***
… Слух ко мне вернулся первым. Противный лязг чего-то металлического или стального, писк приборов. И запах… Запах дерьма и гари. И только с помощью него я понял что… … Я живой. Снова. ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ДА! Но глаза открывать их пока не стал. Тяжело. Но… боли не было. Просто дикая, невыносимая усталость и бессилие. Слышу облегчённые вздохи людей и радостную речь сквозь слёзы. Похоже, голос принадлежал пожилой женщине. Где я? И, чтобы выяснить это, я открываю глаза… … Даже сквозь закрытые веки я ощущал безжизненный белый свет. Но когда отварил их, то он очень больно ударил в глаза, отчего я быстро захлопал ресницами. Странно. Впервые за все эти месяцы мучений я ощущаю… пустоту в голове. Во всех смыслах. Как будто… убрали что-то, что мне мешало. Голову поднять пока не смог, так что оглядел себя так. Очень худое и страшное тело встретило меня. Неужели моя любимая видела меня таким всё это время? И где же она? Я так хочу её видеть! Так, я могу шевелить пальцами, но не ногами. Они меня всё также не слушаются. Плевать. Главное, что я жив, и смогу увидеть наше будущее. Пытаюсь открыть рот, но он словно под семью замками. В это же время, главный врач (как же её, забыл), подходит ко мне, и из её красивого зелёного глаза капает маленькая слезинка: — Сынок, рада, что ты выкарабкался. Очень сильно рада! Такой шанс даётся не каждому, так что, когда поправишься, держись за жизнь всеми руками, прошу тебя. И не беспокойся, ты пока не сможешь ни говорить, ни что-либо делать. Это временно, последствия операции. Не волнуйся, за тобой будет уход, про тебя тут не забудут. Мои коллеги сейчас уйдут, и я смогу пустить к тебе твою дорогую жену. Только ненадолго, ведь я и так нарушаю главное правило. Она не спеша развернулась, и, с улыбкой до ушей, вышла за большую дверь, оставив меня одного. Но ненадолго. Ведь буквально через долю секунды входит она. Та, ради которой я сначала отдал свою жизнь. Та, ради которой я только что выбрал путь жизни. И та, которая носит под своим сильным и большим сердцем нашего ребёнка. — Л-любимый! Как… как я рада тебя видеть! Она, насколько позволяет её положение, бежит ко мне. Из её прекрасных нежных аквамариновых глазок льются огромные потоки слёз. И держа меня за руку, шепча: — Я верила! Верила, что ты снова откроешь глазки! Всегда знала, что ты будешь жить! Солнышко, благодарю… От всего сердца спасибо, что не оставил меня одну! Ты самый лучший. Я люблю тебя! Но я не могу сказать ей ни слова. Будто у меня взаправду нет рта. Только и могу, что закрывать и открывать веки, в знак согласия. Врач нежно отвела её от меня, что-то объясняя. Мой ангел её внимательно слушал. И кивал, и снова плакал, потом улыбался, и опять рыдал. Через минут десять, они уже обе подошли ко мне: — Ну-с, молодые люди, вот и вернулась снова душа из того мира на нашу грешную землю. Лёша, я уже ей всё объяснила, так что расскажу тебе вкратце. Да, мы вырезали бОльшую часть опухоли, но она всё равно осталась, ибо то место уже не операбельно, сожалею. И, если б на этом всё и кончилось. — Мику нежно взяла меня за руку, мило и любя гладила по ней. Тем временем, её прекрасные волосы цвета морской воды легли на меня. — Ты вряд ли сможешь ходить. Нет, шансы на восстановления есть, конечно, но они очень малы. Я погрустнел. Если такова цена за моё возвращение, то ладно, плевать… — Солнышко, не печалься, прошу тебя! Мария Николаевна рассказала, что тут есть специальная зона реабилитации, и всё будет хорошо! И теперь я буду рядом с тобой постоянно! Кстати, ока-сан ждёт нас в коридоре! Моя милая радостно щебетала, словно птичка, встретившая долгожданную весну. От её прекрасного голоса мне и самому стало намного легче. Я очень медленно тяну к ней свою очень тощую руку. Впервые за столько времени парализации… Она берёт её и кладёт себе на щёку. Такая мягкая, тёплая и нежная. Свет от ламп падал на неё таким образом, словно она реально спустилась с небес ради меня. — Ах, молодые люди, жаль вас так провожать. — и она заговорила с моей дорогой женой. — Мику, тебе нужен отдых. Знаю, сама тебя понимаю, но возвращайся домой. А твоему мужу сейчас нужен отдых вдвойне! Милая резко погрустнела, но кивнула. Из её глазика снова капнула частичка её души. Но уже не от горя. А от радости. И счастья. Я закрываю глаза…***
… Чтобы снова оказаться в этой проклятой палате смерти. Сюда было неприятно возвращаться. Вонь стояла невыносимая. Хочется открыть окно. Я ХОЧУ НА УЛИЦУ. ХОЧУ БЫТЬ КАК ВСЕ. Но я хотя бы жив. И смогу вскоре поправиться. Солнышко уже село, и было совсем темно. Слышу, как по коридору катится тележка с чем-то тяжёлым. Дверь открывается, и входит медсестра с длинной чёрной косой. Похоже, привезли еду. И, что интересно, я хочу есть. Впервые за месяц, пока я умирал, во мне проснулся аппетит. Неважно, какую еду мне есть, я перестал быть привередливым. Рыба, рис, бобы, редкое мясо — ел всё. И запивал потихоньку горячим чаем. Руки были ещё слабы, но я всё ещё мог ими двигать. Уже от этого мне было очень хорошо. Голова практически не болела. Даже необычно. Привык, что меня постоянно преследовал белый шум в голове, а сейчас… ничего. Только насекомые за окном поют, и тихий звук ветра ласкает мои уши. Я снова плачу. Но уже как Мику — от радости. Пускай я и выгляжу как мертвец, но всё же в разуме и в жизни. Мику, любимая, скучаю по тебе… … Утро нового дня. Утро для новой жизни. Оно встретило меня очень ярким солнышком. И впервые я выспался. Бодрячком! Но какой же сейчас месяц? Какой день? Руки уже намного охотнее слушаются меня. Не так, как раньше, конечно, но намного лучше точно. Так, теперь что там с ногами. С ними всё также. Хотя… Погодите, я чувствую их! Если раньше их как будто не было, то сейчас… Просто не могу шевелить, но ощущаю в них жизнь! Так, жалко, что нельзя узнать, какой сейчас час… Беру в руки её медальон, подаренный мне в… лагере? Что такое лагерь? Я не помню! АРГХ! Не помню практически всё, что было раньше. Хорошо, что ещё… японский помню, отчасти, и могу разговаривать. Хах, как же я тогда буду учить ребёнка, если сам как младенец? Завтрак. Он был вкусным. Точнее, скорее всего он был таковым. Ибо вкуса пока не чувствовал. После принятия пищи, медсестра провела осмотр. Выяснила моё состояние, удовлетворительно кивая. Провела пальпацию ног. Её пальцы приятно отзывались на моей коже. Хочу, чтобы также сделала Мику. Что-то ещё записав, она выкатила тележку и вышла из моей одиночной камеры. Всё время до обеда я пытался ими пошевелить, но всё впустую! Обидно. Хотя, ладно, просто тороплю время. Наверно. Но зато оно же быстро пролетело, и снова принесли мне пищу! М-м-м, рис с рыбой. Даже не солёной. Плевать, я хочу есть! Быстро же, однако, я управился! Не больше трёх минут на всё ушло. И был снова голоден. Похоже, организм отъедается за всё это время. Где же она? Когда она придёт? Солнышко уже почти садилось. Спросил у медсестры, что же это за насекомые такие поют. Цикады. Противно. Хочу, чтобы они заткнулись. Но закрывать окошко не стал. Ибо поток свежего воздуха был незаменим. Как она. НО ГДЕ ЖЕ ОНА? ПОЧЕМУ НЕ ПРИХОДИТ? Уже ночь. А я сижу и жду её, как пёс своего хозяина. О, какое животное вспомнил, надо же. Надеюсь, что буквы не забыл. Как она придёт, попрошу, чтобы принесла мне книгу. Скучно. Просто лежать и смотреть в потолок не очень интересно. Как же я так лежал эти месяцы? За стенкой слышен радостный смех. Завидно. Тоже так хочу. Ощущаю, словно меня предали. Оставили одного. Но, может… ей самой плохо? Или очень занята? Она же носит в себе ещё одну жизнь, а это, скорее всего, очень тяжело. Ладно, хорошо. Надо поспать, и, может, день пролетит ещё быстрее…***
