ID работы: 13217833

are we too young for this?

Слэш
NC-21
В процессе
144
Горячая работа! 75
автор
Размер:
планируется Макси, написано 47 страниц, 6 частей
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
144 Нравится 75 Отзывы 19 В сборник Скачать

chapter 1. are we too young for this?

Настройки текста
Примечания:
Хрустальная капля скатилась по нежной детской щеке, собирая в себя грязь и частички запекшейся крови. У него нет сил даже чтобы кричать. Кудрявые волосы, казалось, собрали в себя всю пыль этого грязного места, в котором он проводит большую часть своего времени уже... А сколько прошло? По-детски большие, выразительные, тёмные как деготь глаза бегают по стене в поисках отметин. Много. Она почти вся в них. Толчки позади равномерны, но грубы. Печёт. Больно. Кипящий разум в этой маленькой, ещё, кажется, не до конца окрепшей черепной коробке, хочет посчитать все эти палочки, которые он старательно выводил на стене все это время. Но перед глазами всё плывёт. Соль из глаз щиплет щеки, а сопли, текущие из носа ещё большей рекой, раздражают. Он слышит это по-свински возбужденное противное дыхание и стоны, которые больше напоминают сдавленные рыки бешеного зверя. Больно. Он чувствует как у него течёт кровь, прямо там. Однако он знает, что это ощущение может быть обманчивым, и потом, когда он будет проверять себя чуть позже, боясь увидеть пальцы испачканными в алой немного вязкой жидкости, он увидит только собственную руку, всю в пыли и ссадинах, которые он заработал, цепляясь за деревяшки в углу, пока все эти люди приходили по его... нет, не душу. Кому вообще важна душа маленького никчёмного ребёнка? Они приходили, чтобы удовлетворить себя, воспользовавшись его неокрепшим телом. Они приходили каждый день, и каждый день их не смущала эта мрачная обстановка, антисанитария и пыль. Им нравилась эта нежная детская кожа, эти щеки, про которые обычно говорят "кровь с молоком", эти непослушные каштановые кудри и его слабость. Его бессилие. Невозможность дать отпор. Разум хотел считать эти палочки на стене, разум хотел успокоиться, найти что-то монотонное, что-то помимо этих нечеловеческих рыков и вздохов позади. Но его тело не слушалось. Его живот болел так, словно в кишки толчок за толчком, упирается не отвратительный налитый кровью орган, а копье. Слезы так и лились из глаз. Но разум хотел считать. И он будет считать. Одна пятерка, вторая, третья, в ряду всего двадцать таких, значит это сотня. Когда он писал, он специально делал ряды хаотичными, немного разбросанными, хотя мог аккуратнее. Это для его же блага. Для того, чтобы будущий он мог да хоть проклинать себя за эту небрежность, но усложнить себе задачу счета этими мини оптическими иллюзиями. Чтобы растянуть на подольше, ведь эти звери, что насиловали его каждый ебанный день, тоже всегда растягивали на подольше. И из отвлечений этому у него были только эти палочки на стене. Бездушные палочки, которые он рисовал, проживая ещё один день в этом сыром грязном подвале. Вообще-то, как товар, он был неплох. Как товар, он был даже бесценен. Эти лёгкие мягкие кудри, эта бархатная кожа, даже голос, его мурлычущий, ещё детский, а потому писклявый, но уже такой приятный голос. Даже его плач звучал как мелодия. Ровные ноги, мягкие руки, глубокие чёрные глаза, идеальные черты лица, совсем не по-детски острые скулы. Такой товар, как он, если и не продают быстрее горячих булочек с утра в пекарне, то только потому, что договариваются о предложении повыгоднее. Однако палочек на стене было непростительно много даже для самого выгодного предложения о купле-продаже, которое только могла увидеть современная Япония. А всё потому, что никто и не хотел его продавать. Когда его привезли сюда без сознания, никто и не думал оставлять его так надолго. Но эта бархатная кожа, эти кудряшки, эти глубокие идеально посаженные глазки полюбились всем этим животным, называющим себя людьми. Полюбились настолько, что когда он начал бормотать, считая палочки сквозь слезы, сальный мужчина, все это время и не задумывавшийся о том, что перед ним не секс-кукла и даже не проститутка, а маленький ребёнок, остановился и, огладив малыша по щеке рукой с огрубевшей кожей на ней, спросил: — Тебе что, больно, Дазай-кун? «Тебе что, больно?»... Эти твари даже не держат его за живое существо, когда трахают изо дня в день. Он просто бачок для спермы. Слишком маленький, чтобы принимать её всю. Дазай молчит. Он не может ответить честно, потому что если он скажет, что больно, его могут убить. А он... Несмотря на все эти мучения, на количество палочек на стене, тогда он ещё хотел жить. От его молчания грузный мужчина раздражается, и застегивая штаны, срывается на крик: — Ты, бесполезный кусок дерьма, так ещё и настроение портишь своими соплями! В следующий раз, когда я приду, только попробуй, блять, пикнуть, я твои кудри по стене размажу! Мальчик получает пинок прямо в живот, и его дыхание сильно сбивается. Слезы больше не хлещут из глаз. Разум больше не хочет считать палочки на стене. Раздаётся металлический лязг от ударов связки ключей о прутья клетки, в которой он заперт, а после его тело начинает предательски дрожать. Он сворачивается в клубок и пытается дотянуться руками до старого, порванного и проженного окурками их сигарет красного пледа, но ему попросту не хватает на это сил. Он чувствует, что начинает засыпать, когда обнимает себя, и что кипящий будто раскаленная лава мозг требует перезагрузки. Он поспит. Он даст телу отдохнуть. Он выживет. Выживет. Выживет. Несмотря ни на что, он выживет.

