джайро стал отрешенным.       «Я сказал мальчику, что мне не больно, — подумал Джонни, — хотя на самом деле меня разрывает от моей ограниченности. Я так многое не могу сделать для Джайро.»        Он щедро отхлебнул вина и сделал ход, рассчитывая на то, что Джайро снова выбросит лучшие карты, но он вдруг задумался. — Я тут думал, Джонни, — сказал он, — серьезно думал, что если тебе правда некуда деться, ну… После гонки, я имею ввиду, то ты, можешь, знаешь… Поехать со мной в Неаполь. А может и еще куда. — Джайро, это звучит как моя детская мечта полететь на Луну, — хмуро отозвался Джонни, — я даже язык твой не знаю. — Я научу, — серьезно продолжал молодой человек, и Джостар подумал, что тот пьян, но глаза его были ясные и смотрели почти с отчаянием, как ему показалось, — за год с таким учителем, как я, ты сможешь говорить. Почему нет, Старбой? Найдем деревушку с милым домом и заживем! — Я, конечно, понимаю, — начал Джонни, с трудом вздохнув, когда вино обожгло пищевод, — мы с тобой каждый день проводим вместе и практически не расстаемся. Но когда я снова встану на ноги, когда ты победишь в гонке… Наши пути все равно разойдутся. — Разойдутся, если ты этого захочешь.        Джайро выглядел растроенным и злым. Джонни ненавидел злить его, даже побаивался, поэтому не знал, что ему сделать и сказать в таком случае. Парень никогда не строил планов касаемо других людей, потому что они никогда не сбывались. Мечтать о чем-то с Джайро он боялся еще сильнее. — Все так говорят. А потом по собственной инициативе расходятся. Если я для тебя просто попутчик, а не друг, то нам действительно не по пути.        Джонни давно забыл, что такое настоящий друг. То чувство, когда с тобой дружат не из-за твоего статуса и денег, а просто потому что ты — это ты. Более того, Джайро готов был помогать ему даже с мелочами, не только не зацикливая внимание на том, что он с ограниченными возможностями, но и восхищаясь им, как достойным товарищем по оружию и делясь своим опытом. Джонни не осознавал в полной мере тот факт, что Джайро был для него ближе и дороже тех, кого он считал самым близким до своей травмы. Цеппели не отвернулся от него, когда у Джонни не осталось былой власти и денег, и парень посчитал, что все его потери ради обретения этого человека были не зря. В глазах у него защипало от этой мысли, от осознания, что он обидел Джайро своим отношением, а щеки покраснели от алкоголя. Он опустил карты, не потрудясь закрыть их, и принял полное поражение. — Я доверяю тебе больше, чем самому себе. И вообще, никто ко мне так, как ты, не относился. До сих пор снятся кошмары, как я просыпаюсь в госпитале, а из меня выкачивают кровь, и вместе с тем наступает час расплаты за мой эгоизм. Но я не хочу, чтобы из-за моей самовлюбленности страдал ты — человек, которому не все равно. Ты мог давно вынести меня и оставить в степи, или в горах, или просто устранить меня. Но нет, ты заботишься обо мне, как о ребенке, с таким видом, будто тебе это приносит удовольствие. Я для тебя как будто не просто попутчик. Прости, Джайро. Я… Я не думал о том, что ты, на самом деле, имеешь для меня бóльшее значение. И я бы точно не хотел, чтобы мы расставались, чтобы наши страны становились преградой на пути к дружбе. Ты не станешь для меня кем-то, кого я просто знал. Потому что я так хочу. И я впервые говорю такие слова кому-то.        Джайро выглядел довольным и тронутым, даже милым, несмотря на суровый и мужественный вид. Все в нем казалось для Джонни самым очаровательным и желанным, что он только мечтал увидеть. И вдруг Джостар осознал, что на самом деле Джайро очень дорожит им и не хочет потерять, а также бесстыдно разглядывает его с ног до головы.        Он сложил карты и улыбнулся. Даже в холодной комнате, освещенной лампой и парой свеч, сидящий на плоской кровати со старым одеялом, он ощущал себя счастливым. — Тебе хочется что-то сказать мне, Джайро? Я тебя не задел? — осторожно поинтересовался он. — Ничуть, — весело ответил товарищ, — мне правда приятно. Но ты все равно проиграл. — Джайро, нечестно! Жулик. — Ты раскрыл карты, поэтому я бью тебя козырями и победа моя! — Если ты изначально так задумал, то я тебя убью. — Мне надо было что-то сказать, — молодой человек перешел на более неразличимый итальянский акцент, путаясь в английских словах, — все-таки… Такие искренности… — Ты что, смутился? — Джонни подсел к нему, пытаясь заглянуть в лицо друга, когда тот отвернулся, и вдруг увидел, что он неловко улыбался. — Ты стесняешься? Охренеть, Джайро, ты взрослый мужчина или ребенок? Если скажу кому, что ты можешь сделать такое лицо, мне в жизни не поверят.        Цеппели несильно, но ощутимо оттолкнул его от себя, напуская мрачный вид, хотя румянец на его грубых щеках по-прежнему не сходил. Джонни не сдержался и прыснул от смеха. — Интересно, все итальянцы такие или только ты? Неужели я и правда настолько смутил тебя? — Прекрати, Джонни! Это совсем не смешно! Это единственное, что я не могу контролировать. Я все-таки не хладнокровный жестокий ковбой, а прежде всего человек, выражающий больше чувств, чем другие! — Это мило, — Джонни прикусил губы, чтобы не улыбаться, — нежный и чувственный романтичный итальянец. — Вот уж я посмеюсь, когда ты будешь мое желание выполнять. — Не буду, — усмехнулся парень, — ты жульничал, и я поймал тебя. Либо переигрываем, либо я ничего не делаю.        Они переиграли. И уже честную победу снова одержал Джайро, будучи в нескольких шагах от проигрыша. Джонни потушил одну свечу, чтобы экономить их, после чего рассмотрел на стенах их пляшущие тени. Он повернулся к Цеппели. — И что же ты пожелаешь? — Я еще не придумал, — признался он. — Замечательно.        Джонни беспокойно сжался, когда волчий вой прозвучал совсем рядом — как будто голодный хищник поджидал у самого окна. Парень опасался волков и койотов в их пути также, как опасался и владельцев опасных разрушительных сил. Джайро уловил беспокойство Джонни. Он тоже стал понимать, что ничего хорошего в этом диком вое не было. — Интересно, хранит ли хозяин ружье на всякий случай? — Да, думаю, — ответил Джайро, — они живут в открытой и опасной местности. Кажется, волки нередко решают наведаться в гости. — Считаешь, они не проберутся к стойлу? — Наши девушки в прекрасных условиях! Ворота накрепко закрыты, они в безопасности. — Хочется верить. Давай спать. Хочется, чтобы побыстрее наступило утро. Еще один день в этой унылой дыре я не вынесу. — Даже наедине со мной? — Это приятный бонус.        