Love talk.

      Новое зимнее утро в Каэр Морхене началось не совсем обычно. Конечно, ведьмаки выходили тренироваться в боевых искусствах на улицу, некоторые готовили завтрак или просто сидели в общем зале и трапезничали, разговаривая друг с другом. Но только Юлиан Альфред Панкрац, виконт де Латтенхов не спустился поесть, а с утра пораньше набрал себе ведро воды, откопал где-то в кладовой у мутантов кусок тряпки, и уже во всю драил свою команду, потому что как он сам выражался: "Дышать этой вашей пылью я боле не намерен". Геральт сначала даже подумал, что тот до сих пор спит, но когда увидел Лютика, всё-таки спустившегося поменять воду в ведре, а заодно и утолить жажду, да и к тому же всего раскрасневшегося от работы, с парой прилипших на лицо длинных прядей, понял, что тот всё же не умер во сне и у него просто случился синдром Золушки. Бордовые обтягивающие штаны, заправленная в них белая хлопковая рубашка с парой растёгнутых пуговиц и немного влажное тело от пота. Надо признать, что так он выглядел довольно привлекательно и сексуально.       Только вопрос, когда это беловолосого начало заботить как выглядит бард?       В процессе раздумывания за завтраком оказалось, что не так уж и давно, и это в принципе не приносило дискомфорт. Однако с каждым днём мыслей о каком-то случайном Лютиковом жесте, к примеру покусывания своих губ, дерзкий наклон ближе к Геральту во время спора, поправление мешавшей пряди за ухо, изящные пальцы, вытворявшие ересь что на струнах лютни и просто лёгкие прикосновения, заполняли всё пространство его разума, не давая сконцентрироваться. Из-за этого Белому Волку приходилось больше медитировать, ведь такие мысли тоже требуют разбора и затрата своей энергии и времени.       Закончив есть, Геральт поднялся в свою комнату и лёг на кровать, желая в эту зимовку больше отдохнуть от бесконечных странствований в другие времена года, постоянных убийств всяких чудищ и лжи людей. Мягкий, чуть тускловатый из-за облаков солнечный свет проникал в небольшое окно, освещая комнату достаточно, чтобы не ослеплять, но и чтобы видно было хорошо почти каждый предмет. Иногда доносилось пение птиц, скрежет какой-то мышки в углу или маячащие туда-сюда шаги по коридорам.       Когда Геральт почти провалился в сладкую дрёму, в дверь внезапно ввалился Юлиан с ведром в руках и висящей тряпкой на его бортике. — Даже не пытайся выгнать меня, я добьюсь своего и ты тоже будешь дышать не пылью, а нормальным воздухом в своей комнате хотя-бы пару дней. — с порога уже тараторит тот, опуская отнюдь тяжёлую вещь на пол и выпрямился, утирая лоб от пота, проведя по нему рукой. — Это просто кошмар. Вы что, совсем не убираетесь здесь? Так хоть в паре комнат чисто будет, потому что я наконец-то тут. — возмущался бард. — Как думаешь, может стоит написать балладу о том, как в доме Ведьмаков грязно? Хотя что уж там, я всё равно об этом месте забуду. — Лютика уже просветили, что никто посторонний не должен знать о Каер Морхене, так что он и не пытался держать мысль о балладе о "прекрасном" логове ведьмаков слишком долго. — Зачем? — наконец, вздохнув, Геральт смог вставить своё слово в этот односторонний диалог. — Зачем что? Зачем я к тебе пришёл убираться? Ну вот ты глянь. — Лютик стремительно подошёл к подоконнику и пальцем стёр с него немного пыли, а затем показал это ярким жёлтым глазам. — Ты же всем этим дышишь! Тебе разве приятно?       