Цитринитас

      Одна долгая минута потребовалось Гарри для того, чтобы осознать сказанное, и еще столько же, чтобы взять себя в руки. Предстать в чем мать родила перед Рабанрихом, за мгновение до этого буквально предложившим ему вступить в отягощенную мало понятными Гарри алхимическими опытами сексуальную связь, — к такому его жизнь совершенно не готовила.       Ему не у кого было просить ни совета, ни помощи. Во всяком случае уж точно не у Дамблдора с его иезуитской тактикой, именно благодаря которой Гарри сейчас и находился в личных покоях Рабанриха. Да и кто мог ему помочь, если он сам, и притом добровольно, дал согласие сдать собственную душу на милость некроманту? В сравнении с этим перспектива обнажения тела, с которым ему вскорости и вовсе придется распрощаться, не должна была вызывать сильных эмоций. Но, тем не менее, вызывала. К тому же остроты прибавляла неизвестность.       Как бы там ни было, в том, что происходило ровно до этого момента Гарри был доволен собой. К проявлениям мужества даже перед лицом смертельной опасности он был приучен с детства на рефлекторном уровне, но то, что сейчас ему хватило самообладания не утратить себя, оказавшись лицом к лицу с обольстителем, подобного которому еще поискать, не могло не дать ощущения личной победы. И теперь отступить, струсить, как мальчишке, Гарри просто не давал себе права. Он — почти взрослый мужчина, он знал, на что шел, и он справится.       Стараясь побороть возрастающее напряжение во всем теле, Гарри сделал несколько медленных вдохов и выдохов, после чего взялся за застежку на мантии. Пальцы дрожали, слушались из рук вон плохо. На одном лишь упрямстве заставив себя закончить начатое, Гарри вскоре обнаружил, что стоит посреди кабинета профессора ритуалистики в одних только брюках, в то время как босые ноги утопают в высоком ворсе ковра. А еще то, что, не смотря на бушующий за окном ледяной ветер, позднее время и нетопленый камин, ему было жарко. Внимание неожиданно привлекла блестящая поверхность стола с хрустальной вазой. Обсидиан... застывшая вулканическая лава. Хрупкий. Острый. Такой же, как взгляд у... Гарри подавил тихий стон. Мерлин, как же он соскучился!       Вступив в противоборство с застежкой ремня, Гарри вдруг на мгновение замер, сосредоточившись на легком давлении собственных пальцев на нежной, чуть влажной коже. В голове как нельзя не кстати возник такой знакомый образ, чей тихий настойчивый шепот и горячие касания много ночей подряд доводили его практически до изнеможения... Требовательные и вместе с тем нежные... словно сталь, обтянутая бархатом... Почувствовав, как резко напряглись с трудом расслабленные мышцы, кровь прилила к лицу, а дыхание участилось, Гарри решил, что будет лучше, если он избавится от остальной одежды быстро.       И еще — он был несказанно рад, что в этой комнате не было зеркал.