Джонни убрал карты, отставил наполовину пустую бутылку вина в сторону погасил весь свет, снова оказавшись в непроглядной темноте. Однако на этот раз ему уже не было страшно.        Когда они улеглись, волки снова протяжно взвыли, а Джайро по обыкновению похлопал ладонью по Джонни. Снова Джонни укутался в одеяло, накрыв голову подушкой, и постарался не обращать внимание на беспокоившую интуицию. Выпившие, они уснули довольно быстро, больше не обращая внимания на внешние звуки хищников и завывания метели, сносящей крышу.       Через пару часов, хотя, казалось, прошло всего несколько минут, Джонни начал нещадно дрожать от лютого холода. Он и без того не чувствовал ног, но те были настолько холодными, что даже Джайро, спящий на другой стороне кровати, недовольно бормотал что-то во сне или вздрагивал. Джонни снился какой-то кошмар. Когда он открыл глаза, он даже не понял, что проснулся, поскольку кромешная темнота мешала разглядеть собственный нос. Джостар испуганно зажмурился, все еще не отогнав отголоски кошмара, он переметнулся на другую сторону кровати, где спал товарищ, и наощупь начал трясти его. — Джайро, — низким голосом бубнил он, — Джайро, проснись.        Цеппели сориентировался гораздо быстрее, неосознанно запустив руку под подушку с револьвером, но Джонни ухватил его за плечи. Джайро вздохнул и сонно курлыкнул. — Pensavo fossimo in pericolo… — На английском, Джайро, я тебя не понимаю. Чертовски холодно. — Certo, Johnny, hai ragione… — Что бы это ни значило, я приму это за согласие.        Джостар принялся копошиться, стараясь не тревожить сонного и, вероятно, снова уснувшего друга, и переложил подушку на его сторону. Он укрылся одеялом, подоткнув его под ноги, и стянул со стула пальто кого-то из них, накрыв ним себя и Джайро сверху. Зарывшись в кокон, он почувствовал себя гораздо лучше, несмотря на неунимающуюся дрожь, доводящую до щелкания зубов. Джонни подполз к Джайро и примкнул к теплой широкой спине ковбоя. Он продолжал дрожать и слишком часто выдыхать из сухих губ прямо в шею друга. Цеппели старался уснуть, но при таких действиях ему с трудом удавалось даже ровно дышать. Поэтому ему пришлось ждать, когда Джонни согреется и уснет, чтобы прекратить гладить прямоугольники бородки и уснуть следом, стараясь вытеснить тошноту и устранить возбуждение внизу живота. —————        Остаток ночи прошел в беспамятстве. Утром они, отдохнувшие и выспавшиеся, были готовы продолжать свой нелегкий путь. Однако погода все ухудшалась и казалось, будто их трактир действительно засыпет метель. В номере было почти все время темно из-за снега, закрывшего окно, и непроглядной пурги. Что-то плохое подсказывала интуиция Джонни, чем он и поделился с Джайро накануне — товарищ не остался отстраненным и позаботился о том, чтобы друг осознал его причастность к этому и серьезную вовлеченность. — Davvero, Джонни, — соглашался Джайро, — какое-то дьявольское наваждение происходит! Мы не можем тратить драгоценное время на то, чтобы сидеть тут безвылазно. — Мне кажется, это не совсем обычная метель. Где мы сейчас находимся? Мичиган? Такая пурга здесь — явление уникальное, если судить по географическому расположению. Не может быть, чтобы снег шел сутки напролет.        Джайро осознанно нахмурил густые брови. Когда он не шутил глупые шутки, он выглядел брутально. Нет, для Джонни он выглядел брутально, даже когда, подвыпив, он чуть не свалился с Валькирии, поскольку нога запуталась в стремени. Даже когда Джайро сам, как лошадь, смеялся над своим остроумным каламбуром, он выглядел брутально. И даже когда помогал Джонни с мелочами — мужчина с широкими плечами и опасным хищным видом, колючий как дикобраз своим характером и непредсказуемостью, мужчина, делающий массаж его ногам и слишком заботливо отгоняющий мошкару, пока тот спал, покорно идущий навстречу, чтобы позволить ему лечь рядом в холод, все равно выглядел брутально. — Нас пытаются задержать, — внезапно с сильным акцентом проговорил он, после чего снова хорошо заговорил на английском, — никому не выгодно, что мы лидируем, это понятно. С самого начала была консистенция. — Конкуренция, — подсказал Джонни. — Верно. Хозяин уже устал от меня и моих вопросов. Он больше ничего не знает. Хорошей идеей будет разузнать что-нибудь у постояльцев. — И помыться, — сказал между прочим Джонни, — здесь есть ванная комната. Попросим горячей воды, ну заплатим чуть больше. Я чувствую себя отвратительно.        Джайро отнесся очень серьезно к его словам. — Да! Я займусь этим. Все болезни происходят от антисанитарии.        Джонни остался один, когда Джайро ушел, позволяя товарищу самому решить с этим проблему. Беспокойство его росло, когда голодный и хищный вой диких койотов начинал звучать как будто из собственной головы. Это нагоняло на него страх и смущение от того, что точно знал о происходящих странностях и не простом вое волков, он не знал, как с этим бороться. Джостар решил положиться на Джайро и подождать еще немного, пока опасность не проявит себя. —————       Джонни закинул голову назад, чуть наблюдая за тем, как Джайро, стоя над ним, тщательно вымывает его голову жестким мылом. Парню казалось, что к нему относились как к кисейной барышне. Он на мгновение подумал, что если у Джайро будет ребенок, то он также заботливо будет мылить его голову и осторожно смывать пену, чтобы та не попала в глаза — это Цеппели и делал с Джонни, замлевшим от его касаний.        Джостар не стал спрашивать, почему Джайро не оставил его отмыться самому. Он вдруг понял, что друг делал это не из-за жалости или каких-то внутренних установок, образовавшихся от его национальности, а просто потому, что ему нравилось это делать. Ему нравилось ухаживать и делать для партнера даже абсолютные мелочи, хотя и выглядел как тот, кто стал бы делать это в последнюю очередь. И Джонни перестал чувствовать себя обделенным работой, приняв заботу друга. — Закрой глаза, — посоветовал он сверху мелодичным голосом, и Джонни сделал, как он попросил. Горячая вода скользнула от лба по светлым волосам, смывая пену. Джайро так любовно перебирал мокрые пряди сквозь черствые пальцы, иногда касаясь шеи парня, что Джонни совсем перестал вздыхать. Он закинул голову назад чуть больше и открыл синие глаза, столкнувшись с полуприкрытыми орехово-зелеными. Он ухмыльнулся и, не сдержавшись, бурно прыснул от смеха, откинув голову вперед. — Я выгляжу смешно снизу вверх? — Немного. Твоя бородка просто не дает мне покоя. — Тебе не нравятся мои бакенбарды? — с ненаигранным удивлением воскликнул Джайро. — Нравятся. Пожалуй, чуть больше, чем шляпа. Кажется, ты немного зарос. Может, мне сделать что-нибудь с этим?        