Второй пилот

      Из Абу-Даби в Лондон Миша вылетела ночным рейсом 25 ноября, а уже утром 27-го стояла перед базой «Ред Булл Рейсинг». Остроугольная стекляшка, широко распластанная между зеленых холмов, с красным быком на фасаде, пронзающим рогами желтый шар, находилась в городке Милтон-Кинс в двух часах езды от квартиры Миши. Возле главного входа в витрине вертикально висел болид Формулы-1, и Кёйпер на несколько минут замерла перед ним, заглядывая в перевернутую набок кабину пилота, пытаясь поверить, что уже очень скоро будет там сидеть.       В просторном, залитом светом фойе Мишу встретила целая делегация из менеджмента команды с техническим директором во главе. Они провели ей короткую экскурсию конструкторским крылом — бесконечным ослепительно светлым ангаром, разделенным лишь стеклянными перегородками и невысокими белыми разделителями; к удивлению Миши, заставленным в бОльшей степени компьютерами, чем отдельными частями болидов и их мелкими деталями. Кёйпер показали аэродинамический отдел, куда как-раз вкатывали на поддоне болид. Скучно-серый, не испещренный брендами спонсоров, он выглядел диковинно. Мишу подвели к уставленному мониторами столу — её рабочему месту. Здесь она сможет изучать все показатели машины, знакомиться с данными испытаний, изучать трассы, встречаться с механиками, тест-пилотами и инженерами гонки. Ей представили механиков и главного конструктора, склонившегося над несколькими очень похожими изгибами переднего крыла, разложенными на белоснежном полу. Из технического отдела немного сократившаяся делегация вывела Мишу в тренировочный зал. Тот, с двумя рядами высоких окон, был заполнен гулким эхом голосов и ритмичным стуком теннисных мячиков. В дальнем углу тренер натаскивал реакцию и периферийное зрение тест-пилота, забрасывая пилота желтыми мячиками, а тот, даже не переводя взгляд, ловил их сбоку от себя, отбрасывал назад и, едва те выскальзывали из его пальцев, ловил уже следующие. Затем Мишу провели на второй, административный этаж. И там, в настолько же светлом и скупом на лишние детали кабинете, её ждал Кристиан Хорнер.       — Миша! — Воскликнул он, спохватываясь из-за стола, протягивая руку и делая к ней несколько спешных шагов. Он был очень миловидным, слегка посеребренным в висках мужчиной с высоким лбом, небрежно затянувшимся щетиной подбородком и решительным теплым рукопожатием. В форменной темно-синей футболке-поло и брюках, смявшихся на бедрах, он сливался со своими подчиненными, и этим обезоруживал. Те боссы из Формулы-1, за которых она привыкла зацепляться взглядом, были подчеркнуто более формальными, в костюмах и дорогих часах, прячущими важные взгляды за густой чернотой очков.       — Миша, — повторил Кристиан Хорнер, подняв вторую руку и положив её Мише на плечо. Сначала решительно, а затем хватка его пальцев растерянно ослабла. Кёйпер рассмотрела в его едва сменившемся лице замешательство и даже стеснение. В командах Формулы-1 женщины-сотрудницы давно не были редкостью. Половина встретивших её в фойе были миловидными девушками. Но она была первой среди пилотов. А Хорнер имел особое отношение к пилотам.       — Кристиан, — проговорила она, избегая формального «мистер» и тем самым разбавляя его растерянность. — Очень рада быть здесь.       Его пальцы с новой силой сжали плечо, и он опустил руки.       — Не-ет, это для меня большая приятность. Надеюсь, тебя встретили тепло. Давай я теперь покажу тебе самое интересное — нашу аллею славы.       Та оказалась большим, контрастно темным помещением. Мягкий свет падал точечно на выстроенные в шеренгу болиды и таблички перед ними, знакомящие с деталями: в каком сезоне, какой пилот и каких успехов добился на этой машине. На стенах висели подсвеченные фотографии болидов на трасах и награждений разных годов. За отметкой 2017-го начиналась почти единоличная галерея Тибо Бастьена.       — Это гран-при Монако, — с особой гордостью пояснил Хорнер. — В его дебютный сезон первый подиум там — необыкновенное достижение.       В брызгах шампанского, извергающегося из двух громадных бутылок, направленных на него соседями по подиуму, Тибо Бастьен вскидывал вверх продолговатую золотую вязь кубка — силуэт гоночной трасы. Лицо под тенью низко опущенного козырька кепки казалось равнодушным. Мишу вдруг это взбесило. Она отвернулась от фото, сделала несколько шагов ниже хронологической шеренгой болидов и памятных снимков, вытянула шею, притворяясь, что рассматривает что-то в самом конце, и шутливым тоном спросила:       — А мне уже место подготовили, светильники настроили?       Кристиан Хорнер хохотнул. Его ладонь легла ей между лопаток и дважды тяжело похлопала — привычно, без стеснения. Про себя Миша облегченно выдохнула.       — Всё сделаем в лучшем виде в ту же секунду, как ты финишируешь в тройке, — сказал Хорнер, широко улыбаясь. — Можешь запрыгнуть в симулятор, прокатишься на любой из них, — широким жестом он обвел вышедшие на пенсию болиды прошедших сезонов.       