Тот, кто ближе

Шерлок хмурится и кусает губы. Ну, посмотри же на меня! Джон, Джон, Джон… Нет, он не понимает… Джон собирается целоваться… Невозможно. Нереально. Не место. Не время… Джон собирается целоваться. Он смотрит. Он ждет. Он хочет… Джон собирается целоваться… …А Джон смотрит на него, как голодный на хлеб. И идет вперед… Кто бы мог подумать, что он такой упертый… В один бесконечный миг он сократил разделявшее их расстояние. Он так близко. Так близко… Тепло его тела в лавине охлаждающего воздуха кулеров обжигает. Так близко… Его запах. Его глаза. Его руки… Пожалуйста! Посмотри же на меня! Джон!… Но… Так близко… Шерлоку стало вдруг не до «зрителей». Потому, что жесткие пальцы подхватили его затылок, запутались в волосах. Ладонь по-хозяйски скользнула под ткань пиджака, прижимая упрямое тело. Сильно, бережно, как величайшую ценность. Джон тянется к непослушным, сердитым губам, и Шерлок не смеет отстраниться. Они прикоснулись, завладели, окунулись в негу и огонь, смешивая дыхание, теряя опору, встречаясь и прощаясь здесь и нигде… Когда Шерлок понял, что оторваться невозможно, Джон сделал это за них обоих, привычно взвалив на себя вину… Стойкий солдатик… Капитан запоминал, впитывал эту минуту, чтобы унести с собой, когда другой человек обнял его. Другие губы горячо прижались к уху. Другая рука вложила ему в ладонь согретую стальную тяжесть. - Не промахнись… - опалил шею шепот. – Одна попытка… - А вы, парни, неплохо вчера покувыркались, - донесся насмешливый голосок. – Хватит строить нежных девственниц… Джон ждал, что от этих слов его лицо зальет краской. Но нет, ничего подобного. Ни стыда, ни смущения… А вот в паху заметно потеплело от несвоевременных воспоминаний, потянуло до неприличия. Джон, чертов ты самец! Даже сдохнуть не можешь по-человечески… Он мог бы рассмеяться… Нет, он не злился и не обижался на свою бестолковую судьбу за несправедливость. За что обижаться? Она не дала умереть в песках под обстрелами и покончить с собой в одинокой квартире на окраине. Она подарила ему «мужчину его мечты», с которым он был бы счастлив провести остаток дней… Что у них было? Одна ночь, вернее, это был день… А еще этот поцелуй… У них все было неправильно… И это просто отлично! Хватит ли этого на целую жизнь? Еще как! Особенно, если она оказалась такой короткой… «Шерлок, любимая моя синеглазка! Я пытался обмануть тебя. Признайся, ты ведь правда подумал, что я – это он. На самый короткий миг… А сейчас ты не веришь, что я выстрелю. Что выстрелю В ТЕБЯ. Ты моя умница! Ты все знаешь обо мне. Знаешь, лучше меня самого… И делаешь шаг вперед. Остановись, любимый… Не сейчас, прости. Грег, надеюсь, ЭТО ТЫ УСЛЫШИШЬ!» Не целясь, Джон вскинул руку и выстрелил в забытую на простом офисном стуле куртку с тротилом… Все, что он успел услышать, почувствовать – его развернуло, обхватило до комкающей боли. В воздухе гулко, утробно ухнуло, ударило в спину, в затылок, хлестко подбило ноги… Лицо невыносимо обожгло, боль обозначила себя в сломанных костях, пробитых барабанных перепонках, в тяжести навалившегося сверху тела… … Где-то в далекой-далекой галактике… За пределами планетарной системы под названием «Джон Уотсон» разговаривали два голоса. - ... воспользоваться кислородными масками. Вам ничего не угрожало. Почему ты ему ничего не сказал? - Ты знаешь – у него всегда все написано на лице… - Сейчас на его лице описан последний день в жизни сапера. И еще он взорвал мой кабинет. - Верни ему лицензию и начинай вычитать из жалованья… - Не смешно. Погибли люди… Мне пришлось самолично проследить, чтобы мистер Мориарти благополучно отбыл с остатками своей группы. Ваша выходка едва не сорвала операцию. Какого… Зачем вас понесло в контору? Ты что, не мог достать данные из своей квартиры? Лестрейд просидел двое суток за наблюдением… - Он что, следил за нами? Майкрофт! Ты не можешь все время вламываться в мою личную жизнь! - Я тебя умоляю! Если бы было, во что вламываться… О, Джон! Я искренне рад, что Вы все еще с нами! Последняя фраза разительно отличалась по интонации, и Джон понял, что его пробуждение(?) замечено. Он приоткрыл глаза (у него есть глаза?) и сразу же зажмурился. Вокруг было почти темно, но глазам все же стало больно. Рядом прошуршало. Он повернул голову и снова попробовал посмотреть. Прямо на уровне его глаз волшебно и встревоженно зависли прозрачные переливчатые глаза его бога. Если Джон умер – пусть все так и останется. Он согласен всю отпущенную ему вечность смотреть в эти жаркие льдинки. Но льдинки моргнули, и Джон заметил окружавшую радужки воспаленную красноватую сеточку полопавшихся сосудов. Странно, у богов не бывает баротравм. Глаза напротив часто-часто заморгали, и голова с растрепанными волосами ткнулась в матрас, уперевшись макушкой в его плечо. И Джон услышал тихие всхлипы. Его бог плакал… … В последующие за этим дни, проведенные в Лондон Бридж Хоспитал, одной из самых престижных и современных клиник Лондона, расположенной на южном берегу Темзы, Джон узнал много нового о событиях, последовавших