are we too young for this?

Дазай негодует. Прежде чем Мори отпустил их с Чуей из кабинета, Осаму успел подсыпать ему средство от запора в виски и незаметно перемешать шариковой ручкой. Бесит. Да, он один из членов Исполнительного Комитета Портовой Мафии, самой опасной организации в Йокогаме, и, возможно, даже во всей Японии, но ему, на секундочку, всё ещё семнадцать. Он подросток. Да, на его счету 138 убийств в сговоре, 312 вымогательств, 625 других мошеннических действий, но, ой, да к черту, он ещё ребёнок. — Работать в паре с ним... — бормочет себе под нос немного пьяный, сегодня он открыл бутылочку саке, Дазай уже дома. — Чему я могу научиться у него? Искусству бонсай? Ему легче стричь эти карликовые деревья своими маленькими ручонками, чем мне. Осаму фыркает и перекатывает бедра влево, сидя на стуле, потому что у него, честно говоря, пятая точка уже квадратная, как вдруг из его карманов на пол падает мелочь. Осаму, закатывая глаза, наклоняется, чтобы собрать монетки в пару йен, после берет бокал в руку и, отпивая напиток, он чувствует запах металла, среагировавшего с частичками пота на его ладонях... Этот запах... Запах рук после металла... Так они пахли после прутьев той клетки. Дазай-кун быстро выучил, что нельзя трогать их руками слишком часто. Они ржавеют хуже поручней в старых трамваях, и этот запах потом въедается в нос. А потому в тот самый день, когда другие дети, недавно прибывшие и сидящие в соседних клетках, ринулись к незнакомцу в белом халате, вошедшему в подвал, Дазай тихо сидел в своём углу, на старом красном пледе, и читал книгу, которую ему дал один из его насильников, уже очень давно. Он прочитал её уже семнадцать раз, и если на пятый он думал, что нет ничего скучнее этой глупой истории, на десятый – что он обречён до конца жизни сойти с ума, перечитывая это убожество, то на шестнадцатый... на шестнадцатое прочтение он понял, что хорошая книга хуже не станет, сколько её не читай. Дети в помещении ноют и плачут, но мафиози, обычно безжалостно наказывающие тех, кто посмел открыть рот без разрешения, почему-то ничего не предпринимают. Осаму отвлекается от книги, более детально рассматривая незнакомца. Белый халат, идеально ровные чёрные волосы, состриженные под каре и убранные в аккуратный хвостик позади, небрежная щетина на лице и блеск карих глаз с алым отливом. Кто этот человек? И почему остальные мафиози, которым принадлежит буквально всё здесь, включая души всех этих маленьких детей и самого Осаму, ведут себя так, словно боятся его сильнее смерти? — Какая из них? — спрашивает медик, натягивая на руки белые латексные перчатки. Будто в этом есть смысл. В этом месте такая антисанитария, что засунь ты хоть ржавую трубу бедолагам прямо в рот, они ничего нового не подхватят. — Она. — отвечает грузный мужчина, и пока незнакомец достаёт одноразовую деревянную лопаточку из своего портфеля, он кидает голодный животный взгляд на Дазая в соседней клетке. Тот поджимает ноги ближе к груди и забивается в угол, но не издаёт ни звука, смиренно принимая тот факт, что терпеть этот час рычащих вздохов и потных рук у себя между ног сегодня придётся именно ему. Незнакомый мужчина ведёт себя как настоящий доктор, и у Осаму не остаётся сомнений в том, что он оканчивал медицинский. Он проверяет девочке температуру, меряет давление, осматривает носоглотку, слушает сердце с помощью стетоскопа, и... В какой-то момент Дазай не выдерживает. — У неё диабет. — раздаётся его детский бархатный голосок в подвале, и оба взрослых обращают на него свои взгляды. Грузный мужчина недоволен, а вот врач... Он выглядит заинтересованным. — Почему