Пролог
25 февраля 2023 г. в 09:07
В воздухе царило оцепеневшее молчание, которое лишь изредка сменялось звоном кандалов и тяжёлым, свистящим дыханием. Темнота, нависшая в комнате, не позволяла разглядеть даже самые крупные детали, лишь пустоту.
Тайлер догадывался, где он, особенно после последнего разговора с Уэнсдэй, но всё же надеялся, что это чья-то злая шутка. Вспоминая детали из своей жизни, он все чаще видел перед глазами эти красно-рыжие волосы, словно багровую тряпку для быка, что мешала ему держать себя в руках.
Момент, когда он отпустил все эмоции, отдал ему контроль над ситуацией, окончательно решив, что Уэнсдэй ничего к нему не чувствует, даже банального сочувствия окончательно добил его там в том заброшенном сарае. Прикованный цепями к стулу он не понимал, что происходит, как они с ней докатились до того переломного момента, когда она бесчувственно била его электрошокером и хотела сломать молотком его колени.
Он заслужил это? Возможно. Но только не в том обличии. Он был всего лишь сломленным, поделенным на две части, слабым человеком. А Уэнсдэй ощущала новые чувства, что не могли ей нравиться, так как они отдавали уже знакомой ей с детства болью потери. Также сверляще, ноюще и мучительно. Это способны были заглушить только её садистские наклонности. Признание Тайлера — всё, что ей было нужно на тот момент. Но разве он мог признаться ей? Ведь он сам толком ничего не знал о себе.
Звуки отъезжающего от Невермора автомобиля Аддамсов, кажется, слышали все вокруг. И не потому что он был неисправен, а потому что это болезненно сказывалось на многих. На Инид, что, наконец, стала ей как некровная сестра, на Ксавье, что готов был отдать свою жизнь за этого человека, на Бьянке, что помогала в схватке за будущее Невермора, да вообще на всех.
Аддамс ощущала беспокойство за полученные от анонима сообщения, но, возможно, было и что-то, что приятно ковыряло её нутро, ведь, если за ней следят, она что-то сделала правильно.
В любом случае, были целые каникулы перед новым семестром, и она планировала проработать то жалкое чувство внутри, что не давало покоя. Что означало быть хайдом? Это было интересно. Он ненавидел их с рождения или же это пришло со знакомством с Лорел, чувствовал ли он хоть что-то кроме той ненависти, кажется, по его лицу в склепе было видно, что нет. Но был ли это он на самом деле, ведь то, как он смотрел на неё до этого не могло не оставлять шрамы на её полуживом сердце.
— Ещё кто-то знает этот номер?
Первое её сообщение, отправленное Ксавье, и то только с целью быть ближе к разгадке тайны о её преследователе.
— Аддамс, рад слышать, нет, я никому ничего не говорил. Как твои каникулы? Уже решила, вернёшься ли в Невермор?
— Задай этот вопрос чуть позже.
— Хорошо, Уэнсдэй.
За этой странной перепиской она не сразу обратила внимание, что возле двери комнаты стояла её мать, держа в руке запечатанный конверт.
— Что это? — спросила она.
— Тебя вызовут на допрос, — коротко объяснила Мортиша.
— Вскрывала его? — занервничала Уэнсдэй, хоть со стороны этого и не было видно.
— Незачем, я и так это знаю, поскольку ты несовершеннолетняя, мы поедем с тобой, — объяснила её мама.
— Позволь… — Аддамс протянула руку чтобы забрать конверт и прочитать его содержимое, ей были важны даже сами строчки его имени в графе «подозреваемый». Важно было абсолютно всё, её участие в чём-то большем, волнующем и интригующем, причастность к случившемуся.
«Явиться в полицейский участок для дачи показаний 18-го в 8:00».
Это было приятно. Победа. Так она это ощущала.
Но не без странной доли сожаления, что болезно шевелилась внутри.
— Это чувство ново для меня, ещё никогда я не была важным свидетелем, — произнесла девушка вслух с нескрываемым восторгом, беседуя с матерью и вещью.
— Невермор приносит свои плоды, — раздался воодушевлённый голос её матери.
Мортиша чувствовала дочь, как истинный голубь, что видит свои видения о близких, но говорить о том, что Уэнсдэй чувствует что-то помимо этого было неправильно, ведь она должна была признаться в этом, в первую очередь себе самой.
В этот день ей как-то на удивление сладко спалось, она была в ожидании…каверзных, наводящих вопросов, атмосферы полицейского участка, собственной правоты.
