Breaking news

Я уже давно не так молод, чтобы бегать по несколько кварталов на своих двоих, как Уолли или кто-то другой. Этот день, безусловно, особенный. Во всех его проявлениях. Спустя несколько тягучих, мутных дней в студии, мне показалось, что я сойду с ума от разом ударивших по мне эмоций. К нам пришел Томас Коннор, кажется, в самом конце дня. Спустился в отдел, якобы совсем невзначай бросив несколько слов о Сэмми. Что он там был. Что они... разговаривали. Было нечто словно непривычное в "мы поговорили", как что-то, возникшее впервые. Все это затянулось в целую вечность, пока я жил с тем, что Сэмми все ещё в своем непонятном неровном сне, каждый вечер бесполезно торча у двери в палату и так и не зайдя туда ни единого раза. Мне было слишком не по себе от возможности видеть его настолько никаким. Да и Сэмми был бы ужасно этому огорчён. Я сорвался с рабочего дня, даже не дожидаясь его окончания. Бегом через дороги, кусты, газоны, едва не сталкиваясь с сигналящими машинами, почти не ощущая твердой поверхности под ногами. Однажды я уже бегал так, запыхавшись и охрипше-возбужденно успокаивая Сэмми, опаздывающего вместе со мной на наш последний экзамен в консерватории. Он был раздражен и даже где-то несчастен, вцепившись рукой в ремень от футляра, второй намертво сжав мой рукав. Я едва успевал за его шагом. Мы пришли вовремя. Норман присоединился, как и до этого, немного погодя, свернув свои дела в студии. Я всегда буду удивляться смеси его заботливости и расчетного спокойствия, несмотря ни на что. Я смог заставить себя войти в палату только с ним. Сэмми спал. Не все ещё, но уже. Не так, как до этого. Он выглядел устало и измученно, но гораздо живее, чем я видел его в последний раз. Даже несмотря на все эти датчики и шнуры, развешанные по сторонам. Норман усадил меня на стул у двери, сказал, что «мы будем не одни» и ушел. У меня при этом в голове не осталось ничего, кроме звона. М-с Кэмпбелл шепотом напевает про какой-то «славный день», склоняясь над Сэмми настолько близко, что ее волосы касаются его лица. Я ей не мешаю. Для нас тут вся ночь впереди, поэтому я кладу фонарик, принесённый ею на тумбочку, решившись освободить напряжённо сжатые руки. Норман минутами ранее искусно промыл мозги охране, чтобы тот оставил нас в столь поздний час, и теперь горделиво стоит в дверном проеме с победоносным выражением лица, зевая во весь рот как крокодил. Когда Сэмми, полностью проснувшись и убедившись в том, что ему наше присутствие не мерещится, смотрит облегченным и словно радостным – даже не скрывая этого – взглядом, я тоже подхожу к кровати со стороны м-с Кэмпбелл, за неизмеримое количество времени впервые расслабленно улыбаясь. Улыбка пришла сама. Такая, от которой хочется одновременно смеяться и плакать, разорвав себе всю душу от торжества. У нас обоих, даже у троих, влажно, до самого верха блестят глаза. М-с Кэмпбелл приглаживает Сэмми его разметавшиеся по подушке волосы, и он, закусив губу, накрывает лицо рукой, растрогавшись сильнее своих принципов. Я его не трогаю. Я только и могу, что пришибленно растягивать губы, бесконечно долго смотреть и наконец точно знать, что вот он, живой, черт возьми, действительно живой, всхлипывает и хмурится. Он даёт мелким прозрачным слезинкам стекать по лицу, прилипая на пальцы м-с Кэмпбелл, аккуратно их вытирающей. Его вторая рука покоится на груди, и я слишком хорошо знаю, что под ладонью его сердце сейчас бьётся часто и сильно, так же как и мое.  — Ты седой… – еле различимо, но вдруг ни с того ни с сего обращает ко мне Сэмми. – У тебя... несколько… М-с Кэмпбелл поворачивается и вытягивает шею, заглядывая, честно пытаясь рассмотреть, а затем хлопает ресницами и молчаливо кивает. И я отчего-то срываюсь и во весь голос смеюсь. И Норман сзади тоже смеется.  На одеяло Сэмми приземляется ярко-синий сброд из васильков. — Уолли? — Вы только не интересуйтесь, откуда они. – Уолли какой-то весь заспанный и помятый, но вдохновленно сверкает глазами. – М-р Лоуренс, я знал, что в вас есть еще несло… несгибаемое! Наблюдаю, как м-с Кэмпбелл подмигивает ему и, хихикая, собирает расползшиеся по всему одеялу цветы. От стеблей успел остаться влажный след. — Красивые. — Забирай… – отмахивается Сэмми, прищуриваясь. – Мне они... в кошмарах будут. И приглушенно откашливается в кулак. — Вот все в шоке будут, что оказывается не только м-р Коннор, но и вы вполне себе ого-го… – Усаживается в дальнем углу кровати Уолли, самозабвенно вещая. – Я ведь не сомневался, точно говорю, верил что так будет! Я все думаю о них… о всех четверых, и об ушедшем Томасе. Это даже великолепно – хоть и до сих пор где-то внутри отторгающе-стыдно – видеть каждого, стоящего и сидящего вокруг. Можно уже не выворачивать себя наизнанку, чтобы воссоздать образы. Они все здесь. Все... даже те, кого я совсем не ждал. Там, в глухом вакууме, мне не хватало даже этого крикливого Уолли, который тоже теперь тут. И непередаваемо хорошо знать, что Сьюзи уже не плачет от страха. И Джек снова здесь, хоть и выглядит как безумец. Но, опустив лирику, мне наверное не стоит забывать на радостях кое-что. До момента, как я вернусь в строй, еще и половины не хлебнулось. Это будет тяжело. Я говорю им об этом, не в силах удерживать в себе более ни одной мысли, и меня утешают во все руки. …Придется еще неделю отворачиваться от доски объявлений, ну что ж такое! Мимо проходят люди. Наконец я перетерпел пару дней, когда каждый имел своим долгом вставить что-нибудь про мое возвращение вместо приветствия. Правда, оркестровые по-прежнему синхронно переглядываются, когда я слегка неустойчиво опираюсь на стойку. — Да это сжечь впору! Покрасневший, я целюсь пальцем по центру бумажной вырезки, пришпиленной на желтую булавку прямо около расписания. Джек гнется пополам от хохота. Кто вообще сподобился написать так? Я предлагаю содрать эту погань, пока ее увидело не так много, но Джек продолжает шутить. Он ещё с тех дней весь какой-то навеселе. Но его можно понять. Укладываю трость поудобнее в руку, перенося на нее упор, все еще никак не решаясь отойти отсюда. Нет, надо от этого произведения искусства избавляться. Его ещё Томас не видел, его же удача. Мало того, каким языком написано, еще и о нас двоих под одним заголовком! Ох, ладно, мне тоже смешно. Только бы не показывать Норману, иначе не отвяжусь потом от него. И не забыть бы спросить у Джоуи, отчего тот вдруг зарекся беседовать со старыми знакомыми своих работников.