Выбора нет

Утро Евы начиналось не с будильника, кофе, завтрака в постель, а с криков родителей, которые в очередной раз ругались на небольшой кухне. Девчонка промычала что-то невнятное, протягивая руку к телефону на зарядке. Время близилось к половине восьмого. Захотелось влиться в эту «семейную идиллию», закрепляя бермудский треугольник. Горячева мутно помнила свой маршрут до дома, но четко помнила встречу с отцом в коридоре. Он, как обычно поругал, а после ушёл спать, пытаясь образумить дочь. Но, вместо угрызения совести или чего-то другого, Ева просто зашла к себе в комнату, покидая реальность на ближайший час. Удалось даже перепрыгнуть планку, поспав аж полтора часа! Девчонка аккуратно поднялась с постели, сладко потянулась и поправила растрепанный пучок. Дверь переносила каждый диалог Антона Владимировича и Анны Витальевны из кухни в спальню, заставляя брюнетку громко цокать. Возникло сильное желание побыстрее почистить зубы, одеться, обуться, а после выпрыгнуть хоть из окна, лишь бы не слышать этого мерзкого ора. Ванная комната находилась буквально в десяти секундах от неё, поэтому Ева поплелась туда, затыкая уши пальцами. — Аня, я подам на развод, если ты не прекратишь! — единственное, что услышала девчонка, оттягивая ручку двери вниз. Она нырнула в помещение, радостно крича внутри себя. Горячева подошла к ванне, прокручивая вентили. Кран слегка прохрипел, а после выдал стабильную струю теплой воды. Ева достала зубную щетку из небольшого стаканчика, заполняя ворсинки мятной пастой. Брюнетка чистила зубы, пританцовывая, потому что никогда не слышала эту фразу от Антона Владимировича. Слово «развод» аккуратно распласталась по языку, не желая убираться жестким ворсом. Ей казалось, что если бы она поднесла пемзу, то оно всё равно бы осталось там. Дочистив зубы, девчонка вытерла лицо мягким полотенцем, а после вышла из помещения, шаркая ногами по холодному полу. Родители затихли, делая перерыв перед очередной ссорой. Это было похоже на ту стабильность, которую воспроизводил Мел по отношению к своему телефону. Ева управилась с одеждой за пять минут, довольно выходя из своей комнаты. Дверь слабо хлопнула, провожая девчонку до вечера. Ну, или до ночи. Там зависит от того, как пройдет дуэль после школы. В шесть утра Горячеву оповестили, приглашая её быть секундантом. Считать умеет — значит справиться. — Антоша, я же тебя люблю, — мямлила Анна Витальевна, напоминая Илью Кудинова. Он говорил точь-в-точь, умоляя ребят сжалиться и разрешить ему убить человека. — Ты молодец, что терпишь такую дурочку как я. Прости, пожалуйста. Мать и отец сидели в обнимку на одном стуле. Они шептали что-то друг другу, иногда целуясь. Хотелось очистить желудок прямо тут, а потом собрать им все в тарелочку с золотой каёмочкой. Скормить, искусно делая вид, будто это вкусно. Жаль, что он пустовал, держа в себе только желудочный сок. Девчонка усмехнулась, скатывая правую ногу по железной ложке. Мамино «Я тебя люблю» всегда переводилось как: «Мне просто нужен терпила рядом». Это было похоже на лапшу, которую вешают на уши. Человек, поступающий таким образом аккуратно опускал тонкие ниточки из пшеницы, обжигая жертву. Он чаще всего обращал внимание на боль, забывая о всех косяках партнера. — Молодцы сосут концы, — показательно сказала Ева, обращаясь к родителям. Они одновременно повернули головы в сторону дочери. Брюнетка похлопала ладонями друг об друга, создавая звуки аплодисментов, а после захватила рюкзак с пола и вышла из квартиры. За спиной было слышно очередной рык матери, которая крыла своего ребенка матом. Антон Вадимович молчал, потирая мочки ушей. Ещё бы, горячо же. Подъездная площадка