Бессердечные создания (и их создатели)

Он был прав. На улице оказалось тепло. Не было смысла ошиваться на окраинах парка возле «Павлова», когда в их дуэте объявился гиперактивный участник. Алисе было бы скучно гулять кругами по пустым аллеям и слушать нудные «взрослые беседы». Она, с едва сдерживаемым восторгом, предложила пойти дальше. Пойти в сторону площади, где кончались тихие, пустые каменные кладки, безмолвные деревья и серьезные разговоры. Выйти навстречу ближайшей деревне. Там и рынок неподалеку. Всякие сувениры, мед домашний, хлеб, мясо, молоко, масло. Туристы любят навещать такие места; нравятся натуральные продукты и москвичам, другим гражданам крупных городов. Там своего скота держать не получится, но есть еду домашнего производства хотят все. Еще праздники там сейчас какие-то. Люди веселятся: кто-то туда детей водит; кто-то деньги зарабатывает, выступая — уличные музыканты; кто-то продает мелочовку. Развлечение на любой вкус. А какие праздники? Никогда не ясно, смешение всего подряд. Масленица, Наурыз, очередное окончание зимы, цветение весны и еще целая куча разного. Разноцветные одежды, декорации на улицах, ленты и букеты на всех столбах. Как такое допустили, Нечаев не знает. Алиса продолжала говорить, как там весело, ярко, тепло. Какие приветливые люди и как ей нравится навещать их. Нравится смотреть на акробатические трюки роботов, выступающих в тандеме с людьми и греться на солнце в окружении гудящий толпы. Судя по ее рассказам, они там бывали нередко, но каждый раз как впервые. Насчет законности этих мероприятий Сергей не задумывается, партия очень строго относится к национальным традициям. Возможно, в силу вступает особый статус Предприятия? Поблажки, дозволенные исключительно для этой зоны. Ведь именно все Предприятие и каждая его часть являются гордой, товарной маркой Союза. Но не везде такое возможно: не секрет как партия искореняет привычные устои. Как на смену старого они пытаются придумать новое, но похожее. Они стараются подменить понятия, устоявшийся менталитет других союзных стран, приручить их к чему-то иному. В ожидании подчинение, переписать уже написанную историю и выдать чужое за свое. Сергей знает, что СССР не идеален. Он понимает это, но какие надежды теплятся в его груди, что со временем все это устаканится. Нечаеву кажется, что правительство строго к людям. Без железного кулака страной править сложно, но отсутствие доверия к безобидным вещам подрывает авторитет. Так и с ума сойти недолго, пропаганда счастья струится из всех щелей, а лозунг «Всё у нас хорошо» звучит как извращенная шутка. Не плохо признавать свои ошибки, давать людям автономность. Позволять им быть счастливыми без цензуры. Он не политик, никогда им не был и не станет. Его не интересует активная борьба за власть, его больше интересует собственное благополучие. Может быть, эта неправильная позиция, может на самом деле политика больше, чем он думает. Вдруг все эти страшные прогнозы о распаде Союза окажутся правдой, вдруг партия обязана быть жестока к своему народу? От таких размышлений даже самый солнечный день превратится в хреновый. В первую очередь Нечаев — военный, от политики в такой сфере даже со всеми усилиями не отвяжешься. Он — часть этой политической структуры, даже если хочет закрывать глаза на ее пробоины. Нельзя не сомневаться в своих перспективах, в завтрашнем дне и в том, как люди будут жить через сотню лет. Придется ли Сергею снова идти на войну, драться с невиновными и убивать гражданских? Придется ли чужим детям идти вместо него? Придется ли всему союзу опять стать главной мишенью всех боевых действий? В последнее время, по мере того как прояснялся его разум, думать о таких вещах приходилось ежедневно. Раньше он не мог позволить себе подобную роскошь — работа, в конце концов. Не до этого было. А сейчас, какой-то переходный этап. Странное состояние, он кусками вспоминал свое прошлое и забывал жить в настоящем. Саморефлексия достигла своего апогея, философские размышления обо всем и ни о чем. Да и эти разговоры с Захаровым. Сложно от такого абстрагироваться… Они шли дальше, на площадь. Людей становилось больше, все приветствовали их веселыми улыбками. Харитон сдержанно кивал, Алиса почти падала в поклоне перед прохожими. Сергей неловко говорил: «Здрасьте». Высокие стебли травы колыхались, белым шумом заполняя его сознание. Плечи пеклись под прямыми