На это заявление Геральт, по своему обыкновению, многозначительно хмыкнул и просто закрыл глаза, желая не мешать другу с уборкой и надеясь, что из него не будет литься поток бесконечных мыслей вслух. Но все его надежды были проигнорированы, поэтому он лежал и слушал, как бард постоянно перепрыгивает с темы на тему. Пусть он и не отвечал на эту пустую болтовню, зато почти всегда молча вникал в то, что говорит Лютик. Но почему-то сейчас он говорит слишком много. — ... А вообще, я считаю, что тебе эти все девушки не подходят. Нет, не пойми меня не правильно, ты отлично смотрится с женщинами, но я как-то услышал, что некоторые из них думают, что мы просто прикрываемся историями наших сексуальных похождений с дамами, а на самом деле любим проводить жаркие ночи вместе. Я над этим поразмыслил и пришёл к выводу, что со стороны это в принципе так и выглядит и я думаю, что... — Лютик... — зажмуриваясь произнёс беловолосый. От незамолкающего друга уже болела голова. — ...Мы неплохо смотримся вместе. Ну, по крайней мере я лучше, чем твоя эта Йеннифер. Или кто у тебя там... Трисс? Или ещё какие-то дамы, о которых я не знаю? — открыв глаза и просмотрев на поэта, Геральт вдруг подметил, что тот надел, кажется, самые узкие штаны из своего гардероба, ведь сейчас, когда Юлиан протирал каменный пол, ползая на четвереньках, ткань обтягивала его немного пышные ягодицы как никогда, и на миг показалось, что она скоро и вовсе треснет в очень интересном месте. Рубашка чуть взмокшая, полупрозрачная и обтягивала спину, показывая рельеф мышц. Ведьмак всё думал, когда же Лютик успел так накачаться? Так и не нашёл ответ. — Лютик. — Геральт приподнялся, сел на край кровати, опираясь ногами на пол и сложил руки в замок, кладя локти на колени. — Что? — менестрель как раз был возле кровати и отвлёкся от своего дела, вскинув голову к ведьмаку. — Я серьёзно. Ты об этом не думал? — бард поднял одну бровь, в недоумении глядя на человека (пусть и не совсем) напротив.       Геральт в одно мгновение оказался к Юлиану слишком близко. Он чувствовал его рваное дыхание, слышал его часто бьющееся сердце, видел его глаза, что с каждой секундой темнели от напряжения и возбуждения, и наслаждался теплом, исходящим от его разгорячённого от труда тело. Мазолистая рука сама скользнула по чужой щеке и заправила выпавшую прядь за ухо. — Думал. — пальцы лёгкими касаниями взялись за аккуратный подбородок, заставляя запрокинуть голову, притягивая ближе к себе, а потом и вовсе, для удобства и во избежание растяжения шеи, положить руки на колени Геральта, потому что тот начал откидываться назад, выпрямляя спину. Теперь Лютик упирался грудной клеткой о ребро кровати между колен мужчины и сам стоял на коленях. — Ты не представляешь как много я об этом думал. — солнечные глаза стали темнее. Возможно из-за того, что зрачок заполонил почти всю радужку. Геральта можно было сравнить с котом, перед которым пошерудили игрушкой и он собирается на неё напасть. Возможно, доля правды в этом сравнении была. — Не шутишь? — Показалось? Или Лютик и правда смотрел с надеждой, да ещё и с такой нежностью, которую он не видел ни в одних женских глазах. И как только Геральт не замечал раньше?       Ответом послужили не слова, а действия, ведь ведьмак считал, что они выражают намного больше, чем какие-то буквы. Едва шершавые губы накрыли чужие, мягкие и тёплые, глаза барда расширились на секунду, а потом веки блаженно опустились, прикрывая очи.       Поцелуй длился не долго, но только лишь потому, что Юлиана начали охватывать сомнения, ведь насколько ему известно, с чародейкой у ведьмака всё было хорошо. Разорвав поцелуй, менестрель ещё дальше отпрянул от Геральта. — Если это какая-то глупая шутка, то тебе лучше сразу об этом сказать и прекратить забавляться с моих чувств. — слова прозвучали твёрдо, на полном серьёзе. Конечно, Лютик очень хотел иметь какую-нибудь такую связь с этим мужчиной, хотя-бы отдалённо, но он не мог повестись на свои глупые чувства. По сути, дружба с этим ведьмаком и так подарок судьбы. Ему казалось, будто всё это может обернуться для него одной большой и несмешной жизненной шуткой.       