***

      Все, что Гарри увидел перед собой, когда прошел сквозь проем в тайной нише меж стеллажей, была кромешная темнота, как будто он оказался в желудке у смеркута. Привыкнув к отсутствию света, юноша заметил, что из темноты по направлению к нему выскользнула черная тень. Не успел он задаться вопросом, откуда в этой кромешной мгле взяться тени, как вдруг что-то прохладное коснулось его подбородка.       Подняв голову, Гарри увидел перед собой Рабанриха. Внутри все снова непроизвольно сжалось.       — Ничего не поделаешь, Гарри, — почти нежно проронил некромант. — Нагота есть внешняя форма необходимой для данного ритуала внутренней чистоты и свидетельство твоей готовности к близости с крестражем — как душевной, так и телесной. Иначе он просто тебе не дастся. После завершения ритуала вы станете единым целым. Но поскольку мне придется все это время быть рядом... — ладони опустились Гарри на плечи, — я надеюсь, ты простишь мне это малодушие.       Медленно, почти ласкательно, руки некроманта скользнули по разгоряченной коже вниз, оглаживая напряженные предплечья. Спустившись к запястьям, Рабанрих вдруг разжал пальцы и Гарри, опустив взгляд, с неподдельным облегчением выдохнул. Сотканная неведомо из чего мантия, густая и совершенно невесомая, окутывала его тело крупными складками до самых пят.       — Будет лучше, если я не смогу тебя видеть, — коротко пояснил Рабанрих. — Да, и еще кое-что.       Белые пальцы потянулись к лицу, и нарочито — Гарри в этом почти не сомневался — прижавшись к вискам, сняли с него очки. Все вокруг погрузилось в туман. Только что возвращенное мантией чувство хотя бы минимальной защищенности исчезло так же быстро, как и появилось. Смутившись, Гарри предпринял робкую попытку запротестовать:       — Но, сэр, мои очки... Я почти ничего не вижу.       На что Рабанрих только усмехнулся:       — Что ж, вполне возможно, без них ты будешь видеть лучше.       Отступив на шаг назад, он смерил Гарри с ног до головы оценивающим взглядом, и, задержавшись на все еще близоруко щурившихся глазах, безэмоционально растолковал:       — Как алхимик — сейчас и впредь — ты должен понимать, что в ходе делания важно использовать только самые чистые вещества и элементы. Твоя одежда, увы, к таковым не относится. А теперь ступай за мной.       Гарри повиновался.       — Все, что будет происходить здесь, — на ходу осведомил его Рабанрих, — должно навсегда остаться за этой дверью. От тебя требуется всего две вещи: готовность неукоснительно выполнять все, что я скажу, и не задавать при этом лишних вопросов. Могу заранее облегчить тебе задачу и сказать, что абсолютно все вопросы, которые могут прийти тебе в голову, на данном этапе будут лишними. Поэтому, я призываю тебя к молчанию.       Тут некромант остановился, притом настолько резко, что Гарри, послушно шагающий следом практически вслепую, чуть на него не налетел. С секундным опозданием пришло осознание, что, не смотря на все тот же мрак, скрывающий форму и истинные размеры помещения, в котором они находились, в этом месте был какой-то сокрытый источник слабого света. Насилу проморгавшись, Гарри, наконец, различил перед собой очертания хорошо знакомого ему предмета и радостно вздрогнул. Все то же застывшее в отрешенной неподвижности лицо, все те же темные манящие глаза... Несмотря на наличие рабанриховой мантии, которая надежно скрывала его тело, веса ткани или хотя бы чего-то отдаленно ее напоминающего, Гарри на себе совершенно не ощущал. Осознание, что он стоит перед изображением Снейпа совершенно обнаженным определенно было чем-то новым.       Внизу живота возникло приятное чувство наполненности. Гарри украдкой облизнул губы.       — То, что ты видишь перед собой — крестраж, — размеренный голос некроманта пресек внезапно зажегшееся внутри глупейшее желание приблизиться к портрету вплотную и упереться в его поверхность. — Но крестраж, отличающийся от тех, с которыми тебе до сих пор приходилось иметь дело. Способов соединить часть души с тем или иным предметом существует довольно много, поэтому крестражи отличаются по свойствам, качествам и силе, которую в себе содержат. Однако, вне зависимости от вида, крестраж должен поддерживаться связью со своим хозяином. В случае, если организм хозяина необратимо поврежден — как это произошло с Томом Реддлом при вашей первой встрече — именно благодаря наличию такой связи крестраж способен вернуть хозяина к жизни. Но в тех случаях, когда хозяин лишается не жизненной энергии, а самой своей личности, выполнить свою функцию крестраж не способен. В этом их слабое место. То есть крестраж не способен вернуть прежнюю форму тем, кто необратимо сошел с ума или же полностью утратил о себе память. Часть души, заключенная в предмете, просто консервируется и спустя какое-то время погибает. Время зависит от того, насколько сильному магу крестраж принадлежал — от двенадцати до нескольких тысяч лет. Пока все понятно?       Не сводя глаз с обрамленного длинными черными прядями бледного лица, Гарри медленно кивнул.       — Этот предмет изначально представляет собой зеркало с алхимической амальгамой. В нем, посредством удержания отражения, часть души Северуса Снейпа продолжала параллельное с ним существование вплоть до того момента, когда связь между ними прервалась. Не могу быть наверняка уверен в том, когда и как именно это произошло, но причиной разрыва связи, однозначно, стала его потеря памяти. Крестраж перестал воспринимать магию, связывающую его с личностью хозяина, законсервировался и, в соответствии с наложенными на него самим Северусом чарами, приобрел внешнее сходство с обычным портретом. Таковы свойства герметической амальгамы, которая составляет основу этого артефакта. Сейчас крестраж открыт. Но снять печать с амальгамы и получить к нему доступ я не могу. Это алхимический процесс, Гарри, и поэтому ты здесь. Я полагаю, ты понимаешь, что этой части души, после того, как она покинет крестраж, необходимо будет иное место, в котором она нашла бы себе временное пристанище. Этим местом будешь ты. Все, что тебе нужно будет делать — это сохранять зрительный контакт с изображением на портрете до тех пор, пока оно не станет отражением. Иначе говоря, пока ты не увидишь перед собой не портрет Северуса Снейпа, а зеркало, в котором будешь отражаться ты сам. А сейчас вернись ко мне.       Только сейчас Гарри понял — за время речи Рабанриха он все-таки успел приблизиться к портрету на довольно-таки близкое расстояние. Некромант стоял в некотором отдалении, склонив голову к плечу, и беззастенчиво разглядывал смущенного до корней волос юношу. Когда Гарри обернулся, он протянул к нему руку и поманил еле заметным движением пальцев. Мысленно поблагодарив темноту, которая оставляла призрачный шанс на то, что Рабанрих не заметит предательски заливавшего щеки румянца, Гарри отошел от полотна и снова оказался рядом с некромантом.       — Слияние душ, — негромко продолжил тот, — и переход души одного существа к другому происходит через поцелуй. Люди в этом смысле не слишком отличаются от дементоров. В данном случае — это сложный алхимический процесс, в ходе которого душа из крестража будет медленно перетекать в тебя, через рот. Для того, чтобы это произошло, необходима максимальная состредоточенность и правильное дыхание. Я буду тебе помогать. Повернись ко мне спиной. Тебе стоит ощутить, как это работает.       Подставлять Рабанриху незащищенную спину, без какой-либо возможности контролировать происходящее... Он был бы рад ослышаться. Но выбирать не приходилось.       При виде отчаянно борющегося со смущением и замешательством Гарри, который опасливо всматривался в его лицо, некромант снова опустил прохладные ладони ему на плечи и мягко развернул юношу к себе спиной.       — Не нужно бояться, я тебя не съем, — низкий грудной полушепот над самым ухом заставил Гарри вздрогнуть, — по крайней мере, не сейчас. Успокойся. Ты сам согласился пройти через это ради него.       В следующий момент Гарри с ужасом понял, что чужие руки с силой привлекли его к себе, а наличие призрачной мантии если от чего-то и спасает, то только от взгляда, но никак не от прикосновений.       Рабанрих крепко обхватил не способное совладать с мелкой дрожью тело, прижал Гарри к себе и огладил уверенным жестом грудь и живот. Пытаясь хоть как-то отвлечься и не сосредотачивать внимания на движении рук некроманта, Гарри отметил, что ощущение от контакта с его мантией было в чем-то даже успокаивающим. Мягкая гладкая ткань приятно холодила разгоряченную кожу, спина и бедра понемногу расслаблялись.       