Покажи мне, как Идти сквозь мрак и стены, Черты добра и зла, Я покажу, могу я кем быть. Скажи мне это Ради меня – Тогда покончу я с грехами, Если спасти стоит меня... Не откроют рая мне врата; Крылья сломаны, дух сломлен, Я долго падаю. В тебе любовь есть, а кругом не так И восемнадцати историй Итог: я на краю. Звезда, не гасни. Быть брошенным боюсь! Не дай упасть мне, упасть мне... Nickelback – Savin' Me
На крик Микеле, разнесшийся по коридору и части зала среагировали моментально. Первым в гримерке оказался Дов, следом за ним фактически влетели Маэва, Тамара и Массимилиано. Единственным, кажется, кто не растерялся ни на миг, был Атья. - Чего стоите, вызовите кто-нибудь скорую! - рявкнул продюсер за спину, где в некотором шоке замерли двое танцоров и актриса, огромными глазами глядящая на Флорана, зажимающая рот ладонью и белая, как стена. - И помогите мне кто-нибудь, черт возьми, Микеле, что тут стряслось?! - Я... Я не знаю... - итальянец внезапно понял, что едва может говорить, и что трясет его почти так же, как потерявшего сознание Флорана. Словно наблюдая за кинофильмом Локонте смотрел, как Дов схватил ручку, с некоторым трудом вставляя ее между зубов дергающегося француза, слыша, как дрожащим голосом Тамара называет адрес Дворца Спорта оператору скорой. - Мы разговаривали, и внезапно он... Но я стоял к нему спиной, вдруг он что-то... Я не знаю... - Локонте, хватит скулить, помоги! - взорвался Атья, придерживая голову Мота и кивая на Массимилиано, который держал ноги потерявшего сознания мужчины. Только после этого Микеле как будто слегка очнулся и снова быстро оказался около Флорана,еле удерживая его стучащие по полу руки. Время потеряло свой счет для Локонте. Ему казалось, что он уже почти вечность наблюдает за сотрясающимся телом Мота, что эти чертовы врачи, кажется, потерялись в Аду, и теперь отбивались от чертей, он погряз в своих мыслях словно в трясине, и потому сразу не заметил наличие людей в белых халатах, которые поспешно перемещали уже не дергающегося Флорана на носилки. Мике вздрогнул, запоздало сообразив, что все еще сжимает одну руку француза и поспешно отпустил ее, кажется отчасти его постепенно начал покидать шок. - Можно отправится с ним? - тихо спросил он одного из врачей было, однако на что получил отрицательный ответ и едва не вспылил, на его счастье рядом оказался Дов. - Поедем на моей машине до больницы, а там разберемся. Дорога казалась бесконечной. Фонарные столбы, светофоры, люди, другие машины, дома, вывески, магазины - все сливалось в какую-то мелькающую кашу, в которых итальянец даже не мог рассмотреть собственных мыслей. Что такого могло случиться с Флораном, что могло привести к таким последствиям? - Не кисни, Микеле, с ним все будет нормально, может устал просто человек, а мы тут панику развели. - обратился Дов к Локонте, тщательно скрывая собственное беспокойство. Больничный свет резал глаза. Такой яркий, мертвый, слишком нереальный. Сейчас мужчина еле справлялся с желанием просто разбить их все, остаться в темноте, так и прятаться в неизвестности, пытаясь успокоить себя какими-то ненужными, пустыми словами, которые могут оказаться спасительнее суровой реальности. Внезапно остро Микеланжело понял, как сильно ему хочется увидеть улыбку на губах француза. Такую ему присущую, добрую, от которой многим окружающим как будто становилось легче. Как же, оказывается, давно он не видел ее? Господи, да даже не улыбку, пусть лишь в черных глазах останется блеск жизни. - Вы к мсье Моту, я верно понимаю? - голос доктора вырвал Микеле из его мыслей. Он чуть вздрогнул, подняв голову, странно, что он даже не услышал, как открылась дверь палаты, за которой сейчас находился Флоран. Итальянцу казалось, что воздух встал у него в горле, мешая говорить и дышать. - Верно, вы выяснили, что с ним? - мужчина просто поражался порой сдержанности Дова, озвучившего этот вопрос. Ни единого мускула на его лице не дрогнуло, взгляд темных глаз как