ты так считаешь? — спрашивает белый халат, и Осаму подмечает, что это странно, что никто не смеет заткнуть его. Он важная шишка, сомнений нет. Какую должность он занимает здесь? Не может же просто какой-то там медик держать в страхе мафиози, каждый день похищающих и продающих детей пачками. — Её дыхание. — устало отвечает Осаму и роняет книгу на пол, глядя на мужчину в халате абсолютно пустым, темным, потерянным взглядом, за которым попросту не видно души. — Что не так с её дыханием? — Оно пахнет... пахнет как руки после прутьев клетки. —... — врач ничего не говорит, но в его глазах читается "объясни". — Когда мы касаемся кожей металлов, особенно содержащих железо, цинк или медь, жиры на ней реагируют с металлами и образуют пахучие вещества, такие как, например, ненасыщенные альдегиды или кетоны. — И как же это даёт тебе понять, что она больна именно СД? — голос мужчины звучит отнюдь не глупо, он ведёт себя словно... словно учитель, который хочет, чтобы ученик рассказал ему пройденную тему. — Кетоны. Её дыхание пахнет ацетоном, я заметил это пару дней назад. У нее высокий сахар крови, это диабетический кетоацидоз. — видя ошарашенный взгляд напротив, Осаму добавляет. — Моя мама была врачом. Она рано умерла. Я читал её книги. Медик встаёт с колен, на которых сидел, чтобы осмотреть ребёнка, и проходит к клетке, в которой сидит Дазай. Мальчик внимательно наблюдает за его взглядом. Кажется, тот размышляет над чем-то, словно обдумывая какое-то решение, а после вдруг... протягивает Дазаю руку. — Меня зовут Мори. Мори Огай. Я босс Портовой Мафии, организации, собственностью которой ты сейчас являешься. А как тебя зовут? — Дазай. Дазай Осаму. — Вот как. Дазай, значит. Дазай-кун, у меня есть для тебя две новости. — Какие? — Сегодня ты будешь спать на кровати помягче, чем это старое порванное одеяло. —... — в глазах кудрявого мальчика на секунду появляется огонёк надежды, который меркнет почти сразу, перекрытый тенью недоверия. — Потому что я заберу тебя с собой. И вторая новость. — алый цвет сверкает в глазах Огая, а после растворяется и тонет в абсолютно пустых, бездонных глазах Дазая. — Я буду лично учить тебя с завтрашнего дня.

***

Как оказалось, работать в паре с Чуей Накахарой очень даже... Нет, это определённо отвратительно. Самое ужасное, что случалось с Дазаем каждое утро, это приходить на работу и видеть эти рыжие волосы, примятые дурацкой шляпкой. Но работать с ним в паре было даже приятно. Мори не просто так занимает должность босса преступной организации. Он знает, какие процессы необходимо запустить и каких людей поставить в пару, смешав тем самым их способности как реактив с реагентом в пробирке, чтобы получить результат. Он всегда с хирургической точностью определял, что будет лучше для организации. И Дазай с Чуей определённо были лучшими. Идеально дополняя друг друга, когда один анализировал, а второй исполнял, понимая друг друга с полуслова, они очень быстро прослыли в организации как лучший дуэт. Однако... на заданиях, на всех без исключения, они бранились между собой так часто и так яростно, что заработали себе ещё и славу худших друзей и лучших врагов. Так что их дуэт прозвали соукоку, что в переводе вообще означало "двойной чёрный", но было также созвучно с японским словом "соперничество". А соперниками они были ещё какими... Дазай с Чуей никак не могли ужиться вместе. Ни за неделю, ни за месяц, ни даже за два они так и не смогли найти общий язык. А всё дело в том, как говорил Дазай, что у них был совершенно разный круг интересов. Но самое важное в этом было не то, что они любят, а то, что им не