Зачем...?

Вопрос появляется из ниоткуда, тревожа даже самые потаенные закоулки сознания. Действительно, зачем?

Разве жизнь стоит того, чтобы её хотеть? Разве есть хоть что-то ценное в жизни?

— Нет. — Дазай просыпается от собственного голоса, и когда взгляд фокусируется, он обнаруживает, что уснул в излюбленном баре прямо за стойкой. Он лениво поднимает голову со стола и смотрит на свой недопитый виски. В следующее мгновение, когда он смакует его во рту и глотает, он чувствует, как оно прожигает ему горло. Рядом стоит ещё один бокал, который бармен уже берет в руки, дабы помыть и протереть. Осаму успевает заметить на нем следы красной помады оттенка 504. Он тупит взгляд, не желая даже задавать этот вопрос, и бармен любезно избавляет его от надобности это сделать. — Ваша спутница ушла с мужчиной, что сидел за соседним столиком, около двадцати минут назад. — в ответ Дазай усмехается, натягивая на лицо привычную улыбку. — Вот как. Что ж, надеюсь, она прекрасно проведёт с ним время. — Вижу, это не очень Вас волнует. — А зачем волноваться? Он ведь не утащил ее силком в чёрный джип, она сама ушла с ним по доброй воле. — Осаму откидывает голову назад, теребя те самые непослушные кудри. Дорогой костюм немного мешает сгибать локти и, снимая пиджак, он добавляет. — В моей голове есть проблемы поважнее дамы, ушедшей из бара, куда я привёл её, с другим. — Какие, позвольте спросить? — Вот как вы думаете... — глаза шатена сверкают, но на самом в деле в них нет ничего больше, чем бесконечная пустота. — Можно ли умереть, разбив голову об угол тофу?