Джонни кивнул на наточенный нож для бритвы, намекая на то, что он может выполнить подобную работу. — Это очень интимное предложение, Старбой! — Ты буквально моешь мою голову, как одной из своих профурсеток. Что еще скажешь об интимности? — Я мыл им не головы, — серьезно нахмурился Джайро, и они после недолгой паузы захохотали, — я брею себя сам, никому не доверял эту работу. — Не доверял, — подчернул Джонни, — значит, ты не отказываешься?        Джайро хмыкнул, но не ответил. Он отошел, давая понять, что свою работу он окончил, и Джонни повернулся в его сторону, облакачиваясь о бортик ванны. — Я буду о-очень нежен, ни один лишний волосок не пострадает. — Это игра на доверие, Старбой, — Джайро любил называть его так каждый раз, когда их разговор доходил до несерьезных вещей, — но если ты вдруг решишь состричь одну мою бровь, пострадают две твои.       Джайро вышел, позволяя Джонни побыть одному и закончить мыться, предоставив ему возможность отдохнуть от собеседника. Он знал, как его замкнутому товарищу это важно, поэтому уважал его личное пространство.        Когда Джонни закончил, он, наученный опытом и отнюдь не беспомощный, вылез из ванны и оделся в чистую сменную одежду. Их основная высыхала после стирки. Выходить из ванной не хотелось, поскольку снаружи было значительно холоднее. Он нехотя переместился в комнату к Джайро. — С ножом в руках ты выглядишь почти устрашающе, — Джостар нахмурил светлые брови, — так лучше. Еще не передумал? — Я хочу тоже сделать что-то для тебя.        Джайро слишком осознанно посмотрел на него и сжал губы в полосу. Он не пошутил, хотя в его голове точно родилась остроумная шутка, и он только наблюдал за тем, как Джонни залезает на кровать. Джайро закрепил полотенце на шее и для удобства товарища расставил ноги. Он откинул еще мокрые волосы назад и обаятельно взглянул на товарища. Джостар, больше не чувствуя уверенности, взял щеточку с мягкой кистью и обмакнул ее в емкость с мыльной пенной водой. Он поднес ее к челюсти Джайро, после чего тот отчаянно схватил его за руку. — Джонни! Передай моим детям и жене, что их мужчина пал от позора после обрезанных бакенбард! — Я буду осторожен, вот увидишь. И ты бы не хватал меня за пальцы, учитывая, что я могу убить ногтями. Вот это была бы позорная смерть. — Я бы не отказался умереть от твоей руки, но уже после достижения своей цели.        Всхохотнув, Джайро отпустил его и постарался расслабиться. Он не мог следить за действиями Джонни, поэтому наблюдал за его выражением лица. Когда парень наносил пену и очень напряженно водил острым ножом по его скулам и челюсти, Джайро старался не дышать, а Джонни — не моргать. Он умело выводил лезвием по коже товарища, искренне стараясь не навредить ему, чтобы не нанести даже нисколько не опасную царапину.        Руки Джонни начинали дрожать каждый раз, когда он вел ножом рядом с излюбленными прямоугольниками Джайро, но еще ни разу он не сделал лишнее движение. Лишь по окончании работы ему захотелось сказать робкое «ой», чтобы заставить Цеппели округлить глаза от ужаса и подпрыгнуть. Однако ему и после не удалось убедить друга в том, что он действительно не отрезал лишнее, только пока тот внимательно не рассмотрел себя в зеркало. — На самом деле… очень даже неплохо. У тебя рука наточена!        Джонни только улыбнулся, наблюдая за довольным другом. После на несколько часов они снова остались в комнате изучать карту, читать скучную книгу и иногда играть в карты.        Им было приятно находиться в обществе друг друга, потому что привыкли к нему и в целом не представляли себе свободное времяпрепровождение наедине. Их устраивало все, чем они занимались: даже если это было разглядывание пустоты в тумане, молчание и то изнеможение, когда они лежали не могли уснуть от огромного испытанного стресса и угнетающих мыслей.        Во всяком случае, Джонни не испытывал по отношению к Джайро какой бы то ни было раздражимости и частого желания уединиться. А Джайро был монетой с двумя сторонами: одна его сторона была та, которую, как потом осознал Джонни, видел только он, а другая — та, которую он мог показать незнакомцам, соперникам и сомнительным особам, встретившимся им на пути. Ко всем Джайро приглядывался очень внимательно, недоверчиво щурился и не скрывал сомнений, но только с Джонни он мог шутить глупости, разговаривать часами и позволять себе петь на итальянском. Джонни это ценил и не пренебрегал доверием друга.        Будучи загнанными в ловушку в трактире, он начинал осознавать свою тягу к Цеппели, привязанность и собственную искренность, проявившуюся в ответ на его искренность.        К вечеру было уже совсем темно. Затертые до дыр карты, нагретые от рук, лежали в сторонке под капающим воском от свечи. Никаких других интересных занятий они себе придумать не могли. — Я сегодня не усну, — сказал Джонни, пытаясь унять внезапную дрожь всего тела. Кожа стала гусиной, а волосы чуть поднялись, как будто тело предчувствовало какую-то опасность, которую не мог воспринять мозг. — Этот волчий вой меня сведет с ума, если мы останемся! — Но если не останемся, то замерзнем насмерть. Весь наш путь будет пройден зря. — Нельзя, — заявил Джайро, — не будет так. Прорвемся.        Джонни снова доверился ему. Цеппели кивнул, но в этот раз в его взгляде было слишком много эмоций и чувств, и он выразил их так неосознанно и наивно, что Джостар пришел в восторг от такой его открытости. Ковбой оставил его и ушел из комнаты, чтобы спуститься в кафетерий и узнать новости. Джонни беспокойно поджал ноги, дотронулся до ступней и понял, что те очень холодные. Он укрыл их одеялом и остался ждать возвращения друга, в любой момент готовый к тому, что будет происходить что-то странное.        Он не мог объяснить, что творится, но его острая интуиция и напряженное тело давали о себе знать каждую секунду, а вой снаружи казался мистическим, а не настоящим. Чем дольше он его слушал, тем глубже пробирал внезапный страх. В комнате становилось невыносимо находиться и дышать. Джонни боялся, совсем как в детстве, когда утомленный Николас, уложив его, уходил к себе, и мальчик оставался один на один с кошмарами, последовавшими после смерти матери. Ему мерещились силуэты и даже иногда звуки, поэтому первые дни он звал брата и засыпал с ним, после чего стал замечать, какой он был измотанный его истериками, и оставил старшего. Но Джонни не прекращал дрожать и видеть силуэты — он стал скрывать и засыпать один, накрывшись с головой одеялом и по возможности оставляя дверь открытой для возможности выбежать.        