Цитринитас

24 мая. 1997

      — Посмотрите на меня, Поттер...       — Что вы делаете?!       — Просто посидите спокойно, не шевелитесь, и, Мерлина ради, помолчите, вы все только испортите!       Мальчишка притих, вцепившись до побелевших костяшек в полы мантии и изумленно хлопая глазами.       Череда неровных ударов пульса под пальцами, собственный монотонно звучащий голос, шестнадцать вдохов, шестнадцать выдохов — и вот Поттер уставился на него осоловелым взглядом, дважды медленно моргнул, и, наконец, очнулся. Судя по тому, как сменялись эмоции на лице, скорость осознания произошедшего превышала его способность уложить все в голове.       Наблюдая за поттеровскими потугами собрать расколотую картину событий хотя бы в какое-то подобие здравой целостности, он не смог сдержать улыбки.       — С возвращением, мистер Поттер.       То, что прозвучало в ответ было либо известной одному Поттеру магической формулой, либо каким-то особо изощренным магловским ругательством. Но что бы это ни было — сомневаться не приходилось — адресовано оно было лично ему. Не в последнюю очередь поэтому он решил не вдаваться в подробности.       — Полагаю, это можно расценивать как-то, что вы рады приветствовать свою память в полном объеме.       Глаза Поттера округлились.       — Да вы..!       Он предупредительно вскинул ладонь, чем прервал так и не успевшую начаться тираду.       — Уверен, эту часть можно опустить, тем более, что ничего нового о себе я в ней не услышу.       Мальчишка кипел, как чайник, только что не дымился.       Предоставив Поттеру фору на то, чтобы прийти в себя, он отошел к котлу с томящимся в нем Укрепляющим раствором для Больничного крыла — тот как раз перешел во вторую фазу приготовления. Зелье приобрело яркий бирюзовый оттенок и начало испускать шаровидные облачка серо-голубого пара.       Склонившись к котлу, он сделал медленный глубокий вдох. Запах был сухим, острым, почти стеклянным — даже лучше, чем он ожидал. Экспериментальное решение добавить в состав древесного масла определенно было не только хорошей идеей, но и хорошим знаком. Удовлетворенный состоянием раствора, он оставил зелье настаиваться и подошел к окну, по-прежнему не глядя на все еще пыхтящего от возмущения Поттера.       — Сегодня слишком хороший день, чтобы проводить его в подземельях, не находите?       — Не пойду я с вами больше никуда!       От его резкого поворота мальчишка дернулся, но упрямого вида не утратил. Вот он, Гарри Поттер, во всей красе: сидит, весь сжавшись, буравит его тяжелым взглядом, а пальцы теребят перо с таким усердием, что, отдайся Поттер этому занятию еще хотя бы на пару минут — от пера останется в лучшем случае один только стержень.       — Мистер Поттер, — максимально нейтральным тоном, обычно вводящим студентов в некое усредненное между трансом и анабиозом состояние, — если ваша память в каком-то месте все же дала трещину, то я могу напомнить, что вы здесь находитесь с целью отбывания наказания. Поэтому потрудитесь выполнять мои указания в точности и без лишних разговоров. На ваше упрямство у меня времени нет.       Поттер намеревался что-то сказать, уже открыл было для этой цели рот, но потом вдруг передумал, поджал губы и уперся глазами в парту с разбросанными по ней недописанными карточками.       Опершись бедром на край стола, он еще какое-то время бесстрастно наблюдал за борением Поттера с самим собой, и только когда тот, наконец, поднял на него полный так и не высказанного возмущения взгляд, удостоил его скудной похвалы:       — Здравое решение. Пергамент, который я дал вам в прошлый раз, у вас с собой?       Поттер как-то в одно мгновение сник. Покопавшись без особого энтузиазма в карманах мантии достал из потайного сложенный вчетверо лист и положил перед собой на стол. Он одобрительно кивнул, воскрешая в себе моральную готовность к уже маячащему на горизонте аутодафе.       — Что ж, условия нашего договора, надеюсь, вы помните. Какие угодно вопросы из числа тех, что вы посчитаете нужным задать. Думаю, четверти часа вам вполне хватит. Можете приступать.       Дав Поттеру отмашку, он вернулся к котлу, при этом продолжая буквально физически ощущать упершийся в спину острый взгляд.       Подписав пустой магический контракт и предоставив Поттеру чуть ли не неограниченные возможности в получении информации, он преследовал одну единственную цель — добиться со стороны мальчишки доверия, которого будет достаточно для осуществления последней, возложенной на него Дамблдором миссии.       Разумеется, оставлять Поттеру память об этих встречах он не собирался, планируя замыкать воспоминания на ключ раз за разом, до тех пор, пока не придет время последнего акта. Связь между сознанием мальчика и Темного Лорда никуда не делась, и допустить утечки даже в самом малом он просто не имел права. В качестве своей ментальной блокировки он не сомневался — трудновычисляемый лингвистический код, его собственное тактильное воздействие плюс уникальный голосовой маркер — случайное снятие блока было полностью исключено. Сознание Поттера будет хранить замкнутую информацию надежнее гринготтского сейфа. Но вот за то, что и как будет происходить во время самих этих встреч, поручиться было куда сложнее. Больше всего он опасался, что мальчишка в свойственной себе манере станет лезть в то, во что не следует. Выворачиваться перед Поттером наизнанку у него не было совершенно никакого желания. Но скручиваться внутренности в узел заставляет, пожалуй, даже не мысль об этом, а предчувствие того, что до каких бы глубин они не добрались, Поттеру, вероятнее всего, всегда будет мало… Как и ему самому всегда будет мало Поттера.       По истечении отведенного времени он медленно приблизился к парте, за которой Поттер сидел, склонившись над пергаментом. При первом беглом взгляде на лист заполнившие его строки показались какими-то беспокойными и неуверенными, словно мальчишка пытался выразить свои мысли, но слова ускользали у него из-под контроля. Однако, присмотревшись, он понял, что Поттер и тут удивил — вместо стройных линеек вопросов лист был вкривь и вкось испещрен какими-то каракулями. Похоже, мальчишка все пятнадцать минут просто черкал на пергаменте, что в голову взбредет.       — И как это понимать? — в недоумении повел он бровью. — Растеряли от открывшихся возможностей все свои детективные способности?       — Я не буду ничего писать, — тихо, но твердо ответил Поттер, рассматривая то, во что он превратил бесценный магический контракт.       Обойдя парту, он встал перед Поттером, и, сложив на груди руки, с не приемлющим возражений натиском прошелестел:       — Объяснитесь.       — А что тут непонятного? — вскинулся Поттер. — Я не буду пользоваться этим вашим дурацким пергаментом. Если вы действительно хотели со мной просто поговорить, то пусть это и будет просто разговор, а не допрос. А верить вашим словам или нет, я уж как-нибудь решу сам.       Совершенно обескураживающе. Не постижимый уму Поттер давал ему свободу и, кажется, тем самым загонял в угол. Перед таким не то простодушием, не то великодушием как устоять…       — Встаньте здесь.       Мальчишка помялся еще несколько секунд, но, видя его терпеливое недовольство, все же выполнил то, что требовалось.       Резкий взмах палочки — и тело Поттера, до этого нерешительно топтавшегося на указанном месте рядом с партой, растаяло в воздухе. Теперь его местоположение можно было определить только по источнику сбивчивого дыхания — чары хотя и легли на Поттера второй кожей, но давление дезиллюминации с непривычки, вероятно, ощущалось как слишком сильное. И еще этот запах. Почти неуловимый. Гвоздичный, слегка мятный, чуть сливочный… чайный лист, кардамон… Запах приближающегося летнего дождя. Тепло, легко и даже немного счастливо… как будто рядом находится море. Расплавленное золото и еще что-то восковое — запах только что потушенной свечи. По-отдельности все это между собой не то, чтобы сочеталось, но, исходя от Поттера, сливалось во что-то совершенно неповторимое.       Бросив короткий взгляд на часы — половина одиннадцатого — он прикинул, что пара свободных часов у них гарантированно будет, убавил под котлом огонь и, захватив мантию, не оглядываясь, вышел из кабинета. Последовавший за короткой тишиной звук поспешных шагов сообщил о том, что Поттер все же проявил совершенно несвойственное себе благоразумие, предпочтя лишний раз не нарываться и делать, что скажут. Правда, надолго ли — пока было непонятно.       Пройдя по потайному ходу, соединяющему подземелья с его собственной кладовой, он быстрым шагом пересек коридор первого этажа, намереваясь покинуть замок по возможности незамеченным. Он специально выбрал маршрут в обход школьных коридоров, чтобы избежать студенческих скоплений, а вместе с ними и непредвиденных казусов, вероятность которых, если рядом (пусть даже и в невидимости) находился Поттер, возрастала в разы. Вывести мальчишку из замка не только не имея разрешения Дамблдора, но и вовсе втайне от директора само по себе было, конечно, сумасбродной идеей. Но с другой стороны Дамблдор дал ему добро на любые действия, которые он сочтет нужным предпринять для того, чтобы в решающий момент Поттер был готов его не только выслушать, но и услышать.       В коридорах замка они не встретили ни единой живой души, но у выхода во внутренний двор стало понятно, что осуществить изначальный план будет не так уж просто. День действительно выдался чудесным. И если коридоры были почти пусты, то внутренний двор был забит студентами до отказа. Ученики — кто кучками, кто парочками — наслаждались лучами теплого майского солнца, расположившись по всему периметру двора: на скамейках, вдоль колоннады, а кто и просто на траве у фонтана. Простейшим решением было наложение Дезиллюминационных чар и на себя тоже, но в этом случае задача следовать за ним стала бы для Поттера невыполнимой.       Стоило ему на несколько секунд уйти в раздумья о том, как обойти возникшее на пути препятствие с минимальными потерями, как пустое место откуда-то слева вдруг вздумало подать голос:       — Если все эта конспирация только для того, чтобы выйти из замка, то здесь совсем рядом есть короткий путь с выходом на том конце моста. Я могу показать. Только если снимете с меня Дезиллюминационные чары, а то у вас они рассчитаны скорее на тролля, чем на человека. У меня уже кожа трещит.       Поттеру достало ума говорить вполголоса, но подобные вольности стоило пресечь сразу, и притом на корню.       — У вас есть прекрасная альтернатива, мистер Поттер, — ответил он, не оборачиваясь, таким же полушепотом. — Либо весь наш дальнейший путь вы проводите в размышлении над смыслом выражения «нем, как шпротва», либо я накладываю на вас еще и Силенцио.       Пустое место возмущенно засопело, но, похоже, быстро определившись с приоритетами, тут же притихло. Когда Поттер хотел, он умел оставаться незаметным. А хотел он этого, как удалось выяснить за шесть лет неусыпного наблюдения за мальчишкой, в случаях когда бывал либо заинтригован, либо сосредоточен на совершении очередных противоречащих школьным правилам действий, либо когда совался в то, что явно выходило за пределы представлений об элементарной личной безопасности. В данной ситуации для Поттера волшебным образом сошлись все три условия, а значит, беспокоиться о том, что он себя внезапно выдаст, не стоило.       