… Спросил у медсестры, какое число — двадцать второе мая. Сколько я буду здесь ещё лежать. Хочу домой. Но что такое «дом»? Но всё равно меня тянет туда. Думаю о ней всё своё время. Думаю о том, как буду ходить и… О, больше… нет запахов! Нет дерьма, гари и рвоты! Но при этом также и других нет. Я спросил у врача, и она сказала, что это хорошо, и со временем ко мне всё вернётся. Завтрак прошёл хорошо. Было всё также, но я попросил о двойной порции, но мне отказали. Жалко. Думаю о ней, смотря на окошко. Я уже мог спокойно шевелить руками, отчего приподнялся на них на кровати. Я уже не лежу, а более-менее сижу. Хах, как же хорошо, а! Вы не представляете, каково это, когда после многих часов лежания ты сидишь. Просто сидишь. Слышу, как кто-то идёт по коридору. И это не врачи. Шаг особенный. Он был лёгким, нежным, и таким родным. Это она. ОНА ВСЁ ЖЕ ПРИШЛА КО МНЕ. Дверь потихоньку отворяется, и… — Любимый! Прости меня, пожалуйста, что не пришла вчера! Я была очень занятой, с работы не отпускали! Как ты?! Как голова? И ты уже можешь сидеть! Все эти слова она проговаривала мне в плечо, так как стоило ей открыть дверь, как сразу же кинулась ко мне в объятия. И я не мог её отпустить. Только не сейчас. И снова плачу, не могу сдержать эмоции… — Я в порядке. Насколько это возможно, хех. Да, и не только! У меня пропали проклятые запахи! А ещё… я чувствую ноги. Но пока не могу ходить… Да, я снова погрустнел, но она принялась меня утешать. — Лёшка, это же просто супер! И не волнуйся, ты поправишься! Я уже договорилась с профессионалами, они обязательно помогут тебе! — Но это же дорого. Она насупилась. — И что? Лёшенька, мне плевать на деньги. Их каждый день делают, а ты у меня один! Так что, поправляйся по скорее, мы с малышом ждём тебя дома! Она очень нежно потёрлась своей щёчкой об мою. Приятно. И щекотно. — Ой! Ёжка ты мой! Моя милая тихо рассмеялась. — Ты бы знала, как я хочу принять душ. Да и воняю наверно жутко. Она только махнула ручкой. — Всё равно. Я так рада, что ты выжил! Кому только не молилась! — Любимая, есть ещё одна… проблема. Очень тихо произнёс я. Больше от грусти. — К-какая ещё??? Она сильно забеспокоилась. Прости меня. — Моя болячка сожрала почти всю мою память. Я много чего не помню… Вот и снова капелька её объёмной души упала на мою руку. Холодная. — Лёшечка… Это всё плохо, но главное, что ты жив. Не переживай, я, кстати, взяла наш фотоальбом! И твой рюкзак!***
Время с моей любимой женой пролетело невероятно быстро. Успели даже обед принести, где Мику покормила меня. Я говорил, что и сам могу уже, но она настояла, что сама так хочет. Это было так мило. Словно ребёночка, она кормила меня с ложечки. Потом мы с ней мило общались, и она рассказывала мне всё, что я позабывал из-за близости к пропасти Смерти. Наши приключения в лагере, затем учёбу вместе в институте и жизнь под одной крышей. Нашу разлуку, которая порвало мне сердце даже в пересказе. Потом встречу через два года. Она упоминала всё, даже наши ссоры. Но не говорила, кто был виновен, ибо глаголила, что это всё из-за этой чёртовой болезни. Но вот наше первое признание, первый поцелуй, первую любовь, свадьбу и долгожданное зачатие я никогда не забуду. Мы с ней плакали и смеялись, я гладил её по животику, но когда хотел убрать, не позволила. Она мне всё шептала слова любви. И немного спела нашу песню.***
На душе пришла весна. Также закончился и май. Я каждый день занимался с докторами оздоровительной физкультурой. Было очень больно. Больно до слёз. Но не сдавался. Я не мог всё бросить. Я должен… нет, я ОБЯЗАН встать на ноги! Ибо Мику через несколько месяцев уже рожать. Я не могу оставить её одну! Неделя успешно завершилась. И пускай пока в ногах не было прогресса, но вот вкусовые рецепторы… Вернулись! Они слабы, но всё же есть! Когда меня выгуливали на улице, на кресло-каталке, я ощутил запах… ВСЕГО. Цветущих деревьев, цветов, воздуха, земли. Эти запахи смешивались, передавая невероятный аромат! И наконец-то я чувствовал запах Мику. Её лёгкие духи. И вкус её губ. Всё тот же медовый и пряный, как всегда. Как в наш первый раз… Ещё одна неделя за спиной. Ноги… они… Не сказать, что двигаются, но по чуть-чуть я могу их согнуть! МОГУ! И пальцы на ногах двигаются, что тоже супер. Упражнения по растяжке мышц были уже не такими болезненными, интересно, почему? И даже тут был противный момент — Мику стала реже меня навещать. Оправдывалась тем, что нужно доделать работу перед декретом. В следующий раз придёт, я поговорю с ней кое-о-чём. Вместе с физическими упражнениями Мику наняла для меня репетиторов. По языку, чтению, и прочим предметам. Ощущение, как будто снова в школу попал! Но делать в палате всё равно было нечего, так что совместил приятное с полезным. Вот четвёртая неделя июня. Половина лета. Жара и духота. Кондиционера тут нет, так что принесли вентилятор. Хоть что-то хорошее. У Микуни животик растёт всё больше! Это так красиво. А ещё увеличилась грудь… Так, хватит. Хм. Получается, вернулось либидо… Тоже не плохо. Здешняя еда мне уже надоела. Да, к хорошему быстро привыкаешь, однако! Да и денег нет, чтобы что-нибудь купить. Эх… А ещё я поправился! Килограмм на десять примерно, но этого хватило, чтобы не выглядеть как совсем скелет. Упражнения, как физические, так и умственные, делали своё дело. И вполне успешно. Руки уже совсем окрепли, но ноги пока слабоваты. Они уже способны сгибаться, и вот я уже учусь передвигаться на костылях! А умственные тренировки возвращали мой разум в норму. Вспоминаю те знания, которые были у меня безжалостно забраны. Мику радовалась каждому моему успеху как за собственные. Но вот настал момент Х, когда нужно начать этот разговор. — Мику, родная моя. Я очень за тебя волнуюсь. Я взял её за руки, и стал пристально смотреть прямо в глаза. — Да, я слушаю. — В общем, ты можешь уйти с этой работы? У неё сильно округлились глазки. И было это от… радости? — ДА! Ой, то есть, я хотела тебе то же самое сказать, но не хотела, чтобы это превратилось в скандал! Но ты сам предложил! А вообще да, планировала. Меня достало, что нет спокойной жизни со всеми этими дурацкими агентами, которые требуют от тебя идеала. Начальниками, которые нужны только деньги, и этими фанатами, которые видят в тебе только то, что сами хотят! Надоело! Хочу тишину, и только чтобы с моими дорогими людьми всё было хорошо, и чтоб были они рядом! — с этими словами она положила наши руки ей на животик. Так тепло и уютно. — Милая моя, рад это слышать. И да, я бы раньше поспорил бы с тобой, но каждый раз вижу тебя несчастной, когда ты приходишь ко мне после работы. Хватит. Давай если… когда я поправлюсь, то после родов переедем куда-нибудь в деревеньку? Она прилично покраснела, и смотрела на меня самым влюблённым взглядом в мире: — Милый… любимый… Ты прям мои мысли прочитал! Я ведь даже знаю куда! Когда я ездила в тур, ну помнишь наверно, в прошлом году, то мы остановились в одной деревеньке, недалеко от Фудзи-сама! Там было невероятно красиво! Жаль, тебя там не было… А если б знала тогда, что с тобой… Моя малышка снова стала очень грустной. Я не стал терять момент, подвинулся ближе, и… … Поцеловал. Впервые за эти две недели. Она не стала также медлить, и схватилась за мою шею. Если бы не её животик, то она, скорее всего, легла бы на меня. Её вкус был самым лучшим в мире. И её руки обхватили мою спину и шею сквозь больничную робу. — О, а ты поправился! Я так рада! Но ничего, я вместе с ока-сан приготовим тебе поесть домашней еды! И да, она обещала, что зайдёт в ближайшие дни! — Я рад. Тоже соскучился по ней. И да, дом там, наверно, будет очень дорого стоить… Она снова махнула рукой. — Лёша, излишне ты переживаешь! Ты снова запамятовал, да? Я же дива! У меня очень много денег! Но в принципе, да, ты прав. У нас не будет прям такого большого особняка как у моих, да и если честно, не особо они мне нравятся! Зато у нас будет свой! И нежно поцеловала в лобик, как мама. — Ладушки, отдыхай и главное поправляйся! Я завра ещё приду! Ах да, забыла, прости! Вот, держи! И она аккуратно достала из моего рюкзака книгу в запечатанной обложке, и также протянула её мне. Я развязал приятную подарочную ленту, и… «Слушай песню ветра». Автор — Харуки Мураками. Хм, интересный выбор. — Спасибо, Мику! А про что книга? — Ну, сложно сказать. — она покраснела. — Я её сама не читала, но мне подсказали, что для изучения языка будет само то. Но ты не подумай! Это просто так, для тренировки, солнышко! И чтобы скучно не было! — Хах, мне с такой чудесной половинкой никогда скучно не будет! И мы снова обнялись. Как же мне этого не хватало…***