И ведь доля правды в тех слухах была. Кто-кто, а Лютик действительно прикрывал свою безграничную, нежную и запретную любовь к Геральту тем, что регулярно спал с женщинами и глотал их сердца. Потому что не хватало любви именно от одного, того самого, человека.       Геральт вновь наклонился к барду, опаляя его ухо жарким дыханием и сказал так тихо, будто это его самая сокровенная тайна. Он доверяет её только одному человеку. — Так я всё же нравлюсь тебе? Кажется, мои чувства такие же.       Глаза ошарашенного событиями Юлиана вспыхнули удивлением, но вновь закрылись в наслаждении, когда нежная и чувствительная на прикосновения кожа шеи ощутила тёплые родные губы, а затылок аккуратно сдавливала крепкая рука. — Как ты думаешь, мне стоит позволить тебе продолжить уборку? — отпрянув от шеи мужчины, прошептал ведьмак. — Даже если позволишь, я уже не хочу. К чёрту уборку. — Лютик поднялся на кровать к Геральту, широко расставляя колени по обе стороны от ног охотника за всякими чудищами. — Хотя, возможно нам стоило бы принять ванну, чтобы я отмылся от пожитков моего труда в виде солоноватых выделений у меня на теле. — о, определенно он был доволен своим выкрутасом из слов. — Хм. Пошли? — после этих слов, Геральт подхватил Юлиана под бёдра, мягко обтекаемые тканью, и поднялся с жестковатого матраса уже вместе с ним.       От неожиданности барду пришлось крепче ухватиться за плечи Геральта и прильнуть к нему всем телом, обхватывая ногами талию мужчины. Ведьмак вышел наконец из своей комнаты, держа курс в купальни. В коридорах было пусто, ибо после завтрака не было особой суеты: кто-то шёл в свои комнаты полежать ещё часок-другой после сытного приёма пищи, кто-то медитировал, а кто-то всё так же тренировался снаружи. Так что дошли они без происшествий. По крайней мере они так думали. — Пришли. — Геральт опустил свою ношу на пол и посмотрел на его лицо. Лютик весь сжался, раскраснелся, но глаза его сверкали весельем. Казалось, он действительно счастлив. Геральт был уверен: никто и никогда больше не знал этого сердцееда таким. И не узнает, уж он то об этом позаботится. — Выглядишь довольно мило. — мужчина многозначительно хмыкнул, ухмыляясь виду менестреля. — Что случилось? Ты ведь так был настроен переспать со мной, что даже уборку бросил. — ведьмак перешёл на шепот, наклонившись ближе к человеку напротив. — Знаешь, такому великому барду и расхитителю женских сердец, как я, тоже хочется любви, заботы и ласки. Мой мир состоит не только из похоти и грязной мимолётной влюблённости. И кстати это ты меня соблазнил. — последние строки прозвучали чуть обиженно. — Правда? Мне казалось, что ты первый начал, когда решил надеть это одеяние. — горячее дыхание опаляло покрасневшее ухо Юлиана, а в подтверждение своих слов Геральт протянул руки к ягодицам Лютика, сжимая их и прижимая тело ближе к себе. Руки менестреля ухватились за запястья ведьмака и убрали их от своей задницы. Бард лёгкой походкой направился раздеваться, и Геральт, словно хищник следует за своей добычей, усмехнулся и направился за ним.                               * * *                                           Стоя уже по пояс голый, как и ведьмак, Лютик повернулся в его сторону и теперь не скрывая оглядывал рельеф торса в шрамах. — В каждом из шрамов хранится своя история. Расскажешь мне потом те, что помнишь? — он подошёл ближе, ухватываясь взглядом за каждую неровность, и припал губами к месту возле сердца, где виднелось небольшое скопление маленьких заживших ран. — Должен признать, мне всегда хотелось изучить эту часть твоего тела. — бард легонько провёл пальцами правой руки по оголённой части Геральта. Тот в свою очередь перехватил запястье Юлиана, пока он не успел его одёрнуть, и поднёс к своим губам, поднимаясь дорожкой поцелуев по линии вен. Словно загипнотизированный, обладатель руки, которую сейчас целуют сухие тёплые губы, не выдержал сладкой муки и сам поддался на встречу, отрывая ведьмака от увлекательного занятия и впиваясь требовательным поцелуем.       