нравится. Вот, например, Дазаю не нравилось, что рыжая бестия не может просто посмеяться над его безобидной шуткой, а Чуе не нравилось, что его шляпу прострелили, подкинув в воздух, и назвали это "безобидной шуткой". Дазаю было не по душе то, что Чуя приходит и портит им всё веселье, а Накахаре, в свою очередь, не нравилось, что его бутылку красного полусладкого из лимитированной французской коллекции, которую Мори подарил ему в честь вступления в организацию, распивают на двоих охранник и этот каштаноголовый идиот. Дазаю не нравилось приходить к Мори, чтобы залечить синяки на шее, а Чуе не нравилось быть главным слухом недели, ибо все мафиози обсуждали только то как Накахара "страстно ревнует" молодого члена Исполнительного Комитета к девушкам. Слух, разумеется, пустил сам Дазай. А синяки на шее остались от тумаков после истории с вином. Классика. И работали они душа в душу, правда, скорее, со взаимными плевками туда, нежели с пониманием, пока не произошло это... И это самое "это" и стало началом неизбежного. — Почему мы вообще должны сидеть здесь и ждать, пока пятилетке застегнут корсет? Мы целый день гонялись за теми олухами по ебанному лесу, если я и хочу пить вино, то только у себя дома, а не здесь, с придурками вроде тебя. — Чуя зло покосился на Осаму, а потом вздохнул, подперев рукой лицо, и принялся рассматривать на свету бокал, наполненный до середины полупрозрачной алой жидкостью. — Ей шесть. И у старого свихнувшегося деда... — в этот момент два телохранителя Элис-чан и Мори-сана у двери напряглись, потому что да, Дазай может позволить себе называть так босса, но они правда не уверены, позволено ли им это слышать. —... так принято. А что, чихуахуа устала бегать на своих коротеньких ножках? Элис-чан... Ненаглядная, неповторимая, самая прекрасная, замечательная Элис-чан. Шестилетняя девочка с длинными белокурыми волосами, которая держала в страхе всю организацию лишь потому что её до беспамятства любил и обожал, на руках носил и души в ней не чаял глава организации – Мори. Дазай всё подумывал научить её петь матерные частушки с именем Огая, но всё никак не представлялось случая. — Э?! Что сказал?! — реакция Чуи не заставила себя ждать. — Я тебе ни чихуахуа! И это ты вечно плетешься где-то сзади, рыбина перемотанная! — крепко сжимая пальцами ножку бокала крикнул на него Чуя, подавшись телом вперёд. — Чихуахуа, как по мне, самые агрессивные собаки. Они, прямо как ты, чуть что, сразу в неконтролируемый лай бросаются. И если то, что говорил Осаму раньше, просто злило Накахару, то в следующую минуту... это попросту перешло все границы. — Ну же, голос, Чуя-чи, тяф... — Дазай, зная, что ему сейчас прилетит, встаёт с дивана. — тяф... — он делает шаг назад, к выходу. — тяф. — Осаму останавливается прямо перед охранниками, а те, стоя по обе стороны от двери, уже жалеют, что устроились на эту работу. — Знаешь почему тебя вообще взяли в организацию, Чуя? Ты моя собака. Чуя сжимает зубы с такой силой, что, казалось, трещины пошли до самого черепа. Он резко встаёт и делает несколько шагов, подходя ближе к главной причине его головных болей, которые он испытал за последние два месяца. — Ты..!! — кричит Накахара, и не найдясь в словах, просто швыряет в шатена бокал вина. — ИДИОТ!!! Ты кого собакой, блять, назвал?! Звонко рассмеявшись, Осаму поначалу отскакивает в сторону, но вдруг слышит... Щёлк. Черт, если это дверь, то за ней сейчас может быть только... — Элис! — Осаму резко разворачивается, ловя бокал одной рукой, и да, это хорошо сработано, потому что никто не пострадал, но... Вино из бокала-таки пролилось. Прямо.... Элис на новое