***
Менее чем через десять минут абсолютно черный лексус, вплоть до матовых колпаков на покрышках, въехал на небольшой парковочный карман, когда-то используемый текстильной фабрикой для погрузки, а теперь почти полностью заросший кустарниками и дикими яблонями. Влажный после дождя гравий мягко прошуршал под шинами. Веснински и Моро, скрытые за тонированными стеклами, оставались в машине ещё какое-то время, пока к водительской и передней пассажирской дверям не подошли двое мужчин в строгих деловых костюмах, так странно сидящих на их перекаченных телах. — Заранее извиняюсь за всё, что тебе придется увидеть, — напоследок сказал Натаниэль и открыл свою дверь. Натаниэль Веснински был самым младшим из основного состава за всю историю Воронов. Возможно ему следовало подготовиться ещё как минимум год, но ни тренер Морияма, ни его одержимый экси племянник больше не хотели ждать, когда «подарок» семьи Веснински наберется сил. В свои семнадцать он выглядел слишком хрупким среди как минимум двадцатилетних игроков, но при этом своему миниатюрному, почти женскому телосложению, унаследованному от матери, он был обязан званием самого скоростного игрока действующего дивизиона. Натаниэль вылез из машины и повернулся к человеку, подошедшему к нему. Несмотря на то, что он доставал мужчине едва до плеча, холодные голубые глаза смотрели на подосланного подручного почти с презрением. Парень демонстративно поправил выбившуюся прядь выкрашенных в черный цвет волос и расправил на себе черный костюм, на фоне которого единственным цветным пятном выделялся кроваво-красный галстук. Натаниэль одновременно показывал подошедшему к нему человеку, что готов последовать за ним, но при этом находится заметно выше по положению, чем он. Так в дорогом ресторане позволяют администратору проводить себя до забронированного столика. Жан, в сопровождении второго человека, подошел к Натаниэлю, восстанавливая парность, воспитанную в Гнезде. Выше своего партнёра почти на голову, шире в плечах, он выглядел как его телохранитель. Но при этом в образе Жана было намного больше мягких черт, таких как, например, спокойный, почти ласковый взгляд темно-серых глаз, вежливая улыбка, застывшая на губах, или мягкие волны чуть вьющихся волос. На его фоне Натаниэль выглядел резко и агрессивно, даже несмотря на свои размеры. — Какой ты стал большой мальчик, Младший! — насмешливый голос Лолы, ближайшей помощницы Натана Веснински, раздался за спинами присутствующих так, словно она специально пряталась всё это время, наблюдая за их прибытием. Жан первый обернулся на женский голос, в то время как Натаниэль предпочел бы вообще не оборачиваться. Невысокая женщина лет сорока в дорогом пальто верблюжьего цвета, на шпильках, кажущихся особенно неуместных среди всей этой обстановки — во всем её облике сквозила острота и явная угроза. Строгие геометрические формы коротко остриженных волос и агрессивных стрелок на глазах только усиливали этот эффект. Жан рефлекторно отступил в сторону, когда Лола сделала несколько шагов к Натаниэлю, но ровно настолько, чтобы соблюсти напускную вежливость, при этом он судорожно сжимал в кармане телефон, готовый в любую секунду послать тревожный сигнал в Гнездо, как его всегда учили. — Успокойся, мальчик, — Лола почти ласково прошлась острыми ноготками по рукаву Жана, словно через ткань костюма видя, чем он занят. — Никаких неприятностей — ни нам, ни вам — не нужно, так что мы сейчас очень спокойно пройдемся до нашей машины, а затем в дружеской непринужденной обстановке проследуем на место нашего светского мероприятия. — К чему столько пустых слов? — Натаниэль по-прежнему не смотрел на Лолу, но уже заметил тусклый блеск автомобиля, скрытого кустарником. Он чувствовал призрачную иррациональную боль внизу живота, над подвздошной костью, там, где у него остался