Вот и сейчас Джонни, уже взрослый и не боящийся своих кошмаров, в которых превращались внутренние демоны, снова начал дрожать от страха и лихорадочно соображать, где находится враг и как работает его стенд. Он знал точно, что неконтролируемый ужас на него навеяла чья-то внушающая сила, с которой они с Джайро уже не раз встречались.        Парень схватил края одеяла и сглотнул сухую слюну. Его стенд Таск появился за спиной и жалобно жался к хозяину, пораженный нагнанным страхом. Горло юноши болело так, что даже при огромном желании он бы не смог позвать товарища. Свеча, надежда на которую увядала, начинала дрожать и млеть. Последний источник света в темной комнате трактира грозился потухнуть. И прежде, чем все погрузилось во мрак, Джонни скользнул взглядом к кровати, под которую быстро, но заметно ринулись ловкие черные лапы. Парень наотмашь вскинул руку, позволяя ногтю очертить траекторию и исчезнуть в том же направлении. Джонни схватил стенд, как плюшевую игрушку, и спрятал под одеждой. Он знал, что его маленький друг мог ему пригодиться и подсказать решение проблемы, но он слишком боялся за него и переживал, к тому же его стенд, как и он сам, был также парализован страхом вражеской силы.        Джостар метнулся в сторону, чудом не ударясь о предметы интерьера комнаты, поскольку еще помнил их расположение, и открыл дверь, ведущую в коридор. Длинный, черный и такой же непроглядый. Услышав позади утробное рычание и тоскливый вой, он резко обернулся. Волк, вылезший из-под кровати, голодно скалился. Джонни с замиранием сердца кинулся к ручке двери и прижал ее, чтобы существо не выбежало за ним следом. Волк бросился к нему, бешено щелкая зубами, но Джостар с подобным рычанием захлопнул дверь. Прищемив ею голову разъяренного зверя, намеревавшегося убить его, он только разозлил волка, который рычал и плевался пеной. Джонни дышал отчаянно и бешено, изо всех сил опираясь на двери. Ему было страшно, но он не успевал подумать о каждом своем действии. Волк лидировал. Он просунул огромную черную морду сквозь щель и схватил парня за ногу. Он укусил не сильно, но Джостар этого и не почувствовал, только сильнее запаниковал.        Таск вылез из его одежды и также схватился за ручку. При иных обстоятельствах Джонни посчитал бы это милым, но он находился в смертельной опасности, поэтому, воспользовавшись бескорыстной помощью стенда, направил ноготь в сторону волка и выстрелил. Животное отшатнулось, рыча жалобно и пораженно, и Джонни удалось закрыть двери. Он примкнул к ней спиной, не слыша больше признаков жизни по ту сторону, и внезапно снова задрожал. Таким шумом он точно должен был привлечь внимание постояльцев, хозяина и Джайро, но коридор был черный и бесконечный. Он не видел его конца и начала лестницы, только высокие двери, тянущиеся к самому потолку, казалось, выглядели так, будто их уже очень давно не открывали. Сам трактир словно преобразился и стал выглядеть намного иначе, чем Джонни его помнил. Каждый сантиметр пугал его до онемения, а вездесущий вой не давал мыслям собраться. Впервые он чувствовал себя таким беспомощным без Джайро рядом.        Он заботливо взглянул на Таска, после чего принялся медленно и тихо ползти по направлению к лестнице. Половицы под ним скрипели так громко, что точно могли привлечь внимание. Парень полз и прислушивался к другим звукам, замирая и вздрагивая каждый раз, когда слышал за спиной другой неожиданный звук. Джонни дышал часто и громко, не в силах позвать Джайро, узнать, где он и жив ли.        Таск внезапно громко издал странный писк, и Джонни повернулся. Джайро стоял в коридоре, окутанный темной туманной дымкой, и выглядел растерянно и напуганно. Джостар выдохнул с явным облегчением. — Джайро! Здесь обладатель стенда! Я еще не до конца понял, что он делает, но те волки, которых мы слышали, его проделки. Я почти уверен, что они не настоящие, живые. Они появляются, когда тебя одолевает дикий страх и… — Джонни, прекрати горланить, ты их всех привлечешь!        Парень замолчал, доверившись раздраженному товарищу. — Нам надо найти обладателя стенда. Его сила велика, значит, он не может находиться очень далеко. Возможно, он один из постояльцев. — Черт, замечательно попали! — прыснул Джайро. — Остались на свою голову в трактире, теперь сидим здесь, запертые в ловушке, и нас гоняют, как крыс в клетке. — Джайро, мы должны бороться, а не причитать, — нахмурившись, напомнил Джостар, снова пряча Таска. — Осточертело уже, — бросил он в ответ, холодно смотря на Джонни, — я устал постоянно бороться с этой паранормальной херней. А ведь все началось с того, что ты присоединился к моему пути. Мне было бы гораздо легче без тебя. Возможно, я бы уже достиг следующего этапа, если бы не твоя инвалидность и необходимость переждать в трактире.        Джонни раскрыл рот. Он шумно выдохнул, не зная, что выразить: раздражение в ответ или удивление. Джайро говорил ему то, что парень боялся услышать больше всего, поэтому у него не было ответа. — Постоянно трястись над инвалидом не понравится никому. Даже мне это в конце концов надоело, хотя я отличаюсь завидным терпением! Я бы так много добился и не застрял бы сейчас здесь с тобой, если бы не твой эгоизм, твоя самовлюбленность, твоя беспомощность. Ты так жалок.        Джайро, смотря на него сверху вниз, говорил так уверенно и отчаянно, что Джонни, сидящий на неощутимых коленях, испытал такую боль, какую не испытывал за все свое время в инвалидном кресле. Он почувствовал себя так, как если бы его ранили в сердце. — Знаешь, почему я все это для тебя делал? Ты действительно очень жалок. На тебя смотреть тошно. Некогда ты еще был полезен, но не сейчас. Ты даже ходить не можешь, но принял участие в такой серьезной гонке, рассчитывая на то, что я тебе помогу. Ты ведь не считал меня своим другом? Правда же? Черт, ты правда такой наивный, или ты прикидываешься? — Джайро, ты никогда так не сказал бы! Перестань!        И вот Джонни возвращается во время, когда был молодым юношей, которого пьяный отец толкает к выходу из дома, виня в смерти Николаса, и сейчас парень остается совершенно сбит с толку, одинокий и всеми покинутый, не нужный даже тому, кого за довольно короткий срок принял считать другом.        