30 января. 1976
Большая белая сова с привязанной к лапе коробкой летала вдоль гриффиндорского стола, выискивая адресата, пока, наконец, не опустилась почти в самом его центре. — Кажется, это к тебе, Эванс! Отчего-то сегодня голос Поттера стократ противнее, чем обычно. Час ранний, еще не все успели спуститься к завтраку, но этот, судя по растрепанному виду, едва ли спал вообще и уже спозаранку ошивался в Большом зале. И конечно же, стоило ей прийти, уселся со своим дружком-прихвостнем прямо напротив. — Ну и ну! Доставка первым классом, — Блэк, ничуть не понижая голоса, присвистнул и толкнул плечом соседа. — Не иначе как тайный поклонник! Случаем, не ты, а? — Если бы я хотел произвести впечатление, то сделал бы это более эффектным способом, — Поттер изобразил безразличие совершенно бездарно, при этом взгляд его был намертво прикован к пальцам Лили, развязывающим ленту на крышке обтянутой темно-фиолетовым бархатом коробки. — О да! — не унимался Блэк. — Взорвал бы над ее головой хлопушку, да так, чтобы она превратилась в омелу! В ушах зашумело, и он почувствовал, как к лицу приливает кровь… Еще никогда с такой выжигающей душу искренностью он не желал этому лохматому придурку заткнуться. Лили достала из коробки букет из крупных, похожих на эдельвейсы серебряных цветов. Каждый лепесток соцветия точно из сложного морозного узора — казалось, стоит дотронуться и растает. Но цветы не таяли. Только искрились и переливались, бросая радужные блики на лицо удивленной именинницы. — Какие красивые! — Мэри Макдональд жадно пожирала букет глазами. — Лили, от кого это? — Даже не знаю… Конечно, она не знала. Никто не мог знать.***
— Лили, постой! Он догнал ее на лестнице, насилу пробившись сквозь толпу нерасторопных первокурсников, устроивших пробку размером с половину квиддичного поля на втором этаже, и сейчас, определенно, выглядел не лучшим образом. Злой и запыхавшийся. Только бы не закашляться снова… Только не при ней! — Ох, Сев, ты откуда такой? Что бы ни означало «такой», за комплимент это точно принимать не следовало. Скривившись, он старался привести в порядок сбившееся дыхание и гадал, чего на ее лице все-таки больше — удивления или сочувствия. — Я… я буду тебя ждать на Астрономической башне… Сегодня. Как стемнеет. «Браво, Снейп, лучшее приглашение. Стоило два дня готовиться. И кто тут еще идиот!» Сочувствие на лице Лили сменилось сожалением. Или жалостью. — Сев, мы в Хогсмид собирались… Может пойдем с нами? Сегодня пятница, впереди выходные. Отдохнем, расслабимся. Давай! — У меня завтра утром факультатив, — замогильным голосом, не носящим даже намека на надежду, сообщил он застежке на ее мантии. — Так ты придешь? Лили спустилась на ступеньку вниз, и они наконец-то поравнялись. — Что ты задумал? — Придешь или нет? Он впился в нее взглядом с таким отчаянием, будто ее согласие было вопросом жизни и смерти. После секундного раздумья Лили, улыбнувшись каким-то своим мыслям, все же кивнула. — Ладно, хорошо! Приду. Но только надолго не смогу, сам понимаешь…***
— А теперь закрой глаза. Он прождал на морозе почти час, но не напрасно: она все-таки пришла. Пришла ради него, оставив их всех там, далеко внизу, и теперь стояла совсем рядом, раскрасневшаяся от долгого подъема по лестницам. Такая красивая. Светлая. С утра он так ее и не поздравил. Хотя, поздравил, конечно, только она об этом, похоже, так и не догадалась. На его просьбу Лили с подозрением улыбнулась. Он подступил еще на полшага, и теперь мог видеть каждую ресничку, обрамляющую ясные глаза. — Ты ведь не боишься? Ты же знаешь, я никогда не причиню тебе