***

— Дазай-сан, мне бы очень не хотелось отвлекать Вас от... — седой мужчина смотрит в экран смартфона, на котором прямо сейчас происходит ожесточенная битва двух ниндзя. —... от важных дел, но мы взяли заложника. — Замечательно. — бросает Дазай, чуть не высовывая от старания язык. — Приведите ко мне, Хироцу-сан. И к глубокому сожалению Дазая, этот парень оказывается не из простых. И под фразой "не из простых" шатен подразумевает не высшую степень гениальности и способность создать из микроволновой печи радиопушку, нет, он подразумевает тот безумно надоедливый, хуже чем комары в болотистой местности, тип людей, которые умрут, но ни слова не скажут. Даже лживого. Одним словом, крепкий орешек. Для таких у Осаму была своя орехоколка. — Вот скажи мне-.. УХ Ё! Вот это ты ультанул, братишка, меня аж после того, как отпрыгнул, задело. — Дазай, кажется, больше переживает об игре, чем о задании, которое Мори обозначил как принадлежащее крайне высокой степени важности. — Так вот, скажи мне, чего ты добьёшься своим молчанием? Ну вырвем мы тебе все ногти, потом убьём, сбросим в реку, пафосно выкидывая прямо за тобой одноразовый сотовый, так ещё и нас задержишь на работе до поздна. Может, скажешь то, что нам надо, по-хорошему, и выпьем с тобой пивка? Я знаю отличный бар неподалеку. — Я ничего не скажу! Ничего! Моя жизнь не будет стоить ни гроша, если я стану гнусным предателем! Пытайте меня сколько влезет, хоть убейте, мне плевать! Дазай вдруг жалобно стонет. Нет, не из-за его слов, а из-за того, что он продул. Однако после этого позорного проигрыша он может наконец откинуть дорогой телефон в сторону, заставив бедняг позади его ловить, ведь те знают, что если не поймают, им крышка, и уделить наконец время этому самородку. Дазай подходит к заложнику почти вплотную и, приблизившись к его сухим потрескавшимся губам, говорит: — Умереть одному скучно, не находишь? Я вот мечтаю о парном суициде с прекрасной дамой! Но знаешь... — Дазай хитро щурится. — Ты тоже ничего такой. Умирать так вместе! — шатен игриво тыкает бедолагу в нос, все присутствующие, мягко говоря, пребывают в состоянии шока, и один только Хироцу-сан качает головой, мол, "опять началось". — Я, конечно, не причисляю себя к лику радужных, но... Тебя, мой сладкий, я бы мог постараться ублажить. А потом, слившись воедино в этом чувственном экстазе, мы с тобой, словно Ромео и Джульетта, умерли бы вместе на одном полу, от одной розочки, любезно сделанной мной из бутылки из-под саке! Дазай улыбается во весь рот, словно погрузившись в свои мечты, как вдруг слышит позади себя незнакомый ему ранее голос... И он говорит то, что Осаму никак не ожидал услышать от незнакомца. — Ты что, совсем на голову шибанутый? Умереть мечтаешь? Работаешь в мафии и не знаешь, как ценна жизнь? Дазай в недоумении поворачивается и видит чуть поодаль непослушную рыжую шевелюру. Ассиметричная прическа небрежно спрятана под совершенно дурацкой шляпой, а по затылку на левое плечо этого рыжего коротышки, свисает чуть завивающийся, поблескивающий в лучах заходящего солнца хвост. — Ммм? — Осаму склоняет голову вбок и обращается не к потревожившему его пареньку, а к Хироцу. — Это маленькое рыжее, ммм, недоразумение... — на его лице сияет улыбка. — Кто? — Новенький. Накахара Чуя. — Ооооо, тот самый Чууууя~ Осаму смакует это имя на своих устах, припоминая историю. Старый хрыч Мори, видать, совсем свихнулся, раз потратил такие деньги, лишь бы выкупить этого паренька из другой организации. Ходили слухи, что он в одиночку вынес двадцать подготовленных бойцов спецназа, имея при себе только одну шумовуху, ствол и девять патронов. Но это ведь всего лишь слухи. А глядя на него сейчас, Дазай сомневался, что они хотя бы наполовину правда. Этот коротышка с острым языком и, судя по всему, взрывным характером, и вынести в одиночку столько бывалых солдат, не имея при себе, по факту, ничего? Пф, бредни, да и только. — Не говори с ним так, будто меня здесь нет. Я стою перед тобой. Имей хоть какое-то уважение. — рыжий фыркает и забавно топает каблуком, что улыбает Осаму ещё сильнее. — Уважение? — и любой другой на его должности уже просто бы выстрелил нахальцу в голову. Никто в здравом уме не посмел бы так обращаться к Члену Исполнительного Комитета, черт возьми, Портовой Мафии. Но Дазаю плевать на статус. Как на чужой, так и на свой собственный. — Прошу прощения, сначала не заметил, что ты тут, пришлось наклонить голову. Дазай произносит это и видит, как Чуя закипает на глазах. Блаженство. Он хочет ещё. — Ты совсем что ли офона-... — Прошу прощения, могу ли я поинтересоваться, где ты купил столь чудную шляпу? Накахара часто моргает. — Я... Зачем тебе это знать? — Разумеется, чтобы никогда в жизни не купить такую же, а как будет время, сжечь тот магазин, где ты взял это убожество. Ох... Когда эта рыжеволосая фурия на него кричит, Дазай вне себя от счастья парирует в ответ на каждое слово. Его забавляет это сейчас, но в дальнейшем он надеется никогда больше не увидеть это, вот уж действительно, "чудо", мешающееся под ногами. Осаму краем глаза замечает, как Хироцу-сан качает головой. «Да ладно, я же просто поиграться, старик» — думает Дазай, уворачиваясь от очередного тумака. — «Ничего серьёзного».