… Дни протекают один за другим. Прошло пару дней после последнего её прихода. Да и этот должен был бы быть обычным, если… — Алексей, солнышко ты моё! Я была на УЗИ, и… у нас будет девочка! Сказала она это очень тихо, почти шепча. Но так как она была рядышком со мной, я отлично её слышал. И был очень-очень рад! — Как же я рад! Доченька… Я прикрыл кулачком свой рот, и тихо хихикнул в него. От радости. — Да, я тоже рада. Но хотелось мальчика, конечно. Но… И она так хитро на меня посмотрела. — Но что? И покраснела, как тогда, в лагере, когда я пошутил про женитьбу. — Хах, забудь, просто… У нас же не один ребёнок будет? И только сейчас до меня дошла её мысль. — Да я это, не против, но потянем ли? Особенно когда ты уйдёшь с работы… Она призадумалась, явно думая над моими словами. — Хм. Да, согласна. Но не всё сразу же, Лёша! Сначала она подрастёт, окрепнет, и тогда… Какое у неё будет имя? — сказали мы одновременно, отчего слегка рассмеялись. — Вопрос так вопрос. Но я думаю, что… — она крепко задумалась, потом вытянула руку вперёд и радостно прикрикнула — Придумала! Ой, извини. Я думаю, что Аика. — Аика? — Да. Я уже как-то думала, пока тебя… оперировали, и размышляла, чтобы отвлечься, какое ей имя подойдёт, если будет девочка. Она сама придумала! Ведь прекратила пинаться, когда я вслух сказала. А имя означает буквально — «Песня о любви». Мику мечтательно прикрыла глазки, и радостно вздохнула. — Лёша, а тебе самому… нравиться? Посмотрела таким взглядом, что отказываться было бы очень и очень плохо и дурно. Но оно и правда мне нравилось. Звучало мелодично и красиво. — Да, даже очень! Как и у мамы, будет в два иероглифа! Мы нормально так рассмеялись, отчего на душе сразу стало легко. Семья. Надежда. Будущее. Пускай я и не знаю, сколько на этот раз мне дали времени, но я потрачу его на свою семью.***
Окончание августа. Жара уже спадает, и можно выключать вентилятор. Единственную драгоценную дату, которую я помню, и по совместительству нашу дату свадьбы — её день рождения. Я даже своё не помню. Прости Мику, я не смогу тебе ничего подарить… — Мику! С днём рождения тебя! Прости, что без подарка я… Сразу начал с порога, как только она вошла. Милая моя улыбнулась мне, и, держась за животик, потихоньку направилась ко мне, отчего при ходьбе её хвостики качались и переливались, словно морская волна на закате дня. — Лёша. Бака ты мой! То, что ты остался со мной — это уже самый лучший подарок! На все дни рождения сразу! Как ты? Я также ей улыбнулся. Ведь и правда, у меня было много хороших новостей: — С чего бы начать? Я поправился! Вот, килограмм пятьдесят уже есть, думаю, и… Я потянулся к костылям, но она хотела остановить меня: — Не надо. Я хочу показать тебе. И, удобно взяв их, я встал, и почти нормальным шагом начал бродить по палате туда-сюда. — Ваа! Как здорово! Я так рада! Слава Аматерасу, ты услышала меня! Она сильно улыбалась, и в её глазах начали собираться маленькие слёзки. Так ещё закатное солнышко попадало на них, отчего так красиво блестели. — Я стараюсь, любимая. Не сижу на месте и тренируюсь, чтобы я мог встретить тебя с нашим ребёнком! Подошёл к ней и присел рядом. Прошептал на ушко: — Спасибо за фрукты, они были вкусными. И, не став отвечать, она сама развернулась и поцеловала меня. А я не сопротивлялся. Держал её за шею, но рука сама потихоньку спустилась на её грудь. Впервые я после смерти покраснел. И поэтому прекратил. — Л-Лёша, что-то не так? — забеспокоилась она. — Нет. Просто… Я думаю, что делаю тебе неприятно, и неправильно, в общем. Прости. Она сама покраснела и томно дышала, но её улыбка до ушей повеселила меня. Аккуратно и нежно хлопнула меня по ноге. — Ну ты точно мой бака! Знаешь, а мне наоборот, было очень… и очень приятно! И какой же ты хороший! Но не беспокойся, всё в порядке. Лёша, я люблю тебя. Она обняла меня. И я ощущал её дыхание на своей шее. — А я тебя. Вот, видишь, с того света вернулся ради вас. Я никогда не брошу, и всегда буду рядом. Говорить больше было нечего. Слова были излишни. Мы ещё раз соединились в поцелуе…***
Моя душа расцветала и пылала. Я жил, и буду жить. Сентябрь пролетел также быстро, как половина октября. Я уже мог почти нормально передвигаться. Но, к сожалению, только с тростью. Это был мой максимум. Как и сказал мой лечащий врач. Ибо нервы были тогда очень сильно повреждены, и то, что я так хожу, уже огромное счастье и удача. Но я-то знаю, из-за кого: — Мику. Я же всегда говорил, что ты лечишь меня! — Ну что ты такое говоришь! Если бы лечила, то ты бы не заболел и… Ай, это уже прошло, нет смысла зацикливаться на таком! — И то верно. Мы перестали сидеть в палате, и находились в парковой зоне больницы. Без трости ходить тяжело, правая нога постоянно норовит согнуться. Так что, мы с ней просто сидим на лавочке, и я держу её за руку, словно мы снова влюблённая парочка… пионеров. Вспомнил слово, из столь далёкого прошлого. Мы молча наслаждались красивым осенним пейзажем парка. Где под деревьями, на качелях, горках и песочницах играли… тяжелобольные дети. Это зрелище разрывало моё сердце, и я не мог на него смотреть, поэтому просто прикрыл глаза. А всё потому, что это слишком очевидно. Похоже, это поняла и Мику: — Лёша, ты пережил это. МЫ пережили это. И то, через что придётся пройти им… Это очень ужасно. И крайне жестоко со стороны чертовки Судьбы. Но она дала тебе второй шанс, и я благодарна ей. Точнее будет сказать, что это я выпросил на коленях. Но не буду ей говорить. Вообще не хочу что-либо говорить, кроме одного: — Милая, я хочу домой. Я хоть её и не видел, но ясно почувствовал, как она повернула свою голову на поток ветра, отчего её очень длинные волосы были похожи на объятия голубого космоса: — Согласна. Я уже сама хочу вернуть тебя туда. Потерпи ещё немного, хорошо? И это, нам пора идти, а то уже холодно…***
… Вторая декада ноября. Уже совсем холодно, и что было неожиданно, в Токио пошёл лёгкий снег. Картина была очень красивой, и всё смотрел в окно, в ожидании моей дорогой. Занятий сегодня не было, поэтому было очень скучно. Книгу давным-давно прочёл, что было трудно, ведь с иероглифами пока была маленькая проблема. А снег всё кружился, и падал так медленно, как будто застыл во времени. И не только он, а ещё время до моей выписки. Оставалась всего неделя. Мику должна была подойти с минуты на минуту… … А вот моя родная! Я встаю с кровати, беру в руки простенькую трость, и шагаю к ней на встречу. Ей уже совсем скоро рожать, и поэтому ходить ей тяжело. Я просил оставаться дома, но она та ещё упрямица! Вся в тёщу, ей богу. — Мику! Я рад тебя видеть! Но лучше бы дома осталась, а! Подумай о ребёнке! — Лёша, бака, миллион раз говорила, что ну не могу я одна дома! И давай не будем ругаться, не хочу нервничать… — Ладно, ладно, ты права солнышко. Просто я же тоже забочусь о вас. И положил руку на животик, и… — Ого! Она пинается немножко! — Хах, ага! Просто она так рада видеть своего отоо-сана! Я немного ушёл в себя. Отоо-сан. Так непривычно. Я даже не задумывался об этом. — Лёш? — А? А, не парься, просто задумался. О том, что я и правда, почти отоо-сан… — Ах, ага, согласна. Когда ко мне пришла такая же мысль, что я уже ока-сан, и что родная кровиночка так будет меня называть! Аж мурашки по коже! И мы весело и не принуждённо рассмеялись. Я хотел ей ещё что-то сказать, как вдруг… — Ой. Ой-ой-ой! — Что? Что такое?! — Кажется… Ой! Схватки! Её скрутило пополам. Мне было очень страшно. Я поначалу растерялся, но быстро придя в себя, нажал на кнопку экстренной помощи над кроватью. — Мику, слушай мой голос. Дыши глубоко, слышишь?! Я взял её за руку, и говорил