уродливый неровный шрам от огнестрельного ранения. Он слышал в голосе Лолы, в каждом её слове, как он сам когда-то кричал, задыхаясь от боли, когда она погружала свои аккуратные острые ногти в наполненную огнем рану, и как его, Натаниэля, крик переходил в истошный крик матери, не способной вынести страдания сына. Натаниэль с силой зажмурился, прогоняя непрошенные воспоминания, и постарался больше не вслушиваться в голос этой ненавистной ему женщины даже тогда, когда она театрально открыла перед ним заднюю дверь джипа без госномеров. Ему пришлось ухватиться за хромированную ручку, чтобы взобраться на подножку и попасть внутрь машины. Жан, обошедший машину с другой стороны, оказался в внутри раньше него, и когда Натаниэль прижался бедром к его бедру, привычная теплая волна спокойствия растеклась по всему его телу. Лола что-то крикнула оставшимся мужчинам и кивнула в сторону лексуса, принадлежавшего Эвермору. Через пару минут она взобралась в салон и уселась по другую сторону от Натаниэля. Он чувствовал себя одновременно в ловушке и так, как если бы был самой охраняемой в мире персоной. Несмотря на то, что Лола обычно редко молчала во время таких поездок, на этот раз она не проронила ни слова, пока автомобиль трясся по бездорожью, а затем выехал на ровный участок и двигался ещё около часа. Ни Жан, ни Натаниэль тоже не произнесли ни слова. Лола нарушила молчание только один раз, когда тихо выругалась, прочитав что-то на своем телефоне. Натаниэль надеялся, что у неё неприятности, но когда они уже подъезжали к особняку Веснински, она снова казалась беззаботной и наслаждающейся происходящим. У особняка их встретили уже другие люди, но Лола осталась рядом с Натаниэлем, когда они вошли внутрь и поднялись на второй этаж. С тех пор, когда младший Веснински здесь жил, мало что изменилось, ему даже казалось, что восьми лет, проведенных в Гнезде и не было, но затем он вспомнил, как Лола держала его голову, чтобы он внимательно следил за казнью матери, и что-то внутри него оборвалось, встало против каждой детали в этом огромном доме. Он никогда не был ему родным, никогда и не будет. Дорогие ковры и золоченные перила мраморной лестницы, вычурные хрустальные люстры, занимающие половину потолка, антикварная мебель — всё вокруг казалось Натаниэлю пропахшим кровью и разложением. Он не представлял, как можно есть или пить из посуды, выстроенной на длинном массивном столе из мореного дуба, покрытом белоснежной скатертью, как можно вдыхать запах цветов, пышными шапками которых был украшен зал для приема гостей. Когда Лола вошла в комнату, уже полную приглашенными, широко раскрыв двери и громко возвещая о своем прибытии, среди собравшихся, занятых до этого разговорами, воцарилось молчание. Натаниэль чувствовал, что сейчас каждый взгляд в помещении прикован к нему. Все эти глаза, молодые и старые, наполненные страхом или любопытством, обращены к нему, Натаниэлю, и кажутся ему липкими и оставляющими после себя грязный налет на его теле. Но привычно поджав губы и вздернув подбородок, он перешагнул через порог следом за Лолой. Он не хотел, чтобы кто-то видел, что он слаб или не в порядке. Ему было лишь жаль Моро, который был вынужден из-за правил Гнезда следовать за ним даже в этот театр абсурда, во главе которого стоял непредсказуемый и опасный Натан, назвать которого отцом язык у Натаниэля не поворачивался. Он оставался его наследником только на бумагах, и пока он был Вороном, Натан не мог сделать с ним всё то, что хотел бы. — Потерпи, это всего лишь один вечер, — раздалось у самого уха, спиной Натаниэль почувствовал близость Жана и испытал чувство глубокой признательности. В конце концов, это был не первый их совместный прием в особняке Веснински. И Натан, по своему обыкновению, скорее всего даже близко не подойдет к сыну на глазах у всех.***