Их короткий переход через внутренний двор подтвердил непреложную истину о том, что никогда ученики не были так близки к образцовому поведению, как в присутствии профессора Снейпа. Завидев его фигуру даже издалека, все моментально, точно по волшебству, обретали вид и положение в пространстве, соответствующие гордому статусу студентов Хогвартса. Пересекая переполненный законно бездельничающими в теплое субботнее утро студентами двор, он старался идти быстро, что не помешало, однако, буквально на ходу снять по десять очков с Когтеврана и Пуффендуя за нарушение предписания о допустимой дистанции взаимодействия между учащимися старших курсов.       — Только подумайте, Поттер, насколько ваше нынешнее положение на руку Гриффиндору, — не удержался он от комментария, крутившегося на языке всю дорогу через виадук. — Не назначь я вам отработку, не сомневаюсь, что вы бы с мисс Уизли пользовались свободным временем в точности так же, как и эти двое. А потерять сразу двадцать баллов в конце года, согласитесь, не самая приятная перспектива для факультета.       Поттер как воды в рот набрал. Он посчитал молчание за согласие.       Легкий, еле уловимый ветерок с запахом свежей зелени и пробуждающейся земли обвевал лицо, путался в волосах. Он всегда любил это время года больше, чем какое бы то ни было другое — время перемен, по которому ступаешь, точно по тонкой грани между очередной смертью и новым рождением. Время, когда кажется, что возможно все. Узкая тропинка терялась в густой, налитой соком траве, гладь Черного озера, отражая солнце, мерцала живой ртутью, а рядом сопел невидимый Поттер.       Пальцы скользнули под тугой манжет и ослабили тонкую серебряную нить на правом запястье. По телу пробежал острый холодок — артефакт прекратил свое обычное действие. Ни желтой болезненной кожи, ни осточертевших сальных волос, ни общего отталкивающего вида — Северус Снейп снова стал собой. Иронично, что после пятнадцати лет, проведенных под почти постоянным воздействием преображающего артефакта, освобождаться от наводимой иллюзии он теперь позволял себе только в присутствии Поттера.       Когда всякая возможность случайной встречи с кем-либо из обитателей замка остались далеко позади, он, наконец, остановился и достал из рукава палочку. Как бы там ни было, осторожность никогда не помешает, да и Поттера пора было освобождать из-под дезиллюминации.       — Гоменум ревелио!       Никого поблизости предсказуемо не оказалось. Под действием Обнаруживающих чар в паре шагов материализовался только насупленный Поттер, и, судя по вздернутому виду, двадцать минут под дезиллюминацией в его исполнении, к тому же еще и отягощенные вынужденным молчанием, дались мальчишке нелегко. Волосы прилипли к вискам, дыхание частило, а щеки пылали, как после долгого забега.       — Я мог бы просто принести мантию отца, — выпалил Поттер, на что в ответ он только хмыкнул.       — Не сомневаюсь. Но я бы предпочел обойтись без косвенного присутствия вашего незабвенного отца даже в мелочах.       Мальчишка не смутился, не возмутился, не отвел глаз. Словом, не сделал ничего из того, что от него можно было бы ожидать. Вместо этого вздернул подбородок и, далеко не бесталанно (стоило это признать) подражая его собственной манере говорить, выдал:       — В таком случае я бы предпочел, чтобы вы не называли меня Поттером. Сэр.       Это прозвучало дерзко, решительно, в чем-то даже жестко. Не то, чтобы дерзость Поттера сама по себе была для него чем-то новым. Нет. Новым отчего-то казался сам Поттер.       Прошла одна минута, вторая, а он все стоял, вглядываясь во все еще пылающее лицо напротив и гадал, чего в данный момент на нем все-таки больше — простого ребяческого негодования, упрямого нежелания подчиняться явно превосходящей силе, или все же того патологического азарта, который просыпался в Поттере всегда, стоило ему оказаться в ситуации, содержащей в себе хотя бы намек на маломальский риск.       — Вот как? — насмешливо протянул он. — И какое же обращение предпочитает наш Избранный?       — А вам так сложно называть меня по имени?       «Ты не представляешь, насколько», — ответ, так и оставшийся мысленным. Вместо этого вслух прозвучало:       — Надеюсь, время нашей прогулки вы все же употребили на формулирование вопросов чуть более важных, чем этот.       Шагая по уже еле различимой тропинке в сторону сгрудившихся почти у самой кромки воды деревьев, он не оборачивался. Знал, что Поттер сам пойдет следом. Теперь уже наверняка пойдет. Туда, где в белой пене цветения шелестел густой кустарник.       Это место среди беспорядочно разросшихся зарослей бузины, обнаруженное на третьем курсе почти случайно, до сих пор оставалось у него одним из самых любимых. Кустарник был покрыт белоснежной пеленой из крупных соцветий, распространяющих вокруг упоительно сладкий, миндальный аромат. Вековые деревья неподалеку от воды, сплетаясь корнями и соприкасаясь тяжелыми кронами, на которых только-только начали появляться молодые побеги, образовывали некое подобие купола. Гладь Черного озера переливалась солнцем. Густое, почти плотное свечение разлилось над древними холмами, благословляя каждый, даже самый чахлый росток на новую жизнь. Казалось, оно оживляло даже тяжелые грязно-серые валуны на берегу, заставляя их шершавую поверхность искриться. Замок, возвышаясь по ту сторону сверкающей глади, блаженно нежился в теплых весенних лучах, а где-то высоко щебетали невидимые глазу птицы.       Тяжелая мантия за ненадобностью была снята и брошена на землю. Он опустился в небольшое углубление, образованное сплетением нескольких крупных корней, и прислонился спиной к огромному теплому стволу. Хорошо было так просто сидеть, прикрыв глаза и растворяясь в ласковом, нежащем дыхании уходящей весны. И все-таки полностью расслабиться не получалось. К тому же это было бы непозволительной роскошью. В конце концов, он не на курорте. К тому же, расслабиться вообще оказалось сложно — он буквально кожей чувствовал, что невыносимые глаза цвета сочной майской зелени устремлены в его сторону, а тень их обладателя накрывает его почти полностью. Шестое чувство настойчиво советовало засунуть куда подальше привычную манеру ведения разговора, но сам он просто так сдаваться не хотел.       — Потрудитесь спуститься куда-нибудь на мой уровень, Поттер, вы заслоняете солнце.       Поттер немного помедлил, но после все же примостился на траве, прямо на том месте, где до этого стоял и устремил взгляд на мерцающую воду.       — И какие же вопросы я могу задавать?       — А какая именно часть выражения «какие угодно» недоступна вашему пониманию?       Он не видел, но был уверен, что мальчишка насупился.       — И вы правда ответите на любой из них?       — Только на те, что касаются нас двоих, и кроме вопроса о том, зачем я все это делаю.       Поттер закусил губу и снова уставился на озеро. Судя по всему, все еще не мог поверить в открывающуюся перспективу или же занимался именно тем, чем заниматься не стоило — обдумывал причины настолько щедрого предложения со стороны профессора Снейпа.       Несчастный мальчик.       После непродолжительного напряженного размышления Поттер неожиданно приосанился и, наконец, выдал:       — Тот раз был единственным?       — Вы о чем?       — Об отце.       Замечательно. Хорошее начало хорошей беседы. Он поморщился, как если бы, не заметив гнилой ягоды в корзине отборных фруктов, вдруг ухватил именно ее.       — Вам обязательно нужно об этом знать?       — Раз спрашиваю, значит нужно.       «Сам напросился, Северус. Никто тебя не заставлял подсовывать ему те воспоминания. Только вот зачем ты избегал его после того, как он все увидел? Боялся узнать, как он воспринял увиденное, на чью сторону встал и кого из участников этого фарса стал презирать больше?»       Он и сам не знал наверняка, какой реакции хотел от Поттера. Как тогда, так и сейчас. Но сворачивать в сторону теперь, когда мальчишка сам об этом заговорил, было бы еще более позорным малодушием, чем когда, изображая праведное негодование, он вытолкал ошарашенного Поттера из кабинета и для пущей убедительности сопроводил свое выражение негодования банкой сушеных тараканов.       — Пересекались мы довольно часто. Но то, что вы тогда увидели в Омуте памяти, прецедентов не имело, ни до, ни после. Если вы об этом.       Ответ был хотя и правдивым, но до невозможного уклончивым, отчего царапал нутро, точно наждак. Впрочем, он ведь и обещал Поттеру именно честность, а не сопливые душеизлияния.       Однако, Поттер снова удивил. С прерывистым вздохом поднялся на ноги, сделал пару шагов в его сторону, и остановился, какое-то время привыкая к столь непривычной для себя картине — профессор Снейп, расслабленно прислонившись к стволу дерева, смотрел на него снизу вверх своим самым обычным пронизывающим насквозь взглядом. Неизвестно, как долго Поттер обдумывал то, что намеревался сказать, но сейчас он казался каким-то другим. Необычно взрослым.       — Я не буду оправдывать ни себя, ни его, сэр, и, конечно, вам неприятно об этом говорить, но мне всего лишь хотелось бы объяснить, — Поттер явно нервничал. Слишком явственно выдавал эмоции дрогнувший на этом треклятом «сэр» голос. — Я не знал отца, и все, что мне было о нем известно, я узнал со слов других. И это правда, мне всегда хотелось быть на него похожим. На того человека, о котором рассказывали те, кто его знал. Вы показали мне другую сторону. Я не хочу ворошить все это, просто хочу сказать… Как бы я к вам ни относился, подобного я никогда не одобрю. Просто тогда… я не знал, как вам сказать. И простите, что я посмотрел.       Виноватый тон был настолько искренним, что он не выдержал и неожиданно для самого себя вдруг рассмеялся. Для Поттера этот беззвучный смех оказался еще большей неожиданностью. Мальчишка напружинился и замер, разглядывая его с таким выражением, точно вообще видел в первый раз. Искренняя улыбка на лице ненавистного профессора определенно не имела ничего общего с привычной язвительной ухмылкой, которую он привык видеть.       — Поттер, честное слово, ты такой смешной. Я хотел, чтобы ты это увидел, — он снова прикрыл глаза, подставляя лицо лучам солнца, пробивающегося сквозь тяжелую крону над головой. — Неужели ты думаешь, что иначе я сбрасывал бы воспоминания в Омут у тебя просто перед носом, зная, какой он длинный? К тому же, пользоваться Омутом не было совершенно никакой необходимости. Если бы я хотел сделать так, чтобы ты ни при каких обстоятельствах этих воспоминаний не увидел, этого бы и не произошло. Способов преобразить, исказить или подавить практически любое воспоминание — как чужое, так и собственное — существует не один десяток.       — И зачем вы мне все это показали?       — А ты сам как думаешь? — поинтересовался он, наблюдая за сбитым с толку Поттером сквозь полуопущенные ресницы.       — Ну… я не знаю. Возможно, чтобы я понял, каким на самом деле был мой отец. Что он, как и я, не представлял из себя ничего. Кроме хвастливого, заносчивого болвана.       Тонкий анализ.       — Близко, Поттер, но не совсем.       — Тогда что?       Он терпеливо вздохнул.       — Если скажу, что меня к тому времени уже пятый год выводило из себя то, насколько ты фанфаронишься своей схожестью с отцом, тебе этого будет достаточно?       Поттер на секунду задумался, после чего улыбнулся каким-то своим глупым поттеровским мыслям, тихо выдохнул «Вполне», и снова уселся, но уже не на траву, а на один из таких же корней, что и он, но пониже.       Наступила тишина, прерывающаяся только тихим плеском воды и почти неуловимым шорохом ветра в траве.       Неподалеку в камышах, пища и хлопая крыльями, расположилось утиное семейство. Мать учила утят плавать, описывая на воде небольшие круги, после чего со всем своим потомством снова возвращаясь в камыши.       Внезапно он заметил, что Поттер, до этого увлеченно наблюдавший за утками, уже какое-то время напряженно смотрит на него.       — Почему у нас ничего не получилось? С окклюменцией.       Он ждал этого вопроса. Понимал, что даже маломальски правдивый ответ потянет за собой слишком много, но деваться было некуда. Мальчик имел право знать.       — Вот и первый правильный вопрос, Поттер. Я изначально был против всего этого, но директор настоял.       — Потому что я безнадежен? — теперь Поттер с большим интересом разглядывал свои кроссовки.       «Не дави на мальчика, Северус. Он и так будет шокирован тем, что услышит, так что хотя бы свой яд придержи при себе».       — Потому что я и не учил тебя окклюменции. Эти занятия были не тем, чем представлялись.       Поттер медленно моргнул. Он успел заметить, что мальчишка делал так всегда, когда пытался вплести новую информацию в уже сложившуюся картину событий. Брови за дугами очков удивленно поползли вверх. Без объяснений было не обойтись.       — После нападения на Артура Уизли, свидетелем которого ты стал, директор решил, что связь между сознанием Темного Лорда и твоим перешла в активную фазу. Кровь защищает тело, и это продлится до твоего совершеннолетия, но в том, что касается сознания, полагаться на только кровную защиту было бы большой ошибкой. В особенности после того, что произошло на кладбище Литтл Хэнглтона. Я имею в виду, что твой шрам отзывался болью в те моменты, когда Темный Лорд не только прикасался к тебе, но и просто смотрел. Он силен в ментальной магии, но в ту ночь не использовал невербальных чар. Очевидно, решил не спешить, подождать, пока сила ритуала закрепится в нем в полную мощь. Поэтому применяя к тебе все три Непростительных, пользовался словесной формулой.       — Откуда вам известно? — примерно с половины его речи Поттер сидел, уставившись на ветку, которую нашел где-то рядом в траве и теперь сосредоточенно вертел ее в пальцах. — Я не рассказывал Дамблдору. Про Круциатус. Никому не рассказывал.       Он не был удивлен. Полтора года назад во время одного из особо тяжелых сеансов ему удалось проникнуть достаточно глубоко и в деталях рассмотреть в памяти Поттера все происходившее той ночью в Литтл Хэнглтоне. В очередной раз в сердцах назвав мальчишку не способным к элементарной самозащите слабаком, он выпроводил Поттера за дверь, и только когда неровные шаги за лестнице затихли дал волю гневу.       Поттер стыдился этого эпизода. Настолько, что не рассказал о нем ни Дамблдору, ни Блэку. Боялся показаться жалким, боялся, что не поймут. Да и разве они могли? Понять, что чувствует человек, чье не только тело, но и гордость поругана подобным способом мог только тот, кто испытал это на себе. Прилюдное унижение, невозможность оказать хотя бы какое-то, пусть даже самое жалкое сопротивление, бессильная агония слабости… После возвращения Темного Лорда он был на месте Поттера не раз и по себе прекрасно знал, что скорченное валяние на полу в присутствии десятка Пожирателей было последним из того, чем хотелось гордиться. Для него самого Круциатус не был чем-то новым, разве что с годами он научился даже максимальный уровень его мощности переносить полностью беззвучно. Как и многое другое. Темный Лорд иногда просто забавы ради испытывал его пределы, не используя пыточное заклинание более восьми раз раз подряд только потому, что хотел сохранить его разум в целости. Все-таки Северус Снейп был полезным ресурсом. К тому же в арсенале Темного Лорда были чары и пострашнее, вроде тех же Нуклеарных. Но все же он — взрослый, закаленный затяжной войной мужчина, привыкший к боли и унижению. А мальчику было всего четырнадцать. Он не был готов к тому, что тогда пережил.       Был ли готов теперь услышать?       Он обещал говорить правду. Но все-таки решил пощадить достоинство Поттера и не вдаваться в детали. Потому, в надежде, что мальчишка и сам в состоянии догадаться, просто коротко ответил:       — Не от Дамблдора.       Тот разговор с Темным Лордом даже теперь, спустя почти два года, он помнил практически дословно. И как бы невзначай брошенный ему в сознание мыслеобраз, в котором мальчишка, весь в грязи и крови, корчился у ног от боли, едва ли не умоляя о пощаде. Помнил, каким упоением озарялось мертвенно-бледное лицо, когда жесткий рот снова и снова возобновлял рассказ о том, каким жалким Гарри Поттер в ту ночь, когда он, непобедимый Темный Лорд, снова обрел свою силу. Тогда он не мог ничего возразить повелителю, а если бы и мог, то не стал бы. Поддерживать в глазах Темного Лорда искаженный, далекий от действительного образ Гарри Поттера — таким было одно из его заданий. Дамблдор через него пытался манипулировать чувствами противника, вынуждая того совершать одну ошибку за другой. Но все-таки не Дамблдор, а только собственный страх вынудил Темного Лорда дойти до того, чтобы изменить собственные воспоминания о ночи на кладбище Литтл Хэнглтона с целью польстить уязвленному очередным поражением самолюбию. Он осязал этот страх с каждым разом все больше и больше, оставаясь с Темным Лордом один на один. Страх, из-за которого в том не осталось почти ничего от облика человека, перед которым он когда-то преклонялся. Почти ничего от облика человека вообще.       Высоко над головой жалобно скрипнула старая ветка. Неожиданно сбоку раздалось:       — А ведь это вы научили меня Обезоруживающим чарам. Помните, когда нокаутировали Локонса в Дуэльном клубе? Я еще тогда подумал, какой от них толк…       Это было странно, но, похоже, они поняли друг друга без лишних слов. Никто не стал продолжать разговор о том, что каждый считал для себя унижением. Но еще страннее было то, что он вдруг почувствовал противоестественный прилив благодарности Поттеру. За то, что сменил тему и не вынуждал его углубляться в детали приватных бесед с Темным Лордом, за то, что помнил о той демонстрации Экспеллиармуса и даже за воспоминание о самой короткой и самой идиотской дуэли в его жизни.       — Поверь, если бы ты был на моем факультете, твой арсенал дуэльных заклинаний был бы куда более разнообразным.       Мальчишка чему-то грустно усмехнулся, покачал головой и продолжал смотреть вдаль, причем мысли его явно были сосредоточены на чем-то гораздо дальше озера, замка и заслоняющих горизонт холмов.       — В ту ночь оно дважды спасло мне жизнь.       — Дважды?       Он перевел на Поттера тяжелый вопросительный взгляд, но тот оставался совершенно невозмутим.       — Ну да, — пожал плечами Поттер. — Про кладбище, как я понимаю, вы и так знаете. И до этого еще в лабиринте, когда мы с Седриком были уже рядом с Кубком. На меня напал акромантул. Я тогда использовал Экспеллиармус, хотя паук за секунду до этого и успел меня ужалить, а потом…       Это было что-то новое.       — Ты хочешь сказать, что тебя в лабиринте ужалил акромантул? — он нахмурился, уже догадываясь, каким будет ответ.       — Ну… — рассеянно протянул Поттер, — да. Просто потом, из-за всего, что случилось… не до того как-то было. Нога болела, конечно, но потом же все прошло. Фоукс в кабинете Дамблдора… А что не так?       Он обнаружил себя нависшим над белым, как мел Поттером грозной грозовой тучей. Кулаки сжались с такой силой, что ногти вонзились глубоко в ладони. Перед глазами плясали искры, а значит вот-вот должен был грянуть гром.       И он грянул.       — Что не так? Да все не так, Поттер! Не так абсолютно все!       Сам не понимая, что делает, он приблизился к лицу мальчишки так, что их носы едва ли не соприкоснулись, и зло прошипел:       — Почему ты не сказал, что ранен? Я же был рядом, ходил за мордредовым Веритасерумом для Крауча… А ты остался там и медленно умирал, Поттер, черт бы тебя побрал! Умирал, пока Дамблдор вел расследование дела, половину которого сам же и подстроил!       Несчастный Поттер вжался в корень, на котором сидел и только непонимающе моргал.       — Я… не понимаю… сэр…       — Ну конечно, не понимаешь! — ядовито выплюнул он и что было силы ударил ладонью по стволу над лохматой головой. — В яде акромантула содержится сильнейший нейротоксин, вызывающий мгновенную переферичекую нейропатию с последующей атрофией всех мышц, включая сердечную, и в большинстве случаев жертва погибает от асфиксии в течение максимум пятнадцати минут, да и то при сверхчеловеческом везении. Я не представляю, каким чудом тебе удалось прожить несколько часов!       Вид у Поттера был совершенно потерянный. И, кажется, мальчишка все еще не мог понять, почему на него смотрят как на необратимо умалишенного.       — Из всего сказанного я понял только, что мне в очередной раз повезло не откинуть ноги.       — Чудовище… — только и смог выдохнуть он и, будучи не в силах больше смотреть в это невозможное лицо, отвернулся, запирая глубоко внутри все, что уже готово было сорваться с языка.       До воды оставалось каких-то несколько дюймов. Несколько дюймов, и мелкая набегающая волна лизнет припорошенные лесной пылью ботинки. Он смотрел на воду, считал волны и пытался вернуть самообладание, столь неосторожно украденное живым напоминанием о событиях той кошмарной ночи. Он словно провалился в собственную выжигающую сердце память, как будто она не была препарирована с хирургической безжалостностью, как будто он не отрезал собственные эмоции от фактов, как будто не обесцветил чувственный фон пережитого до состояния старой выгоревшей колдографии.       Та ночь изменила слишком многое. Темный Лорд возродился, а Северус Снейп, напротив, перестал существовать. Прежний Северус Снейп. Тогда он впервые за тринадцать лет ощутил себя не существующим, а по-настоящему живым. Жизнь заструилась по венам с удвоенной силой, стоило ему увидеть, что это невыносимое существо, выброшенное порталом на краю адского лабиринта, все еще дышит. В том, что последовало дальше, было слишком много боли. И много жизни. Первым он вот уже два года щедро расплачивался за второе.       