Никаких больше миссий.
Боже. Как ребенок, который после шестичасового семейного путешествия клянется на всю машину, что больше с ними ни ногой, а потом, конечно... Конечно, едет.
Стоит ботинку, больно тяжелому для именитой технологии будущего, с характерным звоном удариться о пол раздевалки, как за ним проносится блаженный выдох. Свобода. Дело не в «Валькирии»: дизайн у нее эргономичный, да и делался для себя и по собственным меркам — жать не может, а руки все равно тянутся к голени и принимаются оглаживать, точно жалеют. Это инстинкт. Привычка. Такая же, как, например, на миссию звать не какого-то там блестящего и молодого врача, каких в штате с достатком, а саму Ангелу Циглер. Что? Думала, звание главы какого-то там отдела медицинских разработок спасет? Пф. Все, чем вы занимаетесь в своих лабораториях, — ерунда. Настоящие дела творятся на поле боя.
Наверное, мыслительный процесс Моррисона выглядит примерно так.
Поэтому Ангела и бровью не поводит, когда тот говорит об очередном собрании по коммуникатору, заваленному насквозь мокрой одеждой. Смех — скорее, защитная реакция, чтобы не всхлипнуть: челнок, должно быть, еще не остыл, а список дел на день уже готов.
Ангела закидывает спортивную сумку на спину — та отзывается гулкой, расходящейся по всему телу болью, — и выходит в коридор.
Это не шутка — доктору Циглер действительно не двадцать. Какой бы поддерживающей подругой она ни была для близких, как бы ни хлопала по плечу и ни приговаривала «какие твои годы», она более, чем понимала то ноющее, как иглой бьющее чувство, которое вдаривает в челюсть вечером после работы, когда на пороге стоит осознание, что свет в прихожей не включит никто, кроме тебя. Боже, какая глупость.
— Пригласи ее куда-нибудь, — шепчет на ухо не демон, а всего-то Лена.
Невелика разница.
Окстон может быть такой же внимательной до чувствительных точек. Особенно, когда так очаровательно машет рукой возможность смутить один из величайших умов современности так, чтобы та чуть не захлебнулась американо из столовой. Приз за самую нелепую смерть вручается... Ладно, это уже слишком.
Просто Лена — легкость необычайная. У нее все просто. Подойди и познакомься, чего слюной истекать? Не то чтобы у Ангелы с этим проблемы. Гораздо чаще она чувствует влагу где-то ниже и...
Боже. Ангела безнадежна, да?
Она не может ничего с этим поделать. В смысле не с... этим — хотя это тоже проблема, а проблемы нужны, чтобы их решать, — а со знакомствами. Свиданиями. Чашечкой кофе на летней веранде. Это звучит настолько же хорошо, правильно, насколько и далеко.
Свайпнуть вправо подающую надежды выпускницу медицинского — одно дело. Заметить среди тысяч лиц Мерси да еще и с яркой синей галочкой — другое. Да, Ангела Циглер не собственность Overwatch и может хоть сейчас ткнуть Моррисона лицом в заявление на увольнение. Мерси? Отнюдь. Это образ, универсальный концепт спасительницы человечества. Блядкого ангела. Как там было, «не сотвори себе кумира»? Overwatch сделал именно это, и доктор Циглер обратилась тенью золотой монеты. Как у Мерси нет обратной стороны, так и у Ангелы — жизни без нее. Не то чтобы доктор Циглер против: она любит свою работу, она знает, что может сделать намного-намного больше здесь, притворяясь Мерси или кем угодно еще. Хоть Белоснежкой. Боже, Ангела живет здесь! И это не шутка про переработки.
От главного здания до ее «дома» — комнаты в жилом комплексе Overwatch — десять минут ходьбы. Доктор Циглер работает здесь, живет здесь и, Господи, определенно точно не хочет влететь прямо в «привет-как-дела» от соседей, когда будет вести за руку какую-нибудь хорошенькую девушку.
