Привилегии "идеальных"

Уроки французского языка не являлись самым занятным предметом изучения для Коннора. Сквозь сон 13-летний мальчишка различал отдельные обрывки фраз и ясно понимая их перевод, преспокойно мог продолжать себе всё ту же мирную, но полную бодрствования, дрёму. Его же младшего брата этот лягушачий язык кажется увлекал за собою с каждым годом всё больше, такое отношение к уроку, он позволить себе ни в коем случае не мог. В основном Ричард относился так к каждому предмету. В идеально чистой тетрадке на каждое занятие приносил идеально выполненное домашнее задание к нему. Крайне редко ошибался и если вдруг такая досада с ним случалась, очень усердно и с особым рвением пытался достигнуть нехватающих, его и без того умной голове, знаний. Не то чтобы Коннор был глупее него, но иногда тому приходилось чувствовать себя действительно жалким и никчёмным по сравнению со своим идеальным братцем. Казалось даже по внешним данным тот в чем то, да обходит его. Неважно, что различались они лишь цветом глаз. Даже к этому кареглазый испытывал некую зависть. Идеальная походка, безупречная дисциплина, совершенно белая кожа без царапин и ссадин, как у него. Можно подумать, нашёл себе повод конечно, но и отец замечая эту тонкую грань между братьями, больше любил Ричи, чем Конни. Если спросить, он естественно начал бы отрицать, но только ведь парнишка не слепой и прекрасно видит его отношение к нему и к Ричарду. В их семье ласка и любовь уходили на задний план, ценились лишь весомые достижения, награды за первые места в конкурсах и отличные оценки по учёбе. Для чего уделять больше внимания ребёнку чьи заслуги гораздо ниже другого? Именно этим вопросом Коннор уже давно перестал занимать свои, и без того путающиеся всё время, мысли. Замечая, как кареглазый постепенно действительно начинает засыпать, Ричард легонько толкает его в плечо и вновь обращает внимание к добродушной учительнице, что готова была на самом деле и не замечать таких пустяковых выходок Конни, ведь только здесь ей так хорошо платили. Чтобы она у него не спросила, тот даст ответ идентичный ответу младшего. Просто так сотрясать воздух, зная каких последствий за этим можно будет ожидать, ни к чему. Кареглазый сонно потирает переносицу и слегка оборачиваясь к Ричарду, посылает один кивок, якобы в знак благодарности, а на самом деле саркастично порицая парнишку за то, что тот его разбудил. Только Рич, действительно принимая этот жест за первый вариант, тепло улыбается старшему и тут же сообщает, что через пару минут их отпустят с урока. Чувствуя, как изнутри его начинает пожирать совесть, Конни слегка краснея наконец отворачивается от своего близнеца и уже покорно выжидает окончания последних минут, до жути нудного, урока французского. .Выходя из кабинета, Ричард, как обычно это делал его брат, чуть затягивает расслабленный узел галстука и останавливается чуть смущённым взглядом на глазах оттенка молочного шоколада напротив. — Тебе правда не трудно? Я скоро сам научусь. — Мне не трудно Ричи. И опять эта лучезарная улыбка. Ричарду нравится когда его брат так улыбается и называет его уменьшительно ласкательным «Ричи», вместо его грубого, полного имени. Вот отец себе такого никогда не позволял. Только они между собой могли обмениваться такими сокращениями. — Не переживай так, я не скажу отцу, что галстуки по утрам тебе вяжу я, а не ты сам. — Ухмыляясь произносит Коннор и поправляет воротничок его белоснежной рубашки. Видимо принял его краснеющие щёчки за постыдное упущение в своей совершенности. — Ещё немного потренируешься и больше не пригодится моя помощь. Только последняя фраза вырывается из уст мальчишки с некой досадой в голосе. Было несомненно приятно, что Ричард хоть где-то может зависеть от него, а не только от самого себя. Вновь отстраняясь от брата кареглазый чуть мнётся, а после наконец разворачивается и направляется к их комнате, оставляя младшего ещё парочку секунд одного стоять посреди коридора. На душе того, тоже неприятно скребут кошки после последних слов Конни. Желание никогда больше не тренироваться в вязании галстуков, только для того, чтобы заместо него, это делал его брат, вдруг сейчас ощущается острее чем прежде. Каждое утро он вновь и вновь будет это делать за него и каждое утро он будет ему улыбаться. А если бы позавчера вечером, Ричи не отчитал отец за такую «неопрятность», тот никогда бы в жизни не попытался затянуть на своей шее эту петлю. Если вдруг Элайджа узнает, что он всё ещё не умеет завязывать галстуки, а вместо него это делает Коннор. даже и думать не хотелось, что могло бы быть при таком раскладе событий. «Пусть он никогда об этом не узнает. Пожалуйста. Пусть он никогда об этом не узнает.» Решая действовать по заранее задуманной схеме, Ричард с каждым разом специально проваливал очередную попытку даваемую Коннором самостоятельно завязать галстук. Что-то внутри говорило мальчишке, что это неправильно, но что именно, ему всё ещё трудно было понять. — В этом нет ничего сложного. Не понимаю почему у тебя не выходит. Бухтит Конни, но идеальный узелок на шее Ричи говорит