Надев на себя лучшее платье, туго собрав волосы в косички, ровно в шесть утра она уже стояла на крыльце и ждала родителей.
Ехать было как раз около двух часов, чуть меньше.
Она уже была готова улыбнуться, от того, когда её нога ступила на порог участка, как вдруг перед её лицом возник шериф Донован, и выглядел он совсем иначе, чем до всех этих событий.
— Аддамс, я о многом прошу, но пожалуйста, ты должна помочь мне, — грубым голосом произнёс он.
Её мама и отец смотрели на него не то с удивлением, не то с нотой хитрости.
Словно он бросал новый вызов Уэнсдэй, которая все время так легко велась на них.
— У меня важное дело, Вы ведь в курсе, что я здесь не просто так, — холодным тоном отрезала Уэнс.
— Речь о Тайлере, — смягчил он тембр.
— Речь теперь всегда будет о нём, о монстре, что обдурил всех и поубивал полгорода, улыбаясь.
— Аддамс, ты же знаешь, что он был лишь пешкой в чужой игре, помоги доказать это, — просил шериф. Ведь знал, как она любит правду.
— Вы, кажется, меня с кем-то путаете, я не на Вашей стороне, удобно защищать сына ценой чужой жизни, — рявкнула она.
— Где-то в глубине души ты знаешь, что я говорю правду. Он и мухи бы не обидел, не сиди в нём эта тварь. Аддамс, услышь меня, только с тобой мы сможем добиться правды, и если я не прав, я лично помогу посадить тебе его в камеру навечно, — клялся он, словно умоляя.
Шериф говорил убедительно, Уэнсдэй колебалась, что уже говорило о том, что она согласится на эту авантюру.
Был ведь ещё аноним, который присылал сообщения, несмотря на то, что и Мэрилин, и Тайлер были обезврежены.
— Где он? Разве не в участке? — спросила Аддамс.
— Нет, он в безопасном месте, под контролем специалиста — моего старого друга. Большего я рассказать не могу, увидишь всё сама, но мы должны поехать сейчас.
Её взгляд метнулся на родителей.
— Грозовая тучка, тебе решать, — промолвил отец.
— Только потому что я хочу узнать правду, — процедила сквозь зубы Аддамс.
Шериф посадил её в свою машину, пообещав родителям быть на связи, и они отправились куда-то в неприятной для них двоих тишине.
Полчаса молчания, давящего на грудь и наконец из уст шерифа вырвалось
— Он говорил о тебе, когда пришёл в себя, — сказал Донован.
— Наверняка о том, как ему удалось меня облапошить, — предположила она вслух.
— Вовсе нет, Аддамс, он вообще не помнит и половины, что было тогда.
— Вы сами в это верите? — задала она вопрос.
— Я — да, а ты? — нервно спросил он в ответ.
— Нет, — черство и коротко выдала Аддамс младшая.
— Во всяком случае, он говорил мне про дневник, что ты показывала ему, он ещё у тебя?
— Да, он теперь всегда со мной, — ответила она.
— Там написано, что-то о передаче контроля между ними?
— Дневник довольно содержателен, как я поняла, и контроль зависит от того, как возникла связь. Травмирующий опыт и та сыворотка, что она ему вкалывала могли повлиять на него, но я не думаю, что он вообще не понимал, что происходит, — подытожила она.
— А я думаю, как раз наоборот, поскольку помню его мать.
— Что Вы хотите этим сказать?
— После его рождения, она начала меняться, но перед смертью она была уже совсем другим человеком. И, как я думаю, дело в том, что я не реагировал, не помог ей, не хочу допустить и с сыном ту же ошибку.
— Далеко ещё ехать? — перевела она тему, так как не хотела слушать о чувствах.
— Примерно полчаса, предупреждаю, телефоны там не ловят, это бункер для особых случаев, — информировал он её.
Аддамс было интересно, что ждало её там. Хоть она и не верила в его безучастность, но хотела послушать муки раскаяния или даже зов о помощи.
Кромешная темнота, тяжелый запах, спускаться довольно тревожно, чем казалось на первый взгляд…
— Зачем здесь так темно и холодно? — потирая ладони, спросила она, спускаясь вниз.
— Его триггерит от любого света, мы пока не нашли, как воздействовать на него, периодически он просыпается, — объяснил Донован.
Стоило Аддамс включить фонарь на телефоне, как в помещении раздался еле слышимый звенящий звук цепей.
— Он скован? — спросила она.
— Пока да.
— Ммммм… Она пожаловала, — раздался грубый голос в темноте и Уэнсдэй сразу поняла, с кем она сейчас имеет дело…
— Тайлер, это ты? — спросил отец
— Нет, это не он, — ответила за него Аддамс.
