— Что ж, возможно, — в тон отозвался Снейп. — И хотя вы, похоже, и нашли на моем лице нечто достойное вашего внимания, я бы все-таки предпочел, чтобы вы вернули его внешнему периметру. Неужели вы и правда не узнаете это место?
Под этим испепеляющим взглядом, когда и спрятаться-то некуда, меньше всего хотелось выглядеть законченным идиотом. Он еще раз растерянно огляделся по сторонам. Черный агатовый пол, высокие каменные стены, уходящий с темноту потолок — ничего особенного. При этом комната чем-то напоминала самого Снейпа, как будто изначально носила отпечаток его присутствия, и именно этот отпечаток создавал странное, ностальгическое дежавю. Вдруг его точно молнией ударило. Он понял.
— Но это ведь… Разве сюда был еще один вход?
Снейп выдержал паузу, перевел взгляд куда-то поверх его головы, и, хоть и не без налета раздражения в голосе, но все же подтвердил его догадку.
— Ну разумеется, Поттер, был. Вы же не думаете, что директор пел церберу колыбельные и прыгал в люк всякий раз, когда ему нужно было сюда попасть?
— Но… как же… — мысли скакали друг на друга, точно взбесились, — выходит, вы… Нет. Значит, вы тоже могли… почему тогда Дамблдор… Вы ведь знали. И это вы сообщили ему, не Гермиона… Я слышал голоса. Или нет?.. Вы вдвоем были здесь, когда Квиррелл… Да? Мерлин.! Не может быть. Или… Я ничего не понимаю.
События пятилетней давности мелькали в голове со скоростью раз в пять превышающей скорость снитча и из-за этого с трудом удавалось вычленить из потока собственных междометий хоть какой-то смысл. Но смысл все-таки был.
О том, что они собрались идти той ночью к потайному люку мог знать только один человек, и он сейчас стоял напротив. Дамблдор, по его же собственным словам, с совой Гермионы разминулся и вернулся из Лондона в Хогвартс только потому что вдруг понял, что должен в этот момент находиться в школе. По всему получалось, что причина столь внезапного, и притом крайне своевременного возвращения директора тоже стояла напротив. И да, прежде чем провалиться в темноту, он точно слышал несколько голосов, произносивших его имя. Один из них принадлежал Дамблдору, а второй…
Снейп дождался завершения его речи с самым смиренным видом, на который только был способен, после чего отстраненно заключил:
— Кажется, я все-таки погорячился, порадовавшись за Аврорат. Вы хоть и не безнадежны, но навык формулировать свои мысли вам все же стоит наработать.
В животе что-то неприятно сжалось. Да, он был слеп, не замечая или, если точнее, не желая замечать степени участия Снейпа в своей жизни, ну так в первую же очередь потому, что тот сам вел себя, как последняя скотина. Да и продолжал вести так же. И пусть Дамблдор и посадил его, Пожирателя смерти (которые, наверняка, полностью «бывшими» не бывают), на короткую цепь и поставил себе на службу, он сам не сомневался ни минуты: для Снейпа вся эта забота о спасении шкуры Гарри Поттера — не более, чем удобная возможность умертвить остатки совести и вернуть долг за некогда спасенную Джеймсом собственную жизнь. Дамблдор отчего-то слепо уверен, что эта змея на его стороне. В то время, как Волан-де-Морт уверен в том же самом. При этом каждый прекрасно знает, что Снейп открыто работает на другого. Абсурд. Два могущественнейших мага, в совершенстве владеющих всей этой мордредовой легилименцией, в равной мере безоговорочно ему доверяют, при том, что Снейп не вызывает доверия уже одним фактом своего существования. Но пусть делают, что хотят — лично сам он доверять не собирался. Как и позволять Снейпу стыдить его за то, что он в свои одиннадцать не смог разгадать их с Дамблдором планов.
— До вас никто не жаловался!
Хотелось, чтобы это прозвучало, как вызов, но попытка протеста оказалась так себе. Снейп на это только скептически повел бровью. Вдаваться в подробности о событиях той ночи в его планы явно не входило.
