* * *
Хейдзо оперся о раму прохладного окна, высовывая голову наружу, чтобы глубоко вздохнуть, очищая лёгкие спокойным щебетанием птиц и свежим мартовским воздухом. Удивительно. Он до сих пор был в этой квартире, чувствуя ковры под ногами и запах горького чая, который горьким и не был вовсе. Чувствовал присутствие человека рядом, зная, что она не причинит ему боль, зная, что он хочет здесь остаться. Удивлялся он, зная, что они пережили февраль. Удивлялся, когда Куки не попросила его съехать, когда всё закончилось. Удивлялся и сейчас, вглядываясь в дерево прямо под окном. Как же всё перевернулось. Сколько неверящих взглядов и застывших в горле слов он ощутил за последние недели. Страх, что всё вернётся на круги своя или абсолютно глупейшая мысль о том, что он сейчас проснётся и это окажется сном. Лишь бы не снилось. Лишь бы всё было реальным. Потому что слово «свобода» теперь ощущалось совсем по другому. Ощущалось мартовским воздухом, болтовней людей под окнами и шелестом листьев. Ощущалось коврами под ногами и дубликатом ключей от квартиры, которые однажды вложила в его руки девушка, сверкнув глазами и сказав «оставайся». И он остался, потому что захотел. Итэр переехал к Сяо, а он до сих пор не смог забрать вещи из старой квартиры, потому что... что? Боялся? Боялся перемен? Или кого-то другого? А может он боялся своих эмоций? Может он боялся себя? А может всё таки стоило переставать? Ноги оттолкнулись от ковра, направляя его прямиком через кухню к коридору, а позже к двери, перед которой он ни на мгновение не запнулся, дергая ручку на себя и оказываясь внутри. Синобу, сидящая на кровати, обеспокоенно бросила в его сторону взгляд, но не сдвинулась с места, наблюдая, как он молча опускается напротив, закрывая обзор на очередную дурацкую передачу. Он задержал дыхание всего на долю секунды, чтобы решить что-то для самого себя и выдохнул вместе с фразой, слетевшей с его уст так легко, будто он наконец-то выпустил то, что так давно хранил где-то глубоко внутри. — Можно тебя поцеловать? Воздух снова задержался где-то в лёгких, перекрывая всё остальное. Он видел, как расширились глаза напротив, а сама девушка выглядела так, будто не знала, что должна была в этот момент почувствовать, разрываясь между удивлением и восторгом. Оба на секунду замерли, позволив друг другу принять это и осознать, под чем они подписываются, выводя свои имена под пунктом в жизни, который некоторые именовали словом «любовь». — Да, — хрипло кивнула она и он почувствовал, как что-то вспыхнуло в его сердце, разливаясь горячей рекой по всему телу. Он двинулся вперёд, оперевшись обеими руками по бокам, чувствуя покрывало, которое был готов сжимать от волнения, закрадывающегося в душу, продолжая вглядываться в её глаза, искать в мелькающих мыслях что-то, что может быть красивее этого взгляда и верить. Синобу подалась вперёд, всё ещё оставляя пространство и возможность сделать это первым, если он вдруг передумает. А он не передумал, позволив своим страхам разбиться о стены бытия, а губам соприкоснуться. Поцелуй оказался осторожным, тихим и нежным, когда мысли обоих прервались, останавливая время и позволяя застыть этому моменту в памяти глубоко и надолго. Хейдзо в конце концов замер, прислушавшись к своим ощущениям и отстранился, чувствуя что-то, что можно было бы назвать абсолютным счастьем, которое он теперь нашёл и видел перед собой. — Хейдзо? — позвала девушка и на его лице сверкнула дурацкая улыбка. — Можно я скажу что-то глупое? — спросил он, а после её короткого кивка, честно выдохнул. — Я чувствую, что я тебя очень сильно люблю, понимаешь? А она понимала.* * *
