Сходишь со мной на свидание?

      — Элмас Штейн Филценгайхер, твоё имя вообще возможно выговорить? — Кэйа хмыкнул, усаживаясь обтянутой облегающими штанами задницей на чужой стол.       — Выговорил же, а теперь перестань загораживать мне обзор и выйди прочь из кабинета, — не поднимая глаз от документа, прошипел бледный юноша с тёмно-зелёными волосами, собранными в замысловатый хвост.       — Да брось Элмас, сейчас же обеденный перерыв. Отдохни. Проветрись. Прямо как Лиза в библиотеке, засел и сидишь в своём кабинете, — Альберих нагло отобрал лист, который так кропотливо заполнял Штейн и бегло прошёлся глазами по аккуратным строчкам.       — Идиот, верни документ! Это между прочим финансы! — Элмас поднял испепеляющий взгляд серых глаз и нервно поправил круглые очки — подарок матери.       — О, так ещё интереснее… — теперь Кэйа со всей присущей ему внимательностью начал чтение листочка. Дойдя до строчки со своими именем и фамилией, хитро ухмыльнулся, глядя на закипающего парня за столом, — А почему это мне выплатят всего сто тысяч моры? Такого небольшого количества денег даже на один вечер не хватит! — крио мечник театрально всплеснул руками и довольный собственными шутками, вернул документ сидящему напротив секретарю.       — Если ты выпустил пар, то ради Барбатоса, исчезни, — возвращая свой взгляд к заполнению отчётов, проговорил Элмас, — Дверь захлопни. Ненавижу сквозняки.       Кэйа хмыкнул и сделал как он просил. Этого парня лишний раз лучше не злить. Электро Глаз Бога украшенный рамкой Сумеру весомый аргумент. Элмас Штейн Филценгайхер поступил на службу в Ордо Фавониус незадолго до прибытия в их город Почётного Рыцаря. Образованный, начитанный и замкнутый, он сразу привлёк внимание своей вызывающей внешностью и корнями. Какое же, однако, любопытное происхождение, сын мондштадтского искателя приключений и сумерского историка. Более того, один из лучших выпускников Академии Сумеру. Ему бы как матери с отцом по руинам ползать, да изучать, но нет, решил последовать примеру Лизы и стал работать в Мондштадте.       Они впервые увиделись, когда Элмас пришёл в таверну «Доля Ангелов» и принялся расспрашивать стоящего за стойкой Дилюка о количестве рыцарей приходящих за выпивкой, сколько они выпивают, каждый ли день, дебоширят ли и прочие уточнения. Греющего уши Альбериха заинтересовало то, для чего новый секретарь Джинн любопытствовал о таких личных вещах. Рагнвиндр, как и подобает порядочному гражданину выдал всё с подробностями и тоже задал вопрос зачем, на что Филценгайхер ответил, что для сокращения алкоголизма и восстановления работоспособности рыцарей, а так же уменьшения количества бедных семей и усиления обороны города. Записав интересующие его сведения в блокнот, юноша тут же удалился и три дня не вылезал из своего кабинета. Многие подумали, что он там умер от переработки, но нет, вышел. Ещё бледнее чем обычно, хмурый, уставший, но довольный проделанной работой.       Джинн оказалась приятно удивлена способностями секретаря и кивнула, пообещав помочь в наведении порядка. Месяц потребовался на реализацию первых шагов, а именно выявлению критических ошибок города, потом ещё два на их устранение и наконец полгода на рыцарскую реформу. Теперь, Мондштадт сложно было назвать неукреплённым или безответственным городом. Везде порядок, чистота. Рыцари с мечами и научены ими пользоваться. По дорогам расставлены патрули. Были введены ночные и дневные смены. Однако занятая делами пропавших кошек и помощью искателям Джинн, полностью переложила это дело на плечи верного секретаря. Тот и не возражал.       Альберих не понравился ему сразу. Полная его противоположность, так ещё и поведение никакое. Однако, воспитательная беседа плодов не дала, как и физические меры воздействия. Кэйе, однако, было весело. Дразнить и доводить педантичного до кончиков ушей Элмаса оказалось неплохим развлечением. Поначалу, тот шипел и скалился, как Диона при виде Дилюка, но потом смирился и с головой засел за отчёты. Решив позлить сумерско-мондштадтского коллегу, крио мечник специально набился тому в напарники. Вытянувшееся лицо Штейна нужно было видеть. С тех пор, он его избегал и запирался в кабинете на целые сутки, стараясь свести их общение к минимуму, но когда наступает сезон отчётов… кабинет приходится держать открытым.       — Ты пьян? — стоя в одной пижаме с лампой в руках сонно спросил Элмас, потирая уставшие от письма глаза.       — Вот и нет! — гордо объявил Альберих и тут же пошатнулся, едва не уронив себя на шипящего секретаря.       — Проваливай. У меня только одна койка, а пачкать тобой свой коврик желания нет никакого, — Штейн захлопнул дверь у него прямо перед носом и надев беруши из одуванчиков, лёг обратно в постель.       — Сходишь со мной на свидание? — отодвигая в сторону завал из книг и бумаг, нагло интересуется Кэйа на следующее утро.       — Ага, только через мой труп и вовремя сданную документацию. Не для того я горбачусь за дубовым столом третьи сутки, чтобы свой выходной на тебя тратить. Давай-давай, не мешай работать, Альберих, — поправив очки, Элмас утыкается в книгу учёта и что-то кропотливо выводит в ней пером.       — Тогда… давай заключим пари. Если я выиграю, то ты сходишь, а если нет… — как синеволосый и ожидал, любящий выгоду Филценгайхер поднял на него заинтересованный взгляд.        — Два своих отпуска ты безвылазно работаешь за документами, — скрепляя пальцы в замок и ложа на них подбородок, серьёзно проговорил юноша.        — Жестоко, но я согласен. По рукам, — Альберих как сытый кот потирает ладони в ожидании.       — И на что мы ставим, гений? — скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула, спрашивает Штейн.       — М-м… давай на то, что сегодня ты пойдёшь в любую таверну по собственному желанию, — разведя рукам в сторону, предложил Кэйа.       — Ты уже проиграл, знай это, а теперь исчезни, мне за тебя ещё отчёты переписывать, — он потёр переносицу и сделав глоток кофе дальше погрузился в работу, игнорируя присутствие капитана.       Закончив с документацией на ближайший месяц, Элмас поспешил домой, про себя фыркая на то, что у капитана кавалерии либо плохо с придумыванием условий, либо с мозгами. Он ставил на второе и всё больше находил этому подтверждение. Ночь выдалась тёмной, но вспышку пламени секретарь всё-таки разглядел и заинтересованный поспешил посмотреть на то, что творится в стенах города. Отчёт-то ему составлять и без разницы когда, ночью, утром…       К тому моменту, когда электро копейщик прибыл на место, ничего уже не было, но скользнувшая мимо него в сторону здания тень, заставила активировать элементальный навык отслеживания следов и по ним, в кромешной тьме, ругая на древнетейватском тех, кто не установил тут фонари он неотрывно следовал за тенью и вскоре вслед за ней же влетел в чьё-то окно. Элмас не сразу осознал где он стоит, но увидев довольного Кэйю, всё понял. Древнетейватский так и лился из его уст, пока он ругал себя за… а за что, собственно? За желание помочь гражданам или за наивность? Теперь целый выходной терпеть этого павлина.       — Я своё слово сдержу, — только и сказал он напоследок, перед тем, как выйти прочь.       Солнце по своему обыкновению будило сонный Мондштадт тёплыми лучами. Открывались лавки, а торговцы уже зазывали народ. Элмас мечтал не проснуться, но приученный к раннему подъёму организм это желание отверг и после аппетитного завтрака, умывания и одевания, юноша собрал волосы в хвост и вышел на улицу, не забыв взять с собой кошелёк. Пока шёл до дома, который временно, как выразился сам Альберих, он снимал, молился Архонту Барбатосу и Малой Властительнице Кусанали о том, чтобы этого наглого павлина не было дома. Нет. Боги всё-таки не слышат молитв.       — Доброе утро, прекрасно выглядишь вне своей формы, Элмас, — усмехнулся Кэйа, приветственно кивая ему.       — Утро доброе, а я нет. Учти, если будешь совершать непристойные вещи, моё копьё всегда со мной и призвать его ничего не стоит, — кивнув в ответ, выдал целую тираду Филценгайхер.       — Боюсь представить, что ты себе такое надумал, — улыбнулся Альберих, указывая в сторону площади с фонтаном.       — Это просто опасения созданные из выводов сделанных на основе моего анализа твоего каждодневного поведения, — без запинки произнёс Элмас, прогуливаясь вдоль сувенирных лавок.       — Хорошо, пусть так. Слушай Элмас, раз уж ты такой всезнайка, расскажи мне что-нибудь интересное, например, о твоей семье, — предложил смуглолицый, глядя на то, как посерело лицо секретаря.       — Нет. Это табу, — отрезал тот и вырвался вперёд.       — Ты так их ненавидишь как рассказывают или есть более глубокие причины? — догнав его, поинтересовался Кэйа.       — Кто рассказывает? — ощетинился Штейн, а потом сел на ближайшую лавочку и закрыв лицо ладонями, устало выдохнул, — Не могу поверить, что рассказываю это самому безответственному человеку в Ордо Фавониус. Мои родители в разводе. Я рос с матерью. Она была очень деспотичной и помешанной на «идеальном ребёнке», не таком, каким был мой отец. А папа… мы встретились и это был последний раз, когда мы виделись. Он погиб в песчаной буре. Мама много плакала и на неделю даже снизила груз моего обучения, а потом резко стала ещё жёстче и сказала, что я должен стать таким же, как она, а не то погибну как отец.       — А дальше? — спросил Альберих, заметив, что собеседник завис.       — А что дальше? Я сбежал сюда, — ответил Элмас и грустно усмехнулся, — Люди навешали на меня столько ярлыков, думая, что всё на поверхности, но никто не копал глубже, а я и не позволял. Не хочу жалости к себе. Пусть лучше грубияном считают, чем неженкой, — внезапно, Штейн вскочил и начал ходить взад-вперёд, сожалея о том, что раскрыл свою слабую сторону. Кэйа молчал, смеряя мельтешащего коллегу сочувствующе-любопытным взглядом. Ему было приятно, что тот раскрыл себя не наглым циником, а уставшим реалистом.       — Знаешь, это даже хорошо, что в тебе есть такая сторона, Элмас. Можешь ругать меня сколько хочешь, но я просто хотел увидеть в тебе положительные черты и не ошибся, ну что, идём обедать?       — Чёрт бы тебя побрал. Идём. Учти, сегодняшняя беседа ничего не значит, на работе я буду так же строг, но если захочешь, можешь заглядывать по вечерам на кофе.       — Ты невероятно снисходителен, — Альберих усмехнулся.       — Могу отозвать своё предложение, — ворчит Филценгайхер, закатив глаза.       — Не выйдет, — улыбнулся Кэйа.       — Отчего же? — нахмурился Элмас.       — Тебе нравятся наши разговоры, — кошачья улыбка на лице брюнета стала шире.       — М-м… может быть, но сути это не меняет. Посмеешь отлынивать, словарный запас у меня богатейший. Отругаю на чём Тейват держится.