— Ладно, Поттер, — он сделал глубокий вдох и отступил на шаг в сторону. — Мы здесь не за этим. Проходите в проем. Немного промокнете, но вам не привыкать. Черного пламени здесь больше нет, так что, думаю, вполне справитесь и без моего содействия. Ступайте.
Ослушаться было опасно, но не более, чем сам факт того, где и с кем он в настоящий момент находился. Более того, он начинал догадываться, что ждет его по ту сторону ледяного проема. При одной мысли об этом ноги точно приросли к полу, так что вместо того, чтобы выполнить то, что сказано, он лишь продолжал буравить Снейпа тяжелым взглядом.
— В чем дело, мистер Поттер? Вам повторить или вы не расслышали?
Внутри начала закипать давняя, немного притупившаяся злость, и после нескольких секунд кипения взорвалась не менее эффектно, чем это сделал с его же легкой руки котел Гойла на втором курсе.
— В этом весь смысл, да? Привести меня сюда, напомнить о том, что я вам должен быть по гроб жизни благодарен за то что вы по указке Дамблдора шестой год шпионите за каждым моим шагом? Испытываете наслаждение, наблюдая, как Гарри Поттер раз за разом выставляет себя идиотом, пытаясь решить ваши не менее идиотские загадки? Ну, и где же теперь ваши дурацкие пробирки с зельями и стишки с ребусами? Ах да, в этот раз вы решили даже не пытаться! И правда, Гермионы-то рядом нет, а моих умственных способностей для того, чтобы разобраться с наваренной вами дрянью явно недостаточно. Случись со мной что — как тогда Дамблдору в глаза смотреть?! Хотя, уверен, вы справитесь. Соврете что-нибудь, вам не привыкать, — не смотря на волны душащего жара, от которого воздух вокруг едва ли не искрил, его всего колотило, точно на морозе. — Да, Снейп, я действительно не понимаю! Не понимаю, что здесь делаю, не понимаю, зачем мы сюда пришли, и да, черт возьми, я не понимаю
вас!
— Поттер…
— С места не сойду, пока не объясните!
— Что вы хотите узнать?
Вопрос прозвучал тихо и притом настолько нехарактерным для Снейпа тоном, что стало даже как-то немного не по себе.
— Да много чего на самом деле, — буркнул он себе под ноги, но тут же снова с вызовом вздернул голову. — Только вы же все равно ничего не расскажете, вы все время только и делаете, что притворяетесь. Вся эта ваша окклюменция… А хорошо, наверное, так жить, отгородившись от всего мира? Или вы всего лишь прикрываетесь этим, потому что на самом деле вас попросту никто не хочет знать?
С секундной заминкой пришло осознание: сказанного более, чем достаточно, чтобы очки факультета в конце учебного года ушли в невосполнимый минус, а сам он получил полное отстранение от полетов и был приставлен к котлам на все праздники и выходные вплоть до окончания школы. И то это только в том случае, если Снейп окажется образцом всепрощения. Но надеяться на это было слишком наивно. Всего на мгновение — он успел это заметить — лицо Снейпа как будто свела мучительная судорога, но уже в следующую секунду зельевар вернул себе самообладание. Что творилось за маской непроницаемости, набросив которую профессор выслушал все, что он на него вылил, понять, в сущности как и всегда, было невозможно. Да он и не пытался. Только чувствовал, что под прожигающим насквозь взглядом залился краской, точно третьекурсница.
— Вы правы, — голос Снейпа был совершенно бесцветным и каким-то полусорванным, как после очень долгого молчания. — И именно поэтому мы здесь. Я уже сказал, что хочу просто поговорить, разговор будет долгим, и я намерен использовать наши отработки именно для этого. От вас требуется открытость к диалогу и, по возможности, отказ от предубеждений. Взамен я предлагаю свою… свою честность и время. Совсем немного времени. Вскоре многое изменится, вы возненавидите меня еще сильнее, чем прежде, и… Нет, помолчите! Это необходимо.