лучами, облака лениво плыли по небу. Где-то вдалеке прорисовывались станции и заводы предприятия. Алиса запрыгивала на бордюры, Захаров спокойно подавал ей ладонь, она крепко держалась за нее, боясь упасть в свежую весеннюю грязь. Снег уже растаял, но даже с знойным солнцем в тенях было холодно, ветер бил в спину, и он старался держаться солнечной стороны дороги. Неосознанно уводя за собой хирурга с девочкой. Вдруг еще заболеют. Хотя, они совсем не обращали на него внимания. Либо они вечно настолько увлечены в собственных беседах, либо они дают ему время на раздумья. И он думает. Много. Думает постоянно, думает о завтрашнем дне, о людях, окружении и травмах. О вещах, которые ему придется сделать; о несуществующих выборах, которые станут перед ним в скором времени. Сергея отвлекают только случайные фразы, брошенные в его сторону. Алиса то и дело пытается разузнать о нем все, что можно узнать. Спрашивает о его семье, о его родителях, о войне. Не самые лучшие темы для обсуждения, но все равно они заставляют его улыбнуться. И не только это радововало Нечаева. Например, то что Захаров старался держать их в поле зрения. Всех, Алису и Сергея. Майор подстраивался под их неспешный шаг. Но даже так, временами забываясь, Сергей оставался позади. Нечаев глупо улыбался, каждый раз, когда он - из-за отставаний - заставлял хирурга в панике обернуться. В его голову пришла глупая идея, вложить собственную ладонь в чужую. Поймать свободную руку Харитона, чтобы ему не пришлось глупо бросать взгляды из-за плеча. Если он захочет убедиться в присутствии майора, ему будет достаточно сжать ладонь. А если он захочет, он может потянуть к себе Нечаева. Он может прижать его к собственному боку, положить голову на плечо и майор никуда не сбежит. Сергей сжимает правую руку в кулак и прячет ее в карман. Нахуй, нахуй… От греха подальше. В попытке отвлечься, он опять начинает рассматривать Алису. Он многое замечает, не говоря об этом вслух. Он видит Алису так близко впервые, но знает ее как будто всю свою жизнь (или всю её жизнь?). Сергей познакомился с хирургом недавно, но они ведут себя как близкие друзья. Как будто Захаров только и ждал его возвращения с Болгарии, ждал его несносной компании. Его тупых шуток, его вспыльчивого характера. Они как будто оба его ждали. Алиса и Харитон. Поэтому он так сильно хочет показаться лучше, чем он есть на самом деле. Так интересно, как Алиса не была похожа на Захарова. Как она не переняла привычку хмуриться при звуке постороннего присутствия. Как она не стремилась получить больше свободного пространства и спрятаться от людей, встать в выгодную позицию и всегда быть готовой отбиваться. При этом он не назвал бы ее легкомысленной. Она совсем ребенок, наверное, им такое присуще, но он не видел в ней слабого беззащитного создания. Он видел бойкую, любопытную и добрую девочку. Он видел, как она была готова защищать то, что ей дорого. Как она любила втягивать Сергея в разговоры, как она смотрела на него. Как от этого взгляда, он вспоминал сосредоточенные глаза Захарова. Как Алиса могла, со стороны, быть абсолютной противоположностью хирурга. Она была другой на его фоне, была добрее, ярче, теплее. Но разве это правда? Только, если оказаться к ним ближе можно увидеть сходство. Невооружённому глазу такое не под силу. Нельзя увидеть одинаковые жесты, наклон головы, слова. Интонацию. Даже глаза. Вот оно, настоящее зеркало души. Алиса смотрела на него с сожалеющим любопытством. Ей было что-то интересно в нём, стыдно было признаться в этом интересе. Было жаль за этот интерес. Захаров смотрел с любопытным сожалением. Он не скрывал свое желание изучать под микроскопом майора. Он жалел самого себя за такое желание, но не Нечаева. Хирург боялся подходить к нему ближе, Алиса тоже. Они всегда говорили так много, так часто. И никогда он не слышал столько пустых слов. Никогда не слышал так мало информации о своих собеседниках. Алиса была частью Захарова. Но не полной копией. Очевидно. В ней были посторонние черты характера, такие знакомые и прозрачные, другие интересы, ее улыбка, ее непослушные волосы торчком. Ее нахмуренные брови, ее вздёрнутый нос. В какой-то степени или даже по-дурному глупо, он видел в девочке — себя. Как она могла завопить, как она могла рассмешить неприступную глыбу холода. Как она могла превратить строгий отцовский взгляд Захарова в нежную, растаявшую гримасу. От