вреда. Закрой. Ресницы опустились, и собственное сердце забилось с удвоенной силой. Палочка взметнулась вверх, он в нерешительности задержал дыхание. Если сейчас не получится — значит, все было зря. Она уйдет, посчитав его ни на что не способным идиотом. И будет права. Нет! У него получится. Она так близко… Не может не получится. Чувствуя теплое дыхание на собственном лице, он тоже на секунду прикрыл глаза и мысленно произнес: — Флагро Нивем! Летящие сверху крупные снежные хлопья вспыхнули и, покорные магии, на лету стали превращаться в мерцающие искры, точно это не снег, а звезды падали с неба. Искры плавно скользили вниз и каждая излучала мягкое, трепещущее сияние. Облегченно выдохнув, он отступил в сторону. Веки Лили дрогнули от неожиданно возникшего перед ними света, и она распахнула глаза. — Ох, Сев, это..! Неужели ты это все сам, и… для меня! Боже, как красиво… Мне говорили, что был звездопад на Рождество. Я так жалела, что пропустила! У нас всю ночь небо в тучах было. Лили приблизилась вплотную к перилам и запрокинула голову вверх. Вечер выдался на редкость безветренным, морозный воздух как будто застыл в звенящей неподвижности, а звезды все сыпались и сыпались с неба, точно из бездонной чаши. Лили заворожено смотрела на падающие снежные звезды, а он на нее. Вдруг: — Постой, ты что, освоил невербальную магию?! Восторг в ее глазах был в точности таким же, как много лет назад, когда он потащил ее смотреть на стаю летучих мышей, облюбовавшую чердак старого заброшенного дома на окраине Коукворта. Тогда ее любимая игрушка — косуленок, которого Лили часто брала с собой в подобные экспедиции — упала в расщелину между старых прогнивших досок, и ему пришлось лезть за ней в зияющую дыру. Дыра была затянута паутиной и дышала пылью, плесенью и холодом. Спасательная операция стоила ему порванной куртки и нескольких глубоких царапин, но оно того стоило: косуленок был спасен, а Лили на радостях чмокнула его в измазанную непонятно чем щеку. Она утверждала, что косуленок такой же, как в ее любимой книге, и с ним ей никогда не бывает страшно. Он верил. Но в том, что эта тревожная сказка о жизни в полном тайн и опасностей лесу была любимой и у него тоже, признался далеко не сразу*. — Освоил еще летом, — теперь он почему-то обращался к вышитому изображению змеи на своем шарфе. Серебряные нитки местами обтрепались, да и сам шарф — старый, растянутый и нелепый — болтался рядом с пушистым ало-золотым точно облезлая тряпка. Вся гордость за себя враз куда-то делась. — Это просто потрясающе, Сев! Ты научишь меня? — пальцы Лили сомкнулись на его ладони, и он благословил мороз, который скрыл опаливший щеки румянец. — Я пробовала несколько раз, но ничего не вышло. А когда спрашивала профессора Флитвика, он только посмеялся, сказал, что невербальные чары — это то, до чего нужно дорасти, и нам расти придется еще как минимум год. — В вопросах роста он большой специалист, как тут поспоришь. Лили засмеялась, и свечение зачарованного снега стало, как будто, еще ярче. — Так научишь? — Научу. Но это непросто. — Думаешь, я не справлюсь? — безупречной формы брови опасно сошлись на переносице. — Нет, я не то хотел сказать! — спохватился он. — Просто… Понимаешь, я замечаю у себя способности к ментальной магии. Возможно, из-за этого у меня относительно легко сложилось с невербальными чарами. Но если ты правда хочешь — конечно, я постараюсь помочь. Я… — сердце вдруг перестало подчиняться и забилось где-то в горле, — я все для тебя сделаю. В изумрудных глазах расцвела улыбка, но тут же погасла, сменившись изумлением от внезапной