М&M (Сердце справа)

Майлз влезает в такое знакомое окно. Рама совсем новая, будто заменили только в этом году, но в целом — да, это их старая квартира в Бруклине, даже мебель расставлена так же, хотя по письменному столу видно, что однажды его конкретно сломали пополам. Мама бы такое просто выкинула, но, видимо, тут есть какая-то история. Он только теперь осознает, как на самом деле устал за этот чертовски долгий день, который еще далеко не закончился. Может быть, правда, отдых будет не лишним. Если бы только он мог себе это позволить. Если бы только это позволили быстро убывающие цифры в углу дисплея… — Майлз? Это ты, сынок? Майлз застывает посреди комнаты, не дыша. Этот голос… Как он сказал? «Мои тоже знают». Выходит, что… Он почти влетает в вошедшего в комнату человека, вжимается всем телом, стискивает в слишком крепких, наверное, объятиях. Разум попросту отключается, не выдержав шквала эмоций. — Что случилось? — тоном ниже спрашивает отец, аккуратно стряхивая с него маску, зарываясь ладонью в волосы болезненно-знакомым жестом. Майлз коротко всхлипывает, прикусив губу и не поднимая взгляд. — Кто-то пострадал? Кто-то из твоих друзей? Он мотает головой, скользя щекой по простой толстовке вместо привычной полицейской формы. Он знает, что должен взять себя в руки, успокоиться, что это — не его отец, что он не должен себя выдать, в конце-то концов. Он не готов отвечать на неизбежные вопросы. Он не справляется с собой, его сбоит, делая невидимыми случайные куски тела. Хотя бы электричество не проявляется, было бы неудобно. — Идем, — отец берет его за руки и аккуратно тянет за собой. — Сделаю тебе чай. Посидишь, успокоишься. Захочешь — расскажешь. Не захочешь — ладно. Только не надо… вот это. Майлз с усилием отстраняется, все еще не поднимая голову — не хочет искать сходства и различия, не хочет прямого взгляда в глаза, который у отца бывал чересчур проницательным. Может, здесь и не так, ему ведь сказали, что подмену не распознают, но лучше не рисковать. Чай — это хорошо. Уснуть бы все равно не получилось. Вытирает мокрые щеки, вздыхает. Это будет… трудно. Десять минут спустя он сидит на кухне, держа на коленях свою — не свою, но к черту всю разницу, у него и так крыша едет — младшую, нет, правда, с ума сойти, сестренку. Билли Моралес, два года, и, Боже, спасибо, что в F.E.A.S.T. его научили обращаться с младенцами. Билли сосредоточенно хмурится, касаясь крошечными пальчиками его лица, и если бы она умела говорить — Майлз абсолютно убежден — сдала бы его тут же. В проницательности этому ребенку не откажешь, она явно все понимает. Но, по крайней мере, молчит и не мешает ему осторожно рассматривать отца. Что ж, здесь он однозначно не работает в полиции. Будучи сыном полицейского и Человеком-пауком, Майлз научился отличать копов даже в штатском: по взгляду, по мельчайшим нюансам поведения, по тому, как на потенциальную угрозу реагирует чутье. И все же, быть просто гражданским он тоже не может. Что-то такое… странное ощущение. Может, какой-нибудь спецагент под прикрытием? Было бы забавно. Отец — не выходит по-другому, даже мысленно — ставит перед ним чашку с чаем и садится напротив. Майлз аккуратно придерживает привставшую Билли одной рукой и отводит другую с горячей кружкой подальше от нее. Чай оказывается именно таким, как он любит, когда пьет чай, а не кофе, и Майлз не может удержаться от слабой улыбки. — Расскажешь? Майлз качает головой, скользит пальцами по все еще затянутому под перчатку запястью. Как он там?.. — Все еще не хочешь сказать нам с мамой, кто это? — отец кивает туда, и Майлз впервые задумывается. Его мама тоже не в курсе, кто его соулмейт, хотя может, и догадывается, да и вряд ли против будет, они с Питером в хороших отношениях, но он еще не придумал, как ей сказать. Даже не пытался придумать, честно говоря. Сначала с самим Питом бы разобраться. Если успеют… Майлз встряхивает головой, пытаясь не расплакаться снова. — Майлз? Что?.. Что-то с ней? — Майлз недоуменно смаргивает, потом грустно усмехается. Конечно, любой родитель в