Второй пилот

      Миша мелко трясла ногой и до жжения в подушечке пальца чиркала кресалом зажигалки. Огонь в той, простой одноразовой, одолженной на баре, вспыхивал через раз, и возле Миши повисло густо воняющее облако газа. Она неотрывно всматривалась в контрастный силуэт на фоне залитого солнцем окна.       Фабьен Рабье разговаривал по телефону, неспокойно перенося вес своего невысокого тела с одной короткой ноги на другую. Он энергично кивал, и Мише почти удалось оттеснить все другие голоса, перестук посуды, скрип ножек стульев и постоянное шипение кофейной машинки. Её слух выхватывал отдельные фразы:       — Да, я понимаю… Конечно, это бы не… Нет-нет…       И ничто из того, что ей удавалось различить, не давало ей однозначного ответа.       Мише Кёйпер было 22, и последние 4 года она гоняла на достаточно высоком уровне: в Британской Формуле-3, Чемпионате Европы Формулы-3, в открытой серии Гран-При 3. В этом году она стала чемпионкой Формулы-2 досрочно, за несколько гонок до окончания сезона.       Сегодня прошла последняя из них, Миша финишировала четвертой, отстав от первых трёх мест на подиуме на какие-то доли секунды. Несколькими этажами выше этого кафетерия в лобби отеля, в её номере стоял собранный чемодан, пока не имевший пункта назначения. Впрочем, как и сама Миша. В любой другой день она вместе с небольшим чемоданом ручной поклажи отправилась бы в аэропорт, села бы на ближайший рейс до Лондона, где вернулась бы к привычному укладу тренировок, готовясь к следующей гонке. Чемодан оставался бы лишь наполовину разобранным на полу пустой комнаты, служившей ей гардеробной. Она точно знала бы что и когда туда паковать. Сейчас билет был забронирован, но вопрос оставался открытым, останется ли она в Лондоне продолжать карьеру пилота Формулы-2 или отправится на базу команды Формулы-1 готовиться к своему первому сезону в королевской гонке.       Она мелко трясла ногой, едва приподняв пятку над полом и почти опуская высокую пружинистую подошву кроссовок на темный кафель. Миша ощущала на себе несколько внимательных взглядов других пилотов и их сопровождающих. В тесном мире Формулы никто никому ничего не рассказывал, но все всё знали. Все знали, что за Мишей Кёйпер уже какое-то время бдительно наблюдали пара команд Формулы-1. Все в кафетерии знали, что её агент сейчас разговаривал с представителями одной из них. Только Миша и её агент знали, с какой именно командой. Только Фабьен Рабье знал их вердикт, но никак не проявлял этого знания ни другим любопытным, ни самой Мише. И она тихо кипела от волнения и нетерпения.       Ей отчаянно хотелось попасть в Формулу-1. Это был тесный, строго регламентированный круг пилотов — двадцатка лучших из лучших. Оказаться среди них было голубой мечтой всех без исключения детей, садившихся за руль картинга. И чем старше становились эти дети, чем выше продвигались они в турнирных таблицах, перемещались в юниорские чемпионаты первых разрядов, тем острее ощущалось — если не попасть в Формулу-1, то всё это было напрасно. Ей было уже 22. Она ощущала, что постепенно перерастала своих юных соперников, понемногу становилась слишком взрослой для дебюта в чем-то большем, чем Формула-2. В ней болталась тягучая, неприятная мысль, что если не в наступающем сезоне, то вряд ли когда-нибудь ещё.       Миша отвела взгляд от Фабьена и уперла его в ламинированный пластик своего пропуска и скомкавшуюся рядом с ним фирменную ленточку — «Арден Интернешенал» — серый шрифт, подхваченный красной скобой. Последний год Миша выступала за команду «Арден», а так, была под микроскопом Кристиана Хорнера, основателя команды «Арден» и попутно директора команды Формулы-1 «Ред Булл Рейсинг» и, пусть и неофициально, но всё же заведующего всеми важными решениями их дочерней команды Формулы-1 «Торро Россо». Именно Кристиан Хорнер был на обратном конце телефонного разговора. И именно поэтому Миша так волновалась. Она хотела попасть в Формулу-1 больше всего на свете. Но выступать за «Торро Россо» означало просто туда попасть. А выступать за «Ред Булл» означало иметь болид, способный бороться за первые места на подиуме.       