платье... О. Нет. — Ринтаро! — звучит детский жалобный голосок, а после Элис прижимается к ноге обеспокоенно подбежавшего к двери Огая. И Осаму хочется сказать "ой, да не притворяйся, Элис, тебе же все равно не нравилось это чертово платье", но... хоть Дазай и имеет полную свободу действий, и он может даже босса обзывать как ему вздумается, но даже ему. Не дозволено. Хотя бы пальцем. Тронуть. Элис. А потому, когда Мори заканчивает вытирать платьице платком и отпускает Элис поиграться в коридор, он кидает на Чую и Дазая взгляд, полный ярости. Однако мужчина, пройдя к своему столу и забрав из него какие-то бумаги, шумно выдохнул, и только после этого, пройдя обратно к двери и сверкнув серебристым ключом и скальпелем в руке, спокойно сказал: — Вы не выйдете отсюда, пока не поговорите. Научитесь быть напарниками наконец, сколько можно. Осаму недовольно фыркает, а Чуя не успевает и слова сказать, как дверь захлопывается, замок в ней щёлкает, и они остаются запертыми внутри. Вдвоём. Как минимум на ночь. Просто зашибенно. Лучше не бывает. Класс. Я давно это хотел. Накахара вскидывает руки вверх. — Я сломаю тебе голову об угол стола, если ты со мной заговоришь, а потом подожгу, чтобы ты умирал медленно и мучи-... — Или я просто взломаю эту дверь. — говорит Осаму, поморщившись от упоминания медленной и мучительной смерти. Нет, он, разумеется, хочет умереть, но... Он просто терпеть не может боль. — А ты можешь? — вскидывает одну бровь вверх Чуя. — Пф. — фыркает Дазай, уже рыская в ящике стола и, найдя там обыкновенные скрепки, что-то мастерит несколько секунд. Он подходит к двери и, только подушечки его пальцев касаются замочной скважины, как... ему приходит уведомление на телефон. Осаму смотрит в экран смартфона несколько секунд, а потом, тихонько ругнувшись, кидает на Чую обречённый взгляд. — Или не взломаю. — Почему? Дазай ничего не говорит. Он просто кидает в руки Чуе свой телефон, и тот, глядя в тусклый экран с минимально выставленной яркостью, может прочесть сообщение от контакта «Старый хуесос». «За дверью на другом конце коридора вас поджидает снайпер, которому я приказал стрелять без предупреждения, в любого, кто выйдет из этой двери до моего прихода. Так что положи скрепки на место, Дазай, и поговорите» Чуя ворчит, отдавая телефон обратно Осаму. Шатен же подходит к стеллажам с алкоголем. — Ну, надо признать, наш дедуля ещё не до конца растерял хватку. Тут есть виски и красное вино. Тц. Он словно с самого начала это планировал... Щелчок ключа в замке. Снайпер за дверью, который убьёт их, стоит только попытаться сбежать. А с ним в комнате... Дазай. Если вы вдруг не знали как выглядит персональный ад Накахары Чуи, то вот так. В рыжей голове проскользнула мысль, что, быть может, быть застреленным всё же не так уж и плохо... Но как только Дазай сказал про то, что здесь есть красное вино, настроение сразу же поднялось! Всё же вино это вам не хухры-мухры, а, между прочим, питьё богов. Иронично, что "божий напиток" был любимым алкоголем такого монстра как Накахара. Но, как гласят мифы, и боги не без греха, шило в мешке не утаишь. Чуя фыркает и садится на кожаное кресло, закинув ногу на ногу и нарочно не обращает на Осаму, сидящего напротив в таком же кресле, никакого внимания, даже не смотря в его сторону. Хер им всем, никогда они не подружатся, они же абсолютно разные... Будь Дазай девушкой, возможно, это его заносчивое поведение казалось бы милым, и дурацкие кудряшки выглядели бы забавно, а шутки и издёвки были бы смешными, но Осаму не девушка, а весьма раздражающая рыбина, который только и делает, что пытается покончить с собой да бесит. Тупой Удо но Оки.