Он действительно выглядел беспомощным. Он не мог дотянуться до предмета, который находился чуть выше головы, не мог проехать в узком пространстве на коляске, не мог без огромных усилий сделать что-то сам, без посторонней помощи. Он всегда нуждался в человеке, который бы понял его. И Джайро, твердо настроенный на победу ради сохранения жизни мальчику, был вынужден следить за инвалидом, вместо того, чтобы сосредоточиться на своем пути. — Ты думаешь, не сказал бы? Говорю. Тебе в лицо! Не отводи взгляд. Разве ты сам не считаешь себя ничтожеством? Все, что с тобой творится, происходит только по твоей вине. Но ты привык вмешивать в свои проблемы других людей, чертов эгоистичный сукин сын! Я все о тебе знаю. — Что? — Ты думал, я буду подставлять спину по ночам человеку, о котором ничего не знаю? Я все узнал о тебе. Братоубийство непростительно… Я разочаровался в тебе.        Джонни опустил голову и прижал руки к груди. Ему хотелось обнять себя. — В тебе заиграли остатки совести? — Джайро наклонился, стряхивая с бедер несуществующую пыль, и заговорил тише. — А может, ты хочешь трахнуть меня? Как свою очередную суку. Я не удивлен.        Джонни отчаянно закачал головой. Он больше не чувствовал того, как сильно Таск тянул его и издавал звуки. Джонни смотрел только в глаза Джайро, холодные и выражающие только лишь презрение.        Да, Джонни считал себя не лучшим человеком. Да, он был один. Да, он не мог многие вещи, однако только он был у себя, только он сам мог понять себя и никто другой, даже самый близкий человек не имел права говорить подобные ужасные вещи о нем.        И вдруг Джостар понял, что его друг на самом деле бы так не сказал. Даже, если бы догадывался о каких-то чувствах Джонни, он бы ни за что не сказал ему этих слов, не унизил бы и не втоптал его в грязь. Каким бы колючим ни был Джайро, он бы не заставил его почувствовать себя еще более униженным, и уж точно не после того, какие времена они прошли.        Парню пришлось сделать огромное усилие над собой, чтобы поднять руку и наотмашь выстрелить прямо в то, что выдавало себя за Джайро. На миг его посетило сомнение, но оно развеялось так же быстро, как туман вокруг него, похожий на черную дымку, не позволявший Джонни разглядеть и собственного носа. Коридор постепенно начал приобретать узнаваемые темные черты, хотя вокруг по-прежнему все было неясным, нечетким, размытым, плывущим… Парень с трудом выдохнул и прислонился к стене, позволяя единственному яркому Таску беспокойно парить рядом.        Джонни поджал колени и, скрывшись от внешнего мира, зарыдал. Ему было так больно и одиноко, что обшарпанная стена за спиной стала теплой и приятной, благодаря чему он мог прислониться к ней всем телом. Он давился слезами и кашлял, кусая губы, и так яростно бил кулаком в пол, что наконец разжал ладонь и начал царапать половицы ногтями. После он прекратил калечить их, посмотрел на свои руки и обнял себя. Впервые. Весь в слезах, он пусто и жалобно смотрел на собственные ноги, как будто мог заставить их пошевелиться, встать и пойти искать товарища, в котором ощущалась острая необходимость.        Внезапный шум на лестнице заставил Джостара вздрогнуть и испуганно подползти к ступеням. Он посмотрел вниз, в коридор, и увидел обескураженного и шатающегося Джайро. Цеппели недовольно ругался, как будто слетел по лестнице спиной вниз, и выглядел избито и пораженно. Он поднял голову и увидел парня. — Джонни! Оставайся там, здесь такая чертовщина! Я сейчас поднимусь.        Джонни почувствовал себя таким нужным, что увидеть Джайро для него стало самым приятным за последнее время после прошедшего испытания. Когда Цеппели с трудом поднялся, Джостар протянул ему сильную руку на последней верхней ступени, и тот ухватился за нее своей заледеневшей ладонью. Они столкнулись испуганными взглядами и внезапно улыбнулись. — С тобой тоже что-то произошло? — Да, Джайро, — Джонни несдержанно всхлипнул, слезы снова хлынули из глаз, и он позволил Цеппели сгрести себя в охапку и сильно прижать к часто вздымающейся от тяжелого дыхания груди, как ребенка. — Что-то мне подсказывает, что этому пришел конец. Давай переместимся в комнату и поговорим.        Джонни кивнул очень доверчиво и верно, не позволяя Джайро взять себя на руки — он только что упал и наверняка ушибся, поэтому парень не хотел становиться причиной его боли.        В комнате не было ни волка, ни тьмы — свеча, как и прежде, горела на столе, но как будто с новой силой. Джайро и Джонни уселись на разных сторонах кровати. Они молчали, когда Джостар вытирал с его плеча дорожку крови от укуса, а Цеппели бинтовал его покусанную ногу. — Обладатель стенда нагонял этот необъяснимый страх и волков. — Я тоже так считаю, — решил Джайро. — Им нужно было укусить нас, чтобы мы увидели то, чего боимся на самом деле. Кажется, это и было главное испытание — победить свой страх.        Джайро по-новому взглянул на Джонни. В его глазах плескалось море искренности. — Не хочется думать, что бы случилось, если бы мы не победили наши страхи. — Ты был так сильно напуган. И я тоже. Знаешь, Джонни, я рад тебя видеть. — Я тоже рад тебя видеть, Джайро, — сказал он в ответ, и ему стало немного легче и спокойнее. Он знал, что ночью уснет спокойно рядом с ним. Только на этот раз их подушки будут находиться на одной стороне.        В нерешительном взгляде Джайро было сомнение и ноты недосказанности. Это не увильнуло от парня. — Хочешь поговорить об этом? — Не очень. Я измотан. Прости. — Ничего, забудь. Я тоже не горю желанием. Но знай, я здесь.        Им нужно было выспаться. Они не тушили свечу, постепенно тлеющую и гаснущую, и только спустя час смогли погрузиться в сон.        Однако долго Джонни не спал. Он подорвался с постели, весь дрожа и всхлипывая от недостатка кислорода. На секунду ему показалось, что его глаза лопнули, поскольку ничего не удалось разглядеть, и тогда его обхватила сильная пара рук. Он принялся лихорадочно и жалко отбиваться, потеряв от страха голос. — Caro amico, Johnny! Проснись! Это я! Сейчас зажгу свет!        Джайро отпрянул от друга, ошарашенно прижавшегося к изголовью кровати, и зажег керосиновую лампу. Комната погрузилась в теплый свет. Джонни начал оглядываться, ища причину своего ночного кошмара, который тут же забыл. Цеппели не трогал его, поскольку отхватил в челюсть с локтя, и только наблюдал за другом. — Джайро… Прости…        Джонни пытался сдержать слезы, но осознание произошедшего накануне вызывало у него панику. Джайро прощебетал что-то нежное на итальянском, после чего приблизился к другу и обнял его одеялом. — Все нормально. Мы бессмертны, помнишь? Нас никакие кошмары не возьмут. Давай спать. Я здесь. Лампу не выключаю.        