В «Ред Булле» освобождалось место. Этого не было официально заявлено пока, но все как всегда всё знали: Даниэль Риккардо собирался уходить в «Рено», не выдержав конкуренции с первым пилотом; не согласный с тем, что в команде вообще было деление на первого и второго. Чего пока никто не знал, так это — останется ли место вакантным для пилотов извне или туда возьмут кого-то достаточно набившего руку из «Торро Россо». И тогда потребность в пилоте будет именно там.       Блики света дрожали в гладком пластике пропуска в такт ноге Миши. Она подняла взгляд на Фабьена, когда тот проговорил:       — Взаимно. Спасибо. До связи. — И повернулся.       В два неловко длинных шага он переступил дистанцию от окна до их столика и грузно сел, ножки стула взвизгнули по гладкому кафелю.       — Ну? — Коротко спросила Миша, всматриваясь в его круглое, аккурат по экватору разделенное чернотой бороды лицо. В одной руке до побелевших костяшек он продолжал сжимать свой мобильный. Ладонью другой накрыл свой рот и между пальцев очень тихо произнес:       — Ты в «Ред Булле».       Кровь запульсировала в ушах, приливая в голову волной жара. И когда, наклонившись вперёд, Фабьен Рабье продолжил говорить:       — Это испытательный контракт, всего на год. Они оставляют за собой право посреди сезона отправить тебя в «Торро Россо». Плюс гонорар ещё не согласован. То, что они рассчитывали платить, в виду твоего чемпионства мы теперь можем удвоить. Не меньше. Ну и, конечно…       Миша почти не улавливала смысла его слов.       Какое-то время они просидели, склонившись над столиком так низко, что почти упирались друг в друга головами. Кёйпер искренне пыталась сосредоточиться, но постоянно ловила себя отчаливающей мыслями, потому отвечала односложно и невпопад. Когда она встала, кафетерий с накрытыми белоснежными скатертями круглыми столиками и наполированным блеском кофейной машинки на баре сдвинулись и поплыли перед её взглядом. Ноги ощущались ватной тяжестью. Она свернула в туалет.       Кёйпер потребовалось умыться ледяной водой, растереть её сзади по шее и простоять несколько минут над раковиной, упершись руками в её края и концентрируясь на плескании воды. Во время гонки подобные извержения адреналина затачивали её на предельную концентрацию, сливали её и болид воедино, превращали её сознание в безошибочную вычислительную машину, а тело — в безотказный автоматический механизм. Но вне тесной кабины Миша порой оказывалась почти беспомощной.       Она подняла взгляд на своё отражение. Зеркало оказалось густо забрызганным водой. По футболке-поло между названиями и логотипами многочисленных спонсоров расползлись мокрые пятна. Неровная линия очень коротко подстриженных надо лбом пепельных волос взмокла и топорщилась. Волосы на темечке, наоборот, примялись, пропитанные потом гонки под тесным шлемом. На широких черных бровях собрались несколько капель. Ресницы вокруг зелено-янтарных глаз слиплись. С немного вздернутого, едва заметно повернутого в сторону кончика носа и острого подбородка стекала вода. Она капала на футболку или скатывалась между ключиц в расстёгнутый воротник, забираясь в тесноту плотно подхваченной спортивным топом груди.       В козелке правого уха поблескивал камешек, проколы мочек пустовали. Миша Кёйпер спохватилась и, отряхнув руки, пошарила в карманах спортивных штанов. Серьги нашлись одним клубком. Непослушными мокрыми пальцами она распутала украшения и спешно продела в уши. В правое — булавку белого золота, в левое — два небольших кольца с продетыми в них цепочками. На кончике одной болтался детский крестик Миши, вторая провисала под тяжестью маминого медальона. Они были оберегами Миши. Она спала с ними, принимала душ, плавала в бассейне, тренировалась в зале. Они были последним, что она снимала, переодеваясь в форму для гонок. Они были первым, к чему она тянулась, снимая шлем.       Ещё раз умывшись, Миша оглянулась в поисках бумажных полотенец, но диспенсера не оказалось — только шумная электрическая сушилка для рук в углу. Кёйпер подхватила край футболки, утерлась ним и вышла из туалета. Шаг снова стал уверенным, происходящее вокруг больше не таяло разогретым воском. Когда в фойе раздалось:       — Миша. Эй, Миша! — Она сразу оглянулась.       Уилл Бакстон бежал следом. Широкой ладонью придерживал солнцезащитные очки, покачивающиеся на расстегнутом вороте белоснежной рубашки. Из нагрудного кармана торчал край удостоверения аккредитации журналиста. От карточки вокруг шеи тянулась ленточка «Либерти Медиа».       — Уилл, — отозвалась Кёйпер, подойдя к лифтам и вжав кнопку.       — Скажи мне что-нибудь, — хитро скривил губы он.       — Нечего мне тебе сказать, — соврала она, отвернулась, пряча проступающую улыбку, и снова ткнула по уже светящейся кнопке вызова лифта.       Когда она оглянулась, Бакстон уже остановился перед ней, склонив голову набок. В смешливых глазах, окруженных россыпью тонких морщин, полыхал огонёк.       — Это же неправда, — возразил журналист. — И ты, и я — мы оба отлично знаем, что тебе-то как раз есть что мне сказать.       — Уилл… — протянула Миша, не зная, куда на самом деле клонит. В конечном итоге, в Формуле все всегда всё знали. Сзади звякнули, разъезжаясь, дверцы лифта. Кёйпер шагнула внутрь и выбрала нужный этаж. Бакстон подошел к лифту вплотную.       — Ну давай, — протянул он. — Да? Или нет?       Дверцы плавно поползли друг к другу, Уилл продолжал всматриваться в Мишу, и она, поддавшись рвущейся изнутри радости, улыбнулась и едва кивнула. Прежде, чем с мягким стуком лифт закрылся и пополз вверх, она увидела расширившиеся глаза и услышала:       — Да?!       Когда лифт выпустил её на мягко застеленный пол коридора, и она вылавливала в кармане карточку-ключ своего номера, её телефон снова поймал сеть Wi-Fi. На экране всплыло уведомление об упоминании в Твиттере:       «@wbaxtonofficial написал 1 секунду назад: «Инсайдер: @misha_kuiper Миша Кёйпер и @thibaut_bastien_1 Тибо Бастьен — пилоты команды «Ред Булл Рейсинг» в Формуле-1 в сезоне 2019 года»       Миша занесла карточку, но так и не прислонила к считывателю замка. Она замерла с телефоном в руке. Эхом из кафетерия в лобби докатились слова агента несколько минутной давности:       — То, что они рассчитывали платить, в виду твоего чемпионства мы теперь можем удвоить. Не меньше. Ну и, конечно, Бастьен. Тибо Бастьен — это жирный вопрос. Прежде, чем мы дадим Хорнеру утвердительный ответ, нам с тобой нужно хорошенько подумать над тем, как вы двое будете уживаться.       — Уживемся, — коротко бросила Миша.       Фабьен Рабье буравил её взглядом. Он протянул недовольно:       — Мише-е-ель!       Уже какое-то время её агент оставался последним, кто называл её вот так — полным именем. Постепенно Кёйпер приучила всех обращаться к себе коротко — Миша. Началось это с тупости некоторых британских комментаторов, упрямо называвших её Майклом. И дело было даже не в коверкании её имени. Кёйпер до усрачки бесило, что они позволяли себе весьма публично быть недовольными тем фактом, что она — девушка. Теперь она ненавидела имя Майкл и избегала Мишель, но Фабьен порой прибегал к нему, когда пытался заполучить её внимание и когда злился.       Впрочем, агент был прав, Тибо Бастьена нужно было брать в очень внимательный расчёт. Тибо был из тех исключительно редких людей, кто никогда не коверкал её имени. Бастьен был французом, Кёйпер — валлонкой, франкоговорящей бельгийкой. А ещё Тибо никогда не проявлял сексистской надменности по отношению к Мише. В каком-то смысле они росли вместе, постоянно пересекались в юниорских соревнованиях, знали не понаслышке, кто на что горазд. На протяжении нескольких лет едва ли месяц проходил без их соперничества в разного масштаба заездах, где Мишель и Тибо всегда схватывались не на шутку. Бастьен прослыл едва ли не гением, и дебютировал в Формуле-1 ещё в 19 лет. За те три года, что он заметно вырвался вперед от Кёйпер, он только неутомимо отстаивал свои позиции. Но и Фабьен Рабье, и сама Миша знали совершенно точно, что она просто так ему этого не подарит.       Быть в одной команде в словаре Формулы-1 означало иметь самого непримиримого соперника, посвященного во все внутряки, имеющего абсолютно тот же болид. А так, в голом остатке оставалось лишь соревнование таланта и умения. Нельзя было списать что-то на конструкторские недочеты или недостаточное финансирование. Быть в одной команде означало бороться с восемнадцатью пилотами других команд и друг с другом в первую очередь — за место в турнирной таблице и за фавор менеджмента команды. Уход пилота из «Ред Булла» лакмусом проявил, что предпочтения там проявляются контрастно. Бастьен уже перемолол Даниэля Риккардо. Теперь Миша Кёйпер заступала на его место.       И Фабьен Рабье, и она сама знали слишком хорошо, что она ненавидела неравенство; терпеть не могла, когда вся команда затачивалась под одного пилота, а остальные болтались балластом.