догадки. — Постой. А те цветы… Они тоже были от тебя? «Не запори дело хоть сейчас, Северус, иначе можешь ставить на себе крест как на непоправимо безнадежном…» — Тебе понравились? — Они невероятные! Я никогда таких прежде не видела, да и никто из девочек, даже Джейн, а она на курсе первая по травологии. У нас ведь такие и не растут, да? — вернув ей улыбку, он медленно покачал головой. — Ну, зачем, Сев? Они же, наверняка, такие дорогие! Откуда они, кстати? — Есть такая легенда, — тихо начал он. — На высоких неприступных скалах живут красавицы с длинными волосами и острыми когтями. Они умеют летать и легко передвигаются по отвесным скалам даже ночью. — Это не легенда, Сев, это альпийские гарпии, — вставила Лили и вернулась к наблюдению за искрящимся снегом. Собрав волю в кулак, он тоже подошел к перилам и встал рядом, ухватившись мертвой хваткой за ледяную перекладину. — Гарпии, верно. Во время звездопадов эти существа рассевают на вершинах цветы, похожие на звезды, и бережно за ними ухаживают. Тайна их существования скрыта от маглов, да и редкий волшебник может уйти от них живым. Тех, кто решается украсть у красавиц их цветущие звезды, они без малейшей жалости сбрасывают в пропасть. И только тому, кто без помощи магии смог преодолеть смертельные крутые подъемы, холод и ветер, чьи побуждения добыть цветы навеяны… самыми искренними и преданными чувствами, они разрешают взять их и остаться в живых. Звучало все это глупо и, наверняка, по-детски. Как какая-то пыльная сказка, подобных которой на свете тысячи. Такие сказки ничего не значат для тех, кто на собственной шкуре не прочувствовал их подлинность. Они живут сотни лет своей собственной жизнью, отрезанные от мира стеной неверия в реальность их существования. Но она ведь всегда любила сказки. Особенно об опасных путешествиях по таинственным местам. — Ужас какой… И их никак не провести? — Их основная магия — ментальная. Они с легкостью взламывают чужие щиты и могут внушить любые состояния. Так что для них понять истинные мотивы человека — не большой труд. — И у этих цветов какая-то особая магия? Нет, она все же не была похожа на остальных. Она верила. — Магия может и небольшая. Но они никогда не вянут. А еще — в этом я не уверен, но со слов гарпий так — они могут раскрыть в том, кому подарены, магию… любви. Невероятной силы. — По отношению к дарителю? — Лили лукаво улыбнулась. — К избранному! — вскинулся он. — За кого ты меня держишь? — Постой… ты что… сам за ними поднимался?! Но как? Он обреченно прикрыл глаза и до крови закусил губу. «Ну что, доволен собой? Давай, расскажи ей о своих каникулах на материке с Малфоем и о том, как тебя еле откачали с элементальной лихорадкой, осложненной обморожением! Произведешь незабываемое впечатление…» — Неважно, как. Не спрашивай, все равно не скажу. В общем, — он неопределенно махнул рукой на снег, — это все — тебе. И еще вот… Замерзшие пальцы извлекли из кармана крохотный сверток, не больше спичечного коробка. Один взмах палочки — и коробка увеличилась до первоначальных размеров. — Это твой любимый пирог с патокой. Только съешь сама, я для тебя готовил. Лили смотрела то на на него, то на подарок округлившимися глазами. Кажется, собственноручно приготовленный пирог вытеснил из ее впечатлений даже альпийских гарпий. — Поражаешь, Северус!.. — наконец, выдохнула она. — Так вот почему ты не поехал домой на каникулы! Упражнялся в приготовлении пирогов? Что-то в груди неприятно сжалось. Хотя, возможно, это просто подступал очередной приступ кашля. Прошло больше месяца, а он все еще не мог оправиться. Только бы не здесь… — Не