Сходишь со мной на свидание?

      Неделя оказалась загруженной. Планировался Фестиваль Ветряных Цветов, а Джинн как всегда всю планировку оставила на трудолюбивого секретаря. Элмас не имел возражений, но вечерние посиделки с капитаном пришлось отложить. Узкие сроки и масштаб празднества вынуждали работать без сна и отдыха. Перчатки так и лежали в сумке, ведь Филценгайхер даже до дома не доходил. Ночевал в крепости, у себя.       В кабинет постучали. Штейн оторвал взгляд от бумаг и перевёл его на стоящую перед ним Ноэлль. Вздохнул. Снова хочет подать заявление на вступление в рыцарский орден. Что Кэйа, что Джинн не раз предупреждали Элмаса не принимать её резюме, но добрый и сочувствующий амбициозной горничной юноша, просто не мог той отказать и конечно же помог. Принял, подписал и сказал, что она может участвовать. Когда обрадованная горничная убежала за благодарностью, вытер потный лоб платком, подумав о том, что такую как Ноэлль обижать вообще подобно смерти.       Благодарность горничной оказалась щедрой. Целая повозка угощений и его любимого кофе. Пока он заполнял остальные бумаги, тихо прибрала кабинет. И только потом горничная роз удалилась, поблагодарив за содействие. Секретарь кивнул и вновь уткнулся в документы.       Спустя ещё сутки план праздника был готов и уже лежал на столе у Магистра. Гуннхильдр улыбнулась помощнику и благодарно кивнув тому, дала два дня отдыха. Однако Штейну было не до него и он вежливо отказался, сказав, что одного вечера вполне хватит. Возвращаясь домой, юноша вспомнил о перчатках и завернул в переулок. Дверь ему открыла девушка. Удивлённый Элмас поначалу даже опешил, но тут же взял себя в руки и спросил об Альберихе.       Горожанка поведала, что она — владелица дома и Кэйа несколько дней назад съехал. Внезапно, она поморщилась, будто что-то вспоминая. Сообразив, спросила:       — Вас, случайно, не Элмас Штейн Филценгайхер зовут?       — Именно так, — кивнул секретарь.       Девушка улыбнулась и на секунду скрывшись в доме, вновь появилась с конвертом в руках.       — Это просили передать вам.       — Эм, спасибо, госпожа.       — Не за что, прощайте, — горожанка закрыла дверь, а Филценгайхер пошёл домой, решив вскрыть конверт там. К его удивлению в доме уже горел свет, а в окне мелькала тень.       Насторожившись и спрятав конверт в сумку, Элмас призвал копьё и тихо подкрался ко входной двери, готовясь атаковать. Внезапно дверь отворилась и высунувшаяся голова тут же получила получила по голове копьём. Разглядев в незнакомце капитана кавалерии, ошеломлённый секретарь зло прошипел:       — Какого Архонта ты тут делаешь?!       — У меня не было денег, пришлось искать другую удобную квартиру, — потирая ушибленный затылок, проговорил Альберих, пропуская Штейна в дом.       — И ты решил перебраться именно в мою? — потирая двумя пальцами переносицу, недовольно уточнил юноша.       — Да, это во-первых, а во-вторых… — Кэйа обнял Элмаса со спины, оставляя лёгкий поцелуй на чужой шее, отодвигая мешающие пряди зелёных волос.       — Гр-р, подлиза, — уже более мирно выдохнул секретарь и позволил рукам капитана блуждать по своему телу.       — Думаю, ты бы поел для начала и помылся, а, Элмас? — лукаво подмигнул Альберих, отстраняясь.       — Думаю, что так, — разочарованно ответил Филценгайхер, вешая сумку на вешалку и направляясь к шкафу с одеждой, перехватил со стола лепёшку. Выудив из шкафа пижаму, скрылся в ванной, предварительно её заперев.       Вода горячими каплями стекала по бледному телу, огибая почти зажившие шрамы на спине и плечах. Мать воспитывала его со всей строгостью и за любые проступки, желания, возражения бралась за кнут. Маленькому Элмасу казалось, что это нормально, жить так. Пока он не поступил в Академию Сумеру и не познакомился со многими людьми. Те и научили его быть таким, какой он сейчас. Помывшись, высушив волосы и закрутив их в ленивый пучок, Штейн надел пижаму и сразу из ванной поспешил на кухню, где его ждало вкусное блюдо: куриный шашлычок с грибами.       