Солнце опасно блекнуло где-то над их макушками, грея волосы. Итэр неуверенно топтался на парковке, разглядывая пачку сигарет в своих пальцах и кусал щеку. Мама бы не оценила, что от него несёт табаком за километр. Он напряжённо выдохнул свежий воздух, не испорченный дымом, пряча упаковку в карман и прислонился к машине, упираясь ботинками в асфальт. Он так давно там не был, поэтому волнение поселилось под кожей, вызывая покалывание в груди и в пальцах, которые нуждались в ощущении сигареты. Итэр отбросил это чувство и сосредоточился на других мыслях, бушующих в голове. Он постарался ухватиться за эмоцию, которую понимал и мог описать, но таковой не было, потому что всё смешалось в один большой и тревожный ком, застрявший в горле. Он не появлялся перед её могилой так давно, что стыдливо забыл к ней дорогу. Стыдливо прятал покрасневшие уши, пытаясь вспомнить. А сегодня проснулся и какой-то страх тихо поселился в душе, молча скребя когтями по её стенкам. Проснулся, громко сказано, потому что вряд-ли он спал, лишь постоянно ворочаясь и пытаясь успокоиться, чтобы не мешать Сяо. Наверное, удачей это не увенчалось. Ему нужно было успокоиться, потому что посещать могилу матери в таком состоянии ему не хотелось, но заставить себя перестать отбивать кривой ритм ногой он не мог, уставившись куда-то перед собой, пока из парадного не вышел Сяо, направившись к нему. Они обсудили эту поездку перед сном и Сяо пообещал поехать с ним, если Итэр этого хочет, а Итэр не знал, но поехать вместе всё равно попросил. Остановившись напротив и кинув обеспокоенный взгляд, Сяо лишь пару раз хлопнул его по плечу, давая понять, что они выдвигаются. Двигатель загудел и колёса покатились по трассе, обгоняя чужие машины. Глаза Итэра то и дело цеплялись за людей на улице и он стал за собой замечать, что интересуется окружающими. Никогда раньше его не волновало нечто подобное, а сейчас он отчаянно вглядывался в других людей, будто надеялся, что сможет узнать у них, как стоит жить. Что он должен теперь делать и что предпринимать, кого слушать и что говорить. Что он должен был сказать своей маме? Извиниться, что его не было или... может, всё таки извиниться для начала. Хотя вряд-ли она может расстроиться. Не теперь. Итэр не верил в богов, ад или рай, или другие прочие, по его мнению, глупости, но думать, что душа его матери после смерти обрела покой, хотелось. Он думал и на это надеялся. Автомобиль притормозил у обочины и Итэр вывалился на улицу, быстрыми шагами оказываясь у цветочного и толкая входную дверь, чтобы привалиться к пустому прилавку. Он проводил взглядом молодого парня, который с счастливыми глазами уносил по настоящему чудесный букет, прижимая его к груди, и повернулся к женщине, которая выжидающе уставилась в его уставшие и тревожные глаза. — Мне красные розы, — сказал он и она кивнула, поджимая губы. — Шесть штук. — Я вас поняла, — это единственное, что она тогда сказала перед тем, как собрать молчаливый букет, завернутый в обычную бумагу картонного цвета. Он сел в машину в той же тишине, вглядываясь в цветы перед ним и слушая музыку из радио, выкрученную на минимум. Оставшуюся часть дороги Итэр то и делал, что считал цветы в своих руках и каждый раз старался не ощущать режущую тоску, доходя до чётного числа. К счастью или наоборот, рядом с ними наконец показался забор, ведущий ко входу на кладбище и они ещё какое-то время ехали вдоль него, пока не достигли определённой таблички, вынуждающей их припарковаться. Вывалившись из машины, он устало вздохнул и ещё раз мысленно повторил маршрут через могилки к одной единственной. К той самой, которая была знакомой. Сяо закрыл автомобиль и оказался рядом, касаясь плеча своим, чтобы Итэр почувствовал его присутствие. Мама будет рада познакомиться с этим человеком. Хотя вряд-ли сейчас она могла радоваться. Не теперь. Итэр отбросил эти мысли и двинулся вперёд, ступая на холодную дорожку нескольких тысяч душ. Примерно до возраста пятнадцати лет он частенько бывал на различных кладбищах, но это место было особенным, потому что мама не хотела, чтобы её хоронили там, где захоронены остальные люди, как-либо связанные с