* Уже с полчаса они оба просто сидели в максимально напряжённой гневной тишине, даже не пытаясь заговорить друг с другом. Дазай давно налил себе выпить и, посвистывая, только подливал ещё, когда стакан пустел. Чуя тоже не остался в стороне, но по крайней мере пил одно из лимитированных красных вин бережливо, смакуя каждый глоток. Как вдруг воздух прорезает как всегда мурлычущий голос Осаму. — В чем твоя проблема? — Может в том, что ты полный, непробиваемый идиот? — саркастично фыркает Накахара. — Тебя так волнует, что я прострелил твою шляпу в воздухе? — Дазай действительно выглядит так, будто это всего лишь пустяк, портить чужое имущество. — К твоему сведению, это было идеальное попадание, я бы повесил её себе на стену, если бы она не упала потом в реку-.. — Мне пришлось взять новую у своего старшего брата, и вообще-то, это унизительно, чертова скумбрия. — огрызнулся Чуя, сжимая и разжимая кулаки. Как же ужасно сильно хотелось заехать ему по этому наглому смазливому лицу. — ... Что? — Дазай не понимает. — Я... Погоди, зачем тебе брать что-либо у брата, если ты можешь просто пойти в дурацкий шляпный магазин, где ты обычно покупаешь себе дурацкие шляпы, и купить новую дурацкую шляпу? — Нет денег. — отводит глаза Накахара. Такая простая причина, почему этот придурок не может просто догадаться, если он настолько "гений"? — Пф~ — Ты сейчас фыркнул на меня?! — тут же срывается на эмоции Чуя, вцепляясь пальцами в подлокотник дивана, наклоняясь корпусом вперёд, отчего вино в бокале чуть не выливается на ковёр. — Чуя, ты работаешь в мафии. Я ни за что не поверю, что у тебя нет денег. Чуя молчит пару минут. Просто молчит и смотрит на вновь приторно улыбающееся лицо перед собой. Тонкие пальцы с такой силой сжимают подлокотник кресла, что кожа на нём, кажется, почти трескается. Да такому самовлюблённому нарциссу никогда не понять почему у Чуи нет денег. Может... Может Накахаре и правда хотелось бы жить как и все мафиози, купаясь в роскоши в дорогих квартирах где-нибудь в центре города, ездить на дорогих машинах и покупать себе любую одежду, а не гнить в каком-то подвале в полузаброшенном районе, добираясь даже до самых отдалённых мест Йокогамы пешком, и имея при себе пару футболок и всего три комплекта одежды: повседневный, зимний и на особые случаи. Но он не мог позволить себе другой жизни. А всё потому что он был обязан следить за своим лучший другом. За своим единственным другом. Ему больше никто не мог помочь кроме Чуи. Никто больше не мог оплатить его лечение. Хотя... Это было бы правильнее назвать просто поддержанием жизни. Врачи сразу сказали, конечный исход — смерть. Да, болезнь неизлечима, но если Накахара будет продолжать оплачивать лекарства, капельницы, отдельную палату, сиделку, то его друг сможет продержаться ещё подольше. Его единственный друг будет с ним ещё немного дольше. Это и было целью, ради которой Чуя так старался на каждой миссии, целью, ради которой он перерабатывал, не позволяя себе допустить ни единой ошибки. Даже несмотря на то, что он ещё ребёнок... У него есть деньги и он может помочь, значит, будет помогать. Возможно, хоть так он немного отмоет свои грехи убийства. Возможно... Это ведь всё во благо. — ... Это не твоё собачье дело, идиот. — наконец выдавливает из себя Чуя, и ему требуется приложить большое усилие, чтобы его голос не дрожал. — Я просто... Мне нужно помогать кое-кому, окей? И на это уходит много средств. Дазай не задаёт вопроса. И за это Чуя ему благодарен. За то, что ему не приходится объясняться и оправдываться. Хоть что-то этот придурок может сделать