Последний вдох

      2018 год. Округ Криттенден. Крофордсвилл, 1 ст., 533.       В большом доме на окраине был постоянно слышен топот детских ног.       Мальчишка лет шести с зелеными глазами торопливо черкал ручкой на бумаге то, что пока не мог сказать.       — Ну же, Уилл, давай быстрее, миссис Брауни будет ругаться, — ныл под дверью еще один мальчик.       — Сейчас почта уедет, и мы из-за тебя тоже не успеем, — ворчала девочка, вглядываясь в его письмо из-за плеча, но он стеснительно примял его ближе к груди, скрывая его содержимое.       — Да, ладно, не смотрю я, — засмеялась она.       — Уиллис, Грейс, Четман, особое приглашение нужно? Без Вас не начинаем. — раздался снизу женский голос.       Он тут же свернул его, и все трое побежали вниз словно наперегонки.       — Где тебя носит, Уилльям Четман?! — ругалась миссис Брауни.       — Я писал письмо маме, Вы же передадите его? — в глазах мальчика было столько надежды, что они светились яркими огоньками.       — Ладно, я передам, — прошептала она ему на ухо. ______________________________________       Утром после завтрака с чувством повышенной тревожности Алекс и Уэнсдэй направились к Хейзу в кабинет.       Он был в полной готовности, потирая свои ладони, и зазывал Алекса присесть поудобнее в его мягкое кресло.       — Пока подождите в коридоре, юная леди, — сказал он.       — Ладно, — удивилась Уэнсдэй, но всё-таки вышла.       Она понимала, где стоит уступить, ведь перед ней был возможный шанс не раздирать своё сердце на две части.       — Доброе утро… Что ж. Начнем. Алекс, как ты относишься к боли? — задал он вопрос.       — К боли? — переспросил он.       — Да, — подтвердил доктор.       — Отрицательно, когда она касается меня, положительно, когда других, — резко ответил он.       — Вот как… — записал он в блокноте, — А когда она касается Уэнсдэй?       Хейзу нравилось это, лицо Алекса сразу покрылось гримасой сомнения.       — Это другое, — задумчиво сообщил Алекс.       — Да? Почему? — спросил психиатр.       Молчание накрыло комнату.       — Ну, Алекс, что же Вы задумались? Чем отличается Уэнсдэй от других людей? — продолжались вопросы.       — Всем, — резко и скупо ответил Алекс.       — Что ж хорошо…а сейчас, зная Уэнсдэй, ты бы мог причинить боль, скажем, её подруге? Инид? — задал вопрос Хейз.       Алекс нервно засмеялся.       — Черт, что за вопросы, док, Вы ставите меня в неловкое положение, — дергано выдал он, улыбаясь.       — Просто отвечай на них, Алекс, первым, что придет в голову, только так я смогу подвести вас обоих к нужному противостоянию, — ровным тоном произнес он.       — Нет, я бы не смог, — ответил он, скрипя зубами.       — Хорошо. Если представить, что вас разделили. Кого бы выбрала Уэнсдэй? По твоему мнению, естественно, — улыбка не сходила с его лица.       — Нужно её спрашивать, Тайлера, наверное, — выпалил он.       — Почему? — Хейз приподнял свои очки.       — Он добрее меня, чище, полагаю, — высказал он предположение.       — Или он просто не сталкивался с болью? — возразил Сэмюэл.       — Думаете, боль сделала из меня социопата? — удивленно спросил Алекс.       — А Вы — социопат, Алекс? Вы действительно так считаете?       — Наверное, — засомневался он.       — Вы просто не видели социопатов, хотите, расскажу Вам одну историю? — загадочно произнес Хейз.       — Давайте, — согласился Алекс.       — У меня был пациент, назовём его Гейл, он был очень раскован, импульсивен, не сдержан, в разговорах часто использовал нецензурную лексику, употреблял алкоголь, наркотики, был груб, самонадеян и совершенно не сомневался в себе, считая остальных людей своими марионетками, — описывал доктор, — диагноза у него не было, хоть и были драки, в результате которых он пару раз попадал в участок. У Гейла был брат, тихий, скромный, любящий, спокойный, трое детей, уравновешен, вывести из себя было неподвластно даже такому цинику как я. И тут мимо — у него тоже не было диагноза. Эти черты характера свойственны забитым