организацией. Видимо, она хотела уединения, а может просто жаждала отгородиться от этого мира, наконец оставаясь свободной в выборе места своего нахождения. В любом случае, после её смерти он был здесь всего несколько раз. Так мало, что можно было посчитать по пальцам на руках и не дойти до десяти. Первый поход к матери на кладбище был официальным, поэтому и пришло много людей, возможно, действительно желающих с ней попрощаться. Ощущение тринадцати лет затерялось в тот момент окончательно, а пальцы то и дело подрагивали, хоть он и старался сжимать свою куртку настолько сильно, насколько был способен, чтобы не заплакать перед остальными. Второй раз был довольно скоро после первого. Тогда он встретил перед могилой господина Цзинь, позволив ему разделить их общее горе. Позволил себе расслабиться, стоя рядом с этим человеком и разглядывая увядшие хризантемы на каменной плитке. Маме никогда хризантемы не нравились. Следующий раз он пришёл через год, когда набрался сил и почувствовал, что может это сделать. Он пробыл на кладбище не больше пятнадцати минут, поскольку потом рванул прочь, не оглядываясь. Четвертый раз был на его пятнадцатое день рождение. А пятый сразу следом, когда умер господин Цзинь и было прочитано завещание. Шестой и седьмой — иногда приходил в течении следующих лет, когда было слишком плохо с живыми людьми и хотелось рыдать. Восьмой был последним, когда ему исполнился двадцать один год. Тогда он пришёл вместе с Хейдзо, позволив тому молча прислониться к плечу, как это делал сейчас Сяо. Девятый раз случился сегодня, когда его ноги твердо уперлись в землю, а глаза уставились на каменную могилу перед ним.«Юлисса Костелло»
«1957 — 1995»
— Она не дожила до сорока, — выдохнул он, будто только сейчас это понял. — В этом году ей бы исполнилось сорок девять. Могила выглядела потрепанной и тихой, словно давно смирилась, что к ней никто не приходил. Затаилась среди других, покрылась цветами и молчаливо слушала шелест ветра и разговоры посторонних. Итэр присел, оставляя букет и на мгновение задержался, чтобы снова подняться. — Мам, познакомься, это Сяо, — прошептал он хриплым голосом, чувствуя дикую усталость во всем теле. — Я этого человека люблю. Он почувствовал, что его руку перехватили, переплетая пальцы и расслабился, утыкаясь носом в чужое плечо. — Мам, организации больше нет, — бромормотал. — Теперь я буду счастлив, знаешь, как ты всегда хотела. Ветер резко подул в их сторону, окутывая в свои тёплые объятия мартовской погоды и позволяя вдохнуть спокойствия. Итэр чувствовал, как щипают его глаза, как пылают солёные от слёз щеки, но уходить не хотел. Впервые в жизни он, действительно, почувствовал, что может оставить смерть матери и двинуться дальше. Впервые в жизни он осознал, что наконец не обманывает себя, говоря, что справился. Итэр ещё долго что-то говорил, словно действительно пытался рассказать маме обо всём случившемся, словно она могла его услышать и сказать: «Ты молодец». Будто снова могла назвать его «солнышком». Сяо не перебивал, всё это время ждал и слушал, внимая каждому слову, которое слышал и позволял Итэру плакать, позволял отпустить и справиться. Позволял опереться на него и пустить жизнь на самотёк, наконец прекратив контролировать каждый её миллиметр. Наконец дав жизни распорядиться самой. Уходили они с ощущением приятной пустоты, означающей, что нечто горькое в конечном итоге покинуло души, очищая место для чего-то хорошего, чего-то, что стоит любить. Теперь будущее обещало просто быть. Теперь Итэр знал, что именно его ждёт и чего он хочет, знал, что не ошибся. Он знал, что готов устроиться в агентство на постоянную основу, готов переехать к Сяо, а позже познакомиться с его родителями. Знал, что вскоре им предстоит болтаться на свадьбе у двух влюблённых дураков, с которыми они были знакомы. Знал, что Хейдзо вскоре начнёт ныть, что его назначили шафером. Знал, что... может