слабо освещалась, пробивая свет через грязное окно. Она шагала по ступенькам, раздумывая про себя. Капюшон той же фиолетовой толстовки терся об шею, доставляя небольшой дискомфорт. Ева расправила его, убирая от кожи. Улица встретила девчонку порывистым ветром. Он разносил передние пряди волос, торчащие из-под шапки в разные стороны, попадая в глаза. Захотелось увеличить свою куртку на пару размеров, чтобы спрятаться в ней. А ещё спрятать туда свои чувства по отношению к одному кареглазому парню, который не выходил у неё из головы. Это было так странно. Будто, что-то мертвое зашевелилось в животе, пытаясь сдвинуть органы. Когда мама была беременна младшей сестрой, то рассказывала свои ощущения при каждом пинке Варвары. Но, вряд ли у Евы в животе ребенок. Только если внутренний. Он давно не ощущал такого. Какой-то странной ласки, тепла и самое главное — нужность. Сомнения летали по черепной коробке как листья, опадавшие с деревьев. Их волокло куда глаза глядят. Неизвестность в своих действиях к Зуеву находилась в какой-то глубокой луже, которая покрывалась коркой льда, не давая ни единому листочку выбраться наружу.

***

Девчонка стояла на школьной курилке, выполняя два действия одновременно: протягивание сигареты себе в рот и листание новостной ленты. Любимое занятие Евы — это рассматривать разные атмосферные фотографии, отправляя себе в галерею. Как ни странно, но настроение было на высоте. Вот тут и думай, из-за чего именно. Либо утренний скандал родителей, либо переписка с Зуевым, который отправлял Горячевой разные мемы. При чем, не какой-то туалетный юмор, а чистая постирония! Ну вот и как тут не влюбиться? Хотя, про какую любовь может идти речь, когда эта дурная девчонка не может полюбить себя. — Ева, — позвал чей-то мужской голос. Брюнетка отвела свой взгляд от экрана телефона, смотря на Кислова. Рядом с кудрявым стоял Боря, надевая на свою голову капюшон зеленой толстовки. Хенкин выглядел очень гордо, будто являлся котом Леопольдом, примиряя каждого на своем пути. Он шикнул на Ваню, заставляя его продолжить говорить. — Да блять! — крикнул Киса. Ему искренне не хотелось извиняться перед девчонкой, которая вчера была не права. И пусть, что она беспокоилась об их судьбах в дальнейшем. — Короче, прости меня за вчерашнее, я… Был не прав. В голове Горячевой заиграла песня с заставки «Ералаша», потому что все происходящее выглядело настолько глупо, что хотелось рассмеяться. Но, ей враги в команде не нужны, коль они приняли Еву. Да и вроде пантера с кошкой из одного биологического вида. Однако, один из них все равно сильнее. Только кто? — Кис, да всё в норме, не парься, — ответила Ева, протягивая Ване кулачок. Он с радостью его отбил, улыбнувшись в тридцать два. Хенк слабо кивнул, понимая, что выполнил свой «гражданский долг». — Я просто переживаю за нас всех, а то не хочется заставлять мою конченую маму сухари сушить. Девчонка выкинула бычок себе под ноги, втаптывая в землю и поправив рюкзак, отправилась с парнями обратно в школу. Оставалось ещё два урока: математика и физкультура. Последний из этих предметов явно будет пропущен, потому что спорт — точно не Евина стихия. Они прошли в просторный класс, приземляясь каждый на свое место. Ева как всегда села с Ритой, улыбаясь однокласснице. Блондинка взаимно улыбнулась, моментально показывая девчонке какие-то видео с котиками. Через минуту прозвенел звонок, погружая Горячеву в свои мысли. Пять лет своей жизни Горячева посвятила конному спорту, который внес в её жизнь определенный смысл жизни. Она любила животных, любила гладить их по шерстке, разговаривая с ними. Это было какой-то определенной медитацией, помогающей