всегда почти непроницаем и спокоен, и даже если его волнения были сильны - он ничем не выдавал этого. - Выяснили, это грипп. Но, боюсь, до завтрашнего дня к мсье Моту будет нельзя. - доктор кивнул, делая какую-то пометку в папке, которую держал в руках. - Грипп? - наконец, подал голос опешивший Микеле, в глубине сознания удивившись, каким осиплым звучит его голос, словно он не разговаривал несколько дней. - Вы серьезно? Просто грипп? - Очень многие недооценивают опасность этого заболевания. - врач покачал головой, повернувшись к итальянцу. - Видите ли, мсье, грипп - инфекция, очень серьезная, которая в редких случаях может закончится летальным исходом. Инфекция вызвала обморок и судорогу, такое случается, однако осложнение подобного рода на грипп не слишком частое явление. Мы проверим все органы, возможно они оказались тоже атакованы болезнью, и когда выясним все до конца начнем интенсивное лечение, а пока мы губим вирус гриппа в организме. Локонте чуть кивнул. Он даже до конца не понял, что он ощутил от слов доктора, но в любом случае от некоторого идиотизма ситуации захотелось засмеяться. Громко и нервно так. Грипп! Черт возьми, сколько раз он сам им болел, сколько его знакомых переболело, а такое случилось именно с Флораном. Мужчина подавил вздох: неимоверно сильно хотелось увидеть Мота в относительно здоровом виде, убедиться, что он жив, и даже будь у Микеланжело сейчас чуть больше моральных сил, непременно, он бы начал скандалить с доктором и требовать его впустить, прекрасно зная, что Флорану он не родственник и хрен кто его куда пустит. Но сейчас итальянец понимал, что просто не способен на это.***
- Серьезно? Просто грипп? - несколько недоверчиво спросил Мерван у Микеле, повторяя его собственные слова, с которым они встретились через несколько часов после того, как Флорана забрали в больницу. Сначала итальянец упрямо не желал оттуда уходить, говоря, что он подождет до завтра тут, однако послушав Дова (а слушать режиссера пришлось почти час), Локонте все-таки неохотно покинул больницу. Но домой пока он возвращаться не желал точно: он мысленно уже представлял, как сильно будут на сознание давить стены квартиры, как воспоминания будут мешаться в голове, а одиночество поспособствует рождению еще более тяжелых мыслей и ощущений в голове. Потому-то Мике просто было необходимо общество. - Я примерно тот же вопрос задал. На что мне пояснили, что "просто грипп" на самом деле действительно очень серьезное заболевание, иногда имеющее глобальные последствия. Флорану просто не повезло с осложнениями. Они быстро поставят его на ноги. - последняя фраза была уже не словами врача в устах Микеле, а его собственной надеждой, прозвучавшей с завуалированным в голосе отчаянием. Он действительно надеялся, что именно так и будет. Удивительно теплый, как будто издевающийся над тревогами день. Светит припозднившееся солнце, уже слабо пригревающее, но яркое; ветер, шумевший кронами деревьев и иногда гоняющий листву под ногами был совсем не холодным. И птицы, казалось, пели слишком радостно и громко. Разве когда в жизни происходит что-то плохое не должен лить дождь? Тучи должны затягивать небо темным покрывалом, ветер должен клонить деревья к земле, срывая с них желтую листву, косые капли с неба должны барабанит в окно в унисон с мыслями. Но нет. Вместо этого - почти летнее солнце, как будто над ним издевающееся. - Конечно же поставят. - добродушно улыбнулся Рим. - В этом можешь даже не сомневаться, со дня на день вернется на репетиции как миленький. - Это вряд ли. - мотнул головой итальянец. - Нам сказали, что после таких осложнений минимальный срок реабилитации - две недели. Так что со дня на день точно не получится. - Зато вернется здоровый... И отдохнувший. - алжирец улыбнулся, покачав головой. - Это точно. - усмехнулся уголками губ мужчина, спрятав руки в карманы, оглядев тротуар под ногами таким взглядом, словно он надеялся увидеть под ногами что-то необыкновенное. В