На обратном пути за руль сел Натаниэль, хотя Жан и настаивал, что это сделать лучше ему — Натаниэль слишком расстроен и взволнован после неприятного ему вечера. — Я в порядке, — прошипел Веснински, когда захлопнул за собой дверь и расслабил галстук на шее. Моро с недоверием посмотрел сначала на напарника, а затем на отъезжающий автомобиль с Лолой и её людьми. Было уже далеко за полночь, может даже скоро должен зардеться рассвет. Он был бы и рад поспать немного по пути домой, потому что никаких поблажек из-за вынужденной поездки тренер им не даст, и уже к шести утра они должны быть на утренней тренировке, но при этом душа у Моро была не на месте. Он провел в связке с Веснински достаточно времени, чтобы понимать, когда он действительно в порядке, а когда нет. Когда приходится всё время проводить вместе, без возможности уединиться даже для удовлетворения физиологических потребностей, между людьми устанавливается особая связь. — Ты уверен? — с сомнением уточнил Жан, но Натаниэль не дал ему даже пристегнуться, резко нажав на газ и рывком вырулив назад. В отличие от педантичного Моро, Веснински водил намного более агрессивно, даже несдержанно. Он намеренно теснил те редкие машины, что встречались им на пути, не обгоняя их, а вынуждая в ужасе съехать на обочину, освободив дорогу. Входил в повороты он на скорости, оставляя на дорожном покрытии следы от шин с отвратительным для тонкого слуха Моро звуком. Затормозил перед въездом на парковку Эвермора Натаниэль так же резко, но при этом продолжал утверждать, что с ним всё в порядке, всё то время, что им потребовалось, чтобы припарковаться и спуститься на лифте в Гнездо. Жан специально несколько раз переспросил его, и последний раз — когда Натаниэль уже демонстративно отвернулся от него на своей кровати и выключил свет над головой. Жану осталось только рассматривать его спину в почти кромешной тьме — окон в спальнях Гнезда не предусматривалось.***
С утра, когда большинство Воронов успело только глотнуть воды, прежде чем все высыпались в зал и выстроились стройными рядами, согласно иерархии в команде, Рико Морияма выглядел так, словно и не ложился спать. Всклокоченный и злой, он мало интересовался тренировкой, поэтому на первый круг ушли игроки второго состава. Жан и Натаниэль, пробежав положенные несколько кругов разминки, покинули основное поле, послушно встав на почтительном расстоянии от Рико, продолжавшего что-то кричать в телефон. Натаниэль плохо знал японский, на котором предпочитал ругаться Рико, но несколько слов он всё-таки разобрал. Впрочем, имя «Кевин» он узнал бы и без перевода. — А ты чего уставился? — одному из Воронов, которому не посчастливилось стоять ближе остальных, досталось от Рико без предупреждения, схватившись за ушибленную лодыжку, тот осел на пол, не смея сопротивляться. — Вы все просто протираете здесь форму впустую! Бездарности! Пошли все вон! Да не туда! На поле! Прогоните этих придурков! Его крики ещё разносились по всему помещению, когда его самого уже не было слышно. — Бешеная полторашка, — нахмурился Натаниэль, удобнее перехватывая клюшку, он всё ещё был не в духе после вчерашнего. — Осторожнее, — предостерег его Жан, проходя дальше на поле к своей позиции. Оба они занимали места защитников, и на тренировках менялись разве что своими целями — нападающими, которых им приходилось опекать. Натаниэль не обратил внимание на слова Жана, он принялся растягивать мышцы, раз уж Рико всё равно выгнал их на поле, а сам куда-то скрылся. «Противники», в отличие от них пребывающие в полном составе, так же стояли в растерянности. Без тренера, Рико и Кевина все опасались что-либо делать. Сами того не осознавая, Вороны замерли на местах, а в помещении воцарилась такая тишина, что стало слышно, как жужжат лампы под потолком. Минута тишины казалась вечностью, но