то, о чём читал в подобной литературе. Да, я немного заранее приготовился. И не зря! Хоть она ничего и не ответила, но она послушалась меня, отчего сильно закричала. Что сказать, я сильно забоялся. Одно дело, когда ты читаешь, а другое… Но как же хорошо, что медсестра с Марией Николаевной вовремя подоспели! Пускай это было и не по их части, но они всё равно забрали её. Она по телефону вызвала кого-то, и через пару минут в комнату вошли двое хорошо сложенных медбрата, аккуратно взяли мою жену, и увезли уже её от меня. Я не стал просто так сидеть и ничего не делать! Я схватил трость, и очень быстрым шагом направился до них. Мария Николаевна пыталась меня остановить, но кто она такая, когда муж, который вернулся с преисподней, идёт до своей рожающей жены! Иду, и держу её за руку. Теперь моя очередь шептать ей самые приятные слова. Она слушает меня, и улыбается. Улыбается сквозь великую боль, вся красная и вспотевшая, и плачет. Только сложно понять, от чего — то ли от боли, то ли от счастья… Но дальше меня уже совсем не пустили. Ибо операционная. Ладно, хорошо. Но сидеть я тоже пока что не намерен. Так что, спустился на лифте до первого этажа, где были телефоны. Хорошо, что людей тогда было полно, и я выпросил у них монетку на один звонок! В трубке донёсся усталый голос: — Хиккари Хацунэ, слушая Вас. — Хиккари-сан, это я, Лёша! Но не успел договорить, так как её тон сразу сменился на добрый и обеспокоенный: — Лёша-кун! Как я рада слышать тебя! Прошу, скажи, как ты? — Хорошо-хорошо, но сейчас не это важно. У Мику схватки, прошу, если хотите, приезжайте! Она без ответа положила трубку. Моя цель выполнена. Осталось только… … Вернуться назад и ждать. Как же это трудно. Когда ты волнуешься за родную душу, и ждёшь, и ждёшь, и ждёшь, и ждёшь, и ждёшь, и ждёшь. Прошло не меньше пяти часов. Времени уже за полночь, а операция всё ещё идёт. Мику, как ты там? Хик-сан сидит рядом со мной и держит мою руку. В коридоре холодно, но её рука согревает хоть чуточку. Не знаю, как так получилось, но я всего лишь на секунду закрыл глаза… … Из дрёмы меня возвращает Хик-сан: — Лёша-кун! Бедняжка, понимаю, что ты устал, но просыпайся! Только что вышел доктор, и сказал, что операция подходит к концу! Сначала не понял. А потом как понял! Я резко встал, даже забыв про долбанную трость, и направился туда, и успел только приоткрыть дверь… Мику лежала на кушетке, и обнимала маленький свёрток, прижав его поближе к собственному сердечку. Она даже не заметила, что дверь открылась. Но меня грубо вытолкнул доктор и закрыл дверь. Было обидно. — Лёша-кун! Ну что ты. Не беспокойся, с ней всё хорошо! Просто потерпи немножко… — Как?! Я не могу больше ждать! — Понимаю тебя. Её отоо-сан таким же был! Не переживай ещё раз говорю, просто сейчас идёт санобработка. Тебя через минут пять впустят. Ну и принял ждать. Даже не садившись. Хик-сан подняла мою трость, и хотела дать её мне, но я отказался. Господи, прошу, ускорь время… … Эти пять минут шли словно все месяцы, проведённые в этом проклятом заведении. Я ждал, кусал собственные губы. Но время как будто остановилось. Но стоило только Хик-сан снова встать, как вдруг… — Мужчина, можно заходить. — сказала спокойным тоном молодая акушерка. А я, запинаясь, и сильно хромая, двинулся к своей цели. К своему смыслу жизни. Я открываю двери, и яркий свет бьёт прямо в глаза… Убираю руки от них. И перед моим взглядом предстаёт моя любовь — вся красная, тяжело дышавшая от слёз, но такая счастливая! Но я больше не мог стоять на месте. Каждый мой шаг без трости отдавал болью. Она сладким шёпотом подзывает меня к себе, словно маяк посреди тьмы жестокой смерти. — Лёшенька… Посмотри на неё. Правда, красивая? И она показывает её мне. Нашу дочь. Нашего маленького ангелочка. Права на всю тысячу процентов. Почти полная копия мамы. Только глазки как у меня. — Вылитая мама. Такая же красавица. Прошу, дай её мне… И она очень аккуратно передаёт мне свёрток с самым ценным, что идёт после неё. К удивлению, младенец перестал плакать, и с изучающим взглядом смотрел на меня. Да, я уже, конечно, более-менее похож на человека, но всё ещё такой же худой. Интересно, а что такие крохи думают про нас, гигантов? Мику не могла что либо сказать. Она очень устала, и просто смотрела на нас. Я не заметил, как сзади подошла Хик-сан: — Ох, какая же она красивая. Лёша-кун, прошу, дай её мне… Мне очень не хотелось её отпускать, но всё же её тоже можно понять. — Как будто вернулась на двадцать три года назад, когда я держала Мику также. — Ока-сан… Прости. — За что, глупёха? Ты исполнила главный долг женщины — ты родила. И не важно, в каком возрасте. А главное, что у вас всё есть. И дом, и работа, и муж. А что ещё желать? Вот, держи, возвращаю. И передала обратно Мику. — Ладно, прошу Вас теперь всех выйти. Ей нужен покой и отдых. Сказал главный врач, и, указал нам на выход. Я быстро подошёл к ним, поцеловав и Мику, и нашу малышку в лобик. Она так приятно пахнет… Пахнет жизнью, волей и мёдом… Я уже не смог сдерживать эмоции. Больше не мог. Слёзы уже тогда собирались, а когда я вышел… … Упал на колени. Даже не чувствовал боли в ногах. Я дожил… Господи, благодарю. БЛАГОДАРЮ ВАС ВСЕХ, КТО ДАЛ МНЕ ВТОРОЙ ШАНС… Я плакал в голос. Как тогда, когда у меня её забрали. Но в этот раз уже от счастья. Хик-сан присела рядышком со мной. И обняла. Так тепло и приятно. Так что, обнял в ответ.***
А я сидел в палате, и она рядом со мной. Обычные слова наставления, но заметив, что я её не слушаю, снова обняла меня, и поцеловала в щёку. — Лёша-кун. Ты молодец. Ты справился. И я, и Мику верили в это. Но пойми, тебе сейчас нужен отдых. Да, ты восстанавливаешься, но поверь, тебе, как и ей, нельзя волноваться. Так что, отдыхай! Да и вообще, время-то уже позднее! Не волнуйся, завтра её ещё увидешь! — Да. Верю в это, и жду. — Ну, а как же иначе, когда ты такой путь проделал, что не каждый сможет? Ладно, тебе принести что-нибудь? И только не отвечай, как в прошлый раз! — Хах, а Вы помните. Нет. Ничего не нужно. Кроме… Того якитори, возле больницы пожалуйста. А то у меня просто денег нет! Придётся родную тёщу разорять! Но верну! Но она только тихо и очень мило рассмеялась, так же, как и её великолепная дочурка. — Вот глупёха ты мой! Сколько ты хочешь? — Штучки три, пожалуйста. Я очень голоден. — Хорошо, жди! И, перед тем, как выйти, сказала: — Лёша-кун, благодарю тебя, что не оставил мою дочь одну. И счастья вам, мои родные. За её отоо-сана не бойся, он вас и пальцем не тронет, я не позволю. И ушла. А я уже и забыл про него…***
… Утро. Я всю ночь думал про них. И… мне приснился сон. Впервые за все эти года… Сон. Не кошмарный, про эти дурацкие органические часы, а… Что-то другое. Оно было светлым, добрым и мягким. Словно комочек из перьев, в которых хочется утонуть. Мику, и в особенности Аика… Ждите меня, твой отоо-сан сейчас придёт! Я встаю, и ноги ужасно болят. Это после вчерашнего, я думаю. Не страшно. Осталось только найти, куда их положили… Так, на часах было восемь утра. Они, скорее всего, уже не спят. Наверно. Шагаю по коридору онко-больных. По коридору, откуда не возвращаются. Но я смог. Смог… Так, табличка указывает, что до родильного крыла ещё сотня метров… Но из-за этих коридоров и углов я запутался! Как же хорошо, что рядом проходил врач! — Подскажите, прошу, где родильное крыло? — А Вам зачем? Смотрит на меня пожилой человек сквозь очки. — О, Алексей, доброе утро! Хирасаки-сан, можете идти, это мой друг. — И Вам утро, Мария Николаевна. — Уже не терпится увидеться, да? Понимаю, у самой муж такой же был. Да и вообще, у кого мужья не интересуются? Давай, я провожу тебя, но запоминай дорогу! Ведь в другой раз вряд ли повезёт! И я пошёл с тростью следом за ней. По пути мы ещё раз пообщались, и, выяснив моё состояние, заявила, что сможет меня выписать тогда же, когда и мою жену: — Спасибо. Спасибо Вам! — Да за что, я же всё понимаю. Идти было уже не долго. Палаты сменялись палатами, медсестрёнки всё ходили и носили завтраки для мамочек. Интересно, а она уже сама ест? Или уже поела? Может, мешать буду… Тогда просто посижу. Так, она меня оставила, так как её срочно вызвали. Ладно, не беда. Осталось только найти её палату… Их было около десятка, что не так много. Ну-с, придётся наугад! Перед каждым входом я обязательно стучался. Так, первый мимо. Второй. — Здравствуйте дамы. Прошу, скажите, Хацунэ Мику тут лежит? — Да если б тут такая знаменитость была! Она в четыреста десятой. — Благодарю! Закрыв дверь, я посмотрел на номер этой палаты — триста пятая. Ох, аж на другом этаже…***