Мальчишка подкрался бесшумно, как кошка. На мягких лапах скользнул к озеру и остановился за его плечом в шаге от того, чтобы поравняться у самой кромки воды. Поттеру удалось бы остаться незамеченным, если бы не его сверхчуткое, почти звериное обоняние. Почти неуловимый запах с тех пор, как он его учуял, перебить не могло ничто, как запах крови для хищника.       — Мерлин, я ведь там чуть с ума не сошел… — он обращался к пустому пространству перед собой, как будто Поттер, живой и вполне осязаемый, не стоял у него за плечом, а все еще был под дезиллюминацией, или и вовсе отсутствовал. Так было легче. Односторонние разговоры в формате последнего варианта он практиковал довольно часто. Отсутствующий Поттер был хорошим слушателем, никогда не перебивал, не задавал идиотских вопросов, с ним можно было говорить о чем угодно. Словом, идеальный Поттер, у которого был всего один изъян — его не существовало. — Руку жгло так, что никакого Круциатуса не нужно. А тебя все не было. Дамблдор велел ждать и не отзываться на призыв Метки до тех пор, пока он не скажет. Я хотел, но он запретил. Оставалось сидеть на той гребаной трибуне и ждать неизвестно чего. Или твоего возвращения, или когда сердце остановится. Я ведь знал, что он вернулся, знал, что все время ты был рядом с ним. Совсем один… А ты даже не сказал про паука, не дал помочь… Какое же ты чудовище, Поттер.       «Ты ведь понимаешь, что жалок, Снейп, да? Ты этого хотел? Теперь он будет тебя жалеть. Мало тебе унижений?»       Внезапно, точно сквозь толщу воды, он почувствовал, как чужие пальцы осторожно тронули его за рукав. Дышать вдруг стало сложно, а от яркого солнечного света, отразившегося в двух круглых стеклах напротив, защипало в глазах. Все это слишком отличалось от того, в чем он привык существовать. Слишком много света, слишком много воздуха. И… Поттер. Слишком близко. Молчит, глядя в его суровое лицо своими невыносимыми глазами и ждет. Чего он ждет? Неужели не понимает, как тяжело говорить тому, чья жизнь — чья настоящая жизнь — проходит в полном молчании? Конечно, не понимает.       Мальчишка казался плавящимся, утекающим, словно принадлежал какому-то иному миру. Миру, в котором есть только тихий плеск воды, теплый солнечный свет и играющий в волосах ветер… А может и не было рядом никакого Поттера, и все, что он видит перед собой — не более, чем иллюзия на бегущей озерной ряби, щедро политой солнцем.       Но нет.       Вот непослушные волосы упали на лоб, стекла очков помутнели от его собственного участившегося дыхания, щеки вспыхнули румянцем, а на нижней губе выступила крошечная алая капля. Такая живая и теплая. Настоящая.       Мысли поплыли прочь, вслед за невесть откуда взявшимся желанием стереть эту кровь быстрым прикосновением пальца к губам…       Или совсем даже не быстрым… Он вполне может задержать Поттера на отработке. На какой-то лишний час точно может.       И причем здесь вообще пальцы…       Он так близко.       — Северус…       Тихий шепот разрезал тишину и выбил весь воздух из легких. Он вскинулся и так сильно стиснул протянутую поттеровскую руку, что тот едва не вскрикнул от внезапной вспышки боли.       — Я сказал — не смей! — рявкнул он. Поттер вздрогнул и замер, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы.       «Дракклы тебя раздери, Снейп, ты в своем уме? Совсем рехнулся? Мальчишке не позволяешь даже думать о том, чтобы просто назвать тебя по имени, а сам еще немного и будешь готов разложить его прямо здесь? Таким способом хочешь добиться доверия?»       Наверное, не стоило этого говорить. Не стоило говорить это так. Хотя… К черту! Сближение не облегчит ничьей участи. Глупо отрицать, мальчишка, стоит им оказаться по-настоящему рядом, без привычно воздвигаемой ментальной стены, чувствует к нему то, чему нет и не может быть места в их отношениях.       Впервые это произошло еще в начале года, во время той вечерней отработки, когда он пытался преподать Поттеру урок невербальной магии, но вместо этого столкнулся с неспособностью контролировать собственное состояние. Поттер тогда тоже явно себя не контролировал. Почти два года он какими-то силами держался на безопасной дистанции, хотя делать это порой было совершенно невыносимо. Самым изощренным из мучений стали индивидуальные уроки, и, кажется, еще никогда он не был так доволен своей жизнью, как в момент, когда, наконец, нашел возможность от них отказаться. Прошлым летом счастливая надежда на то, что хотя бы на школьных занятиях встречаться с Поттером ему больше не придется разбилась вдребезги о решение Дамблдора передать ему курс Защиты, которой в расписании у шестого курса было чуть ли не вдвое больше, чем зельеварения. Поттер на первом же уроке отличился, чем совершенно заслужено схлопотал наказание. Только вот по итогу наказан оказался вовсе не Поттер, во всяком случае страдал он не более, чем может страдать мальчишка, которого вместо адекватных его возрасту развлечений заставляют проводить время за совершенно бессмысленными занятиями в обществе самого нелюбимого преподавателя. В то время как преподаватель сам выстроил себе ловушку.       С той злосчастной отработки в начале сентября он места себе не находил. Придирался к мальчишке, находя повод оставить того на очередную отработку уже, кажется, просто в самом факте его существования. После этих отработок, которые всякий раз с каким-то маниакальным упрямством назначались ним исключительно на вечер, он часами не мог уснуть. А потом, приходя с разочарованным стоном в себя, не мог, не смотря на все свои навыки, вспомнить, что же ему такое снилось, что он готов буквально лезть на стену от нестерпимого жара, пожирающего его заживо. Было ли сном то душное, пульсирующее напряжение во всем теле, с котором не удавалось сладить ни одному из зелий (он честно перепробовал все возможные варианты), или же он просто медленно, но верно сходил с ума. Достойный финал его разодранной в клочья жизни. На грани сознания толкались смазанные образы, которые, стоило ему ослабить контроль, становились причиной этого захлестывающего безумия: тонкие черты, растрепанная шевелюра, пристальный, полный ненависти и презрения взгляд из-под пушистых ресниц… Жесткие, машинальные движения руки не приносили ничего, кроме раздражения и тупой боли где-то глубоко внутри, и он, часто подолгу не в силах открыть глаза, горел и плавился в этой изнуряющем пламени, пока, выгорев до остатка, не приходил, наконец, в себя на сбитых влажных простынях. Он приучил себя просыпаться на два часа раньше, посвящая их тому, чтобы до начала дня успевать привести собственные мозги в порядок, но отказаться от возможности оставаться с мальчишкой наедине снова и снова так и не смог.       К счастью, Поттер весь год был слишком увлечен тайными встречами с Дамблдором, слежкой за Малфоем, а теперь еще и своей новоявленной подружкой, чтобы замечать очевидное. Недавний случай с Драко оказался подарком судьбы. Поттер нарвался на наказание, о котором никому, кроме друзей, не станет сообщать, иначе пришлось бы раскрыть и его причины. А это — последнее, что он станет делать.       И все же за мальчишеской дерзостью проглядывало что-то, что Поттер не мог удержать в себе, особенно теперь, когда спустя шесть лет начал узнавать его другим. Всю прошедшую неделю он мучился вопросом, как далеко все зашло бы, если бы он не пресекал попытки мальчишки продлить то неловкое прикосновение в подземелье у зеркала, податься ближе. Да и был ли он готов узнать, что последует за этим осторожным, произнесенным одними губами «Северус…»       Ответа не было.       Впрочем, вот он, ответ — стоит прямо перед ним, неровно дыша, упрямо сдерживая выступившие в уголках глаз слезы, и при этом даже не пытается вывернуться из стального захвата. Пульс в тисках пальцев частит так, что, кажется, еще чуть-чуть — и давление крови прорвет тонкую кожу на запястье, заливая теплой липкой жидкостью его ладонь…       Ему тридцать семь. И у него никого. Вот уже почти двадцать лет — ни мужчины, ни женщины. Да и был ли когда-либо кто-то вообще, если не принимать в расчет те несколько месяцев безумия и несчастного мальчика, сгинувшего неведомо где по его — в этом он не сомневался — вине. Тот был лишь немногим старше, чем сейчас Поттер, и льнул к нему с такой же отчаянной решимостью во взгляде и такой же трогательной неловкостью в движениях… Чем он это заслужил? Раз за разом не просто терять, но был причиной собственных потерь? Хотя, заслужил, конечно.       Поттера можно понять, в его возрасте подобные всплески вполне естественны, к тому же весна пробуждает соки не только в растениях. Весна — лучшее время для зарождающихся чувств, и мальчик, будь он хоть трижды Избранным, не стал исключением. Он и сам чувствовал, как, пробиваясь упрямым ростком, в его истощенном от недостатка тепла теле пробуждается жизнь, стоит сосредоточить внимание на том, как сквозь пьянящий шлейф бузинного цветения едва уловимый теплый сливочно-восковой запах забивается в ноздри и разливается по всему телу… Но их время сочтено и скоро истечет, Поттер вернется в свою жизнь, и ничто не помешает ему тискаться по углам со своей рыжей подружкой. Ему ведь еще даже нет семнадцати.       А сколько осталось?       Год?       Пять?       Дамблдор доверил ему наблюдать за тем, как это время будет подходить к исходу. Чтобы в конце объявить свято верящему в справедливость Поттеру этот самый исход.       Будь они все трижды прокляты.       И он сам в первую очередь. Он, который теперь не мог найти в себе сил отвести взгляд и увернуться от этого пристального разглядывания, сдирающего с него просто по живому нарощенную нечеловеческой ценой броню.       С тяжелым вздохом, который вполне мог бы сойти за извинение за причиненную боль, он выпустил поттеровскую руку. Тот покраснел и как-то внезапно стушевался, пряча глаза.       Менталист из Поттера никакой, это он, к своему величайшему облегчению, понял сразу, так что в неприкосновенности своих мыслей был убежден, что, однако, ничуть не мешало мальчишке полагаться на какое-то иное чутье, и ним, судя по всему, Поттер не пренебрегал. А вот его самого инстинкты, похоже, подводили. Каким-то образом он упустил, в какой именно момент Поттер стал настолько внимательно следить за всеми его движениями и мимикой. Так же, как и не успел заметить, что кроссовки и подол мантии мальчишки щедро набрали воды.       — Сэр…       Мальчишка стоял, переминаясь с пятки на носок, точно боялся озвучить то, о чем думал. Неожиданно для самого себя он вдруг решил подбодрить куда-то задевавшуюся гриффиндорскую наглость.       — Смелее, Поттер, спрашивайте. Условий нашего договора никто не отменял.       Поттер скользнул цепким взглядом по его лицу, точно пытался прочитать на нем ответ на свой все еще незаданный вопрос, провел языком по обветренным губам, и, наконец, выдавил из себя то, что явно не давало ему спать спокойно уже давно:       — Как вам это удалось? Снова добиться его доверия?       