первую очередь подумает про девушку в качестве соулмейта. — Тогда разве тебе не надо быть там? — Меня отправили отдохнуть. Я… Можно я тут посижу? Я не помешаю, правда, я… — он через силу заставляет себя выдохнуть и успокоиться. Это уже подозрительно. Он у себя дома, вроде как. — Майлз, эй, — ему на плечо ложится рука. — Не знаю, в чем там дело, но все будет хорошо. Твои друзья обычно не дают себя в обиду. — И слишком часто оказываются в больнице, — он ворчит. У него не так много друзей — похоже, здесь все иначе — а Питера, на самом деле, в больницу можно только принести, и для своего возраста Майлз слишком хорошо умеет оказывать первую помощь, он прошел все курсы, до которых мог дотянуться пока это не стало чересчур подозрительным. Если бы Майлз рассказал ему раньше, заставило бы это Питера быть хоть немного осторожнее? — А я не знаю, что с этим делать. Я… не всегда могу быть рядом, чтобы это предотвратить. — Не всегда получается быть готовым к тому, что случается плохого. Нам ли не знать, да? А ты правда отдохни, пока возможность есть. Майлз кладет свободную руку на стол и опускает голову на нее, наблюдая, как отец моет посуду. Когда он открывает глаза — ощущение, что только моргнул, но — в кухне приглушен свет, на его плечи наброшено одеяло, а отца поблизости нет. Из гостиной бормочет телевизор, должно быть, он там. Майлз тянется за маской и стонет от разочарования: минус три с половиной часа. — Тебе нужно было отдохнуть, — Майлз чуть не подпрыгивает от неожиданности. — Потише. Если разбудишь, боюсь, Билли не поймет, почему нас двое, — двойник аккуратно снимает с его коленей уснувшую сестру. — Не хочу ставить сестренку в неудобное положение. Вряд ли она что-то помнит, конечно, но рисковать не хочу. — Ты что-то нашел? — Почти, — он перекладывает Билли в детское кресло и протягивает ему ладонь, помогая подняться на ноги. Майлз с хрустом потягивается. — Надо проверить несколько адресов, где-то точно найдем. В аптеку я уже заскочил, так что больше времени мы не потеряем. — Идем, — Майлз оглядывается на дверь в гостиную, прислушивается. Сквозь бормотание телевизора слышен тихий храп. Прихватив одеяло, он осторожно прокрадывается в гостиную и кивает себе. Его отец тоже часто мог задремать под телевизор, если только не под криминальную хронику. Майлз аккуратно укрывает его одеялом, отступает и, зажмурившись, резко встряхивается. Это не его жизнь. Не глядя на двойника, он выбирается из окна, вспрыгивает на крышу и облокачивается на парапет, качая головой. — Майлз? Могу я спросить, что не так? — конечно, остаться одному ему не светило, да и не хотелось. Он вздыхает, на мгновение закрывая глаза. — Отец погиб два с половиной года назад, — сдернув перчатку, он скользит пальцами по метке. Алого стало значительно меньше. У них осталось совсем мало времени… — Питер с тех пор меня опекает. Считает себя виноватым, а у меня не получается переубедить. Потом ЭмДжей приволокла от Осборна того паука, который меня цапнул, а я решил ему рассказать, хотел совет, а выяснилось, что это он Человек-паук. И мой соулмейт по совместительству. Теперь — вот. Когда совсем почернеет… — он качает головой, не сумев договорить. — Прости, — двойник становится рядом, сдергивает свою перчатку. На его запястье черный паук. Такое скрывать попроще, чем перецветающую ленту, конечно. — Ты не виноват в том, что мне повезло меньше. А Билли милая. — И уже дважды чуть не погибла из-за меня, — он качает головой. — Я на самом деле не должен тебе этого говорить. Не должен давать надежду, когда что-то подобное точно не повторится, — он выдыхает. — Не я тот, кому повезло больше. Мама умерла у меня на руках, когда мне было тринадцать. — Ч-что? — Она… защищала меня и стояла слишком близко к преступнику. Когда копы начали стрелять, я увернулся, а потом обернулся, и… — он вздрагивает всем телом. — Я тогда порвал костюм и год не выходил на улицы. Зачем нужна сила, если не можешь спасти самого родного человека… Потом, когда меня прописывали сюда, то воскресили и мою семью. Но забыть ее кровь на моих