… Ещё сотня шагов. Но наконец-то я стою возле её комнаты. Оттуда было слышен громкий разговор! Человек пять-шесть, и, по интонации, как будто чему-то учили. И господи, ты будешь свидетелем! Мне было немного неловко заходить. Сам не понимаю, почему. Так… необычно. Я стучусь, и женский голос, явно не принадлежавший Мику, ибо он был… зрелым, сказал «войдите!» И да, я был прав. Женщины, лет за тридцать-тридцать пять, окружили мою родную, и весело общались между собой. Чувствовал тут себя белой вороной, ей богу! — Любимый! Как я… как мы рады видеть тебя! Прости, не смогу подойти! На что я мог лишь ответить: — А тебе и не нужно. И сам зашагал к ней. — О, какой мужчина! Мику, это же он? Сказала самая старшая из них. Ничего необычного, черные, как уголь волосы, такие же глаза. Но вот в ней была… харизма. Командирский голос, как у… вожатой. Не помню, как зовут. — Да! Он самый! — Дамы, меня зовут Арекусей, приятно познакомится. Могу ли я попросить побыть рядом с ней? Произнёс я самым почтительным голосом. — Хах, какой милашка! Ладно, так уж и быть. А то она нам потом покоя не даст! И они потихоньку начали отходить от её кровати, оставляя нас одних. И угадайте, где же стояла её спальное место? Правильно, в углу. — Доброе утро, любимая. — я нежно погладил её по щеке, но она и не дала убрать мою руку. — И тебе доброе утро, доченька. Она так мило улыбалась! Похоже, их улыбка — это родственное! — Лёшенька, солнышко, я так рада видеть тебя! Ох, как бы ты знал, как это было больно и тяжело! Ну… рожать… И только после этого понимаешь, насколько тяжело даются дети, хех! Она едва слышно рассмеялась. — А их ещё и воспитывать потом! В общем, как ты? Может, принести чего? Ты только скажи! Но она снова мило махнула лапкой. — Не, спасибо! У меня всё есть, спасибо ока-сан! — О, она уже была тут? — Ага, буквально перед тобой. Я ещё подумала, что столкнётесь наверно! — Милая, тебе точно ничего не нужно? Я мигом управлюсь, ты только не молчи, прошу. Я поцеловал её, так и держа за руку. Пока не почувствовал, как чья та большая ладонь ложиться на моё плечо: — Ара-ара! Вы только посмотрите на это! Эх, мне бы такого мужа, а не раздолбая этого, который даже не встретил меня… Произнесла та, с которой я говорил на входе. Похоже, она здесь главная «мамочка». — Хах, просто я очень сильно люблю её, так же, как и она меня. — Удивительно. Тебе повезло с ней. Даже очень. — Да, я знаю. Я за неё многое отдал, даже жизнь. И посмотрел на неё взглядом, полный любви и понимания. Она не заставила долго себя ждать, и прикоснулась к моим губам. Публика оживилась: — Ничоси! Ладно, хорошо. Счастья вам, молодым с первенцем! А ещё, прости за вопрос, но почему ты выглядишь… так? Понял, к чему она клонит. И Мику это поняла. От одного злого её взгляда можно остолбенеть, что и получилось с той женщиной: — Ой, прости, я не хотела ничего такого… — Да всё в порядке. Просто… — Лёша, не надо говорить. Счастье любит тишину. — Согласен, моя милая. Ладно. Отдыхай, а то тут и так народу много… Но она аккуратно остановила меня за руку. — Прошу они оставят нас в покое, не уходи от нас… — Хорошо. Я и сам не хотел. Обогнув кроватку дочери, и облокотив трость на тумбочку, я присел рядышком с ней. А она так и держала её. Мику положила свою головушку мне на плечо, и я смог лучше разглядеть Аику. Нежно голубые глаза вперемешку с серым. Так красиво. И бровки аквамариновые, как у мамы. Лепота, да и только! — Хочешь её подержать? — Да, конечно. И передала её мне. Она не была тяжёлой, примерно три с половиной кило. Мило издавала звуки, и тянула ручки к нам. Но почему-то Мику захотела отобрать её у меня. — Лёш, прости, но ей пора кушать и баиньки. Эх, так хочется посидеть подольше! Но ты приходи через пару часов, хорошо? — Ну ладно, приду. Обязательно даже! И поцеловал их обоих. Но вот Мику остановила меня: — Ещё чуть поближе. Подчинился. Затем последовал милый кусь. — Ах, шалунишка ты моя! И ещё раз чмокнула меня в носик. Но у меня созрело пару вопросов: — Мику, а документы все готовы? И получается, день рождение у Аики двадцать пятого ноября? — Да Лёшка, всё верно! Двадцать пятого ноября в три часа ночи. И готовы, просто там надо будет нам расписаться, и его выдадут, когда меня выпишут. И милый, встречный вопрос. А когда тебя выписывают? — Тогда же, как и тебя. Я тоже договорился кое с кем! — Хах! Лёшенька! Скоро будем дома!***
Всё, что мне оставалось, так это считать дни. В палате находиться было невозможно, да и к Мику было нельзя, ибо к новорождённым вообще запрещено по идее. Ну, ладно. Поэтому просто гулял! Да, мои ноги слушались меня, и я одиноко ходил с тросточкой. Так, надо будет, когда приедем домой, ей что-то подарить… Календарные дни всё шли. До выписки Мику, а заодно и моей, оставалось не более суток. Мы с Марией Николаевной готовили все документы в её кабинете: — Алексей, хочу поздравить тебя. Один на миллион такие шансы на выздоровление! Радуйся жизни, найди хорошую работу, нарожайте кучу детишек… Она всё писала и писала, а я просто сидел, слушал и ждал, как будто снова вернулся на несколько месяцев назад. — И больше не возвращайтесь сюда. Не место здесь, молодым. — Согласен, но к сожалению, ничего не зависит от нас. — Не согласна. Ты решил остаться здесь. И это похвально. Вот, держи. Завтра можешь быть свободен. Вернуться в мир. Только звони иногда, хорошо? На моей улице был праздник. Неужели я снова вернусь в нормальный мир? — Конечно. Нельзя забыть ту, которая вытащила тебя с того света. — Хах, спасибо конечно, но ты сам решил это. Всё было в твоих руках, даже если этого и не осознавал. — Может быть. Может быть. И с радостной улыбкой направился к Мику.***
Вот и всё. Навсегда попрощаюсь с этим зданием. Осталось только зайти к моей родной душе, и забрать её отсюда. Из того места, в котором мы ещё потеряли полгода… И снова стою у этой двери. Стук. — Войдите! В этот раз ответила уже моя Мику. Она была такой нарядной! Вроде, одежда то простая, но ей очень хорошо шло! Пока другие женщины общались между собой, я подошёл к ней: — Добрый день, любимая. Как вы? Она очень сладко улыбнулась мне. — Просто прекрасно! Особенно осознавая, что сегодня домой! — но тут резко погрустнела. — И ведь столько дел нужно будет переделать! Дома давно никто не убирался! И ещё детские вещи покупать, коляску там и кроватку! — Не беспокойся ты так! Всё купим! Провожу тебя домой, и вместе пройдёмся по магазинам! Хитро на меня посмотрела. — А Аику куда денем? — Ну, твоей маме оставим! С внучкой то думаю, она не против будет посидеть! — Не, прости Лёш, но одну я её не оставлю. Даже со своей ока-сан. — Хорошо, не вопрос. Сам всё сделаю! Тем более, кто тут глава семейства? В момент нашего разговора, она встала, и, обняв меня, поцеловала. И всё это время за нами следил маленький ангелочек с самыми лучшими глазами в мире. — Ой. Что-то теперь неловко при ребёнке… — замялся я. — Хех, но мы же ничего такого не делаем. Ладно, поможешь мне, пожалуйста, с сумкой? И указала на её милую сумку с котятами. — Ещё спрашиваешь! Так, надо же ещё документ забрать, верно? — Ага.***