когда Натаниэль уже хотел покинуть поле, верхние двери распахнулись и через зрительные ряды вниз побежал Кевин Дэй. Сначала никто не понял, что происходит, и только когда он добежал почти до самого поля, все увидели, что внизу его ждет не менее разозлившийся Рико. Они вцепились друг в друга, стараясь сбить с ног, или вышибить друг из друга дух, приложив об защитную стену или скамью. При этом ни один из них не произнес ни слова. Они росли вместе и дрались так, как обычно дерутся братья, то есть с особой изощренной хитростью по отношению друг к другу и почти святой ненавистью. Слова и обвинения им были не нужны, а то, что всё произошло на глазах у всех, было скоре досадным упущением, чем намеренностью. Никто не смел подойти ближе, пока командный голос тренера Морияма не привел всех в чувство. Он не опустился до ругательств, хотя весь его вид говорил о том, что он разъярен. Тростью, с которой он никогда не расставался, тренер указал на Натаниэля и Жана, приказывая разнять дерущихся. Натаниэль зло выдохнул через стиснутые зубы, не понимая, к кому именно ему сейчас подступиться, потому что Дэй был явно крупнее его, а Морияму он просто боялся. Жан разрешил его сомнения, самоотверженно протиснувшись между двумя сцепившимися клубком парнями. Кевин уже успел садануть ему по плечу, а Рико — пнуть по лодыжке, когда Натаниэль подоспел на помощь. В итоге Дэй оказался в руках Моро, а Морияма сам вцепился в Веснински так, словно тот был живым щитом, но не от Дэя, а от тренера. — Непозволительно! — это было единственное, что выкрикнул тренер, указав сначала на Рико, прячущегося за Натаниэлем, а затем на успокоившегося и теперь просто стоявшего рядом с Жаном Кевина, он быстро взял себя в руки, и его голос зазвучал всё с тем же ледяным спокойствием, как и обычно. — В кабинет. Оба. Никто не пошевелился, и взгляд тренера стал ледяным. — Вы пойдете с ними, — кивнул он в сторону Моро и Веснински, развернулся и с чувством глубокого презрения, как всем показалось, покинул зал. Жан первым очнулся от того, что только что произошло. Никому не хотелось бы попасть в кабинет тренера, но и ослушаться его — означало навлечь на себя ещё большие неприятности. Жан мягко толкнул Дэя в плечо, как бы выражая свою поддержку и извиняясь за то, что ему пришлось участвовать во всем этом. Дэй дернулся так, словно ему были глубоко неприятны любые прикосновения сейчас, и первым пошел вслед за тренером. Он не боялся того, что сейчас могло произойти. Видя, как он себя ведёт, Рико, всё ещё крепко державший Натаниэля за рукав формы, двинулся следом, таща свой живой щит за собой. Жан завершал молчаливую процессию и скрылся в коридоре последним. В зале ещё несколько минут стояла тишина, прежде чем оставшиеся Вороны сначала робко, а затем и в полную силу не разгалделись, полностью оправдывая название своей команды.***
— Мне глубоко плевать на то, зачем вы это сделали, — Тетсуджи Морияма даже не смотрел на своих воспитанников, отвернувшись к панорамному окну, через которое наблюдал, как оставшиеся Вороны полностью утратили свой строй и не продолжали тренировку, несмотря ни на что — это злило его даже пожалуй больше, чем детская выходка двух переросших мальчишек. — Меня больше волнует то, какие последствия это всё может принести. Ваше поведение само по себе недопустимо. Видите, — он ткнул набалдашником трости в виде ощерившегося дракона в стекло, чтобы собравшиеся за его спиной посмотрели, как Вороны разбрелись по полю. — Они все просто масса, которой нужен лидер. Они признают только силу. Рико зло засопел за спиной Натаниэля, и у того неприятно зачесалось между лопаток. — Поэтому ты, — тренер обернулся и посмотрел в лицо Рико, — просто обязан показать, кто тут главный. А ты, — он обернулся к Дэю, — должен его поддержать. В этом ваше предназначение, ваша высшая цель. И