Прислушиваясь с инстинктом хищника к тому, как частит сбитое дыхание и как рвется наружу загнанное сердце, Рабанрих, с явным наслаждением от пьянящего ощущения власти, снова склонился к уху Гарри и хрипло прошептал:       — Здесь важен ровный ритм... Сосредоточься... Глубокий вдох через рот, пока моя рука давит тебе на живот, и резкий выдох носом, как только ладонь надавит на грудь. Начали.       Покорный действиям некроманта, Гарри разомкнул плотно сжатые до этого губы, медленно втянул в себя не имеющий ни запаха, ни плотности воздух, после чего неслышно выдохнул через нос. После нескольких попыток совершить правильный дыхательный цикл у Гарри закружилась голова, его шатнуло. Но некромант, с какой-то змеиной гибкостью обвивший его тело, продолжал крепко удерживать юношу в вертикальном положении. И при этом, кажется, совершенно не отказывал себе в удовольствии насладиться тем, как подрагивают опущенные ресницы, как пульсируют жилки на шее, выдавая ускоренное движение горячей крови, как от властных прикосновений его ладоней делается глубоким и плавным дыхание.       Через двадцать или тридцать проделанных циклов Гарри почувствовал, что уже вполне готов. Дышать получалось правильно, голова больше не кружилась.       — Спасибо, сэр, — он попытался осторожно высвободиться из рук Рабанриха. — Я думаю, что дальше вполне смогу справиться сам.       Покровительственно улыбнувшись подобной наивной самоуверенности, некромант лишь покачал головой:       — Тебе понадобится помощь, взаимодействие с крестражем может дестабилизировать твой ум, дыхание станет невозможно контролировать. И еще, Гарри, — он смягчил голос до предела. — Возможно, это станет для тебя самым сложным. Постарайся контролировать свое тело. Если ты не сдержишься, у нас могут возникнуть большие неприятности из-за несвоевременного оттока магии. Когда начнется процесс перетекания субстанции, твое тело фактически станет ретортой, в которой будет происходить претворение эссенции души. До завершения процесса ни одна капля содержимого реторты не должна ее покинуть. Все реакции алхимического процесса должны происходить в герметичных сосудах, дабы сохранить исходные вещества от примесей и загрязнений. Ты понял меня?       Облеченная в крайне деликатную форму фраза с совершенно явным контекстом в очередной раз заставила Гарри густо залиться краской. Но взрослый опытный мужчина вполне мог предвидеть, каким испытанием окажется для не имевшего прежде даже намека на подобную магическую близость юноши ритуал воссоединения с крестражем.       В знак согласия — а ничего другого от Гарри и не ожидалось — тот только порывисто кивнул.       В том, что Рабанрих был прав, настояв на оказании ему помощи с контролем дыхания, Гарри вполне осознал только когда начал терять ощущение не только времени и пространства, но и самого себя.       Крестраж подчинился его стремлению к воссоединению практически сразу, стоило Гарри сосредоточить затуманенный желанием взгляд на обсидиановых глазах Снейпа. Душа с крестража, пробужденная его магией, устремилась к нему с какой-то отчаянной, неудержимой силой, как будто хотела поглотить, растворить в своем потоке, чтобы после выбросить на берег совершенно опустошенным, лишенным сил... заново рожденным. Живое тепло потекло в горло, Гарри стал жадно глотать, на пределе сил стараясь контролировать дыхание и не терять ощущения собственного истерзанного неистово сдерживаемым желанием тела. Каждой его клеткой хотелось подчиниться этой властной силе, целиком ей отдаться, вобрать в себя все — до последней капли, последнего чувства и воспоминания. А ведь последним был он сам... или это просто менялись очертания отражения в зеркале?..       Сколько времени длилось это безумие, он не знал. В очередной раз судорожно выдохнув и простонав что-то невнятное, Гарри из последних сил заставил себя не терять зрительного контакта, не смотря на пляшущие в глазах золотые искры.       Его хватило еще только на один мучительный вдох. Тело горячечно пульсировало в плотном кольце удерживающих его от падения рук. На грани обморока ему показалось, что совсем рядом кто-то кричит, хотя, возможно, это был он сам. Сладкий ток побежал по жилам, в ушах зазвенело, дыхание сорвалось, и он отключился.