этого вспоминалось детство. Вспоминались сбитые костяшки пальцев. Вспоминалась материнская любовь, наставление отца. Чудились прикосновение, объятия и сжатые ладони. Горе, вонзенное в сердце, как китовый гарпун. Охотничьи стрелы, металлические пули. Вспоминался другой девичий взгляд. Родной. Непонятный. Мертвый. Он не замечает, как они обходят одинаковые ряды деревьев, знакомые выученные дорожки. Вот в этом месте они говорили о его семье, тут про печальную войну; тут, про литературу, там ругались кто лучше: коты или собаки. А здесь просто сидели на скамейке, молча и спокойно. Сергей правда хотел вклиниться в разговор Алисы и Захарова. Сегодня настроение какое-то непонятное. Все воспоминания и воспоминания… (И тот день он тоже очень хорошо запомнил, когда молча сидели в парке. Такое дело, Сергею не нравится без дела сидеть. Ему нравится тихо заниматься своими делами, когда разум занят и на посторонние задачи не хватает концентрации. Нравится общаться с кем-то параллельно, когда дело не очень сложное; нравится просто гулять и разговаривать. Ну, не видит он смысла в таком лентяйстве. Полениться иногда — хорошо, но сидеть и в абсолютной тишине пялиться на деревья и траву? Какая от этого выгода, какой здесь прок? Какая мораль, какой смысл? Тупизм. Не научили его таким наслаждаться. Но в этот раз, все было по-другому. Не плохо и не невыносимо. Может это просто правильный человек, может место или его состояние. Может Захаров априори являлся особым, высшим исключением из всех исключений. Потому что в тот день ему не хотелось говорить, но отказывать в прогулке хирургу тоже было неловко. Он с натяжкой согласился, думая, что пожалеет об этом. А в итоге он не произнес ни слова за несколько часов… Чей-то смех, неразличимые разговоры, пение птиц. Хорошая тишина, уютная. Захаров болтал на заднем плане о достижениях Алисы, о навалившийся работе. Пока в какой-то момент совсем не замолк. Сергей повернулся и увидел картину маслом. Харитон, сложив руки в замок, укутался в свой халат и заснул. Мужчина задремал, безмятежно прикрыв глаза и перекрещивая ноги под скамейкой. Он выглядел усталым, брови были нахмурены даже во сне. Теперь было видно и мешки под глазами, не уложенные волосы, пробивающуюся щетину. Во дает. Сколько суток он не спал? Майор подтолкнул хирурга, и его голова упала ему на плечо. Он даже дважды об этом не задумывался, взял и сделал. Наверное, устал после очередного марафона кошмаров. Мозги немного заплыли. Им обоим нужен был отдых. Захаров спокойно продремал час, может больше, полтора. Он очнулся, смущенно поправляя очки и протирая глаза. Пожаловался на несовершенности человеческого организма. «Вот видите, товарищ майор, не будь мы так зависимы от подобных примитивных потребностей… Таких конфузов не существовало бы…» Сергей тогда просто покачал головой.) Алиса спасает его от столкновения с группой студентов. Она тянет мужчину за локоть к себе. Сергей удивленно смотрит в спины удаляющейся компании. Как он их не заметил? Вроде и не под ноги смотрит, а вроде. — Вы сам не свой, товарищ майор, — обеспокоенно говорит Захаров. Они продолжают свой путь, но до площади осталось совсем ничего. Отсюда уже вырисовываются шатры, рыночные коридоры из подручных предметов и большое скопление людей. В голове начинает гудеть, а грудь сжимается от тревоги. — Ага, сам не свой… Сергей, — поддакивает Алиса и от звука собственного имени Нечаев отвлекается от паники. Верхний уголок его губ дергается вверх. Харитон толкает Алису в бок, и та недовольно шипит на него. — Не толкайся! — А я и не толкался, — хирург отворачивается от девочки, с наглым враньем. Препирательство быстро прекращаются, но девочка напоследок шепчет «Очкастик» в сторону врача и тот делает вид, что ничего не услышал. — Наверное вы устали, после тренировок? Мы можем вернуться в больницу, — спокойно предлагает мужчина. Алиса вздыхает, расстроенно соглашается кивком и выжидающим взглядом. Сергей качает головой — Не надо, задумался немного, — Он отводит взгляд. — Пойдемте дальше, еще часик потерпеть я смогу. Хирург и Алиса переглядываются, но не отговаривают майора. Они идут дальше, но в этот раз ближе к Нечаеву. Беседы закручиваются, Алиса начинает говорить про китов, подводный мир. О том, как им плохо в одиноком огромном океане. Сергей сразу представляет себе выпотрошенного кита, который висел в ВДНХ. И ученых, которые его разделывали.