ей стать хорошим человеком. Девчонка искренне радовалась прикосновениям к лошадям, езде на них. Ева вспоминала каждую свою тренировку, каждый аллюр, каждый прыжок и каждый элемент выездки, помогающий ей существовать. Но, с появление Вари все испарилось в один миг. Деньги, уходящие на развитие в спорте, уходило младшей сестре. Анна Витальевна любила повторять одну и ту же фразу каждый раз, когда старшая дочь просила оплатить абонемент: «Подгузники дорогие, так что бросай своих лошадок и иди делай уроки, чтобы зарабатывать на них самостоятельно». Тогда со спортом помогал папа, который не мог бросить девчонку в трудную минуту. Но, когда Ева поняла, что мама стала относиться к ней хуже — все пошло в прямом смысле по пизде. Конный спорт ушел в один миг. Зато, в жизнь пришла вечная уборка и смысл жизни перерос в что-то похожее на вытягивание любви. Это тоже было похоже на спорт, только на первом месте всегда стояла Варя, на втором Антон Владимирович и на третьем сама Ева. Но, позже она вообще скатилась на четвертое, потому что в жизни матери потихоньку начал появляться алкоголь. Сначала это было пару бокальчиков по праздникам, после переросло в «уютные» ужины с отцом, а уже после смерти сестры в каждодневные попойки. Это было так… Странно? Человек, говоривший о том, что люди не любящие свое тело — изгои общества. Переобуваться у Анны Витальевны получалось вполне не плохо. Девчонка резко встрепенулась, поднимая голову с деревянной поверхности парты. Её будто ударило током. Стоящая рядом Рита нахмурила брови, удивляясь такой реакции Евы на простой школьный звонок. Весь класс начал дружно собирать свои сумки, копошась на ровном месте. Горячева усмехнулась, воображая себе, будто сейчас она находиться в самолете, ожидая выхода всех пассажиров. Все испарились ровно за минуту, поэтому брюнетка поднялась со стула, опускаясь к рюкзаку. Пенал, тетрадь и толстый учебник по математике полетели туда, создавая шаркающий звук о ткань. Застегнув молнию, она повернулась к выходу, замечая Кису, Мела и Хенка, ожидающих её. — Вы чего? — спросила девчонка, удивляясь этой троицей. То нахуй шлют, то после уроков ждут. — Нас Гендос в машине ждёт, так что шире шагай, — в своей манере ответил Кислов, поправляя волосы. Боря закатил глаза, понимая, что этого усатого даже могила не исправит. Ева заметно цокнула, замедляя свой шаг. Ей хотелось позлить Ваню, изображая из себя стерву. Из «Бригады» он напоминал ей Витю Пчёлкина, который является идолом всех девушек того времени. Кудрявый был ровно таким же, заманивая в свои лапки любое женское тело. Характеры у них тоже совпадали. Оба вспыльчивые, а ещё оба с теплотой относятся только к друзьям и родителям. — Да ну ёпта, — выругался Киса, подбегая к Еве. Он поднял её на руки, вынося из кабинета. Девчонка рассмеялась, хватаясь руками за его шею. За ними аккуратно шли Боря с Егором, поддерживая смех Горячевой. Она почувствовала себя на несколько процентов счастливее, умоляя судьбу производить такие хорошие дни в несколько раз чаще. — Ну все-все, я больше так не буду, — умоляла брюнетка, задыхаясь. — Я же тяжелая, надорвешься ещё. — Да всё норм, не парься, — ответил Ваня, пародируя её речь часом ранее. Ева не весила как пушинка, поэтому представляла, насколько тяжело её нести. Не то, чтобы у неё были проблемы с принятием себя, но белые шрамы говорили об обратном. Этот кудрявый парень внушил в девчонку немного уверенности. — Ещё раз и в глаз, Горячева, — Кислов опустил её вниз, взъерошивая темные волосы. Мальчики рассмеялись ещё больше, наблюдая за недовольной физиономией соклубницы. Может, не зря отец выбрал такое место жительства на ближайшие пару лет?