По спине пробежал неприятный холодок и виной тому был вовсе не легкий порыв ветра с воды. Вопросом о том, как Дамблдор может настолько безоговорочно доверять Пожирателю смерти, и, если ему удается столько времени каким-то образом водить за нос Темного Лорда, то где гарантии, что то же самое не происходит и в отношении самого Дамблдора Поттер определенно задавался уже давно. И, судя по всему, хоть сколько-нибудь удовлетворяющего ответа на него так и не получил. Поначалу он отчего-то надеялся, что об этом разговор все-таки не зайдет, но потом, приняв во внимание поттеровскую упертость, решил наивные надежды отбросить в сторону.       Ответ был предварительно заготовлен и отточен от первого до последнего слова уже неделю назад, но сейчас, под этим напряженным взглядом, он не мог воспроизвести даже заученного начала. Да и действительно ли Поттеру нужна эта правда?       — Он сказал тогда, что один из Пожирателей, который побоялся к нему явиться, об этом пожалеет, — натянуто проговорил Поттер, по-прежнему не сводя с него внимательного взгляда, — а второй, навсегда его покинувший, непременно будет убит. Я думаю, он имел в виду Игоря Каркарова и… вас. Так… как вы смогли?       Почему-то до рези в животе захотелось, чтобы они оставили эту тему как можно скорее. Он постарался, чтобы голос прозвучал спокойно, хотя это и стоило немалых усилий.       — Поберегите себя, Поттер. Qui addit scientiam, addit et laborem*. Это не отказ отвечать, просто я думаю, вы не готовы услышать ответ на свой вопрос.       Поттер набрал воздуха, собираясь выдать что-то резкое, но вместо этого вдруг шумно выдохнул, немного обижено буркнул «латынью не владею» и, как будто только что заметив, что стоит по щиколотки в воде, наконец, вышел, чертыхнувшись, на берег.       Тут же, как натасканный на преследование добычи пес, он ухватился за небрежно оброненную фразу, усмотрев в ней свое окончательное спасение и возможность соскользнуть с затронутой темы.       — Это-то и прискорбно, Поттер. Если бы владели, то поняли бы сразу, какого эффекта ждать от заклинания с корнем, производным от слова «sectura»**, тем более, когда область применения обозначена рядом совсем даже недвусмысленно.       Поттер, занятый выжиманием кроссовок, вскинул в немом вопросе брови и, медленно подняв голову, уставился на него с самым недоумевающим видом. В ответ на повисший в воздухе вопрос он только утвердительно кивнул — контрольный выстрел, подтвердивший догадку, которая, без сомнения, уже пришла мальчишке в голову, хотя еще и не была полностью осознана.       Поттер бестолково смотрел на него еще секунд десять, после чего с неподдельным чувством выругался и, спрятав лицо в ладонях, отчаянно замотал головой.       — Идиот… Мерлин, какой же я идиот!       — И, боюсь, в этом даже Мерлин не поможет, — усмехнувшись, отозвался он. Бросил в Поттера невербальным, в одно мгновение осушив на мальчишке мокрую одежду и обувь, и опустился на траву на безопасном, как сумел на глаз определить, расстоянии.       Поттер получил ответ на вопрос, который и не собирался задавать.       У этой книги была странная судьба. Редкий учебник был причастен к столь многим событиям, но этот Расширенный курс побил все рекорды. Вернувшись в Хогвартс преподавателем, он нашел его в шкафу, где Лили наверняка и оставила книгу после их ссоры. Учебник слишком долго находился в ее руках, чтобы он мог сжечь воспоминания об этом вместе с исписанными собственным убористым почерком страницами. Перелистав несколько раз пожетлевшие от времени листы, он оставил его на том же месте, куда положила больше ненужный Расширенный курс ее рука. Чтобы спустя пятнадцать лет книгу нашел ее сын, прикипев к учебнику, как к некогда утраченному и неожиданно обретенному другу. И это именно благодаря ему Поттер сидел сейчас рядом, уже оправившись от потрясения и снова разглядывая уток.       — Но почему «Принц»? — если кровный статус владельца учебника особых вопросов у мальчика не вызывал, то вторая часть профессорского прозвища все еще оставалась для него загадкой. — Как-то очень… ну, не знаю… Покруче, чем даже «Лорд».       Размышления повели Поттера по явно ложному следу, но наблюдать за ними было забавно. Он выжидательно молчал, а Поттер, так и не дождавшись ни подтверждения, ни опровержения своим мыслям, в конце концов резюмировал:       — Странные у вас на Слизерине все же игры.       — Что еще скажете? — устало поинтересовался он, по привычке поправляя манжеты.       Поттер пожал плечами.       — Я просто спросил. Интересно же.       Действительно. Что могло быть интереснее, чем узнать, почему тот, кого твои почтенные родичи именовали не иначе, как Нюниусом, сам себя титуловал Принцем.       — Это девичья фамилия моей матери. Древний волшебный род. Снейп был маглом.       — Был? — встрепенулся Поттер. — То есть его больше…       — Угомонитесь, Поттер, — он неотрывно глядел на озеро. — Какое вам дело?       — Не нужно во всем искать подвох, профессор. Я всего лишь хочу узнать о вас немного больше, раз уж вы мне позволили. Тем более вы ничем не рискуете — я ведь потом все равно ничего не вспомню.       Поттер говорил с нажимом, но выглядел при этом каким-то совершенно беззащитным. Убийственная смесь, стоило признать.       Внутри заворочалось какое-то странное щемящее чувство. Что-то похожее на смесь неверия, изумления и… страха. Поттер спрашивал о том, что не имело к нему никакого отношения и до чего ему в самом деле не могло и не должно было быть никакого дела. До чего, если взглянуть правде в глаза, не было дела совершенно никому вот уже много лет — жизни Северуса Снейпа.       Сконцентрировавшись на теле, он отметил, что сердце ускорило удары, кожа на висках ощутимо подрагивает от неровных толчков участившегося пульса, а температура повысилась где-то на четверть градуса, причем эпицентр жара обосновался где-то в области солнечного сплетения.       — Он умер. Давно, — как можно более безучастно.       — А мама?       Только сейчас он заметил, что Поттер успел в какой-то момент пододвинуться ближе и теперь буравил его взглядом с выражением самой крайней заинтересованности.       Мерлин, за что?..       — С вашим патронусом, Поттер, явно какая-то ошибка. Клещ подошел бы значительно больше.       Поттер фыркнул и с раздражением откинул со лба непослушную прядь.       — Вы сами сказали, что я могу спрашивать, о чем захочу, если это касается вас или меня. Вот я и спрашиваю. Что не так?       Вот так просто. Поттер не оставлял ему выбора. Он испустил вымученный вздох и отвернулся, избегая смотреть в сторону этого невыносимого существа.       — На седьмом курсе я сообщил ей, что после окончания школы присоединюсь к Темному Лорду. Мы к тому времени были немного знакомы. Снейпа не было уже два года. После его смерти она совершенно замкнулась в себе, даже из дома выходить перестала. Я хотел вырваться из нищеты, в которой мы жили, в том числе пытался устроить и ее жизнь тоже. Но она категорически отказалась принимать от меня какую-либо помощь, если я сделаю то, что задумал. Я не понимал, почему, а она не объясняла. Вскоре после этого я перебрался в новый дом, и несколько лет мы не общались. У меня все шло хорошо, но потом… кое-что изменилось. Я понял, что возможно, она… была права. Я приехал к ней, хотел поговорить, но застал только пустой дом. Это магловский город, и в полиции мне сказали, что незадолго до этого она просто исчезла. Ушла, и никто не знал, куда. Никаких следов они так и не смогли обнаружить. Я и сам пытался искать, но… Я удовлетворил ваше любопытство?       — И это был ее учебник? — задумчиво поинтересовался Поттер.       Он это серьезно? После всего, что было сказано, единственным, что по-настоящему интересовало Поттера оставался только этот дурацкий учебник?       — Что вообще происходит у вас в голове…       — Вам ли не знать, — парировал мальчишка, не сумев, однако, сдержать волнения в голосе, и снова отвернулся.       Конечно, он не мог проигнорировать услышанное, но по какой-то причине решил не продолжать предложенную ним же самим тему. Попросту спасовал или же так трогательно заботится о нем, нарочно отступая, чтобы не бередить душевные раны?       «Просто, в отличие от тебя, Снейп, мальчик не такая мстительная сволочь».       Под его острым испытующим взглядом Поттер недолго помялся, после чего как-то вяло пояснил свои соображения.       — Ну, я просто подумал… Этому учебнику почти полвека. Вряд ли он изначально ваш. Если только не был куплен подержанным.       — Превосходно, — он даже не пытался подавить иронию. Все-таки он слишком хорошо знал Поттера, чтобы поверить в то, что тот сам додумался сопоставить год издания учебника с личностью его потенциально владельца. — Мисс Грейнджер надоумила проверить?       — Римус, — ответил Поттер и уткнулся подбородком в поджатые колени, обхватив их руками.       Какое-то время мальчишка сидел с отсутствующим видом, погрузившись в свои мысли.       — Но это было приятно, — вдруг ни с того, ни с сего сообщил Поттер. Подавил улыбку и, поймав его вопросительный взгляд, пояснил: — Впервые за шесть лет услышать от вас в свой адрес "превосходно". Пусть даже это и означало привычное «вы, Поттер, законченный идиот».       «Кажется, идиот тут все-таки ты, Северус».       — Я нашел этот учебник среди книг матери, кажется, на каникулах перед третьим курсом. Она прятала все от Снейпа, он магии ни в каком виде не одобрял.       Поттер выковырял из земли несколько круглых камешков и поочередно пустил их по воде. Каждый, прежде чем утонуть, задорно подпрыгнул по нескольку раз.       — Выходит, все эти исправления к зельям и заклинания вы изобрели до пятого курса?       — Выходит, что так, — скучающе подтвердил он. — И, возможно, это прояснит для вас вопрос, почему я никогда не поощрял буквоедства мисс Грейнджер.       Рука нащупала в траве идеально ровный камень, и он с напускной небрежностью повторил поттеровский трюк, с той только разницей, что его камень упрыгал в два раза дальше. Не обращая внимания на изумление, застывшее на лице мальчишки, определенно не ожидавшего демонстрации подобных умений, назидательно добавил:       — Действующие заклинания — зачастую всего лишь результат удачного эксперимента, с зельями все куда сложнее. Это живая материя. Вещество нужно слышать.       — То есть как? — подобрался заерзавший на месте Поттер.       — Как музыку, Поттер. Но для этого она должна звучать внутри. Нужно верить в то, что делаешь.       — Этому можно научиться?       Только этого еще и не хватало.       — Вы никогда не были особо предрасположены к зельеварению, Поттер, с чего вдруг такой интерес?       — Наследственный, — мальчишка пожал плечами, прячась за блуждающей улыбкой. — Профессор Слизнорт говорит, что у мамы был большой талант. Вы ведь знали ее? Профессор?       Внутри что-то сжалось тугой пружиной, и не в интересах Поттера было давить на нее еще сильнее. Конечно, он хочет знать. Хотя и не догадывается, что говорит с человеком, знавшим его мать дольше всех других. Знавшим ее, как никто другой.       — Да, знал, — как можно более безразлично отозвался он, проклиная себя за малодушие. — Немного. Но поверьте, сейчас есть вещи гораздо более важные, чем задушевные беседы о моем школьном прошлом. Тем более, что ваше представляет куда больший интерес и, к тому же, имеет самое непосредственное отношение к будущему.       