Однако он тут же получил шлепок по пикантной точке. — У тебя ещё будет время изучить языком мои зубы. — Геральт схватил любовника за запястья и потянул их к ширинке лютиковых штанов, заставляя того, наконец, снять всю одежду. Сам он не отставал — как только отпустил руки барда, сразу начал повторять за ним все действия.                               * * *       Вода была приятной, тело не перегревалось, но и не мёрзло. Но это парочке казалось, что в купальне слишком жарко. Небольшая передышка перед страстным забегом сопровождалась почти что мёртвой тишиной. Слышалось только дыхание двух мужчин, ровный, пусть и немного учащенный, стук их сердец, и лёгкие брызги от рук Юлиана, шарящего пальцами по воде, поглаживая пространство у самой поверхности.       Геральту всегда было интересно, как он так грациозно, нежно, красиво перебирает струны своей лютни. В движениях менестреля было что-то загадочное, что-то, что заставляло смотреть на задевающие струны пальцы, притягивающее взор выражение лица, горящие игрой голубые глубокие глаза и, самое главное, прекрасный звук настроенных правильно струн, пускай и изо рта Лютика иногда льются баллады сомнительного содержания. В конце концов, разве ведьмак действительно смыслит хоть что-нибудь в музыке?       Геральт, в который раз, перехватил мягкие ладони, прощупывая редкие мозоли на коже, и встал перед Юлианом, склоняясь над ним. Седые пряди выпутались из неаккуратного хвоста и упали редкой челкой на лоб. — Я надеюсь, что твои руки никогда не замораются в крови. — всего одно предложение, но такое тёплое, искреннее. — Не заставляй меня думать слишком много. Я не мог мечтать о твоих сладких речах ко мне даже в самых смелых своих фантазиях. — кровь прильнула к щекам Лютика, придавая им блёклый румянец. В освещении купальни он был ещё красивее. — Готов поспорить, ты надумывал себе грязные вещи, вместо нежных слов. — ведьмак усмехнулся, перекладывая руку на розоватую скулу, которая ощущалась самой нежной тканью под грубыми руками. — Я не буду с тобой спорить, это бесполезно. — Юлиан рывком потянул Геральта к себе, из-за чего тому пришлось опереться в стену рядом с головой барда и поставить колено между его разведённых и расслабленных ног.       Губы требовали большего, кусали, оттягивали чужие, податливо открывались, а изо рта то и дело вырывались глухие стоны, исчезающие в акустике помещения. Разгорячённые тела нетерпеливо тёрлись друг о друга, конечности рассекали водную гладь рваными движениями, причмокивание необычно громко раздавалось внутри стен комнаты. Геральту достаточно быстро наскучило стоять перед бардом, поэтому он принял сидячее положение, становясь пассивным в действиях. Зато другой времени не терял. Оседлав бёдра ведьмака, Лютик поёрзал в опасной близости от вставшего члена Геральта, дразня и облизывая свои распухшие от поцелуев губы. Мутант лишь покрепче сжал выскальзывающие мокрые бёдра Юлиана, не заботясь о завтрашних синяках на теле возлюбленного, и передал инициативу в его руки, лениво отвечая на ласки и шарящие повсюду грациозные руки. Через пару минут он таки оторвался от своего дела. — Мне кажется, что сейчас я на седьмом небе. Я знаю, тебе всё равно, но для меня это очень важно. То, что происходит прямо сейчас, то, что ты шепчешь мне, это действительно... Твои чувства? — у него было слишком много неудачных и быстрых связей, чтобы более верить кому-то без оснований. — Думаешь я милуюсь так со всеми своими партнёрами? Для тебя я готов хоть сочинить балладу. Правда, она будет самой плохой в твоей жизни.       