Сказать, что он был ошарашен значило не сказать ничего. Сложно было понять, чему удивляться больше: тому, что Снейп после всего услышанного не проклял его без лишних слов просто на месте, или тому, что профессор неизвестно с чего вдруг решил сменить наказание, которое сам же назначил ему за проступок, чуть не стоивший Малфою жизни, на… он даже не мог в полной мере понять, на что именно.
Снейп тем временем достал из кармана сюртука сложенный лист пергамента и протянул ему. Зельевар, судя по всему, игнорировал тот очевидный факт, что его собеседник совершенно перестал что-либо соображать и участвовал в происходящем лишь тем, что бестолково переводил взгляд то на Снейпа, то на пергамент.
— Что это?
— Это, Поттер, чистый лист, — в Снейпе каким-то чудом пробудилось терпение, судя по тому, что он снизошел до разъяснения и даже не назвал его идиотом. — Вы можете написать на нем любые вопросы, на ваше усмотрение, и я буду вынужден на них ответить. Своеобразный магический контракт между вами и мной. Этот пергамент зачарован и уже подписан мной как доверителем. Как видите, я предоставляю вам довольно неплохую возможность узнать все, что вас интересует. Надеюсь лишь, что зачатки порядочности и здравого смысла в вас все же отыщутся, и вы не станете злоупотреблять тем, что получили от меня карт-бланш на откровенность.
Вглядываясь в бесстрастное лицо профессора, он несколько раз медленно моргнул.
Нужно было проснуться. Срочно. Это
не могло быть правдой. А если и было, то не могло не содержать подвоха. Это же, Мордред его побери, Снейп.
— Вы хотите от меня честности в обмен на свою?
— Нет, Поттер. Свою я предлагаю без всяких условий, потому что о ваших мыслях я прекрасно знаю, даже если вы их не озвучиваете.
Ну, не могло, не могло это быть правдой! Бред. С чего ему это делать? Наверняка ведь просто заманивает, хочет выведать что-то. Например, о секретных встречах с Дамблдором или…
— В таком случае условие есть у меня.
Если Снейп и удивился его аппетитам, то виду не подал.
— Какое же?
— Вы не станете пользоваться легилименцией или каким-то другим способом влезать ко мне в голову, — на одном дыхании выпалил он. — Только так это будет честно. Я смогу поверить… попытаться поверить вам только в том случае, если вы будете верить мне. Просто на слово. Безо всех этих ваших штук.
Снейп задумался о чем-то на несколько секунд, после чего коротко кивнул.
— Резонно. Берите пергамент, в следующую нашу встречу он вам пригодится.
Он и не заметил, как шершавый лист оказался в руке. Снейп тем временем вернулся к ледяному проему и, не оставив ему ни единого шанса к отступлению, скомандовал:
— Проходите.
Спрятав пергамент во внутренний карман мантии, он сделал несколько коротких вдохов и направился к стене.
Сердце выпрыгивало в точности так же, как когда он впервые подходил к барьеру на Кингс-Кросс, при этом ощущение было таким, словно его с головы до ног окатил ледяной водопад. Всего пара секунд, но их вполне хватило, чтобы вымокнуть до нитки. Мгновение спустя в проеме появился и Снейп, но вот его ни одна капля воды как будто и не коснулась. Теперь они стояли на верхней ступени лестницы, слабо освещенной плавающим где-то под невидимым потолком светящимся шаром, в точности таким же, как и в предыдущей комнате. Широкие ступени вели вниз, в темноту, которая скрывала ужасные воспоминания.
Снейп окинул его, нахохлившегося и дрожащего, точно мокрый воробей, совершенно нечитаемым взглядом, и по плотно сжатым губам пробежало какое-то слабое подобие улыбки. Он в мгновение ока осушил невербальным заклинанием набравшую ледяной воды одежду и волосы, и без единого слова направился вниз по лестнице.
Второй раз за день его пронял почти панический страх, что Снейп сейчас попросту исчезнет в темноте, а он останется совсем один. Ничего не оставалось, как поспешить следом.