быть, он всё таки хотел завести себе кота. Знал, что хотел бы путешествовать. Знал, что хотел сходить на концерт и знал, что Хейдзо обязательно потащит его на Бритни Спирс. Теперь Итэр знал, что действительно хотел жить, а его жизнь наконец-то была хоть на что-то похожа. На что-то хорошее и обещающее таким быть. — Эй, — позвал Сяо, заглядывая в их спальню, когда Итэр тихо читал какую-то книгу с дурацким названием. Он оторвался от строчек сталкиваясь с весёлыми глазами и изогнул бровь в немом вопросе. — Только что разговаривал с родителями. Они говорят, что свободны через две недели на выходных, поэтому если ты хочешь, мы можем съездить к ним. Итэр резко выпрямился, предвкушающе поджимая губы. — Отлично, поехали, — согласился он и Сяо фыркнул. — Но есть одно «но». — Ну? — Скарамучча только что прислал мне сообщение с красноречивым приглашением на их свадьбу через две недели на выходных, — усмехнулся Сяо, наблюдая за тем, как глаза Итэра ворчливо закатываются. — Думаешь, успеем побывать и там и там? — Если сильно постараемся. — Тогда давай постараемся, нам ещё красить родителям кухню. — Господи, помилуй... За этим зазвонил телефон. Итэру пришлось несколько минут выслушивать возмущения Хейдзо по ту сторону трубки. Пропускать мимо ушей фразы о том, что Скарамучча заставляет его, провозглашенного шафера, организовывать мальчишник. Правда потом Хейдзо сам же этот звонок и скинул с последними дурацкими словами, что он занят и ему нужно прогуглить хорошие клубы в их городе, чтобы Скарамучча не ныл. Итэр мог пожелать ему лишь удачи и терпения.* * *
От чего зависели происходящие вокруг события? Хейдзо нравилось верить в судьбу, а судьбе нравилось творить дурацкие вещи. Он никогда не задумывался, почему до сих пор не столкнулся со своей матерью совершенно случайно на улице, почему ему не сообщили, если бы она умерла или почему она не пыталась с ним связаться. Он никогда не задумывался, почему познакомился с Итэром, почему встретил Синобу. Он никогда не задумывался, почему жизнь сталкивала его именно с этими людьми, которые формировали из него отдельную личность. Никогда не задумывался, почему судьба решила поднять цену на дурацкий йогурт в магазине под домом. Никогда не задумывался, почему сегодня по телику крутят ту, а не иную телепрограмму. Хейдзо никогда не задумывался, почему это происходило и почему он заслуживает или не заслуживает нечто подобное. Хейдзо часто просто принимал факты, вписывая их в собственную биографию и оставлял где-то глубоко в сердце(цены на йогурт тоже оставались в сердце, как нечто возмутительное). Хейдзо никогда не задумывался, как и не задумывался о судьбе сейчас, уставившись на мужчину, стоящего за прилавком в магазине мужских костюмов. Глупый Скарамучча болтаться где-то среди рядов, разглядывая пиджаки и краватки, пока он направился к продавцу, чтобы попросить консультанта — всё таки свадебный костюм выбирать нужно было тщательно. Мужчина разобрался с какими-то брюками, упаковывая их в красивые коробки и закончив, поднял взгляд, видимо, чтобы поинтересоваться, чем он может помочь, но слова так и не слетели с его уст, застыв где-то внутри. Господин Жак покинул организацию в двухтысячном году, когда ему исполнилось сорок пять лет, объявив, что решил оставить эту работу и ближе к старости заняться тем, что доставляет ему удовольствие. В день, когда господин Жак ушёл, Хейдзо было двадцать один. В день, когда господин Жак ушёл, они потеряли контакт, затерявшись в номерах и письмах. Удивительно, что спустя почти шесть лет Хейдзо наткнулся на этого человека за прилавком обычного магазина костюмов. Каким же тесным оказался этот мир и как многим людям ещё предстояло с ним столкнуться. — Здравствуйте, — нелепо поздоровался Хейдзо и мужчина напротив будто оттаял, отмирая. — Хейдзо, — выдохнул он, уже оказываясь за пределами прилавка, совсем рядом, чтобы замереть на расстоянии