Разливающий по стаканам вино Кэйа уже ждал своего собеседника с хитрой кошачьей улыбкой. Уставшему от недели работы Элмасу в принципе было всё равно, как отдохнуть и он с радостью махом выпил предложенный стакан одуванчикового вина. Потом ещё один, ещё один и так до того момента, пока он не был способен самостоятельно держаться на ногах. Альберих подхватил что-то сердито лепечущего секретаря на руки и уложив на кровать, навис, отрезая тому любые пути к отступлению.       Смуглая ладонь проводит тыльной стороной по бледной щеке и замирает рядом с приоткрытыми от жара губами. Кэйа ухмыляется и наклоняет голову для поцелуя. Элмас едва-едва сопротивляется, пытается оттолкнуть, но левая рука капитана прижимает её и правую к постели, не давая вырваться. Поцелуй вышел влажным и глубоким. Штейн что-то невнятно промычал и дрогнул, широко раскрыв глаза, когда почувствовал, что правой ладонью Альберих коснулся его паха. Попытка вырваться стала сильнее, но что мог противопоставить двадцать четыре на семь сидящий на стуле в кабинете секретарь, ежедневно патрулирующему окрестности капитану кавалерии.       Когда их губы размыкаются, Элмас, стараясь собрать крупицы трезвости, хрипло произносит:       — Прекрати это… Утром, тебе не понравлюсь я в гневе и с электро копьём наготове…       — Мне всё равно на утро, когда я могу получить тебя сейчас. Завтрашнее утро и сегодняшняя ночь — разные вещи, Элмас. К тому же, ты сам согласен, просто твоя сумерская гордость не позволяет сказать то, что сейчас вертится на языке, — шепчет Кэйа, целуя и прикусывая кожу на тонкой шее.       — И не скажу… — шумно выдыхает Филценгайхер, когда чувствует, как охлаждённая силой крио ладонь капитана касается его груди под одеждой, массирует чувствительные соски. С губ срывается непроизвольный стон.       — Надеюсь, ты не так сильно любишь эту вещь, — усмехается Альберих, срывая пуговицы и отбрасывая пижамную рубашку в сторону. Элмас разминает затёкшие запястья и приподнимается на локтях. Кэйа расстёгивает рубашку, любуясь смущённым, опьянённым и молча проклинающим его секретарём. Ремень с Глазом Бога летит на пол вслед за рубашкой. Штаны и нижнее бельё постигает та же участь.       Элмас краснея ещё сильнее чем есть, отводит взгляд в сторону, стараясь не смотреть туда, куда может быть прикован взгляд, когда перед тобой на коленях стоит нагой человек. Закрывает руками лицо, простонав что-то на древнетейватском. Внезапно чувствует холод в нижней части тела и приоткрыв глаза, видит, что тоже обнажён. Подтягивает колени к груди и отодвигает мешающие видеть волосы. Альберих аккуратно потянул юношу на себя и чуть приподняв, усадил напротив, заставив того обнять себя ногами.       С растрёпанными волосами, дерзкой ухмылкой и при такой обстановке он показался Элмасу настолько красивым, что тот сам потянулся за поцелуем. Кэйа ответил. Положив свою ладонь на затылок и чуть сжав зелёные пряди в руках, прижимал лицо секретаря ближе, нахально вторгаясь в чужой рот.       Не привыкший к такому Штейн дёрнулся, но Альберих просто не позволил отстраниться и второй рукой сжал упругую ягодицу сидящего напротив Филценгайхера. Размыкая поцелуй, Кэйа прикусил нижнюю губу секретаря и спустился к шее. Каждый оставленный на желанном теле поцелуй отзывался тихим стоном Элмаса.       Такой гордый, неприступный и дерзкий днём стал невероятно покорным, нежным и маняще сексуальным. Хотелось попробовать его всего, но капитан понимал для первого раза всё должно быть не затянуто, но и не быстро, чтобы этому колючему пустыннику захотелось большего лишь при одном воспоминании и он сам попросил об этом.       Этот гордец… вряд ли он опустится до такого, ведь банальное «ты мне нравишься» или «я тебя люблю» он сказать не в состоянии. Однако всё же был человек, которому он это сказал. Это было научное собрание и Филценгайхер, понятное дело, был руководителем всего этого, но Кэйа был готов поклясться, что внутри него кольнуло ранее неведомое чувство ревности к Альбедо, когда секретарь улыбаясь, сказал алхимику: «ты мне нравишься, думаю, нам многое в будущем удастся при тесном сотрудничестве.»       