только поэтому, — он поплотнее укутался в свой жалкий шарф, спрятав в нем подбородок. Лили нахмурилась. — Мама? — надо же, ей понадобилось меньше десяти секунд, чтобы догадаться. — Я несколько раз пыталась ее навестить, но… — Она не выходит из дома. И никому не открывает. Я не хочу туда возвращаться. — Но, Сев, это ведь твой дом. — Мой дом — здесь. В глазах неприятно защипало, должно быть от мороза. Он поднял лицо к небу, уставившись в упор на брюхатую тяжелыми тучами темноту. Снежное свечение начинало понемногу затухать. — Она все еще подозревает, что это из-за тебя? Ну, я имею в виду то, что случилось с отцом… «Пожалуйста, только не это! Лили, зачем?» Теплая ладонь легла на его — ледяную, до дрожи сжатую в кулак. — Пожалуйста, не вини себя. Ты ведь мог полностью контролировать свою магию, когда тебе было всего лишь десять. Помнишь, еще меня страховал, когда я с перепугу подняла в воздух соседского бульдога и потом никак не могла опустить его на землю? — Его убило разрядом тока в четыре раза превышающим граничные показатели, хотя все линии в тот момент были отключены, — он все еще смотрел вверх, высматривая там… он и сам не знал, что. — Вряд ли простое совпадение. — Сев, это… Я хочу сказать, это действительно ужасно. Но причем тут ты? Тебя ведь в тот момент даже рядом с заводом не было. — Я тебе уже говорил, что не помню, где был. Возможно… Я не знаю, может быть и есть такой-то способ сделать подобное на расстоянии и не знать об этом. Я же проклял его. — Ох, Сев, я предупреждала, все эти твои опыты… поверь, не доведут они до добра. Внутри зашевелилось что-то тяжелое и холодное. Он уже не в первый раз чувствовал его присутствие, как будто какую-то вторую жизнь внутри себя. Оно взывало к его душе с утробным рыком, обращая к ней свой отсутствующий лик — в точности так, как он сам всматривался в темную бездну, опрокинутую над замком. Он не знал, чем было это темное нечто, в то время как оно знало о нем все. Во всяком случае, гораздо больше, чем он сам. Он медленно перевел взгляд на Лили, и то, что было в этом взгляде, заставило ее отпрянуть. — Возможно, я убил его вовсе не из-за стихийного выброса магии… а потому что хотел. Я ведь хотел, Лили. Тем утром он снова ее ударил. Она упала на лестнице, открылось кровотечение. К счастью, кое-какие зелья у меня при себе были. Больше всего я тогда хотел, чтобы он не вернулся. Лили медленно отступила на шаг, качая головой. — Не говори так! Ты не мог, — чистый голос дрогнул. — Я наверняка знаю, что не мог! — С чего ты взяла? — вдруг огрызнулся он. — Думаешь, если я готовлю для тебя пироги, значит, неспособен на убийство? Считаешь меня слабаком, как эти два недоумка, один из которых все время за тобой похабно увивается? Думаешь, я не вижу! В то же мгновение она выпустила его руку, точно обожглась. Лицо застыло, как будто от удара наотмашь, а плещущейся в изумрудных глазах ярости без сомнения хватило бы, чтобы поджечь не только снег, но и сам воздух. Губы несколько раз разомкнулись и сомкнулись снова. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она, наконец, заговорила: — Мне не нравится этот разговор, Сев. Давай его закончим. И… я уже пойду. Спасибо за пирог и за цветы. Ее шаги на лестнице затихли намного раньше, чем он обнаружил, что может двигаться. Кажется, все это время он не дышал. Первый же судорожный вдох перешел в хрип, в глазах помутилось, а в легкие точно насыпали крошеного стекла. Он пошатнулся, и, не успев ухватиться за перила, тяжело закашлялся и рухнул на колени. Когда приступ стих, его бледные, точно у мертвеца, руки были окрашены красным.