Джайро не отпустил Джонни, осторожно лег с ним на постель и пробормотал последние успокаивающие слова, прежде чем Джонни уснул.        Но через некоторое время он снова вскочил, и Джайро схватил его в охапку, чтобы парень не ударил его рукой, и снова принялся успокаивать друга. Измотанный и испуганный Джонни жался к теплому телу, бормоча извинения каждый раз, когда приходил в себя. Джайро был очень терпелив, успокаивал его, укачивал, как мать, бормотал стихи на итальянском, которые Джонни нисколько не понимал, но, однажды услышав, очень полюбил, поправлял одеяло и укрывал, то и дело сжимая в сильных руках. Джостару стало стыдно от того, что он не спал сам и не давал отдохнуть другу. — Постараемся снова уснуть? — почему-то бодро предложил Джайро. Джонни неуверенно кивнул. — Я тебя из рук не выпущу. Буду кусать твои кошмары так больно, что они не успеют забраться в твой мозг через уши. — Я это ценю. Спасибо. — Спи, Джонни.        Но после того, как он вскочил опять, отбиваясь от невидимых монстров, еще не проснувшись, Джайро навис над ним и схватил его лицо в свои руки, несильно похлопывая по щекам. Придя в чувства, Джонни снова укусил себя за язык и жалобно посмотрел на Джайро. Он ожидал получить от него в нос. — Прости.        Джайро злился, но точно не на Джонни. — Ты очень напряжен. Когда напряжено тело, не получится уснуть без кошмаров. Мне стоило предложить это раньше. Давай я сделаю тебе общий массаж? — Что значит «общий»? — Всему телу, не только ногам, как обычно. Это должно помочь. — Я отнял у тебя столько драгоценных минут сна… — Отнимешь еще, если не попробуем. — Это умно. Я не против.        Джайро стянул с него одеяло, совершенно позабыв о том, что находится верхом. И если ранее — нет, теперь эта поза смущала их обоих. Джонни, оказавшись без одеяла, поежился от холода. — Перевернись на живот.        Перекатившись на другую сторону, он почувствовал, как Джайро, сидя на нем, гладит его спину. Джонни вздрогнул от касания прохладных и грубых кончиков пальцев, успокаивая себя тем, что кожу, перед тем, как начать делать массаж, надо разогреть, разгоняя кровь, и что товарищ знает свое дело, не позволяя себе идиотские выходки. Однако эти поглаживания Джайро казались чем-то невообразимым и даже интимным. Только от них Джонни млел и засыпал, расслабляясь под чужими и очень желанными поглаживаниями, позабыв о кошмарах. Когда Джайро пощипывал кожу, это вызывало мурашки и создавалось впечатление, будто мужчина специально хочет расщекотать его.        Руки сместились на поясницу. Джонни невольно напрягся и смутился, и Джайро заметил это. — В теле человека есть особенные точки. Если воздействовать на них массажем, можно получить потрясающий эффект. К тому же это расслабляет. — Я верю, — пробормотал Джонни внезапно очень высоким голосом в подушку.        Пальцы Джайро медленно сместились на поясницу Джонни, большие пальцы часто надавливали на копчик, а остальные пальцы оглаживали узкую талию. Шрам от пули, неаккуратно зашитый и заживший после того случая, служил напоминанием о тех ужасных днях, с последствиями которых Джонни приходилось бороться. Безразличие врачей и их неосторожность сделала шрам уродливым, хотя при должной операции он мог бы быть вовсе не виден. Джайро поймал себя на мысли, что хотел бы быть врачом Джонни тогда, когда он в нем нуждался.        Мужчина, прекратив пощипывать кожу, просто водил ладонями по спине Джонни, наслаждаясь ее теплом. Он водил руками вверх-вниз, иногда заставляя парня под собой вздрагивать от слишком медленных и как будто целенаправленных движений. — Перевернись на спину назад, — попросил Джайро понизившимся охрипшим голосом. Джонни не отреагировал. Затем он покачал головой. — В чем дело? — Мы ведь это обсуждали однажды…        Джайро помолчал, с трудом сглотнув отсутствующую слюну. Он нахмурил густые брови. — Смотря что.        Джонни чуть повернул голову, чтобы его было лучше слышно и другу не приходилось разбирать бормотания в подушку. — Ты говорил… Когда делаешь массаж… Тело может отреагировать по-особенному. — У тебя встал? — Мог бы и помягче сказать об этом. — Я тебя услышал. Все нормально. Знаешь, это даже полезнее… Ты можешь расслабиться, разрядиться… Это поможет лучше уснуть. — А ты где будешь?        Джайро кашлянул. — Я бы вышел… Перекурить. — Теперь это так называется? — Чего ты вообще?! — А хотел бы остаться? — Джонни…        Джостар повернул голову набок. Джайро осознал, что его руки все еще находились на нем, и резко одернул их, оставляя на спине Джонни холодное ощущение пустоты. — Ты возбудился и говоришь странные вещи. Вижу, тебе уже лучше.        Он перелез через него на свою сторону кровати и накрылся одеялом. Джонни обескураженно отвернулся. — Джайро? — Чего? — Можно тебе подрочить? Просто интересно.        Цеппели вздохнул, повернулся и уставился на спину. Джонни еще сам не осознал своих слов, но у него не было ни страха перед тем, что Джайро убьет его за это, ни страха перед собственной неуверенностью. Он открылся мужчине настолько, насколько смог, потому что знал, что хочет его, и будет хотеть постоянно. И Джайро тоже будет, и так продолжится до тех пор, пока один из них не решится. — И это ты мне еще о чувстве такта говоришь. Понимаешь, Джонни, если мы сейчас сделаем что-то такое… Это будет переломный момент. — Мне кажется, ты уже думал об этом. И уже все решил. Так что, можно?        Джайро молчал. Джонни подорвался с постели и набросился на Цеппели, схватив его за лицо, и вцепился в его губы. Он заполнял рот Джайро, внезапно начавшего целоваться с такой жадностью, что невольно и несдержанно застонал, когда мужчина схватил его бедра своими сильными руками. Джонни двинулся на нем, гладясь о его пах нижним бельем, вызывая у него рычание. У Джайро после недавнего бритья было гладкое лицо, но горькая слюна от табака и вина, и все равно Джонни нравилось чувствовать этот безумный вкус и ощущать жар вздохов и выдохов на своих губах. Мужчина был крупный, сильный, хватал жестоко и вдавливал пальцы в бедра Джонни, как будто тот мог слезть с него в любую секунду.        Он схватил Джонни — сильно и быстро — и подмял под себя. Парень подумал, что его наверняка придушат обеими руками за горло к подушке, но грубые руки Джайро дарили такие нежные касания и так нежно гладили, что не ожидавший этого Джонни заскулил. На секунду Цеппели отстранился, кусая губы и с трудом сдерживая животное рычание и похоть. — Стой, Старбой… Как далеко ты хочешь зайти? — До конца. Я приму тебя всего, Джайро. — Mio caro Johnny… Мне не передать словами как я этого хотел. Я очень позабочусь о тебе. Но если ты вдруг передумаешь… Только дай мне знать. Я остановлюсь в любой момент.        