Иные

— Я не плачу, — в очередной раз сказала Китнисс, упрямо глядя в стену, — ясно тебе? — Ясно, — ответил Цинна, и в его голосе отчётливо промелькнули весёлые нотки, совершенно лишние в назревающем мрачном разговоре. Сама она не могла радоваться — ни тому, что осталась жива, ни тому, что им удалось захватить Капитолий. Из всех, кто находился, в том здании, спаслось трое. Трое — и она опять среди них. Китнисс Эвердин нарушала все законы вселенной тем, что продолжала существовать. Кто-то мог сказать, что на ней звёзды сошлись, но она знала, что дело вовсе не в этом. Просто каждый раз, когда она находилась на волосок от смерти, неизменно находился тот, кто защищал её. — Я больше никому не позволю решать за меня, — сказала она вслух. — Я должна сама расплачиваться за свои ошибки. Отныне ни один человек не умрёт за меня. — Китнисс, ты умеешь играть в шахматы? — невинно спросил бывший стилист. Конечно, она не умела. Да и когда ей было научиться — в перерыве между охотой и домашним хозяйством? — Только фигуры переставлять, — она пожала плечами. — Я умею, — продолжил он. — И мне не нужно играть с тобой, чтобы предсказать главную ошибку новичка. Чтобы выиграть, ты бросаешься вперёд с горячностью весьма достойной, но неподходящей, когда игра изменила свой масштаб с арены до всего государства. Ты не можешь и не должна справляться со всем в одиночку. Ты должна позволить нам помочь тебе. Вцепившись пальцами в край постели, он неловко поднялся. Китинисс нервно сглотнула. Как он мог стоять, если только сутки назад его зашивали, как плюшевую игрушку, и крови вокруг натекло столько, что Эвердин слышала, как хлюпали её ботинки, пока она пробиралась в дальний угол, чтобы замереть там и смотреть, не отрываясь? Она была уверена, что он тоже умрёт, но, кажется, недооценила его — в очередной раз. Он был сильным, гораздо сильнее всех, кто встречался ей на пути, а встречались ей многие. Но ведь сильными не рождаются, ими становятся, и Цинна уж точно стал им не сразу. Конечно, она могла только догадываться о его пути, и всё равно ей казалось, что она понимала его теперь чуть лучше: мальчик, оказавшийся совсем один в незнакомом городе, движимый угрызениями совести и желанием помочь, медленно становившийся всё мудрее и проницательнее с каждым днём. Учившийся играть в шахматы. Она так отвлеклась, что чуть не забыла о его последних словах. — Вот, значит, как, — она не чувствовала ни сожаления, ни злости, только искреннее непонимание. — Неужели мы для тебя только фигуры на доске? И я тоже? Ты винишь меня в безрассудности, а сам делишь нас на пешек и ферзей? Как давно ты планировал восстание? Ты стал стилистом именно в тот год, когда меня выбрали трибутом… Я только сейчас поняла, что это не было совпадением. Цинна упал обратно на кровать, окончательно выдохнувшись. Ноги у него мелко дрожали. — Нет, не было, — он медленно покачал головой, — но ты не права в другом. На поле все фигуры важны, все до единой. Может быть, я и правда капитолиец… точно так же, как я принадлежу своему бывшему дистрикту, и всем остальным тоже. Я не могу помочь всем сразу, но могу хотя бы попытаться. Я не плачу. — Я вижу… теперь, — пробормотала Китнисс, почти очарованная этим неожиданным открытием. Если бы только она узнала сразу. Если бы только рассказал ей, о чём размышлял по ночам. Но он слишком скрытный, и в этом они похожи. — Но ты… почему ты не говорил мне? Почему скрывал то, что касается и меня тоже? Цинна вскинул на рассерженную девушку взгляд, делавший его похожим на подростка. — Я не должен был, — виновато ответил он, и Китнисс вдруг засмеялась — глядя на его растерянное лицо, было просто невозможно удержаться. Уголки губ у него дрогнули, и он хихикнул тоже, прикрывая рот ладонью. Пальцы у него остались чуть искривлены — ещё с того раза. Дважды, он уже дважды подвергался смертельной опасности ради неё и оба раза спасся — тоже ради неё, не иначе. Он так же точно нарушает законы вселенной. Между ними гораздо больше общего, чем можно было себе представить. Она подумала, что никогда не интересовалась, сколько ему на самом деле лет. Он ещё совсем молод, должно быть, ненамного старше её самой. Обычно возраст не так уж сложно узнать по глазам, но только не в его случае. Его глаза были глазами старика и юноши одновременно. Китнисс обняла его, утыкаясь носом в волосы, всё ещё грязные от застрявшей в них строительной пыли. Кажется, это был первый раз, когда они поменялись ролями. — Никогда больше так не делай, — попросила она. — Я хочу знать, о чём ты думаешь. Дверь негромко скрипнула. Эвердин знала, что это Хеймитч, но не разжала рук. Она не собиралась больше стыдиться. Теперь вообще всё должно было стать по-другому. — Ты до сих пор собираешься сделать это? — осведомился её наставник необыкновенно мягко. Китнисс вопросительно посмотрела на Цинну, и тот едва заметно кивнул в ответ. — Да, — твёрдо сказала она. — Следующая цель — здание центрального банка. К вечеру наши люди будут там. Мы ведь до сих по не знаем, где скрывается президент Сноу. — Я мог бы… — начал Цинна, снова пытаясь подняться, но Китнисс быстро его прервала: — Нет, не мог бы. Хеймитч фыркнул: — Кажется, в этот раз тебе придётся обойтись без телохранителя. Но впредь мы будем осторожнее. Я разыскал сапёров. Когда он ушёл, она быстро наклонилась и поцеловала Цинну — всё ещё такого странного, другого, но очень близкого — сначала наспех, украдкой, но этого не хватило ни ей, ни ему. — Это последний, — сказала она, касаясь его губ, прежде чем выпрямиться. — Никогда так не говори, — ответил он с показной строгостью и подмигнул, провожая её взглядом. — Это последний на сегодня.