мальчишке, что он будет помогать брату ровно столько, сколько тому ещё потребуется. — Что если папа узнает? — Он не узнает. — Потому что ты научишься завязывать себе галстук самостоятельно раньше? Ведь так? Голубоглазый не приучен опускать взгляд при разговоре, но сделать это сейчас почему-то так и тянет. Мало того, что Ричард специально не прикладывал к этому занятию даже малейшего старания и усердия, он с каждым разом всё смелее, подходил к брату за рукой помощи, чтобы тот сделал это за него. — Потому что не узнает, Конни. Чуть смелее добавляет Ричард и треплет брата по голове, словно та обусловленная разница между ними в пять минут не имеет уже абсолютно никакого значения. Коннор не возражает. Ему даже нравится. Ему нравится когда Ричард прикасается к нему, ему нравится каждое утро затягивать на шее младшего брата идеальный узелок галстука. Он любит Ричи и готов прощать ему всё на свете, всё пока может прощать, что бы тот не натворил. Тем более кажется голубоглазый выше него на парочку сантиметров. Так что будем считать, что это привилегия «идеальных.» «Пусть Риччи никогда об этом не узнает. Пожалуйста. Пусть он никогда об этом не узнает.» Ужин в честь удачной сделки Камски с какой-то огромной компанией в Детройте, планировался быть масштабным. Мальчишки скучающе сидели в своей комнате пока внизу уже медленно собирались дорогие гости их отца. Один в руках держал галстук, другой отрешённо рассматривал собственные руки. Ричард уж точно не ожидал, что Коннор поставит ему такой ультиматум. Он ведь не сможет завязать галстук сам. Это же сейчас крайне необходимо ему. Почему он ему не хочет помочь? — Конни. — Не называй меня так. Сделай это сам. Хотябы просто попытайся. По-настоящему. — У меня не получается. Ты сделаешь это гораздо быстрее меня и лучше, пожалуйста. — Если бы ты хотел, ты бы уже давно научился. Не желая слушать Ричарда дальше, Коннор встаёт со своей кровати и невидящим взглядом направляется к выходу из комнаты. Кареглазый уже второй месяц, каждое утро, беспрекословно выполнял просьбу младшего Камски. Мог бы уже научится. Ведь казалось что может быть проще? Лишь семь негласных правил. Коннор не уставал день за днём повторять их Ричарду, но тот не запоминал. Специально пропускал мимо ушей. Даже сейчас уйти Конни всё равно никто не даёт. Ричи успевает схватить брата за руку и старший сам не верит тому что видит, когда оборачивается. В глазах младшего блестят бусинки слёз. — Завяжи пожалуйста, я в последний раз прошу. Сдавленно произносит голубоглазый проглатывая тяжёлый ком в горле. Чтобы увидеть слёзы Ричарда нужно было изрядно постараться. Просто так он никогда не плакал. Никогда не плакал перед Коннором, никогда не плакал из-за какой-то атласной тряпки, что впоследствии окажется туго затянутой на его шее. В свои 13 Ричард действительно существенно отличался от своего старшего брата. Иногда он был крайне безэмоциональным ребёнком, показывал лишь свои сильные стороны, углублялся в учёбу, становился примерным сыном для своего почитаемого всеми отца Элайджи. Коннору это не нравилось и присуще явно не было, но чаще всего он лишь с искренней улыбкой на губах спускал на тормозах такое поведение брата. Пусть тот считает себя первым. Пусть тот считает себя старше. Пусть. делает то, что хочет. Коннор не будет ему препятствовать. Не мешкая, мальчишка пытаясь не смотреть брату в глаза наконец берёт галстук того в руки и оборачивает приятную на ощупь, чёрную ткань вокруг тонкой шеи младшего. Ричард действительно любил считать себя везде первым, любил считать себя старше Конни, прекрасно понимая, что это не так. Он во многом был сдержан и не преступен. Был серьёзным. Но с каждым днём, вся эта уверенность потихоньку гасла. Он любил Коннора. Хотел чтобы каждое утро он завязывал ему галстук перед занятиями. Хотел, чтобы тот тоже трепал его по голове. Он любил его, на всё так наивно смотрящие, карие глаза. Те с каждым разом напоминали плитку молочного шоколада Ричи и он совсем не понимал, почему к примеру отец, никогда в них не смотрел, также долго, как в его собственные, что наоборот напоминали две ледышки. Он любил Коннора. не так, как брата. Он любил его больше дозволенного и каждый раз понимая это, оступался. Ричард был отнюдь не идеальным. Он не умел завязывать галстук и не хотел. Он любил своего собственного брата и не хотел чтобы это чувство к нему вдруг исчезало. Он тоже не любил уроки французского и с радостью прижался бы к плечу брата сидящего рядом, чтобы также закрыть глаза и находится на обрыве между сном и этой скупой реальностью, нежели делать вид, что ему всё это нравится. Как ему об этом сказать. Взаимно ли это? Есть ли такой вариант? Почему всё так сложно, почему в свои 13 лет он вместо того, чтобы бегать с немногочисленными друзьями по подворотням, борется с этими отчаянными чувствами к своему брату близнецу? Зарываясь в эти мысли Ричард наконец-то не скрывая своих настоящих эмоций безутешно плакал, пока наконец идеальный узелок на шее не был затянут, а входная дверь в их комнату с треском не распахнулась. “А ты говорил, что не узнает..„