Он долго всматривался в открытый взгляд чистых зеленых глаз, и в этой открытости сквозила какая-то затаенная болезненная горечь. Где-то в глубине защемило, и он мысленно пообещал, что расскажет Поттеру. Когда-нибудь. Когда у них будет время. Если будет.       Поттер, как будто услышал, вдруг согласно кивнул.       Стоп. Он не мог произнести этого вслух!.. Ведь не мог же?       — Ладно, — мальчишка встряхнул головой и как ни в чем не бывало вернулся к созерцанию утиного семейства. — Так что там с окклюменцией?       «Вот и то, зачем вы здесь, Северус. Возрадуйся. Мальчик приблизился к сути вопроса».       — С окклюменцией… — тяжело выдохнул он. — О том, что вы за пару месяцев занятий сумеете овладеть ментальной магией на уровне, который позволил бы вам защищать ваше сознание от проникновения Темного Лорда, мог помыслить только тот, кто даже приблизительно не представляет, с чем имеет дело.       Поттер, если и был задет услышанным, виду не подал.       — Но почему вы? Почему он не взялся за это сам? Ведь если Дамблдор научил вас, то…       — Меня учил не Дамблдор, — прозвучало резче, чем хотелось. Поттер вскинул на него быстрый взгляд, в котором явственно читалось — необходимости объяснять, что это значило, нет. — И как раз именно поэтому директор доверил эту работу мне.       — Мне было больно, — голос Поттера дрогнул, и он, пряча глаза, снова отвернулся к озеру. Немного помолчал и тихо добавил: — Всякий раз, когда вы… это делали.       Он неопределенно махнул рукой перед лицом, пытаясь проиллюстрировать свои слова. Но иллюстрации были излишними. У мальчишки не было необходимости пускаться в долгие разглагольствования о том, как именно он себя чувствовал после каждого из их сеансов. Волны стыда бессилия, исходящие от Поттера, были почти осязаемыми.       У них совсем мало времени, не хватает только утонуть в бестолковой жалости. Он поднялся на ноги и замер, глядя сверху вниз на сгорбленную поттеровскую фигуру.       — Я знаю, — тихо сказал он. — И я мог бы вам объяснить причины, но, думаю, будет лучше, если вы увидите все сами. Поднимайтесь.       Поттер вскинул на него долгий, совершенно нечитаемый взгляд, вздохнул и нехотя завозился, перешнуровывая кроссовки.       У него почти всегда все было в порядке с самоконтролем, но стоило признать, что наблюдать эту лохматую макушку у ног, однозначно, было проявлением какого-то извращенного, и притом абсолютно порочного удовольствия. Не успел он затолкать совершенно не к месту возникшие мысли куда поглубже, как рядом прозвучало:       — А беспалочковой магии вы меня научите?       Очнувшись от нахлынувшего наваждения, он понял, что Поттер уже бог весть сколько времени находится на ногах и при этом со всей своей поттеровской непосредственностью снова беззастенчиво его разглядывает.       — Для начала освойте невербальные, потом поговорим, — нервно прокашлявшись, отрезал он.       — Почему вы вдруг стали таким?       — Каким?       Лишний вопрос. Во взгляде изумрудных глаз напротив — что-то убийственное, разъедающее в своей открытости сердце.       — Не знаю… — покачал головой Поттер. — Отличаетесь.       Предсказуемый вопрос, правда, он рассчитывал на то, что задан он будет иначе. Почему-то отчаянно захотелось отделаться каким-то ничего не значащим комментарием, а то и вовсе соврать… Соврать, глядя в эти искрящиеся странным чувством на грани восхищения глаза? Кажется, у него нет ни единого шанса.       — Пятнадцать лет назад, когда я вернулся в Хогвартс преподавать, я был немногим старше вас, Поттер, и выглядел примерно так же, как сейчас. Уверяю, вас совершенно не должно касаться, почему. После нескольких случаев со студентами… видите ли, молодые люди, вроде вас, плохо умеют справляться со своими эмоциями… профессор МакГонагалл настоятельно рекомендовала мне принять меры, чтобы впредь повода к подобным инцидентам не было. То, что вы привыкли видеть, — не что иное, как качественный результат этих самых мер. Ничего особенного, просто артефакт, поддерживающий не самую приятную иллюзию, но зато позволяющий мне спокойно делать свое дело.       Почти одна долгая минута ушла у Поттера на то, чтобы уложить в своей голове услышанное, после чего он сам сложился пополам, давясь приступом неконтролируемого смеха.       Бесстрастно наблюдая за этой картиной, он лишь с шумом выдохнул и бессильно прикрыл глаза. Вот уж чего он не ожидал, так это того, что реакция окажется настолько бурной. Мысленно призвав себя не вестись на провокацию, скрестил на груди руки и, застыв мрачным изваянием, принялся терпеливо ждать, пока шок у Поттера пройдет и он вернется в себя.       — На вас западали студенты? — силясь совладать с накрывающими его все новыми и новыми волнами смеха, уточнил Поттер. — Серьезно? Нет, серьезно?!       — Следите за языком, Поттер, — сухо, без доли какого-либо интереса.       Поттер не унимался.       — Мерлин, как я их понимаю!.. Спасибо профессору МакГонагалл за мое спокойное детство и неразбитое сердце! Хотя теперь все равно все прахом.       Он предпочел сделать вид, что не слышал сказанного, отдав все свое внимание приставшей к сюртуку травинке.       Мальчишка вскоре все же притих. Снял очки, утерев рукавом выступившие в уголках глаз слезы, после чего водрузил очки на прежнее место.       — Успокоились?       С лица Поттера не сходила совершенно идиотская улыбка.       — Я всего лишь хочу быть с вами честным — настолько, насколько это возможно в нашем положении, — отчеканил он, стараясь не фокусироваться на неестественном румянце, покрывшем поттеровские скулы. — Но если вас это лишает адекватности, то вернуть привычную картинку недолго.       И твердо вознамерившись привести угрозу в исполнение, потянулся к правому запястью, но Поттер, уловив это движение, решительно подался вперед, перехватил его ладонь и сбивчиво зачастил:       — Нет, нет, сэр, простите! Просто, зная вас, сложно поверить, что…       Поттер осекся на полуслове, неожиданно плотно сомкнув пальцы на его ладони. Сердце упало куда-то вниз, после чего забилось где-то в горле. Поттер провел по центру ладони теплой подушечкой большого пальца. Кожа на фалангах была чуть грубоватой, но от этого прикосновение становилось только острее. Тягучее и обжигающее. От пальцев мальчишки исходила та самая странная, проникающая прямо под кожу магия, сопротивляться которой он не мог. Но и поддаться было невозможно. Замерев, точно в оцепенении, он, кажется, совсем перестал дышать и сосредоточил все внимание на том, что происходило с их руками, на плавном скольжении пальца по ладони — как сторонний наблюдатель. О том, что происходило в поттеровской голове он себе думать запретил. Выходило не то, чтобы очень хорошо, но по крайней мере он честно пытался.       Превозмогая боль от невозможности сделать то, чего так отчаянно хотелось, он, наконец, поднял глаза на Поттера и скользнул затуманенным взглядом по линии скул, приоткрытым губам и потемневшим глазам. Только что они были зеленее молодых листьев на пышных бузинных кустах, прячущих их от внешнего мира, и вот теперь превратились в два блестящих темных омута, смотреть в которые было выше его сил. Но отвернуться — означало сдаться, признать свое поражение.       Выровняв дыхание, он приблизился к смущенному лицу, пытаясь прочесть в нем настоящий ответ.       — «Сложно поверить, что…»       — …у вас теплые руки, — выдохнул Поттер, и, каким-то чудом справившись с собой, наконец, выпустил его ладонь.       Что ж, если он так хочет… В конце концов, Поттера в любом случае ждал не самый приятный сеанс, так почему бы не привнести в него что-нибудь хорошее. Тем более, что рабочий метод, помогающий мальчишке расслабиться, ему уже известен.       Не оставив себе больше ни секунды на промедление, он подступил ближе и прижал Поттера спиной к толстому стволу дерева. Медленно, точно во сне, коснулся пылающих скул, скользнул выше, оглаживая напряженный лоб и, наконец, задержал кончики пальцев у висков, чувствуя, как заполошно бьются тонкие венки под нежной кожей. Мальчишка напрягся всем телом, зажмурился и часто задышал.       Боится.       — Постарайтесь успокоиться, Поттер, — собственный глубокий хриплый голос показался как будто чужим. — Это не боевая легилименция, я всего лишь спроецирую в ваш мозг свои воспоминания, подобно тому, как мы проделывали в прошлый раз. Если расслабитесь и впустите меня, больно не будет.       Мальчишка едва заметно кивнул, судорожно втянул воздух и запрокинул голову назад, упершись макушкой в корявый ствол. В результате этого нехитрого действия на обозрение открылась совершенно беззащитная шея с натянутой до предела полупрозрачной кожей и нервно подрагивающий кадык. Чертов Поттер, ну и что он творит!       Нарочно медленно оглаживая подушечками больших пальцев лихорадочно пульсирующие виски, он улучил момент и зарылся обеими руками в темные волосы, немного жестко надавив на вихрастый затылок. С приоткрытых губ слетел короткий неслышный вздох, тут же отозвавшийся сладкой дрожью со всем теле.       Мерлин, помоги… Еще несколько таких минут, и он пошлет ко всем чертям и задание Дамблдора, и свой гениальный план, который — теперь он осознал это с бесповоротной ясностью — выжжет ему всю душу без остатка, и всю свою гребаную предосторожность.       — Вы слишком напряжены, — не отводя взгляд от обнаженной шеи, прошептал он. — Это усложнит проникновение, мне придется применять силу. Чем глубже вы расслабитесь…       — Тем больше удовольствия получу, — мурлыкнул невыносимый Поттер, потеревшись затылком о жестко сжимающую его ладонь. — Я понял.       — Поттер! — угрожающе прорычал он, резко сжав непослушные волосы и уже успев мысленно проклясть все на свете. Поттер напрягся на долю секунды, но, почувствовав, что прикосновение чужих рук постепенно становится мягким, снова кивнул и с усилием заставил себя расслабиться. Складка, залегшая между бровей, разгладилась, плечи опустились. Мальчишка был открыт, и теперь их разделяло всего несколько дюймов и ровное поттеровское дыхание, едва касающееся его собственных плотно сжатых губ. Внезапно Поттер как будто очнулся и уставился на него все теми же, похожими на два бездонных омута, глазами. Его собственные, наверняка, были такими же.       — Делайте, что собирались, я умолкаю.       Ребячество.       Но он ведь и есть ребенок. Ребенок, которому каким-то чудом все еще как-то удается оставаться ребенком…       Собрав остатки воли в кулак, он вернул кончики пальцев к поттеровским вискам и постарался сосредоточиться на ментальном процессе.       — Смотрите на меня, расслабьтесь и постарайтесь выкинуть из головы все те глупости, которыми вы уже успели ее забить.       — Очистить свой разум? — улыбнулся Поттер и притих, наблюдая за последующей реакцией.       — Да было бы что очищать… — буркнул он и погрузился в глубокий, четко структурированный лабиринт собственной памяти, утягивая за собой ни о чем не подозревающего мальчишку.