Звонкий смех менестреля разлетелся по пространству, наполняя тихие купальни своим весельем. — Думаю, самое главное это то, с какими чувствами написано произведение. — Лютик прижался своим лбом ко лбу любимого и прикрыл глаза, расслабляясь от медленных поглаживаний больших ладоней по своей спине. — Напишу балладу о том, как ведьмак пишет балладу. — последовала улыбка и пара коротких смешков, а после щеки Юлиана коснулся мягкий поцелуй.                               * * *       Чистые и мокрые, пара мужчин вышли из воды. Прозрачные капли стекали дорожками по телам, сливаясь во влажные речушки и обрисовывая черты фигур. Седые расплетённые волосы вились завитками, хотели вплестись в длинные пальцы, сжимающие их. Лютик решил, что обязан заплести их в косичку. Его собственные каштановые были заведены за уши, а их концы прилипли к красивой лебединой шее. На теле Юлиана уже красовались несколько темнеющих засосов и ведьмак хотел покрыть ими всё. Просто потому что ему нравилось. Нравилось осознание того, что бард такой обмякший в его руках, податливый и позволяющий оставлять следы. Нравилось это клеймо на Лютике, то, что означало две вещи — он уже занят и они провели прекрасное время вместе. А ещё ему безумно нравились звуки, вылетающие откуда-то из самого нутра мужчины.       Стоя чуть поодаль от своих вещей, чтобы не намочить их, Геральт крепко прижимал к себе за талию подкачанное, но от этого не менее изящное тело барда. Для него было настоящим удовольствием выцеловывать каждый сантиметр, ведь Лютик довольно хорошо ухаживал за собой. Его тело было одновременно и крепким и нежным. Чувствовалась мягкость кожи под руками и твёрдость мышц под ней. А ещё от него очень приятно пахло. Ведьмак так и не понял, чем именно. Это была какая-то дикая смесь цветочного аромата, листвы вековых деревьев и свежести леса после дождя. Похоже, что от масел, которыми постоянно пользовался менестрель, всё же был толк.       Видимо Юлиану надоела вся эта прелюдия, длившаяся уже очень долго, так что он толкнул Геральта к холодной каменной стене, вновь прижимаясь следом. Теперь настал его черёд оставлять следы своего присутствия на накачанном теле. Руки барда шарили везде, где только можно, а сам он тем временем дорожкой поцелуев и редких укусов спускался вниз к самому интересному. Геральта забавляло это и он решил дать Лютику свободу действий.       Едва мужчина опалил дыханием довольно внушительных размеров член ведьмака, усеянный венами, по которым течёт раскалённая кровь, глаза мясника сузились, дыхание почти потеряло ровный ритм, а зрачки расширились до не очень приличных размеров. Лютик был словно наркотик, его запах хотелось вдыхать снова и снова, изучать его радужку из дорожек синего пигмента, слушать биение его сердца, трепещущего сейчас перед Геральтом. Горячий язык Юлиана на пробу прошёлся по всей длине уже давно ждущего органа (надо признать — выдержка у ведьмака ужасно хороша) от самых яиц до головки. Долго медлить он не стал и уже вырисовывал узоры языком внутри своего рта, вобрав туда кончик члена. Геральт всё же не смог долго удерживать ритм своего дыхания спокойным. В прочем, кажется, с человеком, который сейчас пустился в пляс распутства, можно было быть хоть каплю настоящим.       