руках я все никак не могу. Тебе очень повезло, что твой Питер всегда был рядом. Питер моего мира погиб в тот день, когда меня укусил паук, которого дядя Аарон украл у «Роксон». У меня так долго не было никого, с кем можно поговорить обо всем этом. А потом к нам свалился Пит, и… Думаю, этого надо было ожидать, — он кивает на свою метку. — Я видел столько дерьма… Выжженную радиоактивную пустыню, зомби-апокалипсис, мир, где меня больше нет, а моя младшая сестра старше меня сейчас, я был в руках маньяка, который меня почти сломал и наклепал клонов. А мой соулмейт видит во мне младшего брата, не больше. Надо просто… Научиться ценить то, что есть сейчас, потому что. Никто никогда не знает, что еще может случиться. — Я понимаю. Наверное, нет Паука, у которого бы все было хорошо, да? — Не знаю, — двойник пожимает плечами. — Миров так много, может, хоть где-то и есть. Но чаще — то, что имеем. Похоже, мы просто долбаный громоотвод, убери Паука — и с миром случится какая-нибудь катастрофа. А так, просто все катастрофы наши. Погнали предотвращать твою. Начнем прямо отсюда, один из адресов как раз в Бруклине. — Майлз, — он касается плеча расстроенного двойника. — Спасибо, что пригласил меня. Мне нужно было увидеть, как это могло бы быть. А нам правда повезло с семьей. — Это точно, — двойник наконец улыбается и натягивает маску. — Ну, идем. Твоему соулмейту нужна наша помощь. Бруклинский адрес оказывается не просто пустышкой — начисто снесенным зданием. Майлз старается не расстраиваться: чтобы повезло сразу, такого быть не может, не у него, да и есть еще целых три варианта, так что. Не расстраиваться. Он с интересом осматривается. Различий между двумя мирами не так уж много, не знай он в точности, что не дома — мог бы и перепутать. Присмотревшись к происходящему внизу — у них тут тоже музей, разве что другой краской покрашен, а архитектура та же — он хмурится. — А в июне разве бывает снег? Бросив короткий взгляд вниз, двойник стонет сквозь зубы. — Ну почему всегда этот придурок? Я клянусь, он просто чует, когда я тороплюсь, — приставив ладонь козырьком, он щурится на вывески на стене музея. — «Закат Вавилона». Ну и что ему там-то могло понадобиться? — Проблемы? — Да нет, — он пожимает плечами. — В общем-то, Пит вообще велел не отвлекаться на такие мелочи. — Но Пита здесь нет. А он выставку разнесет, обидно же. Люди старались. — Решать тебе. С ним, в принципе, и полиция разобраться способна, правда придурок. Называет себя Морозным фараоном, в целом, что может — ты и сам видишь, — внизу тип в псевдо-египетской одежде как раз примораживает пытавшегося остановить его охранника к ступеням музея. Майлз качает головой. Он все-таки не способен пройти мимо творящегося разбоя. — Фараон — блондин? Серьезно? — Говорю же, придурок. Ладно, ответ я понял. Думаю, вдвоем разберемся еще быстрее, — двойник делает небрежный шаг с крыши. Майлз с улыбкой качает головой. Вот еще перед самим собой рисоваться не хватало. Хотя он тоже так может, конечно. Морозный фараон оказывается еще большим придурком, чем выглядит на первый взгляд. Майлз подныривает под ледяную атаку, даже не слушая, что он там вещает. Что-то про «склонитесь перед мощью чего-то там», стандартный злодейский монолог, на которые только Питер может отвечать с убийственной серьезностью, что их обычно только больше бесит. Майлз предпочитает пользоваться тем, что в момент их произнесения злодеи более рассеянны и обычно не ждут хорошего электрического разряда в морду. Просто в этот раз разрядов оказывается два. — Мы не переборщили? Лед же вроде проводник, — Майлз присаживается рядом, проверяет пульс у вырубленного злодея. Вроде есть. — Не пофигу ли? — двойник, вызволяющий охранника из ледяного плена, безразлично пожимает плечами. — Нет. По моему опыту — от них так просто не избавишься. Выживет. Но, может, хоть некоторое время не появится на горизонте. Вы в порядке? — дрожащий от холода охранник кивает и тянется за рацией. Отлично, он разберется с последствиями. А их ждут еще три возможных адреса. И убывающее время.