***

      — Вы хотите, чтобы я учил его окклюменции? Это безумие, Дамблдор, ему пятнадцать. Он не сможет противостоять Темному Лорду.       — А кто говорит об окклюменции? — отозвался через плечо Дамблдор, предлагая своему фениксу какое-то неопознаваемое на вид лакомство. — Нет, я хочу, чтобы вы использовали эти занятия для другого. Присядьте, Северус.       С тяжелым вздохом он опустился в кресло. В кабинете директора жарко топился камин, а он все никак не мог согреться. Лихорадило вот уже четвертый день. Диагностические чары не показывали никаких отклонений от нормы, при этом чувствовал он себя совершенно разбито. Принятые зелья облегчения не приносили, и ни о чем не мечтал так, как о паре дней полного отдыха. Уйти к себе, закрыться, принять горячую ванну, провалиться в сон и пусть о нем просто забудут. Все — Дамблдор, Темный Лорд, Люциус, Минерва, Амбридж, слизеринцы… Все.       «Не в этой жизни, Северус…»       — …установил связь с сознанием Гарри — неоспоримо, и такой возможностью глупо было бы пренебречь, — сквозь вату в голове расслышал он голос Дамблдора. Сам директор уже бог весть сколько времени сидел напротив и излагал свой новый план. — На этих уроках вы под видом простой легилименции станете проникать в глубинные слои сознания Гарри. Вашей главной задачей будет обнаружить в нем ментальный след Темного Лорда, и дальше мы будем продвигаться по нащупанной вами нити. Вы сделаете это, Северус, и мы будем осведомлены о его планах, настроении, страхах. Обо всем. Не думаю, что это то, что плавает на поверхности, так что придется погрузиться достаточно глубоко.       Это был край. Он чувствовал, что сдает, нервы на фоне физического истощения и так были на пределе, ко всему прочему не хватало только дополнительных занятий с Поттером. С запозданием осознавая суть сказанного, он попытался вычленить из слов директора хотя бы что-то положительное.       — То есть окклюменции, даже в основах, мне его учить не нужно?       — На ваше усмотрение, Северус, — развел руками Дамблдор. — Как пойдет. Навык закрывать свое сознание на будущее мог бы ему очень пригодиться, но ваши сомнения в успехе этого дела я целиком разделяю. Особенно принимая во внимание его к вам отношение. Для обучения окклюменции все же желательно… чуть больше доверительности, — стекла очков неприятно блеснули. — Или вас учили иначе?       Совершенно обессиленный, он поднял свинцовый взгляд на Дамблдора, чьей уникальной, отточенной за годы способностью было игнорировать его разбитое состояние.       — Меня учили через боль, так что если вы отдадите Поттера в мои руки, его будет ожидать та же участь. Возможно, было бы лучше привлечь стороннего легилимента.       — Я не могу привлекать стороннего легилимента по множеству причин, — Дамблдор покачал головой, откинулся на мягкую спинку кресла и стал загибать пальцы, перечисляя явно заготовленные заранее аргументы. — Во-первых, после ритуала возрождения у Гарри и Волан-де-Морта магический след практически идентичен, поэтому отличить, где заканчивается один и начинается другой крайне сложно. Для этого нужно хорошо знать их обоих. Во-вторых, не мне вам объяснять масштаб секретности этого задания и цену любого промаха. А в-третьих, Северус, — он заговорщически наклонился поближе, — вы как никто знаете почерк Волан-де-Морта, и сможете безошибочно опознать маркеры его присутствия в сознании Гарри, даже если они уже успели крепко вплестись в его собственную ментальную ткань.       — Почему в таком случае вы не хотите заняться этим сами? — тупая боль в голове мешала думать, но при этом милосердно спасала от полного понимания того, во что его впутывают.       — Слишком рискованно, — вздохнул Дамблдор и белые брови сошлись у переносицы. — Я отстранился от Гарри настолько, насколько это вообще возможно, чтобы не ввергать Волан-де-Морта в соблазн использовать его для шпионажа за мной. Хотя, полагаю, шпионаж был бы наименьшим из зол. Вы же прекрасно понимаете, если сознание мальчика окажется полем боя между нами, это чревато необратимыми последствиями для его рассудка.       Повисшая в кабинете душащая тишина казалась чем-то вроде смирительной рубашки, которую накинула на него заботливая директорская рука. Он чувствовал, что сопротивление бесполезно, впрочем сил сопротивляться напору Дамблдора все равно не было. То, что предлагал ему делать директор, предполагало жесткое насилие. Мальчишка по доброй воле ни за что не позволит ему проникнуть в собственное сознание, а значит действовать придется радикально. Мало ему было прямого шпионажа за Темным Лордом, так теперь делать это придется еще и через ничего не подозревающего Поттера, к тому же находящегося при этом в полном сознании.       Кое-каким утешением оставалось то, что с простой легилименцией в отношении мальчика у него никогда проблем не было. Ему всегда удавалось за долю секунды проникнуть в сознание Поттера и, кажется, ни разу ментальное проникновение не было замечено или отторгнуто. Причин могло быть две. Либо Поттер никакой предрасположенности к менталистике не имеет вообще, потому и не отслеживает попыток легилименции, либо сознание мальчика всякий раз раскрывается перед ним самостоятельно. В первом случае, если Поттер к ментальным практикам элементарно не способен, эти фиктивные занятия будут сплошным фарсом. Во втором — отсутствие сознательного сопротивления в разы упростило бы выполнение поставленной Дамблдором задачи, но надежды на подобное было мало. Ведь одно дело тайное использование лигилименции и совсем другое — боевая техника ментального проникновения, которой по гениальной задумке директора мальчик должен вроде как учиться сопротивляться. О моральной стороне вопроса лучше было пока что не думать.       — Иначе говоря, — медленно резюмировал он, — вы хотите не допустить Темного Лорда к сознанию Поттера, потому что сами собираетесь использовать его для тех же целей, только при моем посредничестве.       Феникс из своего угла издал тихий мелодичный звук.       Он надеялся услышать хотя бы что-то, хотя бы одно слово, которое смягчит отвратительный привкус этого разговора, но Дамблдор только одобрительно кивнул.       — Вы совершенно правильно уловили суть, Северус. Приступите после каникул.       Картинка растаяла в плотной серой дымке, точно погрузилась в непроглядный туман, но спустя несколько мгновений видимость прояснилась.       Он находился в том же кабинете. Дамблдор расхаживал взад-вперед прямо у него перед носом и уже одно это дико раздражало.       — Для нас это единственный шанс, Северус. Волан-де-Морт месяцами пытался заманить Гарри в Отдел тайн, пытаясь сыграть на его любопытстве, но мальчик ведь не знает, что именно он должен там искать. Стерджис и Боуд не смогли проникнуть в зал с пророчествами. Миссия Нагайны тоже провалилась. Вы же видите, наш план работает, но нам нужно выманить его самого! — Дамблдор остановился, подошел ближе, и теперь он явственно мог разглядеть холодный огонь, горящий в ясных голубых глазах. — У вас есть доступ к сознанию Гарри, Северус. Вложите в него любой фиктивный мыслеобраз, который заставит мальчика отправиться в Министерство. Дверь Отдела тайн снится ему давно, он не сможет отличить сон от наведенной иллюзии.       Подавив резко вспыхнувшее желание высказать Дамблдору все, что он с самого начала думал об этой идее с псевдоокклюменцией, вслух он произнес только:       — Предлагаете ловить Темного Лорда на живца? А не слишком ли, Альбус?       — Не слишком, — жестко отрезал Дамблдор. — Слишком будет спустить в трубу все труды последних трех месяцев и всю подготовительную работу Ордена.       Ну, конечно! Вот значит какая роль ему отводилась во всей этой гениальной операции с пророчеством — быть тем, кто услужливо сервирует Темному Лорду бомбу замедленного действия… Дамблдор с начала года использовал пророчество как приманку, хотел, чтобы Темный Лорд, наконец, обнаружил свое возвращение. Расчет был на то, что пророчество может взять только тот, о ком оно сделано, и Темный Лорд действительно многие месяцы обдумывал план, как проникнуть в Отдел тайн. Ведущая в него дверь снилась Поттеру несколько месяцев еще до зимних каникул. Но теперь, когда благодаря добытым через мальчика сведениям стало понятно, что, несмотря на все нагнетание темы вокруг важности сведений, якобы содержащихся в пророчестве, действовать самостоятельно Темный Лорд ни по чем не станет, директор решил сменить тактику. И в ней роль главной приманки теперь должен был сыграть сам Поттер… Чутье подсказывало, что без потерь из этого дерьма им не выбраться.       — В этих снах Поттер видит все изнутри Темного Лорда, я не смогу создать иллюзию настолько достоверной…       — Да бросьте, Северус! — до ядовитого ласково оборвал его директор. - Приуменьшать свои способности, чтобы польстить самолюбию хозяина, будете перед ним — мне эти игры даром не нужны.       Он стоял неподвижно, будто прирос к месту, до боли в суставах вцепившись в рукава мантии и сверля Дамблдора тяжелым взглядом. Тот, как ни в чем не бывало вернулся в кресло, сделал большой глоток свежезаваренного имбирного чая и, откинувшись на спинку, по-деловому продолжил:       — После того, как вы заложите в сознание Гарри подходящий мыслеобраз, его нужно будет надежно запереть, чтобы не всплыл преждевременно. Важно дождаться подходящего момента. Когда он наступит, вы скажете Волан-де-Морту о том, что нашли способ заманить Гарри Поттера в Министерство и сообщите Темному Лорду ключ, которым он сможет в решающий момент снять блокировку с мыслеобраза в сознании мальчика. Пусть думает, что направляет игру сам. Когда это произойдет, колеса завертятся, и мы будем готовы к перехвату.       — Дамблдор, это…       — Не до сентиментальности сейчас, Северус! — Дамблдор с совершенно противоестественной для своего возраста резкостью поднялся из-за стола и в один широкий шаг снова приблизился к нему. — Вы же видите, что происходит. Сейчас самое главное — это выманить его из его логова. Волан-де-Морт нацелен во что бы то ни стало получить пророчество, но пока что все еще осторожничает. Нужна наживка пожирнее. Если нею выступит не только пророчество, но и мальчик, он не устоит перед соблазном. Его слабостью всегда была потребность быть на виду, если он уверен в своем преимуществе. Он не упустит шанс продемонстрировать свою силу.       Не в силах отвернуться от пылающего голубым огнем взгляда, он вдруг на мгновение дает слабину и видит перед собой другие глаза — ярко-зеленые, с залегшими под ними темными тенями.       — Что ему внушить? — с огромным усилием, пытаясь контролировать интонацию.       Дамблдор повел плечами.       — Что угодно, лишь бы это послужило для Гарри мощным толчком. Вы провели в его голове достаточно времени, чтобы нащупать потенциальные возможности. Не думаю, что это будет сложно. Но у мальчика ранимая душа, так что постарайтесь не переусердствовать. На его долю и без того выпадает слишком много переживаний, как для его возраста.       Он вообще сам себя слышит?! Мордред побери их всех вместе взятых… Поттер с каждой сессией все слабее, он и так делает все возможное, чтобы не превратить естественную ментальную защиту мальчишки в решето под собственным натиском. Удивительно, на каком упрямстве Поттер вообще до сих пор держится.       — Я третий месяц по вашему приказу насилую его сознание, а теперь вы просите меня не миндальничать с мальчиком, чтобы не повредить его ранимой душе?       — И я целиком доволен вами, Северус, — Дамблдор в доброжелательном жесте тронул его предплечие, заставив вздрогнуть от острой вспышки боли. — Бесконечно доволен. Просто будьте осторожнее.