Несколько секунд бард смотрел снизу вверх на реакцию белого волка, а после, помогая себе одной рукой, чтобы привыкнуть к размерам, а второй найдя опору в виде ноги Геральта, стал усердно заниматься своим делом. Кажется, ему это действительно нравится. — Всё-таки твой рот годится не только на колкие фразочки, песни и сплетни. И где ты такому научился? — томные выдохи ведьмака сопровождали каждое предложение, дыхание учащалось, а сердце словно снова реанимировали. По телу расплылось приятное тепло от низа живота до самых пальцев. — Лучше не знать. — Лютик отвлёкся на пару секунд лишь чтобы ответить и с тем же запалом заглотил уже наполовину. — Уверен я слышал истории и похуже. Потом расскажешь, если захочешь. — Геральт пропустил смешок, вновь наслаждаясь ощущением узости в ротовой полости менестреля. Он запустил руку в отросшие, вьющиеся от влаги волосы, чуть их сжимая. С каждым толчком Юлиан становился ближе к своей цели — уткнуться носом в седые волосы на лобке. Однако ведьмак не дал ему это сделать, оттягивая его от плоти за волосы, заставляя встать и посмотреть в глаза. — Если бы ты продолжил, то лишился бы одного захода сюда. — мясник прогладил рукой бардовский бок и провёл парой пальцев меж круглых половинок. Лютик улыбнулся. — Мне без разницы куда ты кончишь, главное, что в меня. — ладони упирались в крепкую грудь напротив, оставляя небольшой барьер между телами. — Это приглашение? — ухмылка окрасила лицо Геральта. — Думай как хочешь. — бард потянулся за поцелуем и получил его. Губы уже почти что болели и чуть распухли, особенно у Лютика после небольшого минета, но всё равно это приносило огромное удовольствие обоим.       Воспользовавшись моментом, пока возлюбленный отвлёкся таки на изучение зубов ведьмака, а не чего-то ещё, он медленно ввёл фалангу среднего пальца, а другой рукой цепко держал Юлиана, чтобы ненароком не отпрянул. Но тот лишь промычал своё недовольство в поцелуй и прикусил губу Геральта, впиваясь ногтями в его кожу. На сухую движение шло туго и от этого было ужасно неприятно. Ведьмак решил не рисковать. Он вытащил палец и чмокнул Лютика в шею, отпрянув. — Где там твои масла? — ухмыльнувшись, мужчина услышал скромный ответ и вскоре вернулся уже с небольшим стеклянным флакончиком с полупрозрачной жидкостью приятного оранжевого цвета. — Надеюсь я взял правильное. — Геральт взглянул ещё раз на сосуд, а после перевёл взгляд на краснеющего Лютика. — Кхм. Оно согревающее, немного. Но мне кажется от этого только интереснее. — смущения барда как будто и не было, вместо него пришла предвкушающая веселье улыбка. В подтверждение своих слов, Юлиан опёрся руками о стену, лицом к ней, и прогнулся в спине, выпятив задницу. Менестрель жалобно, просяще, непристойно смотрел из-за плеча. Так он показывал свою готовность к действиям со стороны ведьмака.       Мясник был на грани и рывком преодолел расстояние между ними, открывая флакончик, выливая половину содержимого на пальцы и приставляя их к тугому входу. — Лютик, в тебе уже бывал кто-то? — выдох в краснеющее ухо. — Или для меня девственность хранил? — прикусил мочку, вырывая у Лютика приглушённый стон. — Хранил, там были только мои пальцы. — бард смущённо опустил голову, смотря на каменный пол под своими ногами. Поэт зажмурился, когда почувствовал, как собственная плоть растягивается от инородного тела и мышцы обтекают скользкий палец внутри. — Я шутил, но это очень приятно. — Геральт перешёл поцелуями к шее Юлиана и принялся оставлять там засосы и редкие укусы, чтобы заглушить дискомфорт внизу.                               * * *       Глухие стоны и пошлое хлюпанье наполняли пространство купальни. В Лютике на этот момент находится уже три пальца, полностью входящих и спокойно двигающихся, задевая самые чувствительные точки. Ведьмак держал спокойный ритм растяжки. Он хотел, чтобы возлюбленный получил от этого волнительного процесса полный спектр эмоций и делал всё максимально аккуратно, чтобы не повредить поэта и чтобы самому насладиться всеми действиями. По бёдрам Юлиана вниз бежали струйки масла, обрисовывая свои узоры. Там было невыносимо горячо и приятно и менестрель чувствовал, что он уже на грани того, чтобы начать стонать в полный голос, но ему очень хотелось лишний раз подразнить беловолосого мужчину и заставить выбивать из него стоны самому.       