Стоило приблизиться к последним ступеням, как оказалось, что темнота вовсе не была такой уж непроглядной. За пять лет комната совершенно не изменилась, да и что в ней могло измениться? Те же массивные каменные стены, скрытые за витиеватым арочным переплетением, та же небольшая площадка внизу, точно сцена в амфитеатре ступеней. И все же, чувство, которое он испытал при виде открывшейся ему картины, было настолько странным, жутким и вместе с тем будоражащим, что совладать с ним не получалось. Пытаясь прогнать наваждение, он зажмурился. Мокрые ладони отчаянно вцепились в рукава.
Снейп стоял перед зеркалом, в точности на том же месте, где Квиррелл, и всматривался в мутную зеркальную поверхность.
— Что, Поттер? — не оборачиваясь, произнес он. — Мечты все-таки сбываются? Ты ведь именно здесь намеревался со мной встретиться, чтобы задержать, помешать или… А, кстати, что бы ты делал, если бы это действительно оказался я?
Только сейчас он понял, что в действительности не задавался этим вопросом, но теперь, когда вопрос все-таки прозвучал, стало ясно, как день: окажись на месте Квиррелла Снейп, пусть даже и необремененный присутствием Волан-де-Мортова крестража в голове, никто бы больше не помнил Гарри Поттера как мальчика, который выжил.
— Подойди.
Одно слово, вполголоса, едва ли не шепотом, но слетевший с жестких губ звук точно обрел плоть и обрушился на него волной удушливой, кошмарно-горячей дрожи. Воздух споткнулся где-то на выдохе, и он до боли закусил губу. Подходить к зеркалу было страшно, куда более страшно, чем в прошлый раз. Хотя, плевать, Снейп и так прекрасно знает, что там увидит, не зря же в прошлом году с таким удовольствием рылся у его в мозгах.
Значит, страшно подходить было все же не к зеркалу, а к Снейпу?
Ну уж нет!
Он собрал все свое хваленое гриффиндорское мужество в кулак и на деревянных ногах сошел со ступеней на ровную площадку.
— Еще не забыл, как оно работает? — осведомился Снейп, скользнув взглядом по потемневшей золотой раме.
К чему были все эти игры? Если настолько неймется, уж лучше бы просто использовал свою дурацкую легилименцию.
Он снова начинал злиться.
— Я думаю, сэр, это все слишком изощренно. Я бы даже сказал извращенно. Не знай я вас, подумал бы, что все, что вами движет — это именно желание оказаться внутри меня.
По тому, как вскинулся Снейп, он понял,
что именно только что сморозил. Шею буквально обожгло волной стыда, и, путаясь в словах, он попытался кое-как ретироваться.
— Я хотел сказать… ну, я имею в виду… легилименцию и все прочее…
Что подразумевалось под «прочим» он не знал и сам. В голове с нарастающей силой что-то не то шумело, не то стучало. На Снейпа он смотреть избегал. Просто застыл и сжался, ожидая, когда грянет гром.
Казалось, целая вечность прошла, прежде чем Снейп нарушил молчание.
— Дайте мне вашу палочку, мистер Поттер.
Точно находясь под Империусом, по-прежнему пряча глаза, он послушно достал из кармана волшебную палочку и вложил ее в протянутую ладонь. Шум и стук в голове сменились полным туманом. Мозг просто отказывался думать о том, что последует дальше.
А дальше произошло невероятное.
Снейп достал из складок мантии тонкий кожаный футляр, поместил в него обе палочки и, захлопнув крышку, положил футляр на нижней ступени лестницы, после чего вернулся к зеркалу.
— Хорошо, — резюмировал он. — Теперь мы оба безоружны.
Наблюдая за действиями совершенно не по-снейповски ведущего себя Снейпа, он только непонимающе моргал.
— Повернитесь к зеркалу.
Протестовать он даже не пытался. Смирившись с неизбежным, нервно сглотнул и развернулся к зеркалу лицом. Зельевар бесшумно приблизился сзади, застыв всего в нескольких дюймах от его напряженной спины.