Вот и всё. Свидетельство о рождении у нас на руках. Оно гласило: «Аика (Алексеевна) Хацунэ. 25.11.1994 года рождения». Новый человечек в этом мире. Новая светлая душа. Наша плоть и кровь. Вот нас привезло такси. Мику расплатилась, а я стою, и непонимающе смотрю на это здание. Я не помню его. — Лёша, что-то не так? — Да. Где мы? — Мы дома, любимый. Там, откуда тебя забрала эта проклятая болезнь. Солнышко, добро пожаловать домой. Она, держа ребёнка, второй рукой обняла меня за руку. И мы пошли, спокойным, неторопливым шагом. Подъезд. Лестница. А затем, и дверь. — Лёшенька, прошу тебя, открой её. Я только хотел вставить ключ, как оказалось, что… … Дверь была уже открыта. ГРАБИТЕЛИ?! Тревожная мысль засела в голове. Мику тоже испугалась, но не падала виду. Я приказал ей остаться тут, и потихоньку двинулся в квартиру. Но только успел сделать шаг, как вдруг… — С возвращением! — поприветствовала нас Хиккари-сан. — Ока-сан! — Мама! А это уже мы её. И все вместе соединились в объятии. — Ока-сан, но почему ты не предупредила нас, что будешь ждать? Мы так испугались! А ещё, откуда у тебя ключик? Засыпала её вопросами моя милая. — Доченька! А что, я не могу сделать вам приятное? Тем более, двойной праздник же! А ещё главное будет ждать вас дальше, в доме! И ты сама мне его дала, забыла уже? — Ой, да. Прости. — Ладно, хватит стоять тут как чужие, проходите! И мы вошли. В то место, где по словам Мику я должен быть всегда. — А тут красиво. — Милый, не льсти! Тут очень пыльно и грязно! Прости… — Вот глупышка. Тебя тоже тут долго не было! И я обнял её вместе с малышкой. А её мама смотрела на нас очень добрым и материнским взглядом. — Какая прелестная картина! Только жаль её ломать, конечно… — Что не так, ока-сан? — Зайдите в вашу комнату, и узнаете! — хитро сказала она. Мы переглянулись, и таким же аккуратным шагом пошли туда. Правда, не помню, где это. — ВАУ! — сказали мы в голос. — Ока-сан, но… как??? И правда, это было очень красиво и классно. Возле нашей кровати стояла красивейшая детская кроватка нежно-голубого цвета, со стенками решётками. И возле неё коляска такого же цвета. — Хиккари-сан, благодарю вас, но не стоило так тратиться! — Лёша-кун, не вредничай. Я сделала это ради малышки. И ещё в шкафу лежит одежда. Да и вам нужна была бы помощь! Не волнуйтесь, я помогу тебе убраться в доме, пока Мику ухаживает за Аикой. Она вывела меня из комнаты, отчего Мику строго посмотрела на неё, но ничего не сказала. Да, она права, ей сейчас нужно быть максимально рядом с ней. Закрыв за собой дверь, она шёпотом сказала: — Лёша-кун, я понимаю тебя, но прошу, дай ей личное пространство. Она очень устала, все эти месяцы только и была, что рядом с тобой. И про себя забыла. Давай, бери тряпки, и протирай везде пыль, а я займусь стиркой.***
Время за уборкой всегда проходит быстро. Было уже почти четыре часа дня. Сначала моя малышка плакала, но Мику её быстро успокоила, и та уже сладко спала. Все мои мысли были только о них. Потому что я живу только ради них. И моя память возвращается. Частично. О нашей лагерной жизни. Как я впервые встретил её, и как прощались с лагерем… — Лёша, можно на пару слов? — нежно прошептала она мне на ухо, пока я мыл пол. — Да, всегда можно. Мику нежно взяла меня за руку, и отвела в ванную. — Я всё слышала, о чём она с тобой говорила. Лёшенька, я сама к тебе шла, и в любом случае не бросила бы тебя. Она меня не понимает, и никогда не понимала. Хочешь, докажу тебе это? Давай с ней поговорим о наших планах? Я положил ладонь на её сердечко, и поцеловал. — Да. Всё равно уже пора. Мы вышли с ней, и направились на кухню, где она что-то готовила. — Хиккари-сан, мне надо с вами поговорить. — начал я. — Да? И о чём же? — не поворачиваясь ко мне, ответила её мама. — Мы… хотим переехать. Да и вообще! Я хочу бросить карьеру. — продолжила за меня Мику. Звук ножа, который резко закончил свою работу. Хик-сан резко остановилась, и медленно повернулась к нам. — Почему? Дочка, зачем? — Потому что мне надоела эта работа. Она забрала слишком много времени у меня. Я хочу покоя и тишины в кругу своей семьи. Мику была очень настойчива. Я никогда её такую не видел. И мне нравился её образ. — Мику, ты подумай, как тебе досталась эта работа! Не жертвуй ты так! Лучше в жизни ты же больше не найдёшь! — Найду. Мне плевать на статус дивы. Плевать на многомиллионные контракты. Плевать на этих дурацких агентов и фанатов! ХВАТИТ! Я хочу жить с моим лучшим мужем и самой лучшей дочерью. Мику не кричала, она говорила почти ровным голосом. Такая упорность для уже своей семьи могла только радовать. Хиккари-сан грустно вздохнула, — Да, я тебя прекрасно понимаю. Ты взрослая и самостоятельная женщина. И я рада, что как у тебя, так и твоего мужа хорошие взгляды на жизнь. Но деньги не бесконечны, да и мы не всегда сможем помочь. Лёша-кун очень не скоро сможет ещё работать, да и с ребёнком будут хлопоты. Вы, молодая ячейка семьи, точно уверены, что потянете всё это? Я сжал руку Мику. Как тогда, в лагере, когда спорили с вожатой. — Да. Уверены. Я вернулся с того света для того, чтобы жить с ними. И сделаю для этого всё возможное. Вы не правы, я смогу работать. Как приедем и освоимся, я сразу же найду работу. Мику прижалась ко мне. И я чувствовал, что её сердечко было очень рада моим словам. Она всегда чувствовала во мне опору и поддержку. И так будет всегда. — Ладно. Тогда с вами спорить бесполезно. Куда хоть уедете? — В Ияси Сато. Что в 90 километрах от Токио, ока-сан. Там очень красиво, и мне кажется, что это идеальное место для нашего гнёздышка. — А в гости хотя бы приезжать разрешите? Всё-таки это же моя внучка…***
С появлением ребёнка наша семейная жизнь круто изменилась. Приходилось постоянно смотреть за ребёнком. И, соответственно, постоянно вместе гуляли. Мику, находясь в декрете, не могла уволиться. Малышка за месяц немного подросла, также начали уже расти волосы на голове. Такие же, как у её мамы, один в один! Так что, моя лагерная гипотеза подтвердилась! Она активно ползала по дому, так что нужен был глаз да глаз! И пока Мику была дома, я ездил в Сато, присматривал дома. Какие же они были все дорогие! Туристическое место, при этом домов не так уж и много на продажу. Но Мику сказала не смотреть на цену, в пределах разумного. Я много гулял по улицам, смотрел в объявления (до эпоху Интернета. Господи, как же люди жили ещё раньше?) и расспрашивал домовладельцев. Найдя один особнячок, я присмотрелся к нему. Он не был особо большим, примерно сто квадратов, и плюс двухэтажный. Что было супер! Комната для ребёнка, а может, если всё будет хорошо, даже для… двоих. Хех. Стоил он на удивление не так уж и много, но зато какой вид открывался с него! На самого Фудзи-саму! Хоть домику и требовалась мужская рука, зато такой вид того стоил! Я купил его сразу же. Поэтому, когда бывший владелец, пожилая пара, выдала мне документы на него, я сразу же сел на ближайший поезд на Токио. Да, ходить долго с тростью было очень неприятно, да и к тому же, она стала моей второй спутницей на всю жизнь… Дома. Радости Мику не было предела, когда она узнала о покупке такого прекрасного дома! Тем более, через неделю новый год, и мы с моей не стали украшать уже эту квартиру. Съезд был через пару дней…***
… Вот мы уже дома. Не на съёмной квартире, и не шее у родителей. А в своём особняке, с самым прекрасным видом! И с чудесной женой и ребёнком. О чём ещё можно было мечтать? Падал снег большими хлопьями, а я стоял на веранде второго этажа с горячей чашкой какао. Мику незаметно подошла сзади: — И чего мы стоим тут в одиночку? Неужели уже надоели? — как-то грустно заявила моя любимая жена. Я медленно повернулся и заключил её в объятия, нежно шепча: — Никогда. Просто ждал тебя, пока сама придёшь. Мику, моя любовь, благодарю тебя, что спасла меня. И что сейчас живём так. — Лёша, но это сделала не я одна. А мы вместе. Я поставил кружку на маленький столик. И мы закружились в медленном танце. Пускай нога и протестовала, но я не обращал внимания. Музыкой служило для нас ритм собственных сердец. А затем… поцелуй. Самый горячий, самый страстный, самый любовный. Такой же, как и при первой нашей ночи. Наша спальня была как раз на выходе с веранды, и, продолжая её целовать, мы медленно шли до кровати. С каждым пройдённым шагом, на нас оставалось всё меньше одежды. И когда уже легли, а я дарил её прекрасному и стройному телу множество поцелуев, внезапно раздался крик малышки. — Да бли-и-ин! — сказали мы в голос. Мику быстренько надела футболочку, и выскочила из комнаты, по дороге говоря «прости». А я остался лежать, и ждать её возвращения…***