правильно, на том спасибо. Однако в следующую же секунду Дазай резво подскакивает со своего места и подходит к столу. Он раскрывает ящики, роясь в них и явно что-то ища. — Ты чего делаешь? — порыкивает на него Чуя. — Ищу дротики со снотворным. — поднимая бумаги отвечает Дазай. — Ага, очень смешно. Дазай поднимает какие-то склянки на свет, чуть щурясь. — Тц, эти со смертельным ядом, сейчас-... — он снова погружается в поиски, не обращая внимания на крики переполошившегося Чуи о том, что это собственность босса, которую вообще-то не положено трогать. Стоило Осаму найти нужный дротик, как он тут же кидает его в портрет Мори Огая на стене. — Йййес! Прямо в глаз! Видал? — Дазай хитро щурится. — А что?~ Такому отличнику как ты слабо просто повеселиться? — Кому слабо?! Мне!!?? — Чуя соскакивает с кресла, в пару шагов пересекая кабинет, и выхватывает у Дазая один из дротиков. Он прицеливается и резким движением пальцев отправляет свой дротик прямо во второй глаз на портрете. — Ха! Видел!? Прямо в зрачок! — Новичкам везёт. — небрежно бросает Дазай и уже прицеливается ещё одним дротиком, от старания даже высовывая язык, как вдруг резко останавливается и добавляет. — Хотя я удивлён как такой коротышка достал так высоко. Чуя упирается руками в бока, самодовольно улыбаясь, но в следующую же секунду хватает Дазая за шкирку. — Чего сказал?! Кто тут коротышка, ты, рельса в бинтах?! — Рельса? — Дазай усмехается, пока Чуина рука комкает его рубашку на груди. — Ты тогда шпала с кепкой. Стандартный размер шпалы метр пятьдесят. Хоть кого-то перегнал. Умничка. — на лице Осаму лучезарная улыбка. — Придурок! — заключительно кричит Накахара, отталкивая его назад, отпуская рубашку, хотя от последней похвалы уши под рыжими волосами слегка покраснели. Чуя берёт ещё один дротик, садясь на край стола, и, почти не прицеливаясь, кидает его в картину, попадая прямо Мори в лоб. — 2:1!!! Видал? Дазай поворачивается спиной к портрету и, почти не прицеливаясь, кидает дротик через плечо. И, надо сказать, он, как блестяще гениальный, самый молодой член Исполнительного Комитета Портовой Мафии за всю историю, о котором говорят по всей Японии, разумеется... не попал. Мало того, что не попал, так ещё и дротик пролетел настолько рядом с плечом Накахары, что тот, пожалуй, мог бы сказать, что это самая интимная близость, что случалась с ним в жизни. Чуя же рефлекторно отпрыгнул назад, заводя руку за пояс, где был пистолет, но когда он понял, что Дазай, "великий гений", у которого Накахаре следовало бы "поучиться", промазал... Тут же самодовольно улыбнулся, искренне рассмеявшись, и вновь уперся руками в бока. — Пхахахаха, Осаму, мазила! Всё ещё 2:1! Дазай противно усмехнулся, чем моментально выбесил Накахару. — Обернись, чиби. В этот момент Чуя разворачивается и видит... что дротик торчит прямо из центра его новой старой шляпы старшего брата. Очевидцы на следующее утро скажут, что в последний раз видели эту мерзкую скумбрию летящим на свидание с асфальтом из окна. Чуя смотрит сначала на шляпу, потом на Дазая, потом снова на шляпу, а после кидается на Осаму с кулаками, припечатывая его к стене всем телом. — Чёртов Дазай, я убью тебя! — Оу, какие новости. — мурлычет Дазай, слышащий эту угрозу в сотый, если не в тысячный, раз за пару месяцев. — Что ж сделай это. Сделай, и я получу то, чего так страстно желаю. Осаму вдруг, мягко улыбнувшись, и в улыбке этой Чуя слышал чуть ли не мурчание мартовского кота, льнул вперёд к Накахаре, чуть не коснувшись губами его губ. Разумеется, рыжий сразу отпустил его. Дазай прыснул со смеху, наклонив голову. Чуя замер в ступоре на пару