***

Каблуки на ботинках отбивают ровный такт, и звук раздается эхом в пустом коридоре. Солнечный свет из окон идеально подчёркивает ярко-рыжие волосы, которые словно золото переливаются в его лучах. Немного веснушчатый нос морщится при попадании света в глаза, и юноша еле сдерживает чих. Он останавливается у большого окна с мозаикой, вставая рядом со стеной и глядя на то, как солнце играет с причудливым узором разноцветных стёкол. Ему сказали ждать. И он верным псом ждёт. Чуя Накахара — верный, преданный пёс. Который утром уже успел "покусать" одну склизкую, противную, перемотанную скумбрию. Серьёзно, давно его так никто не раздражал. Надо же было в первые свои дни поцапаться с "исполнителем Портовой Мафии"... Радовало, что они больше не встретятся, разве что взглядами на каком-то собрании. И Чуя ох как гордился тем, что оставил этому нежелающему жить придурку пару синяков. Угрх, как только можно не ценить нечто настолько важное как собственная жизнь? Просто безумец, фрик с глупыми кудряшками... Парень чуть тряхнул головой, откидывая мешающие немного волнистые рыжие волосы с глаз. Подцепив прядь пальцами, он аккуратным движением кисти заправил её за ухо и, повернув голову в сторону окна, прикрыл глаза, задумавшись. Когда русло его жизни повернуло не туда? В какой момент он вдруг оказался здесь, в коридоре Портовой Мафии, ожидая босса оной? Чуя вымученно вздыхает. Должно быть... С того самого дня. Дня который "прославил" его. Тц... Дурацкое, ненавистное слово. "Прославил". Будто этим можно гордиться. Разве будет хороший человек гордиться убийством? Нет, и другого ответа быть не может, это догма человеческой жизни, незыблемое понятие. Но Чуя отнюдь не хороший человек. Значит имеет полное право этим гордиться. В темноте, под закрытыми веками, вспыхивают яркие впечатавшиеся в память образы. Кровь. Там было много крови. Её запах, кажется, навсегда теперь останется в лёгких Накахары, и теперь до конца его жизни вместо кислорода он будет ощущать лишь этот отвратительный металлический запах, будь он проклят. Но сколько бы он не проклинал этот запах, проклят в итоге окажется он сам. Вернее, уже оказался. Голову внезапно пронзает острая боль, будто стрелой пробивая его висок, и вместе с мигренью под черепной коробкой, в мозгу, вспыхивают громкие крики и мольбы о пощаде. И сразу же после тихий, шуршащий голос, мягко говорящий: — Чуя, не смотри на меня так. — и тут Верлен тяжело вздохнул, потрепав Чую по волосам, так, словно он был настоящим заботливым старшим братом, а не тем, кто мог бы натренировать команду наемников. — С тем, чем ты занимаешься, убить человека не должно быть сложнее, чем прихлопнуть таракана. Ты справился неплохо. — и даже такая похвала, которая вовсе не звучала как похвала для Чуи в тот момент, перестала быть ею, когда Поль, усмехнувшись, добавил — Но я бы потратил на 2 пули меньше. Это были не те слова, которые весь перемазанный в чужой крови Чуя хотел услышать. Совсем не те. "На две пули меньше". На две гребаные пули меньше он мог справится лучше. Да и разве можно хвалить кого-то за убийство? К тому же ещё и за такое дерьмовое убийство, с которым он мог справится лучше. Пошёл бы, да и убил бы их сам, раз умный такой. Нет, эта "похвала" была ложью. Наверное. Чуя, честно говоря, не знал, что и думать, но его старший брат ведь умнее и опытнее, все о нём так говорят, все говорят, что он лучше Чуи, значит, наверное, он прав. Или... Или нет. Во всяком случае теперь Накахара не там. Его продали. Продали, словно какой-то диковинный пистолет. Будто вещь. Разве он вещь? Разве можно обращаться к живому существу, наделённому чувствами, как к вещи? Хотя... Будто