Кто это? Да так, подруга. Кстати, вы уходите? Прекрасно. В смысле, свежий воздух — вот, что прекрасно. Ангелу совсем не волнует добросовестность застройщика и звукоизоляция, нет-нет.
Почему она вообще думает об этом сейчас?
В конференц-зале встречает Моррисон и тут же предлагает позаботиться о сумке. Как удобно.
Конечно, Ангела может справиться сама — миссии не позволяют забывать о графике тренировок, — но передышка после недели трех-четырехчасовых перерывов на сон не будет лишней. Доктор Циглер кивает в благодарность и взглядом прослеживает маршрут его руки. О, точно.
Если в бесконечных брифингах и было что-то приятное, то это бесплатный кофе. Спасибо, капитан.
Пока кипяток заполняет стаканчик, к счастью, из достаточно плотного материала, чтобы ненароком не обжечься, — учитывая лавры хирурга, это было бы совсем не кстати, — день как будто начинает походить на нормальный. Обычный. Настолько, что Ангела смутно припоминает другую вескую причину нежелания отправляться за две тысячи километров от штаба. Делая небольшой глоток кофе, пристрастие к которому однажды доведет ее до тахикардии, другой рукой она принимается хлопать себя по карманам в поисках... Ага!
Стоит лишь коснуться экрана смартфона, как Ангела понимает, почему хотела оставить его дома.
Д.
Смею предположить, что твое молчание означает, что ты занята, а не что ты против моих рук на своей заднице, дорогая.
Ой.
Подрагивающие пальцы кидаются на поиски кнопки выключения и, бросив бесполезное занятие спустя секунду-другую, проталкивают телефон туда, где ему самое место, — обратно в карман.
Ангела выдыхает. Она точно выглядит как полная идиотка. По крайней мере, ведет себя сообразно званию. Не сказать, что ее собеседница ошиблась и...
Соберись, Циглер. Сейчас определенно точно не место и не время. Вот только что-то подсказывает метнуть взгляд в противоположную часть комнаты, а раскладной стул, подпирающий стену, будто не против стать для нее секретным уголком...
— Кексик? — где-то под ухом врезается звонкий Ленин голос.
Ангела вздрагивает и резко оборачивается, хлопая рукой по карману. Действительно, кексик. Судя по темно-коричневому оттенку, шоколадный. Его Лена едва ли не в лицо Ангеле тычет, и вся дрожит, пружинит, видать, от нетерпения удивить свою подругу изысканным блюдом.
— Н-нет, спасибо!
— Ну и зря! Они о-о-очень вкусные! Я тебе один взяла, пока не разобрали. Ну?
«Не отвертишься, да?» — спрашивает Ангела одним взглядом. Энтузиазм Лены, кажется, только множится, потому что она начинает потряхивать кексом в воздухе, как костью перед собакой. Тогда Ангела берет его в попытке как можно быстрее избавиться от позора. С такими друзьями...
— Спасибо.
Лена улыбается и отчего-то клонит голову в сторону, щуря глаза:
— Ты в порядке, дорогуша? Нервная какая-то.
— Да, просто устала.
— От чего?
Ангела усмехается. Действительно, от чего же?
Только Лену, похоже, такой ответ не устраивает и никуда уходить она не собирается тоже.
Ну, знаешь, провела почти неделю в северной Африке и даже ни разу не искупалась, а могла бы провести несколько вечеров в собственной кровати, думая о том, как бы одна женщина меня...
— Лена! Не поможешь?
Один из редких случаев, когда Ангела искренне благодарна вмешательству Моррисона. На ее кивок он отвечает тем же.
Наконец, Ангеле удается оторвать для себя желанный кусочек тишины, когда она занимает тот самый стул подле стены. Он скрипит под бедрами, но это все еще намного лучше, чем звуки Лены, и недостаточно раздражает, чтобы забыть о самом важном. Телефон.