вам несказанно повезло, что она у вас есть. Многие бездарно и впустую проживают свои жалкие жизни, так ничего и не поставив во главе, умирают и пропадают в забвении, потому что пребывали в нём всю жизнь. Ты этого хочешь, Рико?! — в его голосе зазвенели металлические нотки. — Хочешь, чтобы о тебе забыли?! Тетсуджи ждал, когда Рико ответит, а тот продолжал заламывать Натаниэлю руку, как пес, вгрызающийся в игрушку. — Нет, — наконец ответил Рико, оставляя Веснински в покое. — Я всю жизнь хотел только одного — стать великим. — А ты? — тренер посмотрел в лицо Кевина. — Нет, — просто буркнул тот. Тетсуджи медленно подошел ближе, как казалось, чтобы вглядеться в виноватые лица воспитанников, но стоило между ними остаться расстоянию не более вытянутой руки, как тренер перехватил свою трость как-то иначе и совершил одно неуловимое и сложное движение. И Рико, и Кевин беззвучно скривились от боли, привычно сдержавшись от крика, чтобы не разозлить тренера ещё больше. По одному только этому Натаниэль понял, что этим двоим от него доставалось значительно больше, чем кому бы то ни было в Эверморе. — А теперь — вон, — старший Морияма указал тростью в сторону дверей, и все четверо посетителей попятились назад.***
Все четверо молча спустились в раздевалку, выбрав самый долгий путь до зала. Дэй всё ещё не переоделся, а Рико оставил здесь защиту, но ни тот, ни другой не собирались возвращаться на тренировку в обществе друг друга. Казалось, что присутствие Веснински и Моро не дает им высказать друг другу всё то, что накопилось; всё то, что им ужасно хотелось сказать, но что уже навсегда изменило бы между ними нечто важное, если бы было сейчас высказано. Черные стены и красные дверцы шкафчиков действовали угнетающе, и наверное поэтому Рико в конце концов не выдержал. Он подошел вплотную к Кевину, чтобы заглянуть в лицо которому ему пришлось задрать голову, вцепился ему в футболку, вынуждая немного наклониться, и что-то зло зашептал на японском под ухо. Кевин спокойно выслушал его, а затем отцепил руки названного брата от своей одежды. Он кивнул, соглашаясь с чем-то. Рико редко шел на компромисс, и то, что он предложил что-то ради сохранения подобия мира с Кевином, говорило о многом. Они не сговариваясь прошли обратно в зал, и Натаниэлю с Жаном не оставалось ничего, кроме как последовать за ними. Стоило только Рико и Кевину вернуться, как разговоры среди воронов стихли. Большинство из них даже поспешили занять свои места, тогда как оставшиеся пытались разглядеть на лицах вернувшихся следы гнева тренера. Рико зло оглядел черно-красные массы, выражая своё презрение каждому, кто имел неосторожность встретиться с ним взглядом. — У нас перетасовка! — не сказал, а почти выплюнул слова Морияма. — Чтобы все знали, что мы с Кевином меняемся парами. Временно. Это прозвучало как проклятье, и у Натаниэля возникло острое нехорошее предчувствие. Ни Рико, ни Кевин не сдвинулись с места, и ближе всех к ним стояли Веснински и Моро. Они переглянулись друг с другом, уверенные, что это не к добру. — Уверен, мы с Дэем вскоре найдем общий язык, а пока… — Рико ещё раз оглядел обоих кандидатов и суеверно отшатнулся от четверки на щеке Натаниэля. — Моро! Ты теперь в связке со мной. Веснински, — он нехорошо улыбнулся обнажая кажется все зубы до единого, — тебе достаётся Дэй, не завидую тебе. Рико развернулся и отправился обратно в раздевалку. Натаниэль остался рядом с Кевином. Не завидовал он не только себе, но и Жану. Единственная мысль, что его сейчас беспокоила, была о нём. Он, впервые за много лет, испытывал чувство глубокой жалости. Ему было жалко Жана, было жалко себя и той жизни, к которой они оба привыкли. Только когда Жан молча развернулся и последовал за Рико, бледный и растерянный, Натаниэль понял, насколько сильно привязался к нему за все эти годы.