у него был выбор. Чуя даже пытался поговорить со своим братом об этом, о том, что он никакая не вещь, чтобы так с ним обращаться, но если уж быть с собой совсем честным, то... Накахара был сам виноват в своей беде. Он сам захотел стать сильнее, таким же сильным как старший брат. И нечего было винить в этом других. Чуя плавно выдыхает и открывает глаза, когда слышит негромкий голос в коридоре и постукивание ботинков. Он снимает шляпу, прикладывая её к грудной клетке и склоняя голову в знак приветствия. И только юноша поднял взгляд, открыв рот, чтобы поприветствовать ещё и голосом, как в его поле зрения попал... Да вы... издеваетесь?! Да ну быть такого не может! Тот склизкий придурок! С губ вместе с выдохом срывается возмущённый крик: — Хаа?! Ты?! Ты какого чёрта здесь..! — Чуя уже сжимает кулаки, чтобы ещё раз вдарить этому кудрявому по ребрам, но, кинув быстрый взгляд на стоящего рядом Огая, передумывает. — Я. Здесь работаю. — спокойно говорит Дазай, не отвлекаясь от бегущего сёрфера на своём экране, и недовольно хмурит брови, когда Мори отбирает у него телефон прямо из рук. — И прекрасно справлялся со своей работай один. Мооори~, неужели мне правда нужно мириться с этим рыжим недоразумением? — Дазай окинул Накахару лёгким небрежным взглядом, что явно не понравилось последнему. Осаму всё ещё надеялся, что у него получится "откосить" от этого партнёрства. — Ты его видел? Я ж случайно на него наступить могу, не замечу даже. — Эээ?! Что сказал?!!! Я нормального роста, завались! — Нормальный рост, это когда ты не дышишь другим людям в попу. — Дазай окинул Накахару ещё одним, на этот раз оценивающим взглядом и добавил. — Симпатичная курточка. — Да ты..!! А? Куртка? — Чуя опускает глаза на свою одежду, внимательно её осматривая. Неужели... Правда красивая? — Да, куртка. Где купил? — и Дазай правда выглядит заинтересованным. Но Мори чуть позади закатывает глаза. — Эту? Не знаю, подарили... — Чуя выглядит смущенным, скомкав в руке рукав. Но в следующую секунду на его лице появляется самодовольная, гордая ухмылка. — А что? Нравится? — А адрес человечка есть? Выведаю у него пытками где взял и сожжем тот магазин к чёртовой матери. Свет не должен видеть это. Никогда. Дазай самодовольно улыбнулся, а Мори, вздохнув, одним только жестом заставил обоих замолчать. Но если Чуя преданно склонил голову, сняв шляпу, то шатен, в свою очередь, лишь недовольно фыркнул. — Дазай, у вас будет время обсудить предпочтения в одежде чуть позже, потому что как я и сказал, с этого момента вы работаете вдвоём. И если Дазай отреагировал на это как на новость, которую он уже слышал, но с которой не согласен, то Чуя... для него это стало потрясением. Он широко распахнул глаза, переводя взгляд с Дазая на Мори и обратно на Дазая. Да вы прикалываетесь... — Мооори, кажется, я уже говорил тебе, я не нуждаюсь в помощи или партнерстве. Я не занимаюсь благотворительностью и уж тем более обучением рыжих карликов. — Тебе и не нужно его обучать. — внезапно отрезал Огай. — Тогда что же мне нужно? — Вам есть чему друг у друга поучиться. Повисло молчание. Накахара, кажется, о чем-то лихорадочно думал, а Дазай... а Дазай слишком Дазай, чтобы не сказать этого вслух: — Мори, старый ты пердун, отбери куклы у Элис и трахай их друг с другом лесбийским сексом сколько захочется, и прекрати пытаться поменять ориентацию живых людей. — Да как ты смеешь говорить так о...!! — начал было Чуя, у которого наконец-то докрутились шестерёнки в голове, но строгий взгляд Огая тут же заставил его заткнуться. Но ничего, подумал Накахара, раз уж они работают в паре, может произойти "несчастный случай" на задании или типа того...