Джонни смутился такого откровения, произнесенного на ломаном английском, забывшемся от перегрева. Он понял, что между ними случится не просто секс с желанием удовлетворить свои желания, которые приходилось сдерживать и подавлять, а настоящий взрыв всех их чувств, которые они так долго загоняли в самые концы своих душ.        Джайро был очень нежен. Он целовал Джонни, отрываясь от него лишь затем, чтобы вдохнуть и переместиться расцеловывать другие части тела. Изголодавшийся по прикосновениям Джонни извивался, хватал за плечи, жался всем телом к мужчине, нетерпеливо гладя руками его спину. Опьяненный этим безумием, он не осознавал, как далеко они заходят и что выражал Джайро своими поцелуями, которыми одаривал его так любвеобильно и чувственно, что только от этого Джонни сходил с ума. — Что мы делаем, Джайро, Джайро… — отчаянно вздыхал Джостар сбившимся от жара дыханием. В комнате сразу стало невыносимо жарко. — То, что ты позволяешь себе, а я — себе, — прервав на секунду череду бесконечных поцелуев в грудь, ребра и впалый живот, ответил Джайро, довольно и голодно глядя на ослабшее в его руках тело. Он водил кончиками похолодевших пальцев по ребрам и оголенным бедрам, надавливая чуть сильнее, чтобы налюбоваться получившимися желаемыми красными полосами, — ты такой чувствительный, такой мягкий, так сильно плавишься… Скажи мне, Джонни, милый Джонни, — Джайро прервал поток нежных слов, чтобы поцеловать его в уголок приоткрытых в запале предвкушения губ, — каким тебе хочется, чтобы я был? Я буду с тобой таким, каким ты захочешь, только попроси… Только попроси.        Сбивчивый шепот Джайро и неравномерное дыхание Джонни стали похожи на то опьяняющее чудо, которое они пили вечерами вместе в прошлой жизни, сидя на лоджии летним вечером. Хоть глаза Джайро и были по-волчьи хищные, они были такие родные и любимые, что Джонни не мог оторваться от них, будто знал их целую вечность, ждал, когда, наконец, они посмотрят в его глаза. Цеппели целовал жаждущего парня, хватавшего его руками и льнувшего к нему всем телом, и так старательно и тщательно, но осторожно украшал кожу засосами, что Джонни дрожал от каждого лишнего вздоха. — Что бы ты ни сделал — мне понравится все. Только не отстраняйся, не прекращай это, умоляю. — Нет-нет, — Джайро сдержанно укусил его в плечо, глядя затуманенными глазами сквозь Джонни. Он опускался вниз настолько медленно, что тот в нетерпении сжимал руками простыни и одеяло, сминал головой подушку и ломкие волосы, оголяя светлую расцелованную шею. Джонни всхохотнул от неожиданного прилива счастья, и смешок сорвался с его губ неаккуратным стоном.       Джайро отстранился лишь на несколько секунд, прервав поток бесконечных поцелуев и невнятного, но такого заводящего шепота на итальянском. Джонни разочарованно всхлипнул и приподнялся, а в его глазах плескалось трепещущее непонимание и абсолютное осоловелое разочарование. Цеппели вернулся к нему, сразу же обхватив его очаровательное лицо руками и зацеловав губы до прилива к ним крови. Он поводил перед носом Джонни небольшую железную баночку, согревая ее в слишком горячих руках. — Я собираюсь сказать тебе все, что буду делать. — В этом нет необходимости, у меня уже был опыт. — С мужчиной?        Джонни медленно отрицательно покачал головой, как будто верил в то, чего не было. — Но в этом правда нет нужды, — сказал он, — я тебе доверяю.        Быстрый поцелуй в губы заставил его снова замлеть, после чего Джайро дернул его ноги на себя, вырвав из груди Джонни удивленный всхлип. При желтом свете лампы Джайро выглядел вкусно и желанно, как никогда. Он погладил кожу от бедер до ступней чуть грубыми пальцами, заставляя от одного только взгляда на это покрыться Джостара мурашками. — Не будь слишком сентиментальным, Джайро. Твои касания очень приятны, но мне не будет больно. — Еще как будет, если я не позабочусь о тебе, — отрезал он, перечеркивая на этом все, что говорил Джонни, тем самым отсекая все сомнения и возражения. Цеппели рвано выдохнул полустон, взяв запястье парня и прикусив его мизинец, — видишь, что ты делаешь со мной? Просто бесстыдно сводишь с ума. — А ты — меня. Мне это нравится. Пожалуйста, действуй.        Джайро открыл баночку с очень вязкой смазкой, снова притянул его ноги ближе, нагнулся, упираясь в промежность выпирающим возбуждением сквозь штаны, и поцеловал Джонни, у которого сердце от такого забилось еще чаще и громче. Цеппели смазал пальцы, не сводя внимательного оранжевого от свечей взгляда с покрасневшего Джонни. Парень сглотнул и немного выгнулся. — Нет-нет. Тебе должно быть абсолютно комфортно. Я уделю тебе все внимание.        Джайро сам нагнулся к нему и, подарив новый поцелуй, ввел в него палец. Джонни ничего не ощутил, но выгнулся от того, каким взглядом на него посмотрел Цеппели. В комнате, казалось, стало невыносимо жарко, и Джонни больше не мог думать. Он подставлял Джайро шею, позволяя ему взять контроль над своим телом. Когда он чуть целовал и прикусывал кожу на шее и ключицах, Джостару казалось, что в один миг Джайро перекусит его глотку, набросится на него, придавит к кровати… Но его движения были настолько нежны и настолько тяжело контролируемы, что это сводило парня с ума. Никто никогда так нежно не гладил его, не обнимал так любовно, будто боясь потерять, никогда не интересовался его самочувствием. Он всхлипнул, заставляя Джайро приподняться и поцеловать уголок губ. — Что-то не так? Тебе неприятно? — Наоборот, — проскулил Джонни, — я как будто в Раю с тобой. Никто никогда не сделает так, как ты… — Я приму это за комплимент. Говори, Старбой. Что ты чувствуешь? О чем ты думаешь? О чем мечтаешь? — О том, чтобы совсем скоро ты оказался во мне. Пожалуйста, я хочу… Понять, действительно ли я не потерял чувствительности… — Еще немного стоит подождать. Я не хочу навредить тебе. Наслаждайся каждым моментом. Запоминай мои касания, — Джайро провел рукой от его ключицы до ребер, — мои поцелуи, — влажно чмокнул в уголки открытых жаждущих губ, пытающихся поймать его, и кончики пальцев, — мой шепот, — зашептал ему на ухо, чуть щекоча, — и мое тепло. Ты прекрасен. В тебе есть что-то невероятное… Особенное, не побоюсь этого слова. — Я должен был сказать это, — сбивчиво произнес Джонни стирая со лба взмокшие волосы, а затем нахмурил светлые брови и раскрыл покусанные опухшие губы, — я чувствую… Джайро… — Я здесь. Тебе больно? — Н… Нет… Это — другое.        