Танцуй и кайся

Бомгю знал, потому что заранее достал своих хёнов расспросами, что созревание - это довольно мерзко, и приходит оно обычно под утро, как лихорадка. Ты просыпаешься с мелкой дрожью, никак не можешь согреться, грудь болит, живот болит, голова тяжёлая, и так целый день, пока непослушное тело не прекратит бодаться со своей новой сущностью. - ...а дальше что? - А чёрт его знает, - Ёнджун бросил невесёлый взгляд на капитана, - У нас как-то… Не сходятся показания в этом вопросе. - В смысле? - Ну, у меня на этом всё закончилось. День отмучился, потом проспал часов десять, и на следующий уже был как новенький. Только запахи все были очень сильными… Голова поначалу всё время от них болела. Но потом привык. - Ужасно, - капитан поджал губы и скрестил руки на груди, - Ёни-хёну жизнь буквально сдала козырные карты! Ёнджун фыркнул и полез к нему обниматься. - А что было у тебя? - спросил Бомгю. - Ничего хорошего. - У него на второй день начался гон, - пояснил Ёнджун, - А это, ну… Не очень хорошо. Ты же знаешь, да, что всем взрослым альфам и омегам на базе в обязательном порядке колют подавители, чтобы ни гонов, ни течек не было? - ...нет? - Ну, теперь знаешь… Но до созревания подавители не пропишешь, сам понимаешь. В общем, у него начался гон. Мне, понятно, дали отпускные, чтобы я с ним сидел… В медотсек-то его нельзя было сплавить, он бы убил там кого-нибудь. Бомгю перевёл недоверчивый взгляд на всегда спокойного, сдержанного капитана. Тот слегка покраснел. - Я не помню почти ничего, - признался он, - Только урывки какие-то. Помню сижу в одеяле, и Ёни-хён меня с ложки супом кормит… А в другой раз прихожу в себя - я на полу у кровати, одна рука прикована к батарее… Мало весёлого, короче, - совсем смущённо закончил Субин, - Хорошо хоть потом мне стали делать уколы, и больше не было такого. - А вы, ну… - Бомгю сделал широкий жест рукой. О течках и гоне он знал в самых общих чертах. В школе таким вещам начинали учить в шестнадцать лет, минимальный возраст созревания, но Бомгю забрали служить родине в пятнадцать, и кроме слухов и пошлых шуток он знал до обидного мало. - Что “ну”? - не понял капитан. - Да у него только одно на уме! - фыркнул Ёнджун, - Нет, тигрик. Бинни в том состоянии ещё только трахать не хватало… “Ну” у нас началось гораздо позже. И это, кстати, совершенно не твоё дело!.. Бомгю хватило такта покраснеть и сменить тему. Слова Ёнджуна о том, что он скоро созреет, не давали ему покоя. Каждое утро он тщательно прислушивался к себе, надеясь найти хоть какой-нибудь из признаков: боль в животе, мигрень, неожиданную смену настроений, но раз за разом не находил ничего, кроме холода и знакомой боли в натруженных мышцах. Он знал, что остальные тоже присматриваются к нему. Даже мелкие, которые заразились от старших ожиданием… Чего-то. Тэ всматривался в его лицо за завтраком, Нини старался незаметно его обнюхать его каждый раз, когда они оказывались рядом. Присмотр старших тоже ощущался чуть сильнее, чуть настойчивее, и всё это внимание потихоньку начинало действовать Бомгю на нервы. Он чувствовал в себе перемены, чувствовал, что стоит у самого-самого порога взросления, но почему-то никак не мог его перешагнуть. Может быть это сила, которую он получил и приручил так рано противилась изменениям, может быть что-то в нём было сломано, но раз за разом ложась в кровать, он с тихим отчаянием понимал, что и завтра ничего не будет. И вдруг, неожиданно для всех, созрел Тэхён. Это был особенно хмурый и холодный день - зима медленно, неохотно двигалась к излому, впереди были ещё месяцы изморози, немеющих пальцев и облачков пара над кружками и тарелками в большой, плохо прогревающейся столовой. Тэ проснулся с ознобом, и Бомгю с трудом убедил его всё-таки вылезти из тёплой постели и сходить позавтракать. Ему пришлось самому натянуть на безвольного Тэ свитер - тот никак не мог достаточно разлепить