— Когда вы закроете глаза, я…
При этих словах испуг отразился на его лице настолько явно, что, видимо, проняло даже Снейпа. По губам снова скользнула едва различимая улыбка, и он склонился почти к самому уху, так, что одна из длинных прядей коснулась все еще полыхающей шеи.
— Гарри, я безоружен, — шелестящий полушепот, едва ли не диалект парселтанга, просочился прямо под кожу. Все тело покрылось россыпью мурашек, точно он стоял обнаженным на ветру. — И в целом я принимаю твое условие, но боюсь, без «этих штук» именно сейчас не обойтись. Когда ты закроешь глаза и я прикоснусь к твоим вискам, ты увидишь то же, что вижу в зеркале я, когда смотрю в него сам, — жесткая сталь в низком голосе, как по волшебству, растворилась, и теперь он звучал, как… Сравнить было не с чем. — Я просто хочу, чтобы ты это увидел. На сегодня этого будет достаточно. И после мы вернемся в замок.
И он подчинился. Хотя, кажется, еще никогда ему не было настолько страшно и вместе с тем настолько… То, что он чувствовал не имело простых определений. Он послушно пошел за Снейпом в это забытое Мерлином подземелье, своей рукой отдал ему палочку и подставил беззащитную спину. Действительно, оставалось только закрыть глаза и позволить проникнуть к себе в голову, чтобы окончательно оказаться в его власти. Хотя, кого он обманывал? Он и так был в полной власти у Снейпа. В то время, как тот, похоже, хотел вовсе не власти. Напротив, открывал ему доступ к собственным желаниям. К самому сокровенному. И эта внезапная откровенность не просто смущала — она пугала.
В подтверждение готовности, он коротко кивнул. Снейп, ответил таким же кивком, поднял руки и неуловимым движением снял с него очки. Очертания отражений в зеркале тут же расплылись. Судорожно выдохнув, он попытался расслабиться и прикрыл глаза.
Подушечки чужих пальцев мучительно осторожно коснулись висков, и он почувствовал еле ощутимое покалывание, точно сквозь тонкую кожу проходили слабые разряды электричества. В следующую секунду картинка перед глазами восстановилась, но теперь она была четкая и ясная, как будто он снова обрел способность видеть своими глазами. Но его глаза по-прежнему оставались закрытыми. То, что он видел, было лишь проекцией происходящего в глубине души человека, чьи холодные пальцы были прижаты к его рвано пульсирующим вискам, а ровное дыхание шевелило волосы на макушке.
Ничего не изменилось. Он стоял в той же комнате и наблюдал по ту сторону зеркальной поверхности собственное отражение, стоящее вплотную к отражению Снейпа. Единственным отличием между реальностью и картинкой в зеркале был сам Снейп. Его лицо было по-прежнему бледным, однако кожа не имела обычного болезненно-желтого оттенка. Волосы — той же длины, но мягкие и гладкие, точно смоляная пряжа. Будь они в самом деле такими, их обладатель стал бы скорее объектом всеобщей зависти, чем мишенью для всеобщих насмешек. Не было и тяжелых теней, залегших под усталыми холодными глазами и делавших профессора лет на десять старше, чем он был в действительности.
Кто знает, сколько времени ушло бы у него на размышление о том, почему Снейп в отражении выглядит не так, как обычно, если бы он не наткнулся на сосредоточенный на собственном лице горящий взгляд, затуманенный не то нечеловеческой тоской, не то какой-то дикой, превышающей всякую возможность вытерпеть, болью… Он не мог подобрать сравнения, чтобы понять, кем является тот, кто смотрит на него с другой стороны зеркала. Трагический актер, проживающий последнюю драму в своей жизни, у которой нет и никогда не будет зрителей? Солдат, ведущий безнадежную войну за нечто недостижимое? Так смотрят смертельно больные или умирающие, чье время на исходе, а что-то главное в жизни окончательно и безвозвратно упущено… Или не упущено? Ведь Снейп смотрел не куда-нибудь, а
на него, смотрел так, будто он был не более, чем призраком, миражом, достаточно моргнуть — и исчезнет.