Заприметив такой в руках своего подчиненного, доктор Циглер, непременно, предельно вежливо порекомендовала бы оставлять подобные вещи дома или в раздевалке. Но это другое. Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку? Может быть. Еще может быть так, что рабочий день не начался, а потому корпоративные правила не действуют. И вообще, Ангела должна кое-кому извинения, а быть в должниках не в ее манере.
На экране загорается то самое сообщение. Увы, приходится отказать себе в удовольствии еще раз или два пройтись по нему взглядом. Ангела наверняка сделает это и еще много прекрасных вещей, как только окажется дома. А пока проверяет скорость ВПН и, удостоверившись, что все работает, как швейцарские часы, нажимает на приложение «Дом». Жалкие четыре цифры пароля — и сообщение снова перед глазами, на этот раз окруженное интерфейсом чата. Тогда игнорировать заманчивое предложение становится в разы сложнее, и Ангела неуютно ерзает на месте, различая центр своего неудобства где-то между ног. Ничего, ей есть что ответить.
Вы
Нет.
Вы
В смысле нет, не против!
Вы
Извини, был завал на работе. Вечером снова буду вся твоя.
Лишь теперь в мысли врезается закономерное опасение: не лучше было бы написать вечером? Зная себя, Ангела отрубится примерно через минуту после того, как упадет на кровать. А сейчас это желание — единственное, что заставляет ее шевелиться. Кроме него, разве что, есть еще одно, тревожное и посылающее по шее колючий холод, — дождаться ответа.
Ангела кусает губы. Наверное, глупо думать, что он поступит незамедлительно в шесть утра понедельника да еще и после недели тишины. Или что на целом свете найдется хоть один человек, который после такого не отправит ее в блок. Из сердца вон... Впрочем, они не в таких отношениях.
Ангела, конечно, всецело за вариант вручить свою задницу в руки новой знакомой и, возможно, даже не в виртуальном мире, но это не то. Несерьезно. Ангела хотела развлечься, и ей посчастливилось встретить человека схожих интересов. А теперь она преданности уровня Хатико. Какая глупость.
Экран загорается вновь.
Д.
Все в порядке?
Губы сами растягиваются в улыбке. Ангела им позволяет. Если задуматься, за пару недель их общения это, кажется, первый раз, когда ее знакомая говорит что-то... такое. Простое и вместе с тем милое. Блять.
Это обстоятельство заставляет Ангелу ерзать на месте не хуже, чем привычные грязные предложения. А еще вернуться к мысли о том, чтобы вытащить эту заботливую незнакомку на реальное свидание и тогда узнать, как быстро ее вежливость испарится, когда она узнает, насколько горячей выглядит в глазах Ангелы.
Она отвлекается.
Вы
Да. Просто не было времени взять телефон в руки. Извини.
Д.
Хорошо. Потому что я потребую компенсацию.
Вы
Компенсацию?
Д.
Да. Покажи мне, как ты скучала по моим рукам, по языку.
Язык быстро проходит по нижней губе и так же скоро возвращается в рот. Эта женщина отлично справляется с тем, чтобы не позволить Ангеле ровно сидеть на месте. Ничего. У той есть план, как поквитаться с нарушительницей своего спокойствия, и ту следует немедленно повестить о злом умысле.
Вы
Очень скучала, поверь. Но смогу показать только дома. Потерпи немного, хорошо?
Последние буквы выходят из-под пальцев на удивление вовремя, потому что в следующий миг Ангела замечает на себе гораздо менее приветливый, чем прежде взгляд Моррисона и откладывает телефон.
Место рядом с Леной оказывается свободно. Улыбка снова плывет по губам. Вот это совпадение! Можно подумать, Окстон не отгоняла от него любого другого претендента, благоверно дожидаясь свою лучшую подружку. Или что любой другой человек скорее остался бы на ногах, чем, вооруженный недосыпом, столкнулся бы с этим вечным двигателем. И все же Лена удостаивается кивка, когда Ангела занимает любезно предоставленный стул.