***

Тихо скрипит дверь, ведущая в старый подвал, где всё уже давно пропахло сыростью и старостью. На деревянный стул ложится чёрная шляпа и пиджак. Еле как волоча ноги по бетонному полу, Накахара дошёл до своей кровати и немедленно на неё упал, подняв в воздух пыль. Подмяв подушку под голову, он уткнулся в неё лицом, глубоко вдохнул и... громко заорал, забив ногами по кровати. Отличный способ выпустить эмоции без вреда для и без того отбитых костяшек пальцев. Он устал. Он чертовски сильно, мать вашу, устал. Работает целыми днями, убивает людей, хотя даже не хочет этого, и даже не может позволить себе квартиру лучше этого подвала. Чуя сжимает в руке простынь до хруста костяшек, а после с выдохом расслабляет руку и кладёт голову набок, из-за чего рыжие волосы рассыпаются по подушке. Нет, жильё это не важно, это просто место для сна. Он работает во благо, не для себя, но во благо, а значит он хороший человек. И никакой не монстр, как все говорят. Даже если и убийца. Всего лишь жалкий убийца. Ему даже приставили в пару Дазая, который каждый божий день его изводит, потому что Чуя, очевидно, тупой как пробка и ему рядом нужен был ходячий мозг. Разве есть другая причина для такого напарника? Нет. Монстру рядом нужен тот, кто его сдерживает. И почему именно этого заносчивого ублюдка назначили на эту должность, тц... Чуя фыркает, рывком снимая с себя портупею, и укрывается одеялом. Ему нужно выспаться. Просто выспаться. Завтра новый день, когда ему снова надо будет убивать всех этих людей и подкреплять статус монстра. Завтра всё начнётся снова. А пока что ему нужно поспать. "Сон — единственное спасение" — думает Чуя и тут же проваливается в царство Морфея, стоило только его векам сомкнуться.
Примечания:
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.