Что бы ни скрывалось за этим взглядом — от него помутился рассудок. Он растворился во влажном блеске черных, как два бесконечных тоннеля, глаз, иступленно ласкающих его застывшее в немом изумлении лицо по ту сторону волшебного зеркала. С такой страстной одержимостью, таким яростным упоением, что ноги подкашивались. Совсем не к месту вспомнилось то, что он читал о единорогах на третьем курсе: если у матери умирает жеребенок, она долго, до изнеможения облизывает его, снова и снова, и тогда, случается, детеныш возвращается к жизни…
Вдруг Гарри в отражении развернулся к Снейпу, тот склонил голову и упавшие волосы темной завесой скрыли бледное лицо.
— Нет…
Неосторожно сорвавшийся с губ не то вздох, не то стон спугнул хрупкую иллюзию, Снейп позади вздрогнул и опустил руки. Перед глазами воцарилась темнота, как будто свечу накрыли ладонью.
«Самый счастливый в мире человек, посмотрев в это зеркало, увидит себя в точности таким, какой он есть…»
Дамблдор. Очередная головоломная загадка. И собственное детское желание узнать, как же выглядит самый счастливый человек в мире. И вот Северус Снейп, беспросветно мрачный и замкнутый, стоя в эту самую секунду здесь, рядом с ним и глядя в зеркало, не видит ничего другого, кроме того, что и так имеет место быть.
Прав был Дамблдор, стоя перед этим зеркалом, и вправду умом повредиться недолго…
Но неужели Снейп счастлив? Вот сейчас, по-настоящему счастлив? Просто видя, что Гарри Поттер жив, здоров и находится в пределах досягаемости, достаточно руку протянуть. Но он ведь даже этого не сделал. Просто стоял и смотрел. Смотрел
так, что… Мерлин, что происходит у него в голове! Неужели
это — все, что ему нужно? И единственное, чего не хватает… Хотя почему не хватает? Он ведь здесь: в пределах досягаемости, в целом здоров и умирать в обозримом будущем уж точно не собирается. Мог ли Снейп обмануть? Сознание цеплялось за эту мысль, как за единственное адекватное объяснение происходящему. Но ни собственный опыт общения с этим зеркалом, самым прямым из всех существующих, ни то, что он испытал, глядя на этого,
другого Снейпа, его в этом не поддерживали. Отражение в зеркале врать не могло. Значит, и Снейп тоже.
Позади не доносилось ровно никаких признаков жизни. Но теперь он и сам, казалось, затылком мог видеть, как сошлись суровые брови на переносице, как сузились черные глаза. Разочарованный, опустошенный, Снейп затаился, насторожился. Ждет. И сколько лет он так ждал, скрываясь в своих подземельях? Он проницателен, как сам дьявол, но сейчас, наверняка, решил, что это несдержанное «нет» было протестом против увиденного. И кто из них после этого идиот?
Медленно, точно боясь спугнуть, он обернулся, открыл глаза и сморгнул застилавшую их прозрачную пелену. Не в силах посмотреть Снейпу в лицо, задержал взгляд там, где за несколькими слоями черной ткани билось сердце. Его, Северуса Снейпа, сердце.
— Посмотри на меня.
Глубокий, мягкий голос, будто плеск воды о гладкие камни. Нагретой солнцем, теплой. Казалось, его можно зачерпнуть и пить, как воду.
Мутные, точно спросонья, глаза уставились на бледное лицо — в точности такое, как в отражении.
— Кто вы?
Но в ответ — только медленное покачивание головой.
Чужой напряженный взгляд касается лба, осторожно, будто изучая, скользит по скулам, щекам, губам. Беспорядочно, словно не зная, за что зацепиться. Так же, как не знал и он сам, блуждая расфокусированным взглядом по когда-то, давным давно, ненавистному лицу.