Не сказать, будто это что-то меняет.
Да, Моррисон говорит ровно, тягуче и явно сокращая бюджет на эмоциях, но делает это просто так. Мыслями доктор Циглер не здесь. Они роятся в голове, живые, жаркие, цепкие, и об одном нашептывают — компенсация. Знала бы новая знакомая Ангелы, что для нее это будет отнюдь не наказанием. Хотя... она знала. Наверняка. Все продумала. Как вынудить доктора Циглер чаще забираться пальцами под ворот водолазки и поглядывать на часы — об этом точно. Догадывалась ли, что ее самую ждет скорая расправа? Может быть.
Маленькая стрелка делает оборот неумолимо медленно, пока ее на скорости под сотню лошадиных сил обгоняют способы начать кое-чей день так, чтобы ни о чем больше не думалось, кроме обещающего так же много вечера. Даже хваленый кекс остается надкусанным, не удостаиваясь ни капли такого ценного внимания. Оно сосредотачивается на одной простой просьбе, которую нельзя произносить всуе: ради Бога, Моррисон, быстрее.
Увы, благосклонность высших сил сегодня на чужой стороне. Ангела то и дело вздыхает, замечая, наконец, проблеск возможность встать и уйти, и каждый раз та оказывается лишь обманом зрения, что быстро схлопывается от требовательного кашля капитана. Это случается так часто, что в единственный настойщий раз Лена трясет подругу по плечу и смотрит так удивленно, что, мол, сидим, кого ждем? Хотя бы за это ее впору благодарить и на английском, и на немецком, и как угодно еще, но Ангела держится. Только обещает увидиться завтра и пропадает за дверью.
Руки сами тянутся к телефону, будто каждое слово чарующего предложения не отпечаталось на дне черепной коробки также четко, как на экране. Но в стенах собственной комнаты можно уделить ему больше внимания. Намного больше. Требуется усилие, чтобы отложить телефон на тумбу: Ангеле действительно следует поторопиться с компенсацией, если она хочет в отместку испортить кое-кому день.
Неизвестно, как обстоят дела в апартаментах рядовых служащих Overatch, но комнаты высоких рангов тянут на пять звезд. По крайней мере, личный санузел помогает определиться с итоговым методом экзекуции.
Показать, значит?
Ангела аккуратно переступает стенку ванны, и на коврике перед ней образуются темные от влаги пятна. Затем она тянется за полотенцами. За одним — чтобы насухо вытереть руки и не оборвать жизнь телефона раньше, чем тому отведено, за другим, побольше, — чтобы обернуть его вокруг тела. Не так, как Ангела сделала бы в обычной ситуации. Ее знакомой недостаточно слов? Хорошо. Пусть читает по обнаженной, еще чуть влажной и оттого удачно ловящей на себе изогнутые блики груди.
На миг Ангела, правда, останавливается. Может, это слишком? Раньше они не видели друг друга. Это было естественно, учитывая выбор обеих анонимного чата в качестве места проведения досуга. Никаких имен, лиц, ничего. Редкие вкрапления фактов, каждый из которых стоило бы взять на зубок и проверить, все ли золото, что им называется. Ангела была не против. Ее знакомая... видимо, тоже. Фотография была пугающей одновременно из-за интимности — Ангела, мать ее, Циглер, проводит рассылку своих горячих фото, спешите видеть! — и из-за новизны. Но если эта женщина сказала «показать» ей, то в чем Ангела виновата? Она просто следует указаниям.
Просто садится на тумбу ванной, просто закрепляет полотенце так, чтобы то относительно надежно держалось под грудью и ниже, дозволяя несчастным сантиметрам раскрасневшихся после горячего душа бедер показаться из-под плотной ткани, просто удостоверяется в том, чтобы кадр сверху заканчивался на вытянутой шее, линии плеч и рассыпанных по ним спутанных локонах.
Вы
Надеюсь, этого хватит?