людям. Приводов у него, естественно, не было. Но у него была супруга, золотая середина. Красивая, умная, заботливая, эмоциональная, однажды Гейл проявил к ней неуважение, и в процессе получил удар ножом точно в сердце. Смерть наступила сразу. Пока в доме не появился запах разложения, никто и не думал спускаться в заброшенный и заваленный старыми вещами подвал, но вскоре всё вскрылось. Любой обидчик незамедлительно направлялся в этот утиль. Действия были последовательны, отточены, совершены с особой жестокостью и вопреки здравому смыслу. И знаете, что она сказала мне, когда проходила экспертизу? — насмешливым голосом произнес доктор.       Алекс слушал и молча, вопросительно пожал плечами.       — Что она мать троих детей, уповая на снисхождение? — предположил Алекс.       — Она сказала — если я всё-таки сяду, кто будет приносить домой круассаны… — Хейз расхохотался.       — Она не сожалела?       — Там нашли двенадцать трупов. Она гордилась собой, это классический случай социопатии — уверял его Сэмюэл.       — Наверное, есть разные стадии этого? — задал вопрос Алекс.       — О, молодой человек, конечно, есть. Но Вы не относитесь ни к одной из них, — продолжил он, — К счастью, я вижу этот механизм защиты в Вашей голове, и знаю Вашу историю. Работать с изгоями интереснее, чем с обычными людьми.       — Что-то вроде подопытных крыс, да, — промолвил Алекс, насмехаясь.       — Кроликов, я ненавижу крыс, — подытожил Хейз, — продолжим. Что есть в Вас, чего нет в Тайлере? — спросил психиатр.       — Кроме милого выражения лица и всеобщего сочувствия? — издевался Алекс.       — Не знаю, Вам виднее, — дал ему выбор доктор.       — Он спокойнее, где-то сдержаннее, но не при сильных эмоциях, тут уже он может отключиться. Но, наверное, самое главное — умение принимать боль, нести её через жизнь и перерабатывать во что-то более нужное, — задумался он.       — Что ж…очень хорошо, логичный ответ, — похвалил его Сэмюэл.       — Теперь, Алекс, закрой глаза и расслабься. Летал на самолете? — задал очередной вопрос Хейз.       — Нет, — честно ответил он.       — Ладно. А падал с небольшой высоты?       — В детстве был случай, когда я упал с дерева, да, — признался Алекс.       — Помнишь чувство, когда ты падаешь и уже ничего не можешь изменить? — вопрос казался таким каверзным, глубоким, словно ассоциация с его жизнью.       — Представляю такое, да, — воображение уже было не остановить.       — Ты падаешь, и мозг ищет варианты, чтобы этого не произошло, и, если ухватиться не за что, тело начинает вырабатывать различные гормоны, напрягается, твердеет, отчего падение становится только болезненнее. Можешь представить, что ты падаешь, и этот момент останавливается, замедляется. В результате ты словно застываешь в этом состоянии невесомости. Представил?       — Смутно, — морщился Алекс.       — Теперь убери чувство страха от удара. Оставь только то самое состояние невесомости, — просил его психиатр.       — Допустим, — он и вправду старался.       — Можешь передать контроль Тайлеру?       — Прямо сейчас? — Алекс поднял брови, хоть глаза и были закрыты. Это работало как привычка.       — Да, — настаивал Хейз.       — Но он упадет, — растерянно заявил Алекс.       Доктор посмотрел на него заинтересованным взглядом, нахмурив брови.       — Это дерево, Алекс, ты ведь тогда упал?       — Да.       — Много увечий тебе принесло этого падение?       — Кажется, я руку ушиб, — ответил он, задумавшись.       — Думаешь, Тайлер не сможет пережить ушиб руки? Вот в чем суть, молодой человек, он не просто перекладывает на тебя свою боль, ты сам ему это позволяешь. Каждый раз, Алекс, когда Тайлер не хочет терпеть, ты идешь у него на поводу. И поэтому твоя жизнь сложнее, а его проще. И ваши разногласия становятся всё ярче. Из всех людей ты выбрал своего создателя, он сделал тебя сосудом для этой боли, но рано или поздно сосудам свойственно переполняться, — посыпались нравоучения.       — Я понял Вас, — выдохнул Алекс.       — Отдай ему контроль, — вновь повторил он.       Около пяти минут Алекс пытался вызвать его, но тело словно было без сознания в отсутствии обеих личностей.       — Кажется, он не хочет выходить, — произнес взволнованно Алекс, вернувшись.       — Алекс, сделай это вопреки тому, что он не хочет, выдерни его, ему придется выйти, создай в голове стрессовую ситуацию, представь, что Уэнсдэй нужна защита, и он выйдет. Манипулируй. Твоя беда в том, что ты не способен на обман, ты всё говоришь в лицо, даже, если это может обидеть. Но когда речь касалась Тайлера, ты настолько погряз в этой лжи во благо, чтобы сохранить собственное существование и значимость, что взял в привычку эту ответственность по его сохранению. Некоторые поступки должны учить также, как шишки, — объяснял Хейз, — старайся лучше.       — Ладно, — проворчал Алекс, пытаясь вновь вытолкнуть его вместо себя, — это сложнее, чем забирать контроль силой.       Алекс представлял ситуацию с Уэнсдэй, когда он воткнул нож в столешницу, задев ей ухо. Ему самому было болезненно это вспоминать, но он был вынужден, провоцируя Тайлера выйти в это воспоминание. Она смотрела на него с таким разочарованием и ненавистью, что он чуть не провалился от этого взгляда сквозь землю.       — Прости меня, Аддамс, — пробубнил он себе под нос, чувствуя, как Тайлер просится наружу, словно его поймали на крючок, — Он здесь.       Естественно, Тайлер увидел это и дико занервничал, особенно когда память снова и снова возвращала его в момент, где Уэнсдэй была прикована к потолку склепа с пробитой головой, а он ровным счетом ничего не сделал. Лишь пренебрежительно толкнул её своим плечом, слушаясь указаний какой-то сумасшедшей манипуляторши. Препарат, что Лорел ему вколола, позволил контролировать его действия. Всё, что она говорила, он ответственно исполнял. И, возможно, это происходило насильственно, но он действительно испытывал к ней неприязнь на тот момент, которая была связана именно с тем, как он думал, что она была виновата в смерти его матери. Даже гирлянды, отражающиеся в его глазах в склепе, предательски напоминали о лжи.       Теперь же глядя на неё, он ощущал такое безумное сожаление, что внутри всё съёживалось. Единственный человек, что принимал его таким, какой он есть, родная душа, что переживала за него с неподдельной искренностью. Любимая Уэнсдэй. Он попытался подойти к ней, как вдруг воспоминание рассеялось, он остался в темноте и слышал лишь голос Хейза.       — Здравствуй, Тайлер, — горделиво и довольно озвучил доктор.       — Что это было вчера? Зачем это нужно? — нервничал Тайлер.       — Мы будем возвращать твои воспоминания, — объяснил психиатр.       — Например? — спросил он, оглядываясь в темноте, как слепой котенок.       — Например, темнота, что тебя окружает, представь коридор, и ты идешь по нему, закрыв свои глаза. Ты хочешь пить, жажда мучает тебя, и ты идешь сам не знаешь, какой дорогой. Словно спишь на ходу. Веки тяжелые как будто на глазах нависли шоры. Коридор очень длинный, но рано или поздно, ты натыкаешься на маму….       Глаза Тайлера бегали из стороны в сторону под веками, Хейз видел это. А значит, его мозг представлял картинки.       — Твоя мама стоит в коридоре и видит тебя сонного, какая она? — задал он вопрос, выводя его на очередное воспоминание.       Вспышки в голове, секундная потеря контроля, небольшой эмоциональный шок и, наконец, сознание выдало Франсуа, что стояла по уши в чужой крови и завывала об боли и слез, прикрыв ладонью свой рот, чтобы не разбудить его, пока он лунатил.       — Она в крови, я помню эти моменты, точнее, вспомнил, — ответил Тай дрожащим голосом.       — Отлично, и как ощущения? — психиатр радовался даже маленькому успеху по возврату его памяти.       — Дерьмово, — ответил он, не думая.       — Я примерно так и представлял, но ты должен быть сильным, впереди еще много такого… Мы можем попробовать сейчас, если хочешь, — предложил он, хоть и знал заранее, что он готов.       — Хочу, — загорелся Тай.       — Ладно, — доктор черкал что-то ручкой, подмечая, и затем, ворча себе под нос, продолжил, — Представь лес. Тот самый. Густой, темный, ты гуляешь по нему совсем один. Маленький Тайлер, обиженно и угнетенно разгуливает по тропам, он сердится на весь мир. Ты помнишь, как сердился?       — Немного, — скупо отрезал он в ответ.       — А помнишь, кого ты встретил на трассе возле леса? Машина была красного цвета, дорогой мерседес, что притормозил возле тебя, чуть не съехав с дороги, — психиатр рассказывал ему о том, что знал от Франсуа.       — Яркий свет фар ослепил мне глаза. Я помню мужской голос, что кричал мне вслед оскорбления, когда я убегал, — в трансе говорил Тай.       — И кто побежал за тобой? Кто догнал и хотел отвезти к родителям? — задавал он наводящие вопросы.       — Тётя Нора, — голос Тайлера всё еще дрожал.       — Отлично. Но ты не сдержался, верно? Когда ты убегал, тело впервые начало ломать твои кости, помнишь это?       — Нет, — у Тайлера дергались кисти, — нет.       Он видел картинку и уже не слышал Хейза. Тело начало перевоплощаться прямо во время бега. Он понимал, что тогда еще был в балансе с хайдом, и, притаившись возле огромного ветвистого дерева, он вырвал сердце тете Норе так быстро и безжалостно, что она не успела даже подумать о своей магии.       В голове были только её крики, что заполняли чернотой всё его нутро. Он видел себя жестоким убийцей. И впервые не хотел снимать с себя ответственность за это… _____________________________________       Уэнсдэй терпеливо ждала в коридоре, когда её, наконец, позовут.       Мимо прошел обеспокоенный мистер Галпин.       — Долго они там? Как он? — спросил шериф.       — Меня не впустили, зайду позже, — коротко ответила она       — Франсуа скоро поедет в институт, чтобы никто ничего не заподозрил, но я не доверяю ей, — промолвил Донован, и Аддамс приподняла брови, она не знала, как реагировать на эти слова, однако ничего не стала говорить.       — Вот, возьми, хочу отдать это тебе, потому что он любит тебя, — шериф протянул ей в руки маленькую коробочку.       — Что это? — изумленно спросила она, застыв, словно кукла.       — Это его бабушки, моей матери, он никогда не хотел носить, но я должен был передать кому-то, а у него нет никого ближе тебя.       Аддамс открыла эту коробку и увидела странный амулет с триквертом.       — У вас в роду, что были ведьмы? — спросила она, изогнув бровь.       Шериф по-доброму улыбнулся.       — Нет, но это был её талисман, он защищал её, и она хотела передать его Тайлеру, он категоричен в таких вопросах. Они редко общались с бабушкой, и он не принимал ни от кого подарков, — объяснил шериф, — одно время он был у Франсуа, мама передала его ей, но в тот вечер, когда она пропала, я нашел его в ванной.       Стоило Уэнсдэй коснуться его, она тут же упала Доновану прямо на руки.       — Пожалуйста, не забирай его! Я умоляю тебя! Ты не можешь так поступить! Он — мой сын, и ему всего семь лет! — видела она, как Франсуа кричит кому-то в трубку. Разговор был настолько импульсивным и громким, что голос собеседника было слышно даже без громкой связи.       Он был до жути знакомым.       — Могу, в свидетельстве о рождении в графе «отец» стоит моё имя, если ты не забыла. Это для его же блага, работай молча и не прыгай выше головы, доктор Четман. Люди, которых не существует в природе имеют свойство незаметно и бесповоротно исчезать, — рявкнул мужской бас, и в трубке раздались гудки.       Комнату начали заполнять лишь громкие всхлипы Франсуа.       Уэнсдэй открыла глаза на руках у Галпина старшего, и, поправив пиджак, рванула с лицом мертвеца в сторону её комнаты, ничего ему не объяснив.       Бесцеремонно влетев туда с ошеломленным видом, она застала Франсуа, уже планирующую уходить.       — Уэнсдэй, что такое? Что-то с Тайлером? — спросила она взволнованно.       — У Вас есть второй сын, не так ли?! — рассерженно спросила Уэнс, но не дождалась ответа, так как Франсуа тут же упала в обморок.