— Можете пытаться делать со мной всё, что угодно, папочка Донован, в конечном итоге, мы оба знаем, что Тайлер здесь один и это — я, — шипел его голос.
— Иногда он всё-таки проскальзывает, я сам видел его — голос шерифа казался Уэнсдэй обнадёживающим, но одновременно и безумно наивным.
— Почему он не превращается? — спросила она холодным тоном.
— Он на транквилизаторах, очень слаб, пока мой друг, назовём его, Джеф, ищет необходимые препараты.
— Не оставите нас наедине, — спросила вдруг она.
У нее в голове было много мыслей и предпочтений, она представляла, как вероломно и жестоко втыкает ему иголки под ногти, заставляя кричать в панике и терять сознание, но что-то всё же отвлекало её от этих желаний.
— Только не калечь его, — произнес шериф, уходя, будто чувствовал, о чем она думает.
— Помнишь Инид? Ты максимально облажался тогда, проиграв бой девчонке.
— Меня отвлек отцовский пистолет, ничего общего с тем, чтобы налажать, в отличии от твоей патологической привязанности ко мне.
Его слова как-то по-особенному мучали её, и она ненавидела это. Ненавидела его. Хоть отчасти и понимала, что он и сам был обманут.
— Привязанность прошла, Тайлер, не обольщайся.
— О-о-о…ты можешь обманывать этим мать, Инид или себя саму, но только не меняяяя, — зловеще и протяжно расхохотался Тайлер, сверля её взглядом, и его глаза горели в темноте неестественным блеском от отражения фонарика на её телефоне.
Она слушала его, голос был иным, черты лица отличались, взгляд был таким пустым, поникшим и в то же время до чертиков сумасшедшим. И что вновь не вписывалось в эту безрадостную картину так это едва выступающие слезы на его глазах.
Аддамс хотела продавить его до конца, заставить что-то чувствовать, в чем-то сомневаться и что-то рассказать, но это было не так легко, как казалось на первый взгляд. Демонстративно достав дневник и присев в позу лотоса она начала читать вслух все заметки о хайдах и её догадки по поводу того, что происходит с ним.
— Скрытность хайда подобна психическому расстройству, её сложно заметить, даже будучи его носителем, они скрываются до травмирующего опыта, что провоцирует их пробуждение. Главенствуя над телом, хайд паразитирует на мыслях и чувствах своего носителя, забирая под контроль его поведение, эмоции и даже мимику. В отдельных случаях возможна полная потеря носителя в результате замещения его личности долгое время…
— Это уже даже смешно, — перебил её его голос, что бросал в мурашки даже без единого взгляда.
— Это интересно. Послушай ещё, твои нервные окончания начинают чувствовать. Знаешь, что будет действительно смешно?
— Нет, Аддамс, просвети.
— То, что ты можешь остаться здесь навсегда. В этих оковах. Сцепленный. За невозможностью выбраться, охотиться, убивать, дышать чужой кровью, чувствовать тот первобытный страх. Под кучей препаратов. Но самое важное –я буду приходить сюда каждый день и читать тебе это, заставляя тебя медленно сходить с ума и чувствовать себя никчемной марионеткой, — словно выстрелом в его голову раздался её будоражащий до мозга костей голос.
Уэнсдэй вдруг достала нож из своего рюкзака и провела им по своей ладони. Кровь не скупясь капала на мерзлый бетон. А в его глазах было отчаяние и лютая, неконтролируемая жажда.
— Каково это? проигрывать, Тайлер? — спросила она с ехидством в голосе.
— Паршиво, Аддамс, тебе ли не знать?! — рявкнул хайд.
— Я проиграла битву, но не войну, — скупо произнесла она.
— Ты проиграла саму себя. Посмотри во что ты превратилась. Жалкая, мелкая, отвратительная подстилка в его глазах. Он всего лишь трус, что прячется за моей спиной всё это время. Будь он умён, он хотя бы сжёг вас всех дотла вместе с вашим убогим заведением. Вы — никто и ваши жизни ничего не значат для этого города. В частности, я впервые увидел, что он стал таким податливым, жалким, золотым мальчиком только когда ты появилась в нашей жизни. По факту, ты лишь дешевая копия его матери.
На автомате вылетело из уст, и, наконец, это была правда. Именно в тот момент, Аддамс поняла, что шериф Донован прав. В нём две сущности. И Тайлер всё еще жив, он где-то глубоко внутри и вытащить его должна именно она…