вытянутой руки. Хейдзо понял, чего он ждал, поэтому согласно кивнул, позволяя господину Жаку его обнять. Сейчас они были примерно одного роста, оба худые и высокие. Оба застыли в аккуратном объятии, сквозь которое хотели рассказать обо всём, о чем молчали столько лет. Хейдзо ясно чувствовал запах приближающейся старости, хоть и был уверен, что в пятьдесят люди до сих пор стариками не считаются. Он ощущал родные руки на спине, ощущал присутствие этого человека и впервые был благодарен внезапности этой жизни. Кто бы мог подумать, что случайно встретить знакомого человека, окажется таким до жути невероятным чувством. Кто бы мог подумать, что Хейдзо вообще когда-либо встретит его. — Ты вырос, — хрипло заметил господин Жак, отстранившись и окинув его взглядом. — Ты изменился. — Старею, — усмехнулся Хейдзо в ответ. — На меня посмотри, старею тут только я, — отмахнулся господин Жак, получая на это закатывание глаз. Он глубоко вздохнул, выпуская тёплый воздух этого помещения и запах дорогих пиджаков и добавил, грустно опуская свои брови. — Прости, что так вышло. Хейдзо снова удивился, осознав, что слова закончились и он ничего не ответил, хотя столько лет представлял этот разговор по вечерам перед сном. Лишь пожал плечами, вглядываясь в родные черты лица, которые чуточку изменились за прошедшее время. — Слышал, организация пала, — вдруг снова заговорил господин Жак и Хейдзо кивнул. — Да, эта зима была невероятной. А вы, значит, тут работаете? Костюмчики продаёте? — он нагло изогнул брови и улыбнулся, когда мужчина цокнул. — Именно, — подтвердил он. — Я содержу этот магазин и мне это нравится. — Это хорошо, что нравится. — А ты что? — спросил господин Жак, получая в ответ спокойный вздох. — Ну, — протянул Хейдзо, задумываясь над тем, что хотел бы рассказать в первую очередь, но так и не решился.— Вы не поверите. — Я поверю во всё, что бы ты не рассказал, Хейдзо, — и Хейдзо снова ему улыбнулся. Бросив взгляд в сторону Скарамуччи-дурака, который продолжал вежливо ошиваться поблизости, Хейдзо заговорил. Он говорил и говорил, в кратце упоминая всё случившееся, наблюдая, как меняется лицо напротив, когда он перескакивает с одной новости на другую, с суда на его совместную жизнь с одной хорошей девушкой, с жалобами, что Итэр теперь про него забыл, погрязнув в любви, на жалобы о том, что его назначили шафером на какую-то дурацкую свадьбу одного дурацкого дурака. Скарамучча дал им достаточно времени, чтобы они могли обменяться номерами и пообещать друг другу, что, когда Хейдзо будет жениться, он обязательно заглянет именно сюда, именно в этот магазин, потому что костюм ему давным-давно подобран. Обязательно познакомит господина Жака с той самой хорошенькой девушкой и приведёт Итэра, чтобы тот тоже удивился этой невероятной встрече. Скарамучча дал им достаточно времени на разговоры, чтобы наконец нагло объявиться рядом, протягивая парочку костюмов, которые хотел бы примерить, бросаясь в Хейдзо глупыми фразами по типу «шафер из тебя убогий», «наверное, я всё таки вычеркну тебя из списка гостей» или «думаешь, Кадзухе понравится этот галстук?». Они потратили слишком много ненужного времени меряя несколько костюмов по несколько раз, но наконец упаковали один единственный и вывалились на прохладную улицу, получая на прощание добрую улыбку с морщинками у глаз и обещание созвониться. Слушая болтовню Скарамуччи-дурака в такси, Хейдзо мог лишь кивать, провожая дождливую улицу блестящими жизнью глазами. Глазами, которые теперь эту жизнь видели. Глазами, которые верили, что он теперь действительно живёт. А ведь он, действительно, жил.* * *
У вас одно входящее сообщение. «Сяо, спроси Итэра, где Хейдзо. Он мне нужен, чтобы купить костюм». У вас два входящих сообщения. «Кстати, вас двоих мы тоже на свадьбу зовем, через две недели на выходных. Не забудьте, иначе я вас заблокирую». «Понял? Итэру передай». Прочитано.