От этого воспоминания захотелось оставить такую метку, чтобы следователь понял, что данная территория занята и поднявшись выше, оставил кровоточащий укус на шее, слизывая выступившие капельки крови. Элмас простонал что-то наподобие «больно» и Кэйа утешил его поцелуем.       Чуть подтянувшись, капитан дотянулся до скляночки с маслом, приготовленным заранее и налил немного жидкости в ладонь, опуская её между узких ягодиц. Штейн вздрогнул, а Альберих прошептал:       — Потерпи, сейчас будет немного неприятно, но постарайся расслабиться.       — Так мне терпеть или расслабиться? — съязвил Элмас.       Вместо ответа, Кэйа прикусил мочку его уха, вызвав волну мурашек у секретаря и тихий, сдавленный стон.       Палец без труда проник в узкую дырочку, заставив Филценгайхера резко вдохнуть. За ним последовал второй. Штейн опустил голову на плечо Кэйи, обхватывая того руками за плечи, уже не скрывая стонов. Он честно пытался расслабиться и через пару толчков стало менее болезненно, а потом и приятно.       После третьего пальца Элмас не был уверен, что уже может трезво мыслить. Ему было слишком хорошо. Так хорошо, что он не заметил, как вместо пальцев к его анусу прикоснулось нечто большее. Осознание наполненности пришло к нему уже после того, как Кэйа сделал первый толчок. Это было настолько неожиданно, что на ресницах серых глаз показались капельки слёз. Хриплые стоны, запах вина исходящий от капитана и головокружительное чувство свободы действий, пьянило разум сильнее алкоголя. Элмас больше не хотел сдерживаться. По крайней мере, в эту ночь точно.       На утро Филнцегайхер проснулся с жуткой болью в голове. Ворочаясь в постели, он почувствовал, что у него сильно тянет ещё и поясницу, а шеи вообще не чувствовалось. С трудом присев на кровати, он нацепил на нос непонятно чем забрызганные очки и подошёл к зеркалу. Всё его тело было в лилово-фиолетовых точках. Где-то сияли укусы. В голову ударили воспоминания вчерашнего и Элмас едва не поседев, принялся одеваться. Мало того, что на работу проспал, так ещё и из-за Альбериха, который даже разбудить его не удосужился, придурок.       Штейн нёсся в крепость с огромным желанием закопать капитана на кладбище за церковью. Влетев в кабинет Джинн он как раз застал сидящего за ним Кэйю, что улыбаясь наблюдал за тем, как взбешённый Элмас в три широких шага преодолевает расстояние между столом и дверью, оказываясь напротив Альбериха по другую сторону стола. На секретарском лице смешалось всё: смущение, гнев и что-то ещё, что понимал только сам он.       — Элмас? Я думал ты отсыпаешься дома, а у тебя мания трудоголизма как и у всех в Ордо Фавониус, — усмехаясь, произнёс капитан, — А учитывая то, что ты жаловался на поясницу, так особенно отдыхать нужно.       — Издеваешься, да? — с хищным прищуром поинтересовался Штейн.       — О нет, наоборот наслаждаюсь твоим праведным гневом неприступной принцессы, — развеселился Альберих и встав, обошёл стол, оказываясь лицом к лицу с повернувшимся Элмасом, — Признай, тебе вчерашний вечер понравился, — вдыхая аромат мокрых волос секретаря, прошептал Кэйа.       — Понравился, но не думай, что я дам этому повторяться чаще, чем раз в месяц, — хмыкнул Элмас и отозвал копьё, обхватывая шею капитана руками, тихо произнёс, — С тобой рядом, я просто теряю всю свою серьёзность.       — Какой послушный, м-м… ты мне такой даже больше нравишься, — усаживая его на стол и обхватив тонкую талию, удовлетворенно проговорил Кэйа, — Раз у тебя сегодня выходной, то воспользуемся эти по полной, — целуя Элмаса в губы, ухмыльнулся Альберих.       — У меня может и да, а вот ты… увы, исполняешь обязанности Джинн, — злорадно улыбнулся Штейн, с помощью стихии электро закрывая замки на двери.       — И раз я временный заменяющий временного Магистра, то могу позволить себе в праздник провести время со своим подчиненным, который не имеет права меня ослушаться.       — Пожалуй, временный Магистр прав и у меня правда нет шансов, — сбрасывая китель на пол, шепчет Элмас.       — Постараемся быть тише и аккуратнее, — хмыкнул капитан.       — Не могу не согласится.