глаза, чтобы разобраться, куда нужно совать руки, а куда - голову. - Он странно пахнет, - тихо сказал Нини, пока Бомгю застёгивал на Тэхёне куртку, - Может его надо в лазарет? Бомгю принюхался. Тэ пах в основном мылом и нагретым железом, но в его собственном запахе появилось что-то незнакомое, горьковато пряное. Не кислое “плохо” или сладкое “хорошо”, а что-то совсем новое. - Позови старших, - отозвался он также тихо и, когда за Нини закрылась дверь, взял лицо Тэхёна в ладони, - Тэ, посмотри на меня. Тэ поднял на него стеклянные, не проснувшиеся глаза. - Я болею? - Кажется да, - Бомгю коснулся губами его тёплого лба, - Это как же тебя угораздило, дружище? Тэхён пожал плечами. Затем поднял руку, плотнее прижал ладонь Бомгю к своей щеке и закрыл глаза. Спустя несколько минут вернулся Нини, вместе с Субином и Ёнджуном. Субин мягко отогнал Бомгю и принялся хлопотать над Тэхёном, а Ёнджун, не дойдя до кровати пары шагов, остановился, нахмурившись. Он перевёл взгляд с Тэ на Бомгю и обратно. Затем снова посмотрел на Бомгю - тот поймал его взгляд и выразительно приподнял бровь. - Подойди-ка сюда, - сказал Ёнджун, но сам преодолел разделяющее их расстояние и уткнулся носом Бомгю в висок, принюхиваясь. Когда он отстранился, на его лице застыли смущение и растерянность. Бомгю открыл было рот, чтобы спросить, что происходит, но Ёнджун его опередил. - Бинни, подвинься, - он опустился перед Тэхёном на колени и принюхался к нему, точно также, как до этого к Бомгю. Тэ никак на это не отреагировал и вообще, судя по всему, уже снова заснул, не обращая внимания на одежду и неудобную позу. - Хён? - осторожно спросил капитан. - Хён?.. - эхом отозвался порядком взволнованный Нини. Ёнджун медленно отстранился. - У меня две новости, - сказал он, явно стараясь звучать спокойно и весело, - Хорошая и… Неожиданная. Хорошая - наш Тэ совершенно здоров. А неожиданная… Он созревает, - он поднял на Субина блестящие глаза, - Сегодня к ночи у нас в стае будет ещё один взрослый! Сказать, что Бомгю охуел… Бомгю охуел. Ни разу, ни разу за все эти мучительно долгие недели, ему не приходило в голову, что пока его организм выёбывается, кто-то из мелких может его опередить. Потому что, ну, был же порядок, которому они следовали всегда и во всём: сначала Ёнджун, как самый старший, за ним Субин, за ним Бомгю и только после - Тэ и Нини. Всегда только так. Почему, почему природа вдруг решила его проигнорировать?.. Несколько долгих мгновений он закипал как котелок, переполненный изнутри злостью и завистью, а затем с него словно сдёрнули крышку, выпустив накопившийся под ней пар, и на него волной обрушилось чувство вины. У Тэхёна созревание, один из самых тяжёлых и волнительных моментов в жизни, а он, его товарищ по стае, его старший, думает только о себе. Бомгю очень сильно захотелось дать себе пощёчину. - Так, - сказал Субин, и все взгляды обратились к нему, - План действий… Хён, раздень его и уложи в постель, пусть отдыхает. Кай - сбегай в столовую, возьми нам сегодняшний рацион сухпайками. Бом - в лазарет, попроси всё, что нужно для созревания. А я пойду отчитаюсь перед начальством и возьму нам отгул, - он бросил взгляд на Ёнджуна, - Хён, ты… - Я останусь здесь, - отозвался Ёнджун, - Давайте, кыш отсюда. Быстрее уйдёте - быстрее вернётесь. Бомгю пролетел мимо группки новобранцев, весело болтающих по пути в столовую. Заметив его приметную куртку с лейтенантскими нашивками они замолчали и уважительно посторонились. В другое время, Бомгю, пожалуй, позволил бы себе задрать нос повыше. Его стаю не слишком… Любили. Для старших солдат они были зарвавшимися малолетками, бельмом на глазу, для вышестоящих - напоминанием о том, на что приходится идти ради победы, для новобранцев - ожившими героями страшных сказок. Но никто не мог отрицать, насколько они были хороши в том, что делали, насколько эффективны. Поэтому они занимали комнаты в