Джайро поднялся, вновь занимая место между его ног. Он вынул пальцы, в обманчивом предвкушении провел ладонью по горячему члену Джонни. Парень выгнулся в забытом желании подставляясь под его касания, но Джайро дразнил и не давал желаемого, касаясь всего его тела. — Мне сделать это? — немой кивок Джонни послужил ответом. — Ты уверен? — Пошел к черту, Джайро! — Я запомню, — мужчина весело прыснул, наклонился, быстро целуя его губы и, размазав слишком много смазки по члену, вошел в него с хриплым выдохом. Джонни закинул голову, цепляясь руками за одеяло и Джайро. Он жалобно заскулил, дернувшись бедрами на пробу, и Цеппели взял обеими руками. — Куда ты так торопишься? Как тебе, Старбой? Мне прекратить? — Я не знаю, что сделаю с тобой, если прекратишь. — одним выдохом произнес Джонни. Он расслабился в сильных руках мужчины и позволил целовать себя в плечи, щеки, губы, лицо, шею — куда угодно, куда только мог достать Джайро, и парень позволял ему абсолютно все, чувствуя себя таким крошечным и даже немного ущемленным тем, что не может доставить Джайро такое же удовольствие. Однако он тоже старался, оглаживая его грудь и торс вспотевшими ладонями, цепляясь за его волосы и кусая все, что мог.        Затем Цеппели толкнулся в горячее тело. Джонни громко вскрикнул, позабыв о том, что в трактире еще были другие люди. Он даже не закрыл рот — настолько яркими были ощущения от первого толчка твердого члена Джайро. В уголках глаз скопились слезы, от неожиданного табуны мурашек он задрожал, а когда пришел в себя, увидел Цеппели, который беспокойно целовал его и шептал нежные слова. — Еще раз, — повторил Джонни также громко и с надрывом, — сделай так еще. — Тебе не было больно? Caro Johnny, mi stai spaventando… — Я в порядке. Пожалуйста… Я не хочу, я не могу ждать.        Джайро потрясывало от переизбытка эмоций и ощущений. Он вжался в бедра Джонни, внезапно схватившегося за него, и снова вошел до основания. Джостар закрыл рот обеими руками, чтобы не закричать, и выдохнул длинный стон. — Ты чувствуешь это? Правда?        Он невразумительно кивнул головой и пóшло прикусил губы. Джайро сжал его бедра в своих руках, прижимая к скрипящей кровати. Он почти рычал, еще не двигаясь даже вполсилы, но этого уже было достаточно, чтобы Джонни забыл, как разговаривать, а Джайро прекратил интересоваться его состоянием каждую минуту.        За первым толчком следовал второй, третий, и те были настолько глубокие и влажные, что Джонни, не сдерживаясь, стонал в подушку, которую прижал к груди. Джайро сделал несколько быстрых рывков и со шлепком наклонился к обомлевшему парню. Он вынул подушку из его рук, осторожно навалившись сверху, и стал ловить его стоны губами прежде, чем те слетали с них. Джонни царапал его спину ногтями, прижимаясь к нему, и даже чувствовал, как его член елозит между их телами.        На взмокших лопатках Джайро оставались красные следы ногтей. На шеях друг друга они оставили красные засосы. В их глазах горел красный огонек. Джонни чувствовал Джайро каждой клеткой тела, позабыв о том, что забыл о существовании своих ног. Когда Цеппели касался их, гладил его и вбивал его тело в скрипучую кровать, Джонни ощущал каждый миг и касание, старался вслушиваться в рычащие стоны Джайро и приблизить его к себе настолько близко, чтобы никогда не подумать, что он может уйти.        Цеппели больше не говорил, меньше нежно целовал: все больше кусал шею Джонни, облизывал его чувствительные пальцы, втрахивал в кровать, становился чересчур увлеченным, напористым, несдержанным, ненасыщаемым, как дикий зверь. Он позволял Джонни каждое касание, и парень то зарывался в его волосы пятерней, то хватал его за бедра, будто они могли быть еще ближе, то стонал прямо в ухо.        Джайро прошептал «я близко» куда-то в грудь, делая последние рывки рваными, быстрыми, глубокими, выбивая из Джостара хриплые всхлипы. И только после этого Джонни понял, насколько и он близок к завершению, насколько он этого ждал и желал. Он приник к Джайро так близко, что, казалось, ближе уже некуда, и смазанно поцеловал его в мокрые губы. Джонни по собственной инициативе прижал его бедра руками к себе, и Цеппели неожиданно застонал на очень высоких нотах. Парню показалось, что он потерял голову от накатившего оргазма, а затем кончил следом. Мужчина осоловело пробормотал на итальянском нежные слова, после чего осторожно опустился на Джонни и принялся лениво влажно целовать его губы. — Ты в порядке, Старбой? Я не сделал тебе больно?        Парень ответил не сразу из-за пересохшего горла. Во рту образовалась пустыня, а по лбу скатилась капля пота. — То, как ты ко мне относился, напомнило мне о том, что я даже со своими дамами так не обращался.       В глазах Джайро была благодарность за доверие, непривычная нежность, какую дарят только возлюбленным всего сердца, и искренность. Он тщательно подбирал слова и нисколько не выглядел глупо. Парень ждал, когда он начнет говорить. — Джонни, ты… Я не верю, что это действительно произошло. Сейчас я счастлив, что ты жив и со мной. Мне кажется, я готов быть с тобой всегда. Мне хорошо с тобой. И после этого всего… Я как никогда осознаю, что это… Правильно. А еще та атака стенда, тот кошмар с твоим лицом говорил такие ужасные вещи. Я впервые был так напуган. А ты? Джонни, что ты думаешь? Я не отталкиваю тебя?        Джостару пришлось прикусить губы и глубоко вздохнуть несколько раз, прежде чем ответить ему. У него вырвался глупый смешок, и он сначала поцеловал серьезно ожидающего ответа Цеппели. — Джайро, ты мне не безразличен. И я тоже испугался. И я боюсь даже сейчас, потому что победа над стендом не вернула мне мои ноги. Я боюсь быть обузой для тебя. Но я хочу быть рядом. Я готов бороться вместе с тобой и ни за что не предам тебя. Мне остается только надеяться, что этот страх исчезнет.        Джайро улыбнулся так, словно знал все, о чем думал Джонни. — Я всегда тебе помогу. Если понадобится, буду каждую ночь держать тебя в объятиях. Я тебя не оставлю. — Мне нравится, когда ты так говоришь. Меня это будоражит.        Внезапно Джайро снова вошел в Джонни до основания, заставляя того вскрикнуть, как в первый раз. Парень ошарашенно посмотрел на него. — Тогда второй раунд? — …айро, нет!.. —————        Утром метель прекратилась. Дороги, ведущие к выходу из центра, быстро расчистили, и Джайро с Джонни покинули трактир с легким чувством тоски, но вместе с тем и облегчением, что все закончилось. Готовые продолжать путь, они переглянулись, нежно друг другу улыбнулись и смело отправились вперед.