Вдруг в черных глазах что-то вспыхнуло и пролилось внутрь жидким золотом. Чистый горячий огонь заструился по венам, и сомневаться не приходилось — продлись это еще немного, и он сам воспламенится и просто сгорит заживо, всматриваясь в этой живое воплощение мрака. Он потерялся в глубине бездонных черных зрачков и изучал это новое лицо с такой жадностью, как будто вообще видел его впервые. Словно долгие годы был слепым, и вот оно — первое, что он увидел после того, как чудом прозрел.
Не соображая, что делает, он протянул руки и дрожащими пальцами впился в скрытые манжетами запястья. Тело от макушки до пят пробрала острая дрожь — что-то более древнее и более сильное, чем страх. Снейп едва заметно подался навстречу, но тут же застыл, словно пытался сдержать нечто ужасное, яростно рвущееся наружу, что-то, справиться с чем был не способен. Глаза темные, как никогда до этого. Снейп казался таким…
— Северус…
Полуопущенные веки сомкнулись полностью, точно упал тяжелый занавес. Запястья в ладонях ощутимо напряглись.
— Нет… — пальцы с удвоенной силой впились в манжеты. — Пожалуйста, не двигайтесь. Я…
Он судорожно сглотнул и облизал пересохшие губы. Казалось, это длилось уже целую вечность и никогда, никогда не должно было прекращаться…
— Довольно.
— Что?
Он несколько раз моргнул, не сразу уловив смысл сказанного.
— Нам нужно остановиться.
— Почему? Мы ведь…
Снова он почувствовал себя облитым с головы до ног обжигающе ледяной водой. Это прозвучало неохотно, с нажимом, точно Снейп вынуждал самого себя поверить в то, что поступает правильно. Неужели после всего просто так оттолкнет и выставит за дверь, а сам со спокойной душой вернется к своим пробиркам?
— Уберите руки, Поттер, — сердито, но при этом как-то почти беспомощно.
— Или что? — внезапно, на контрасте, твердо и решительно. Именно с той интонацией, которая всегда так выводила его из себя. — Снимешь с Гриффиндора баллы? Или на отработку оставишь?
Смотрит отчужденно, как будто они не вдвоем только что сошли с ума и прожили запредельную близость, от которой запросто можно рехнуться. Все еще дрожащие пальцы на запястьях с болью разжались.
— Мне придется блокировать вашу память, — прежний сухой, бесстрастный тон, такой же, каким диктует на уроках. — Вы не должны помнить о том, что происходит во время этих наших встреч. Просто поймите, так нужно. Вместе с тем… Мерлин, да не смотрите вы на меня так!
Хотелось крикнуть прямо в лицо «И не подумаю!», но вместо этого хриплым полушепотом сорвалось:
— Но все, что вы говорили… то, что я видел… это правда?
Всего один долгий взгляд холодных потускневших глаз.
Жест отчаяния.
Признание.
Точка невозврата.
— Ничего, кроме правды, Поттер. К сожалению.
— И какой во всем смысл, если я об этом просто забуду?
Больше Снейп на него не смотрит.
— Всему свое время. Пока я буду снимать блок только на время ваших отработок. Когда настанет момент, я деблокирую вашу память полностью и все воспоминания вернутся. Но не теперь. Ради вашего же блага. Живите свою жизнь.
— А как же вы?
Снейп с шумом набрал воздуха, явно собираясь разразиться длинной тирадой в своем фирменном стиле «это не ваше собачье, Поттер, дело!», но вместо этого вдруг резко выдохнул и отделался лаконичным:
— А я обладаю достаточным контролем над собственным разумом, и не в последнюю очередь благодаря этому вы до сих пор живы.
В голове творилась какая-то муть. Это несправедливо. Так быть не должно.
— И… не смотря на все это, вы и дальше будете притворяться, что ненавидите меня? Вы же…
— Разумеется, — словно откуда-то из-за грани. И сам под стать — смертельно бледный. Холодный.
— Зачем вы назначили мне эти отработки?
— Вы уже увидели исчерпывающий ответ на свой вопрос в зеркале, — Снейп произнес это неожиданно тихо, точно слова эти стоили ему последних сил. — Я просто хочу…
— Видеть меня рядом. И только?