Болезненный стояк Геральта уже давал о себе знать, поэтому он, решив больше не медлить, вытащил пальцы и, услышав из уст Лютика печальный вздох, вылил на руку оставшееся содержимое стеклянного бутылька, после в спешке растирая его о свой орган. Как только головка коснулась колечка мышц, бард сам поддался навстречу, при этом вскрикнув, но насаживаясь на член и прося большего. Ведьмак обвил руками грудь и талию мужчины, а голову положил на плечо напротив, потихоньку начиная продвигаться дальше. В ответ на это Юлиан прикусил губу, откидываясь в руки Геральта.       Вскоре по всему залу раздавались звонкие и хриплые стоны в унисон. Быстрый темп давал о себе знать: дыхание обоих было рваным, сердца бились быстрее обычного, хоть у мутанта это не очень сильно проявлялось, а у поэта подкашивались ноги и руки тряслись от прекрасных ощущений. Спасала железная хватка рук на теле, не дававшая обессиленно упасть от усердия утром за уборкой и активности сейчас. Кажется, Лютик начинал понимать за что все женщины хотели провести ночь с ведьмаком из Ривии. Ощущение заполненности дарило бабочек в животе, взмокшие, теперь уже от пота, волосы, прилипали к телу и для этих двоих как будто остановился мир. Геральту было непривычно заниматься сексом с мужчиной. Это определённо отличалось от интима с девушкой, каким-то образом было немного приятнее. Особенно, если это был великолепный Лютик. В голосе менестреля была уже еле слышна хрипотца, как бы не сорвалось это звонкое весёлое звучание.       Геральт продолжал вдалбливаться в податливое тело, оставляя поцелуи по всей спине. В один момент он почувствовал как подкашиваются ноги Юлиана и решил сменить позу, чтобы нагрузки на них было меньше. Беловолосый вышел из горячего нутра партнёра, развернул его лицом к себе и увидел, наверное, самый прекрасный натюрморт в своей жизни: запыхавшийся, томно смотревший потемневшими глазами из-под прикрытых век, обрамлённых длинными ресницами, часто вздымающаяся грудная клетка, завитушки каштановых прядей, приоткрытые искусанные губы и контраст светлой, чуть розовой влажной кожи с тёмной стеной. Жаль, что он не художник и тем более не поэт, но Геральт обязательно сохранит этот образ в своей памяти. Это воспоминание он точно не хочет потерять. А пока, ведьмак подхватил того за бёдра и привалил к стене спиной, насаживая обратно на свой член. Теперь он мог видеть выражение лица напротив во всей красе. Лютик, как только его подняли, обвил руками шею возлюбленного, а ногами талию.       Как только орган Геральта вновь вошёл во всю длину, он начал возвращать прежний ритм толчков и не отрываясь смотрел на почти задыхающегося барда. Юлиан прижимался ближе, царапал спину короткими ногтями, оставляя красные полосы, ощущал под кожей пальцев рельеф шрамов, сладко стонал на плече ведьмака. Тот в свою очередь не отставал, сжимал ноги в своих руках до отметин, выцеловывал шею, грудь, всё, до чего мог дотянуться, покусывал кожу, оставлял всякие следы, окрашивая обмякшее тело в крапинку. Не выдержав трения своего члена о крепкий живот Геральта, менестрель откинул голову назад и издал свой самый громкий стон за сегодня, сжимая орган мясника внутри, провоцируя. Пары рваных толчков и одного такого развратного вида Лютика, его Лютика, было достаточно, чтобы кончить следом. Чуть отдышавшись, Юлиан тихо проговорил: — Кажется, это был... Лучший секс в моей жизни. Теперь... Теперь я понял всех тех женщин. — дыхание всё ещё восстанавливалось и самочувствие было просто восхитительным.       Между этой парой было сейчас невыносимо жарко, и кажется, хорошо, что далеко от купальни они так и не ушли, им явно нужно будет помыться снова. — Пойдём, вымоем из тебя мои частицы. — Геральт улыбнулся кривой улыбкой, уставший, как и Лютик, но видимо, впервые за долгое время очень счастливый.