глубине души Микеле был искренне благодарен Мервану за поддержку. Он, как и вся остальная труппа, прекрасно знал, какие отношения связывают его и Флорана (знание, к счастью, было на уровне "все всё знают, но вслух никто ничего не говорит"), и потому пытался всеми силами отвлечь итальянца от беспокойств и тяжелых мыслей, все время улыбался, так заразно, шутил, смеялся, и через несколько часов, проведенных с другом, Локонте начал снова быть похожим на себя, а не на слабый отголосок тени себя настоящего. Итальянец направлялся домой через парк. Уже вечерело, заходящее солнце косыми лучами рисовало на темнеющем небе красивые розово-фиолетовые разводы, и в ветре теперь как будто чувствовалась легкая прохлада. Внезапно мужчина остановился, уловив знакомый профиль. Показалось ли ему?.. Свернув с дороги на тропинку к детской площадке, Микеле подошел к блондинке с длинными волосами. Да, он прекрасно ее знал. - Цея? - слегка удивленно спросил Локонте, невольно вскинув брови. Сейчас девушку было фактически не узнать, она выглядела... Болезненно, как будто. Темные круги под глазами, которые казались какими-то слишком неправильно большими сейчас и округлившимися, щеки словно впали, да и вообще, и раньше стройная девушка сейчас стала буквально тощей. Мужчина не узнавал той самоуверенной, дерзкой красавицы Цефеи Алголь, в которую влюбился столько лет назад. Блондинка медленно повернула голову, окинув итальянца безразличным взглядом голубых глаз. Кажется, ей было совершенно все равно, что она встретила сейчас, спустя почти восемь лет, этого человека. - Микеле. Рада тебя видеть. - голос Цефеи был настолько безэмоциональным, что Микеланжело стало не по себе. - Ты изменился за восемь лет. - Ты...ты тоже. - немного с запинкой ответил Локонтке,во все глаза рассматривая девушку. Что же с ней случилось? Может, какая болезнь подкосила? В чем было дело? Мужчина огляделся, запоздало сообразив, где они находятся. - Почему ты на детской площадке? - Угадай. - слегка с ухмылкой, которая напомнила итальянцу о былой Алголь, которую он знал, но мужчина и слова не успел произнести - ответ явился сам собой. К ним подбежала девочка лет, наверное, семи на вид, не слишком высокая для своего возраста, худенькая, с немного растрепанными светлыми волосами. Улыбчивая, такая живая, что рядом с Цефеей, полной безразличия, кажется, ко всей жизни, она так удивительно резко контрастировала. - Мамочка, мы поиграем в дальнем конце площадки, мы не будем лезть на деревья и те высокие качели, честно-честно! - затараторила малышка, едва не шлепнувшись на колени блондинки. - Иди, котенок. - в почти неживых глазах Алголь промелькнула нежность, ладонь с длинными и тонкими, словно лапки паука, пальцами коснулась головы девочки, слегка пригладив волосы. Странно, но стоящего рядом с матерью незнакомого мужчины она не заметила сразу, и только получив разрешение и готовая было уже убежать обратно к стайке друзей она повернулась, взглянув в глаза незнакомца. Микеле показалось, что его прошибло током. Глаза этой девочки. Ему казалось, что он смотрит в отражение собственных глаз в зеркале. Кажется, реальность дала трещину, сыграла с ним какую-то злую шутку, закружилась разноцветным вихрем, но разве может быть так? По спине итальянца пробежали ледяные мурашки, мысли не хотели складываться в понимание действительности, и когда девочка, громко и радостно поздоровавшись с ним, убежала к своим друзьям, невольно музыкант все еще смотрел туда, где только что стояла малышка, ошарашено, не в силах отвести взгляд. Ему казалось, что если только он пошевелиться произойдет что-то ужасное, мир перевернется с ног на голову. Хотя он и так перевернулся. Его личный мир сейчас как будто изломался так, как, кажется, уже не могло быть. - Судя по твоему стеклянному взгляду ты все понял. - Микеле казалось, что он слышит усмехающийся голос Цефеи из-под воды, каждое слово эхом отражалось от стен сознания. - Да, Микеланжело, это твоя дочь.