стороне от основных казарм, поэтому никто не сказал и слова против, когда Ёнджун и Субин обменялись метками (поэтому и ещё потому что злить повелителя воды и повелителя электричества было бы просто глупо), поэтому они могли позволить себе быть в первую очередь стаей и во вторую - всем остальным. Стая. От этого слова Бомгю становилось тепло в груди. В лазарете пахло щёлочью, спиртом и усталостью. Здесь ещё только готовились к побудке, но утренняя смена уже заменила вечернюю: медбратья, зевая и ёжась, натягивали халаты поверх плотных свитеров и пили котловой кофе из общего термоса. - Блять, Бомгю, - сказал заметивший его Хичхёль, - Время семь утра. Не говори, что ты уже успел что-то повредить. - Отойдём? - бросил запыхавшийся Бомгю и кивнул в сторону подсобки. Хичхёль преувеличенно тяжело вздохнул, но последовал за ним. - О, - сказал он, когда Бомгю вывалил на него новости, - Ну, пора уже. Сколько ему там, семнадцать? - Шестнадцать, - сказал Бомгю и, не сдержавшись, добавил, - Мне семнадцать. - А мне тридцать восемь, - отозвался Хичхёль, - И чего теперь? Ты, давай, голову мне не морочь… Сейчас соберём всё необходимое. Всего необходимого оказалось немного: баночка с каким-то голубоватым раствором, многоразовый шприц, две коробочки таблеток и широкий пластырь. - Обезболивающее, - сказал Хичхёль, вручая Бомгю баночку, - Внутривенно. Вводите как начнёт мышцы сводить, но не больше одной дозы в два часа… На самом деле не парься, отдай просто Ёнджуну он умеет. Здесь, - он встряхнул первую коробочку, - Подавители. - Из разве можно? Мы же ещё не знаем-... - Не для него, для альф ваших. Чтобы им бошки от гормонов не снесло. Здесь, - он встряхнул вторую, - Успокоительные. Ну и пластырь, - он показал Бомгю тонкую упаковку, - Чтобы метку заклеить. Конечно. Теперь, когда Тэхён взрослый, Субин сможет поставить ему настоящую метку. А потом раскрасить и ему плечи бледными, неровными следами зубов, прямо как Ёнджуну. Блять, Бомгю, соберись! - Сегодня и завтра вы все на больничном, - продолжал Хичхёль, не обращая внимания на то, как Бомгю нахмурился и закусил губу, - Как презентация закончится, пусть Тэхён приходит, перепишу его медлист с детского на взрослый, - несколько мгновений он помолчал, собираясь с мыслями, затем хлопнул себя по лбу и вытащил из шкафчика ещё одну упаковку таблеток, - Контрацептивы. Ну, на случай, если он станет омегой. Не пригодится - вернёшь, у меня всего две пачки в запасе… Сам понимаешь, не очень востребованная статья заказов. - Ага… - сказал Бомгю, который плохо понимал, зачем на военной базе, где у омег не бывает течек, вообще нужна контрацепция, - Ага. - Передай Субину привет, - Хичхёль зевнул, культурно прикрыв рот ладонью, - И мои поздравления. Ещё один взрослый в стае! Такое событие… Бомгю вежливо поклонился. На пути обратно ему встретилось всего несколько человек, в основном рабочие и дежурные. Кажется и они отступали в сторону при виде него, но Бомгю не обратил внимание. Совесть и зависть попеременно грызли его изнутри, хотелось забиться в какой-нибудь далёкий угол и поплакать от избытка эмоций, но он не мог, потому что у него не было никакого права жалеть себя в день, когда по-настоящему плохо было другому, и потому что его ждала стая-стая-стая. Не важно, есть у него статус или нет: для Тэ и Нини он всё равно старший. И это его долг - быть перед ними весёлым и самоуверенным, всем своим видом показывать, что всё хорошо, что поводов волноваться нет, что вместе они справятся с любыми проблемами, точно также, как Субин и Ёнджун притворялись перед ним самим. Он поймал своё отражение в тёмном холодном окне. Ломаная линия волос, тёмные провалы глаз, бесформенные очертания куртки, которую он носил с пятнадцати лет, и которая ему всё ещё была велика. - Ты взрослый, - сказал он своему отражению, одними губами, - Ты очень, очень взрослый. Отражение предсказуемо ничего не ответило.