… До нового года несколько часов. Дом украшен, еда готова, и наша малышка сидит за своим маленьким стульчиком, ожидая, пока её суетливые родители наконец-то сядут. А они не могли, ибо их головы захватила безумная страсть друг к дружке. В Японии не было поздравлений от императора, так что спешить было некуда. И, наконец уставшие, они сели за стулья, и смотрели друг другу в глаза: — Мику, это самый чудесный новый год! — Согласна! Самый лучший! И, сказав тост, мы выпили по саке. Часы пробили двенадцать, и, взяв на руки Аику, мы вышли на улицу. Снег медленно падал, и надо будет завтра почистить дорожку. А пока просто смотрели на фейерверки. Она охала и ахала, и их не боялась. Смелая будет, не иначе! Мику поцеловала её, а потом и меня. — Лёша, спасибо тебе, что ты выбрал именно меня тогда, в лагере. — Мику, мы уже тысячу раз это обсуждали. Я и не мог бы выбрать другую, ибо только ты засела у меня в сердечке глубоко. И это я должен сказать тебе «спасибо», ведь не отвергла меня тогда, в твоём домике. Она прижалась к нам ещё сильнее, и я слышал такт её нежного сердечка. — Никогда не отвергла бы. Да, глупо конечно, что у нас всё так быстро получилось. Сама, с возрастом понимаю, что нам очень повезло, что наши отношения также быстро не сгорели. И знаешь, раньше я благодарила бы богов, что сохранили наши отношения, но сейчас, спасибо говорю именно нам, ибо только в наших руках находятся наши же чувства. Только от нас всё и зависит. — Согласен, любимая. Я выбрал остаться с тобой в автобусе, и вырвал теперешнюю жизнь из лап самой смерти. Ладно, пошли в дом, а то наш смысл жизни уже замёрз! Вот, дрожит вся! Она подула на её ручки, отчего Аика весело хихикнула. Но то, что было далее… — Агу… Уга… — Мику! Ты… слышала?! — Да! Её первые звуки! Нашей радости не было предела. Да, конечно это ещё нормально, но всё же так радостно слышать хоть что-то, кроме редкого крика и плача. Хорошо ещё, что она у нас тихая и спокойная. Мы зашагали в домик, где было тепло и очень уютно. Мы с Мику уложили её в кроватку, и её мама дала ей… ту самую куклу. — Аика, моя дорогая. Держи её, а твоя ока-сан сейчас прочитает тебе сказку… И начала свою пламенную речь. Она рассказывала так восхитительно, что мне и самому было интересно. Но по течению сюжета я понял, что основана она была на реальных событиях. На наших событиях… … Стоило лишь Мику закончить, малышка сладко засопела. Она так внимательно слушала и смотрела, словно понимает, о чём речь. Рассказывала, кстати, на японском. Когда мы вышли из её комнаты (она была рядом с нашей, буквально через дверь), я спросил у неё: — Мику, но мы разве не будем её учить русскому? На что она удивилась: — А зачем? Хочешь съездить туда? Если так, то ладно, будем. — Нет, не хочу, на самом деле. Мне нет смысла быть там без тебя. Да и переезжать надоело! Хочется уже своего. — Хах, согласна! Сколько лет мы без своего гнёздышка, несмотря на съёмную квартиру? И кстати, тебе самому сказка… понравилась? Её глазки загорелись аки звёздочки, а щёчки пылали. Было понятно, на что она намекает. — Ещё как! Тебе нужно будет стать поэтом или писателем… Я подтянул её к себе поближе, и поцеловал. Просто наслаждались друг дружкой, и, не отвлекаясь ни на что, так и зашагали к кровати. Старались не сильно шуметь, но всё же иногда давали чувствам немного воли!***
… Вот и пролетел годик. С работой здесь был напряг, поэтому с Мику не придумали ничего лучшего, чем открыть свою лавку русской кухни. Моя дорогая жёнушка готовила, а я следил за экономикой нашей семьи, время от времени занимаясь шабашками в деревне, зарабатывая уважение и неплохую репутацию у местных. Пускай меня и считали гайдзином, но всё же от помощи не отказывались, и платили неплохо! А ведь в туристический сезон тут были очень неплохие деньги! Такие, что даже с моей работы не было! И на мой день рождения Мику подарила мне красивую позолоченную трость! Она очень удобно сидела в руке, и красиво выглядела. Но ведь был прогресс в самом важном — в нашей малышке. Был обычный осенний день, двадцатого октября. Был выходной, посетителей практически не было, поэтому свободное время решили провести с дочуркой. Она уже очень уверенно ползала и уже неплохо ходила! Если честно, напоминала меня, когда только встал после первого урока по реабилитации… Мы играли с кубиками, как вдруг она… заговорила: — Ока…сан! Отоо…сан! Мику немного заплакала, и подползла к ней поближе. А я тоже проронил одинокую слезинку. Её первые слова… А я ведь так боялся, что не услышу их! Она обняла её, а я их, как главный защитник. Никогда их не отпущу… После этого события она часто упоминала нас. Бывало, что идёшь по коридору, а она выкрикивает что-то про маму и папу. Так приятно. Нужно почаще с ней заниматься. У неё также быстро растут волосы! Пускай не как у её родителя, но уже закрывают ушки. Так мило. Пускай год и проходил плавно и отчасти тягуче, но на её первый год рождения приехала Хиккари-сан с… ним. — Лёшенька, там кто-то пришёл! Я пока на кухне, прости! Да, мы закрыли на сегодня лавочку, и она готовила еду для нашего стола. В дверь постучали ещё несколько раз. Я узнаю этот характерный стук, и он не предвещает ничего хорошего… … Я не спеша открываю дверь. Сначала показывается Хиккари-сан, которая очень весела машет нам с очень большим и ярким пакетом, и он… Но вот в нём что-то поменялось. Уже не было того злого и пренебрежительного взгляда. А… усталость, и отчасти вина. На него было так грустно смотреть, что даже моя злость ушла. Он сильно постарел. На месте стильной бородки пришла белая, как снег, но всё ещё ухоженная щетина. Его глаза осунулись. Первой заветную тишину нарушила Мику, а затем и Хиккари-сан: — Дорогой, кто там? — Здравствуйте, дорогие дети! Впустите нас, пожалуйста? А затем, и он. Отец. И мой тесть. Которого я не видел почти четыре года. — Прошу, пустите. Я… хочу увидеть внучку и… поговорить с тобой. Пускай в его голосе ещё была сила и уверенность, но также и печаль, и боль. Хорошо было видно, что ему трудно говорить. Душевная боль его сильно терзала. — Входите. Входите. — сказал я тихо. — Лёша, родной, что же ты мол… Но она не успела договорить. Вышла с кухни с улыбкой и в милом фартучке. Но её личико быстро изменилась на противоположное. — Отоо-сан… Ока-сан… Что вы тут делаете? Она… не была злой. А расстроенной, наверно. И то, только из-за отца. — Мы просто хотели… Но он не дал ей договорить. — Дети. Я прошу у вас… прощения. Да, я знаю, что отнял у вас так много времени. Но я тогда сам сильно погорячился и испугался. Сам, как отец, понимаешь. Я хотел для своей дочки только лучшее, и зациклился на этом. И… спустя столько времени, ты снова приехал. Меня поразила твоя настырность и воля, и от этого я тогда ещё больше вскипел. Я… не хотел тогда убивать тебя. Ведь… видел в тебе… себя. — его голос сильно поник, но папа сильно держался, как сильный и волевой человек. — И спасибо моей дорогой, что привела меня в чувство. А потом, когда вы поженились, понял, что был не прав всё это время. И… не мог тогда подойти и рассказать всё то, что говорю тебе сейчас. А потом, когда я приехал из Союза, и, узнав от Хиккари, что было с тобой, я… Мне было очень страшно. Ведь такое даже самому страшному врагу не пожелаешь. Думал, что ты не выкарабкаешься, и… Оставишь мою дочь одну. Но потом, когда сверху узнал, что она наконец беременна… Хотел сразу же приехать к вам, но… мне стало настолько стыдно за себя, что не смог. А сейчас как подросток здесь стою и разглагольствую тут… — он похлопал себя по груди. А Мику всё это время стояла, прижав меня к себе. Но по её личику тоже можно было