секунд, после чего резко оттолкнул от себя Осаму, закрывая губы рукой. Уши и щеки ярко вспыхнули румянцем. — Что ты творишь, придурок?! — А ты? Хмх~ Дазай спрятал руки в карманы пальто и, склонив голову набок, смотрел на Чую бездонными, словно два колодца, чёрными глазами. — Ты... Ты идиот, ты чуть не поцеловал меня! — Но не поцеловал же. А ты хотел? — Ну да... — пробормотал Накахара в ответ на первую часть реплики шатена, но увидев как тот противно улыбается, поспешил возразить — В смысле, нет конечно! Не с тобой! — Как скажешь, чиби~ Дазай прошел к столику, устало улыбаясь и подливая себе ещё виски в граненный бокал, через который свет от лампы, преломляясь, изящно падал на столешницу и на его тонкие скумбрические пальцы. — Ты просто придурок, мы же оба парни! — Чуя фыркает и отходит от него подальше, опираясь спиной о стену и скрещивая руки на груди, хмурясь. — Меня парни не интересуют. — скучающе отвечает Осаму и, выдыхая, предлагает. — На Земле столько игр. Правда или действие, или, может, в слова? Через пару минут Чуя тяжело вздыхает и соглашается поиграть с этим дебилом под предлогом "тут всё равно совершенно нечем заняться". Действительно нечем. В кабинете скучно и единственная развлечение — чёртов Дазай мать его Осаму. Они играют долго, пару-тройку часов, но время летит довольно незаметно, когда шатен рассказывает о пранках с розовыми сигаретами над беднягой Хироцу и других нюансах работы Исполнителем. Они говорят, пока Чуя не начинает зевать, уже откровенно засыпая на ходу. Он действительно порядком утомился за день и планировал провести вечер и ночь в своём сыром, но всё же родном подвале, на пыльной кровати, отсыпаясь, а не сидеть запертым в кабинете с чёртовым Дазаем. В конечном счёте Чуя фыркает и уже не выдерживая, плюс осознавая, что завтра ему придется работать так же много, сползает с маленького кожаного креслица и ложится прямо на пол, на ковёр, подкладывая свою ладонь под голову и укрываясь плащом, положив на лицо шляпу, чтобы лампа не мешала спать. Накахара решает проследить за тем, чтобы не уснуть раньше этого придурка, который бог весть что может вытворить в любой момент, но... Просто вырубается. А просыпается он от того, что его рука ужасно сильно затекла. Просто пиздец как сильно. Чуя открывает глаза и видит перед собой.... Ебучие, блять, кудряшки. Лежащие прямо на его руке. Ебаный в рот да наоборот. В кабинете, разумеется, холодно ночью, никто особым отоплением его не оснащал, на такой-то высоте, и, видимо, из-за этого участники легендарного дуэта так неосознанно вжались друг в друга во сне. Просто потому что холодно. Просто. Потому что. Холодно. Чуя резко вскакивает, вытаскивая свою руку из-под чужой головы, и присаживается на кресло, как будто он давно уже там сидит. Дазай просыпается через пару минут. По тому как он себя ведет, Чуе кажется, о ночи он ничего не помнит и ничего не замечал во сне. Слава богу... Они ещё тихо переругиваются за тем, как приводят себя в порядок, поправляя одежду и волосы. А потом решают сыграть в последнюю игру на сегодня. Щёлк. Раздаётся щелчок, уведомляющий об открытии двери. Обычно стучащие по плитке ботинки было совсем не слышно на мягком ковре. Мори Огай мягко улыбается, прям с порога задавая интересующий его вопрос. — Помирились? — Обмудок! — кричит через весь кабинет Чуя. — Карлик! — кричит ему с кресла Мори Дазай. — Камбала! Огай раздражённо вздыхает и уже открывает рот, чтобы что-то сказать, как Дазай задумчиво поднимает глаза к потолку и говорит Чуе: — Так, мне на "а"... Играть в слова-оскорбления. А что? Вполне себе в духе легендарного дуэта "двойной черный".