— Если вы спрашиваете лично о моей мотивации, то да.
— То есть за всем этим стоит еще кто-то?
Молчит и смотрит куда-то вдаль, как будто сквозь стену, даже непонятно, слышит ли вообще. Впрочем, и так было ясно — на это Снейп отвечать не станет. Хотя ему и есть, что ответить.
— Вам пора.
И тогда он решился на последний рывок.
Пусть сколько угодно замыкается, отгораживается, но сейчас между ними никаких барьеров нет, может быть, именно поэтому Снейп предпочитает смотреть в сторону. И стоит только попробовать…
— Северус…
— Не смей называть меня по имени!
Будто сталью по ребрам. От неожиданной перемены он вздрогнул и отшатнулся, точно от хлесткой пощечины. На какое-то мгновение все показалось глупым фарсом, ужасной, безжалостной шуткой. Просто потому что… Снейп не мог был
таким. Все это не могло быть правдой.
Когда он нашел в себе силы снова поднять на Снейпа глаза, тот смотрел на него спокойно и серьезно.
— Не нужно привязываться ко мне, Поттер, я просто хочу, чтобы ты мне доверял.
Он кивнул, поджав предательски трясущиеся губы.
Пальцы снова невесомо легли на виски, воскрешая в памяти то, что еще даже не успело стать воспоминанием. Снейп наклонился вперед и долго что-то говорил, но он уже не разбирал слов. Дыхание становилось все более ровным и глубоким, а сердце замедляло ритм. Как будто засыпало.
Перед тем, как мир погрузился в темноту, он вдруг с невероятной ясностью осознал, что отныне в нем будет жить что-то, чего он никогда и никому не сможет объяснить. Никогда и никому. Даже самому себе.
— Думаю, этого будет достаточно. Отметьте место, на котором вы остановились. Продолжите в следующую субботу, в десять.
— Да, сэр.
Он, не глядя, засунул недописанную карточку в коробку, и, схватив сумку, поспешил к двери, подальше от этого чертового кабинета и его владельца, Мордред бы его побрал. Точно на крыльях взлетел по каменным ступеням, помчался по пустым коридорам наверх, к Большому залу, а потом — прямиком в гостиную Гриффиндора. Нужно было срочно узнать, чем закончилась игра. Сейчас это было самым важным.
***
20 декабря. 1998
Плевать, что каменный пол был ледяным и местами тронутым отвратительной черной плесенью.
Прислонившись виском к сырой плите и зарывшись лицом в темные складки, он сделал несколько медленных вдохов. До боли желанный запах заполнил все существо, а позвоночник точно пронзили тысячи раскаленных игл. От обманчивого ощущения запретной близости вдруг закружилась голова. Сухие горячие губы впились в шершавую ткань, пробуя желанный запах на вкус.
Он не мог надышаться.
Дрожа, как осиновый лист, вжимался в несуществующее тело, прикрытое полотном черного драпа. Он ведь всегда в него заворачивался… Так хотелось слиться, раствориться. В шаге от того, чтобы окончательно потерять связь с реальностью, Гарри вцепился пальцами, точно наэлектрезованными какой-то неведомой магией, в безвольно раскинувшуюся на полу мантию. Прислушался. Сквозь грубую ткань как будто все еще слышалось сбитое биение сильного сердца. Он ведь его слышал. Совсем недавно.
Нет. Не думать! Не думать о том, как длинные тонкие пальцы зарываются в спутанные волосы за затылке. Как взгляд — острый, обжигающе ледяной, томительный до безумия — пронзает каждую клеточку тела. И голос. Оплетает легкие, выбивает из них остатки воздуха, и как будто в насмешку:
«Дыши, Гарри… Просто дыши…»
Он пробовал дышать. Но вместо этого из глаз снова брызнули слезы.
Он упал на разметавшееся полотнище, чуть не до крови закусив побелевшие костяшки пальцев, и растворился в чарующей вибрации голоса, которого не слышал.