за его выстрелом на Лоренс-Лейн. Когда бронированные окна вынесло наружу вместе с кусками кирпичной кладки, полиции потребовалось всего несколько минут, чтобы оцепить место нападения. Но неизмеримо больше времени потратил Грег Лестрейд, чтобы помешать им немедленно ворваться внутрь и окончательно все испортить. - Почему вы их не задержали? – не удержался Джон от мучившего его вопроса. – Теперь этот самолет не взлетит. Все было впустую? - Ну что Вы, мистер Уотсон! – снисходительно улыбался Майкрофт Холмс, задумчиво разглядывая загипсованную ногу Джона, подвешенную на сложной конструкции ортопедической кровати. – Вы же не думаете, что в Британии всего один авиалайнер? Надеюсь, вы не склонны болтать направо и налево? Нет? Джеймс Мориарти хотел получить имя агента – и мы дали ему это имя. Но это не совсем то, на что он рассчитывал. Они сами уберут своего крота, а наш канал останется в неприкосновенности. Бонд Эйр полетит. Как и задумывалось изначально… Джон снова почувствовал себя куском сыра… А потом ему стало еще хуже. Он узнал про Морана. Бас погиб, закрыв Джона своим телом, приняв на себя основной удар и обломки, как шрапнель разлетевшиеся после взрыва. Ударной волной ему разорвало легкие, печень и сломало позвоночник. Осколок столешницы пробил его насквозь, пришпилив к Уотсону. Еще один кусок едва не снес полчерепа. Из-за него капитан отделался «всего лишь» переломом ноги в двух местах, колотой раной левого подреберья и разрывом селезенки. Плюс контузия средней тяжести, вывихнутое плечо и миллион синяков. Практически пустяк… Шерлок рассказал об этом сухо, отчего-то виновато глядя в пол. Джон молчал целые сутки, глядя невидящими глазами в полуприкрытое шторами окно. Любил ли он Морана? Наверное, да – честно ответил он себе. Ненавидел? Наверное, тоже да. Но он спас Джону жизнь. Дважды. И теперь с этим придется жить… Самым отвратительным во всей истории было то, что пойди все по плану Майкрофта Холмса, ничьих смертей не было бы вообще. Обойдись Джеймс Мориарти банальным шантажом, Шерлок отдал бы ему всю информацию, не выходя из дома, дистанционно взломав сервер. Просчет заключался в масштабе неадекватности преступного гения. Главная слабость таких, как он, да и Шерлок, собственно, заключалась в потребности в зрителях, зрелищности и драматизме акций. Одно дело попугать младшего Холмса, потыкав пистолетом в его сожителя, и совсем другое – ввергнуть в хаос половину Лондона, вломиться в рабочий кабинет «британского служащего» и эффектно прикончить обоих любовников… Шерлок под прикрытием бронированного помещения получил лишь несколько ушибов и временную глухоту. Когда в контору, наконец, попала полиция, они нашли его на развороченном полу в луже крови, в обнимку с не подающим признаков жизни Джоном. Шерлок раскачивался из стороны в сторону и, закрыв глаза, выл… В госпитале Джону удалили часть легкого, зашили селезенку и собрали из обломков кости левой ноги. Когда спустя десять дней его перевели из реанимации в отдельную палату, Шерлок объявил, что останется с ним до его пробуждения… … - Вы не могли бы мне помочь? – позвал Джон молоденькую медсестру, зашедшую в палату с медицинской кюветой на подносе. «Опять уколы», невольно поморщился Джон. Сколько их уже было… - Да, мистер Уотсон? – поставила поднос на прикроватную тумбочку «Ребекка», как сообщила ее имя табличка на форменном халатике. – Вы что-то хотели? Джон протянул ей свой телефон. - Вы не могли бы сфотографировать гипс на моей ноге, - попросил он, – профессиональный интерес… Ребекка с улыбкой взяла телефон, отошла на пару шагов, чтобы нога поместилась на снимок полностью, и несколько раз нажала на кнопку. От того, как она, смущаясь и с трудом сдерживая улыбку, вернула гаджет, подозрения капитана усилились… А появились эти самые подозрения после того, как немногочисленные посетители, навещавшие его в больнице, как-то странно начали реагировать на его закрепленную в растяжке ногу. Майкрофт кашлял и вздергивал бровь. Лестрейд странно переглядывался с Майкрофтом. Компания сотрудников Ярда откровенно хихикала и двусмысленно шепталась. Миссис Хадсон умиленно прижимала платочек то к груди, то к заплаканным глазам. Молли Хупер смущалась и краснела. И только Шерлок выглядел полностью счастливым и довольным. - Что? – не выдерживая интенсивности его улыбки, наконец, спрашивал Джон. От этого детектив тут же смущался и, ссылаясь на очередное дело, срывался в бега, клятвенно обещая вернуться через час… два… вечером… утром… как только… Теперь Джон нашел способ приоткрыть эту тайну, воспользовавшись помощью своей сиделки. Дождавшись, пока она выполнит все предназначенные ему процедуры, морщась и кряхтя, он устроился среди подушек и открыл в окне телефона галерею фотографий. От первого же взгляда у него сначала пересохло во рту, а потом защипало в носу. На белоснежном поле безупречно загипсованной ноги толстым черным маркером был нарисован радостно улыбающийся смайлик, под которым крайне разборчиво виднелась надпись: «Я люблю тебя, Джон. Твой Шерлок»