увидеть, что она уже не в злости, а в печали. — Алексей… сын… мой. Прошу тебя, можешь выгнать меня, и никогда больше не пускать в ваш дом, но позволь сначала увидеть внучку. Пожалуйста. Его слова… тронули меня. А ведь он и правда пытается раскаяться. Ведь такие эмоции нельзя сыграть, они в любом случае будут выглядеть фальшиво. Я медленно вышел из её объятий, и, подойдя к нему… обнял. Как обнимает сын отца. И что было ещё удивительнее, он ответил мне. Немая сцена. — Папа. Всё это было… сплошное недопонимание. Вы же… так ненавидели меня. И я Вас, конечно, понимаю. Но два года… я много сил, времени и здоровья потратил, чтобы снова увидеться и быть рядом. Я люблю её, и нашего ребёнка. Вы не поверите, но я специально выпросил у самой смерти, чтобы меня ещё тут оставили на какое-то время… Похоже, мои слова также тронули и его. Он отпустил меня, и слабо улыбнулся: — Я виноват. Очень сильно виноват. То время, конечно, уже не вернёшь, но… Если когда нужна будет помощь… Мы с Мику одновременно ответили: — Мы знаем. — Вот и славно. — уже родители также ответили. — Но, сынок, что с твоей ногой? — Увы, последствия опухоли. Но хотя бы вообще ходить могу, и то хорошо. Мику, я могу принести малышку? — Да, конечно, сходим вместе. Ока-сан, отоо-сан, присаживайтесь. Она обняла меня за руку, и мы вместе пошли на второй этаж. Уже там, я только собирался открыть дверь, как вдруг на мою ладонь ложиться уже её: — Лёш. Это было… сильно. Но не знаю, как ты, но я всё равно не смогу простить его. Слишком много боли тогда он причинил… — Я понимаю, солнышко. Но всё-таки он твой отец. И он один. Родителей нужно ценить, понимаешь? Какими бы они не были. Я вот своих очень ценю и буду любить всегда. Так скучаю по ним, и не знаю даже, как они! И, вряд ли… Я задрожал, пытаясь сдержать эмоции. Мику сразу же, не успев я договорить, обняла меня, и сильно прижала к себе. — Лёшенька, прошу, не плачь. Всё с ними хорошо. Я уверена в этом. Да, это всё очень-очень страшно! Но поверь мне, узнав, что с тобой сейчас, то они сами отпустили бы тебя со мной. Прости… Я нежно погладил её по щеке, и открыл дверь. Аика сидела на кроватке, и играла с той самой куколкой. Это было так мило, что даже отрывать её от такого важного дела не хотелось. Но кто нас спрашивает, верно? Всех нас так отрывают, и даже меня от жизни почти так не оторвали… Аккуратно и нежно беру её на руки. Она внимательно смотрит на меня, но затем очень широко улыбается, и сама тянется ко мне. Мику стояла в дверях, сложив руки на груди, и смотрела на нас. — Она тебя любит. Только с тобой она так во весь ротик улыбается! Даже завидно немножко. — Мику! Неужели ревнуешь? Да как так? — Эй! Я что, виновата, что ты так у женской аудитории популярен? Она обняла нас, и мы дружно зашагали вперёд, уже к своим родителям. — Ой! Она уже так подросла! — очень мило сказала Хик-сан. — Прошу, покажите её… Я аккуратно передаю её ему. Она перестаёт улыбаться, и очень осмотрительно смотрит на него. Сцена сначала напряжённая, но потом… Она весело смеётся, улыбаясь ему! И впервые за все эти семь лет я вижу у него… улыбку. Настоящую, искрению. — Как Мику когда-то, правда, Хиккари? — Да, Алексей. Полностью согласна. И хватит, поставь ребёнка на землю! И мы все весело рассмеялись, как будто мы были все одной большой и дружной семьёй…***
… Моя история подходит к своему логическому завершению, но не к её окончанию. Прошло четыре года, и заканчивается текущее тысячелетие. Аика развивается не погодам, она такая умная для своих лет! Очень много читает и очень хорошо просчитывает большие числа. Да, к музыке она очень холодна, сколько Мику и не пыталась её приучить! Но я, с горем пополам, смог отговорить её. Наша дочка очень красива. Она пошла вся в мать. Только вот волосы, как доросли до плеч, так больше и не растут почему-то. Но всё равно она очень красива. У неё чудесный характер и очень добрая. В детском саду она выигрывала не одно мероприятия по подготовке к учёбе. Мы с её мамой так гордимся! И относительно скоро, уже через пару лет, пойдёт в школу. Наш бизнес если и не процветает, то и в убыток не идёт! Спасибо Алексею Петровичу, он вложился в наше дело, и он пока не прогорит ещё долго. Мику очень чудесно готовит, и ей это стало нравиться даже больше, чем петь. Сама мне в постели об этом призналась. И да, теперь мы ждём уже второго малыша! Она на пятом месяце, как тогда, когда я ещё болел. Но теперь я могу с ней помогать вообще во всём! Ездили даже недавно в Токио, на УЗИ. И оказывается, что будет… мальчик! Мику так радовалась, ведь она так хотела именно мальчика почему-то. Тридцать первое декабря одна тысяча девятьсот девяносто девятого года. Конец эпохи девяностых. Через несколько месяцев, в том очень чуждом для меня мире, я должен только буду родиться. И, похоже, именно в этом месяце и появится на свет мой сын. Забавная ирония, Судьба. Я стою на веранде балкона, опиравшись на него, и смотрю на Фудзи-саму. Под сильно падающим снегом тут так красиво. Смотрю и думаю, сколько мне теперь осталось. Да, я попросил дать мне время на воспитание ребёнка, но появился второй. Неужели я обманул госпожу Смерть, и мне теперь нечего бояться? Или наоборот, она меня теперь накажет ранней смертью? Очень страшно, почти до дрожи. Делаю глоток горячего кофе. Помогает. Господи, прошу, скажи, что я не совершил свою ошибку, и что с моей семьёй всё будет хорошо! Пошли хоть какой-нибудь знак того, что ты слышишь меня! Звук выдвижных дверей. И очень добрый, девичий голосок: — Отоо-сан! Отоо-сан! Не стой на улице, заболеешь, и мама ругаться будет! Она кстати сказала, что сейчас тоже подойдёт! Повернувшись, и сладко ей улыбнувшись, я поставил кружку на столик и взял её на руки. Она не была тяжёлой. — Хорошо, милая моя. Но сейчас я унесу тебя в твою комнату, и… — Нет! Я хочу быть с тобой. Отоо-сан, прошу, не покидай меня! Где-то я уже слышал эти слова. Так давно это случилось… Помню, в лагере это дело было. — Я тебя никогда не покину. Жизнь отдам свою, но не брошу. Давай сами пойдём к ока-сан? — Да-да! — весело проговорил мой ангелочек. Но не успели мы уйти на второй этаж, как моя дорогая сама спустилась к нам: — О, а вы куда идёте? Мику через полгода будет уже тридцать. Она взрослая, статная женщина. Её фигура, даже с животом, была очень стройной. А её голос стал ещё слаще и чище. — Да вот, к тебе идём! Да и самому уже немало лет. Перерос себя, даже того, из чужого мира. Она обняла нас, и мы, уже вместе, зашагали на веранду. Вот мы стоим, как одна дружная семья. Хоть снег и падал, но не было холодно, даже пар изо рта почти не шёл. А мы смотрели на фейерверки, которые красиво взрывались, переливались и собирались в разные причудливые формы. И за все эти года он перестал меня раздражать. Аике было хорошо и весело. Она любит их. А мы любим её. Пока она смотрела на них, мы соединились в поцелуе, и снег падал на наши горячие лица, сразу тая. Закончив под окончание красивых красно-жёлтых взрывов, она прошептала мне: — Алексей, как ты думаешь, что будет дальше? На что я ответил: — Я отвечу тебе тоже, что и ты мне, когда задал тебе тот же вопрос — новая жизнь, новые возможности, и новое прекрасное завтра. Положил ладонь ей на животик. Как тогда, пять лет тому назад. Она всё также мило хихикнула. — Лёшенька, я так люблю тебя. — И я тебя, Мику. Всегда буду.***
…Жизнь и смерть. Радость и горе. Страдание и наслаждение. Все эти чувства я испытал за все эти десять лет. И очень рад, что попал именно сюда, и встретил именно её. Пускай даже может и не проживу до старости, но теперь я точно уверен, что с моей семьёй всё будет в порядке. Ибо нельзя жить одним днём. Нельзя сдавать свои идеалы. Нужно наслаждаться этой жизнью до самого конца. И всегда быть со своей семьёй, ибо только она поймёт тебя, только она примет тебя таким, какой ты есть. Моя любимая Мику, моя самая дорогая и нужная Аика, и долгожданный малыш — я никогда не покину вас, и всегда буду сражаться за жизнь до самой своей гибели!