Кёйпер мечтательно проговорила:       — Мне бы на самом деле на них прокатиться.       — Уже скоро. Скоро увидишь свой болид. А пока давай я познакомлю тебя с твоей непосредственной командой.       В той оказались четверо людей: персональная ассистентка, лучезарная рыжеволосая девушка по имени Бесси с очень густым шотландским акцентом; персональный тренер по физической подготовке — коренастый крепыш Айра; персональный гоночный инженер — лысеющий насупленный мужчина; и командный пиарщик — очень худой высокий парень в округлых очках в тонкой металлической оправе. Остаток дня прошел за обменом важными контактами, обсуждением предстоящих событий и составлением приблизительного плана подготовки к сезону.       А уже утром 28-го ноября состоялась последняя из неизбежных встреч. Миша Кёйпер и Айра начинали день с тренажерного зала и именно там натолкнулись на Тибо Бастьена. В одиночестве и огражденный от внешнего мира объемными наушниками, он как раз замедлял шаг на беговой дорожке, когда Айра шагнул в зал первым. Его голос эхом взметнулся под высокий потолок:       — Давай начнем с того, что я хорошенько тебя узнаю. Расскажешь мне про травмы в прошлом, какие сама имеешь цели по нашей работе, какая у тебя обычная тренировочная рутина.       Тибо оглянулся на них, стянул на шею наушники и соскочил с тренажера. Высокая широкоплечая фигура в неоново-яркой футболке и кроссовках в тон, поджарые ноги, плотно обхваченные серыми легинсами, подчеркнуто длинные в небрежно подвернутых шортах. Миша знала его с детства, лет с десяти, с их первых ещё местечковых соревнований по картингу. Бастьен всегда был долговязым, с очень длинным острым лицом, с челкой и отросшими волосами, кончики которых завивались в разные стороны; со слишком большими, почти выпирающими передними зубами. Теперь, утершись краем футболки, навстречу шел красавец. Виски и затылок выбриты, темно-русые волосы уложены набок, резкие скулы, острый угол челюсти; прямой, уверенный, немного прищуренный черный взгляд, загорелый лоск кожи. Густые узоры татуировок уползали под рукава футболки, так плотно облегающие литую сталь бицепсов, что ткань натягивалась и морщинилась. Кисть левой руки обнимали объемные спортивные часы.       Тибо Бастьен остановился, коротко блеснул белозубой улыбкой и заговорил по-французски:       — Ухты… А ты… — Густая чернота его глаз сползла по Мише и липко поднялась назад к лицу. — Изменилась. Отстригла волосы и теперь блондинка. Давно же мы не виделись.       Кёйпер хохотнула и отшутилась:       — Ага. Перестала бороться с тем, что я Майкл. Решила соответствовать.       Бастьен фыркнул и закатил глаза.       — Да пошли они нахуй!       — Точно, — согласилась Миша, и они пожали руки.       Когда-то Тибо вступился за неё. Это было совместное интервью пилотов на какой-то юбилейной гонке Чемпионата Европы, где журналист набрался наглости обратиться к Мише прямо в лицо — Майкл. Тибо Бастьен тогда вспылил. Он отобрал у Кёйпер микрофон и рявкнул на журналиста:       — Я не могу понять, ты что, тупорылый? Она Мишель! — И он почти бросил микрофон назад Мише, но тот успел поймать его короткое. — Долбоёб. — И колонки это усилили.       Он всегда был таким с прессой — немногословным и резким. Принципиальным. Непопулярным среди журналистов.       Двумя днями ранее в самолете, устало поерзав в кресле, Фабьен Рабье наклонился к Мише и нарушил затянувшееся молчание:       — Ты только не пойми меня неправильно. Ясно, что дело в первую очередь в том, какая ты пилот. Но я думаю, что далеко не в последнюю очередь Кристиан Хорнер захотел тебя в «Ред Булл» из-за харизмы. Раньше всех очаровывал Даниэль Риккардо. Теперь с его уходом им нужен кто-то, кто будет вытягивать этого их вечно ругающегося зануду. Кто-то вроде тебя. Кто-то, кто на короткой ноге с репортерами и имеет за спиной «Мишионеров».       Тогда в самолёте из Абу-Даби в Лондон Миша засмеялась и отмахнулась, но знала тогда и вполне осознала сейчас, что это было правдой. За последние пару лет — она могла ошибаться, но ей казалось, что всё началось именно с японских зрителей автоспорта — у Миши собралась целая армия фанатов, называвших себя «Мишионерами». Футболки с их размашистым названием она замечала едва ли не на каждой гонке. Творчество их интернет-сообщества постоянно возникало в рекомендациях её социальных сетей. Такая страстная поддержка льстила и в не меньшей мере пугала Мишу. Почти сравнимая с преследованием, поддержка фанатов пока всё же балансировала на тонкой черте их уважительной вежливости.       А ещё она поняла, что ввязывалась во что-то очень запутанное. Тибо Бастьен не сказал ей «добро пожаловать», не сказал больше ничего, кроме:       — Ну, не буду отвлекать, — и наблюдая за его отдаляющейся широкой спиной, Миша Кёйпер подумала, что предстоящий год обещал быть очень непростым. Но ни она сама, ни натянувший наушники на голову Тибо Бастьен, ни подглядывающий через стеклянные двери Кристиан Хорнер, ни кто-либо вообще не представлял, насколько запутанным всё обернется.