***

      Директорский кабинет, холодный полуночный свет, острый запах имбирного чая, Дамблдор — все исчезло. Теперь перед ним было только смертельно побледневшее лицо, сведенные у переносицы брови и полный бессильной ярости взгляд. Он опустил руки.       Поттер обессиленно рухнул на траву, подтянул колени к груди и, сжав голову руками, отчаянно выдохнул:       — Твою мать…       Наблюдая, как в собственной голове гулким эхом затихает куда более изощренное ругательство, он не мог не признать, что это тот редкий случай, когда он с Поттером полностью согласен.       — Поттер…       Реакции ожидаемо не последовало. Мальчишка прикрыл руками голову, зарывшись пальцами в и без того растрепанные волосы, словно пытался от чего-то защититься. Все тело его мелко подрагивало. Поттер из последних сил пытался сдержать подступающую истерику, и захватить с собой пузырек с порцией Умиротворяющего — однозначно, было одной из лучших идей.       — Выпейте это.       Преодолевая себя, мальчишка медленно поднял голову. Лицо будто окаменело, глаза утратили обычный блеск. Чуть помедлив, он протянул руку к флакону, но выполнять то, что велено, не спешил — только пялился на пузырек с голубоватой жидкостью взглядом раненого зверя, бездумно вертя его в руках.       То ли еще будет, Гарри…       Он не станет торопить. Пусть проживет то, что узнал. Проживет правду, возможно, впервые в своей жизни.       Поттер, мыслями находясь все еще где-то далеко, нервно сглотнул и надорвано выдавил:       — Так это были вы, да? Вы вложили мне в голову это видение, что Волан-де-Морт и Сириус…       Он в изнеможении поднял лицо к небу и прикрыл веки.       «У каждого своя правда, Северус, не так ли? Зачем тебе все эти терзания? Ты вообще зельевар или кто? Всего несколько капель Елейного бальзама — и мальчик с легким сердцем поверил бы всему, что ты ему рассказал, даже самую страшную сказку Дамблдора, из-за которой ты все это затеял. Захотел добиться доверия без обмана и уловок — без всего, из чего состоит твоя жизнь? Ему больно видеть иную сторону Дамблдора сейчас, когда ты показываешь ему события прошлого, но подумай, что будет потом?».       — И, как видишь, себя не оправдываю.       Он окинул Поттера сочувствующим взглядом и, неожиданно для самого себя отбросив все формальности, опустился на траву совсем рядом. Мальчик боролся с собой и своими чувствами, с болью и виной за потери, причиной которых себя считал, и в этот момент, надломленный и растерянный, он открывал перед ним самые уязвимые стороны своей души. Хотя со всем своим гриффиндорским упрямством и делал все возможное, лишь бы только не показаться слабым. Только не перед ним, не перед Северусом Снейпом.       Вдруг Поттер зажмурился, опрокинул в себя все содержимое флакона с зельем и закашлялся. На глаза предательски навернулись слезы. Очки полетели в траву, и мальчишка, точно пытаясь затолкать слезы назад, с силой прижал кулаки к глазам.       — Скажите, профессор… Вы знаете, каково это — жить, каждый день ощущая вину за смерть самого дорогого человека? Каждый день смотреть на мир вокруг себя, дышать воздухом и знать, что он уже никогда не сможет ничего этого ни увидеть, ни почувствовать, — Поттер сделал глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в голосе. — В прошлом году, когда все случилось, я принял решение считать виновным вас. Чтобы было не так больно. Чтобы не думать, что всему причиной моя же собственная глупость. От этого мне самому жить не хотелось. И я убедил себя в том, что все произошло из-за ваших постоянный подначиваний. Вы ведь все время упрекали его в том, что он отсиживается на Гриммо в то время, как остальные рискуют собой. Вот он и не выдержал, и отправился в Министерство с остальными, хотя не должен был. Я свернул всю вину на вас, чтобы как-то продолжать жить самому. И не знал, насколько близок к правде.       Он не мог дать название тому, что разгоралось у него внутри от этих прямых, абсолютно бесхитростных слов. Поттер не обвинял и не извинялся. Он просто доверял ему то, что чувствовал. Впервые. Сам. И потому он не допускал даже мысли о том, чтобы отвести взгляд. Сделать это — означало предать зарождающееся хрупкое доверие, которого он так неистово искал.       — Знаю, Гарри. И… мне жаль.       Поттер в ответ только грустно покачал головой.       — Нет необходимости лгать, профессор. Вы его ненавидели. И вряд ли в самом деле огорчились. И потом, — добавил он, немного помолчав, — это было только его решение. Сириус сам решил отправиться в Министерство с Орденом, когда узнал о том, что там происходит. Он не хотел, чтобы его считали трусом.       Наивный Поттер.       — Боюсь, не совсем так. Дамблдор категорически запретил Блэку отправляться на это задание. И его бы там не было, если бы…       Поттер, вдруг решившись, обернулся, впился в него вынимающим жилы взглядом и сбивчиво зачастил:       — Почему? Почему он вообще закрыл Сириуса в этом проклятом доме, почему запретил быть с остальными?       Потому что у директора на месте сердца все-таки не дыра, Поттер.       — А ты правда не понимаешь?       Мальчишка выдержал его ответный тяжелый взгляд, после чего беспомощно помотал головой.       — Во время нашей встречи в кабинете Амбридж, когда ты так отчаянно пытался передать мне сообщение о том, что Темный Лорд схватил Блэка, я понял, что «колеса завертелись» и тут же сообщил об этом Дамблдору. Для всех в Ордене ситуация выглядела в точности так, как в общем и для тебя. О том, что это видение — фикция знали только Дамблдор, я и Темный Лорд. Я сообщил Ордену, что он, используя вашу связь, послал тебе видение, с помощью которого надеется заманить тебя в Министерство, и донес его содержание, передав твои же, сказанные мне в кабинете Амбридж, слова. Дамблдор велел отправляться Грюму, Шеклболту, Нимфадоре и Люпину, уверял, что больше людей не понадобится, тем более, что следом прибудет и сам. Присутствие Блэка даже не обсуждалось. Собрание было коротким, все согласовали быстро, но после, уже почти в дверях, он остановил меня и спросил…       — Я могу увидеть?       — Что?       Поттер резко крутанулся на месте и с какой-то отчаянной решимостью потянулся к его ладоням. Подсознательно стремясь продлить прикосновение, как-то даже слишком медленно поднял руки на уровень лица, прижал пальцы к своим вискам и торопливо прошептал:       — Я могу увидеть ваш последний разговор? Пожалуйста. Мне нужно.       Это было не то, чем ему хотелось закончить этот разговор, не то, к чему вообще хотелось возвращаться. Но, будь он на месте Поттера, потеряй единственного родного человека, которого едва успел узнать, считай себя виновным в его смерти — поступил ли бы он сам иначе? Истина в том, что сейчас он для Поттера — последняя возможность увидеть Блэка живым. Незавидная участь, и вот на это как раз он соглашаться даже не думал... Но вот перед ним Поттер — с напряженным, терпеливым ожиданием, не в силах оторваться от его рук, молчит и только часто дышит, то и дело прихватывая зубами нижнюю губу.       — Два условия, Гарри. Ты не будешь задавать никаких вопросов к тому, что услышишь. И после мы сразу возвращаемся.

***

      Плотный туман рассеялся, оставив его стоять в узком коридоре дома на Гриммо. Позади за закрытой дверью все еще слышались тихие встревоженные голоса, а путь к выходу нагло преградила высокая фигура хозяина.       — У меня нет времени на беседы с тобой, Блэк, уйди с дороги.       Он сделал попытку пройти мимо, но крепкая рука схватила его за плечо.       — Нет, постой, прошу!       Мысленно призвав себя к спокойствию, он обернулся и смерил Блэка далеко не дружественным взглядом.       — Две минуты.       — Как там Гарри? — в голосе Блэка звенело неприкрытое беспокойство. Только вот с этим разбираться сейчас не хватало.       Рассказать тебе о том, как Поттер там с ума сходит от того, что увидел тебя под действием банального Круциатуса? Ты правда не соображаешь, КАК он там или тебе доставит удовольствие посмаковать подробности?       Скривившись, он попытался донести до Блэка свою официальную позицию:       — Сделай одолжение, избавь меня от посредничества в этом вопросе. Поверь, мне есть чем заняться, кроме как разбираться в ваших нежных чувствах по отношению друг к другу.       Блэк не унимался.       — Он же уверен, что я схвачен, что меня пытают. Может все же стоит дать ему знать, что…       Всем своим видом выражая крайнюю степень усталости и раздражения, он сжал пальцами переносицу и прикрыл воспаленные от недосыпа глаза.       — Мерлин, дай мне сил… Ты в своем уме, Блэк? Поттеру простительно, но хотя бы ты не будь идиотом. Если ты сейчас сунешься к нему, то завалишь все дело.       И то ли напряжение последних дней заставило на мгновение утратить контроль и сказать лишнее, то ли у Блэка, наконец, прорезались мозги, но на обдумывание услышанного ему понадобилось не более пары глубоких вдохов, после чего он, не понижая голоса и в неверии мотая головой, выпалил:       — Так это все было подстроено? Чтобы спровоцировать Волан-де-Морта? Значит это ты и Дамблдор… Да это вы оба из ума выжили! Он ребенок!       Мердред бы тебя побрал… Какая проницательность! Что ни догадка, то сенсация.       — Очень трогательно. Я пойду?       Блэк подступил на шаг ближе, вынуждая упереться спиной в стену. Разница в росте давала ему небольшое преимущество, но устрашающим, несмотря на все свои потуги, он не смотрелся.       — Предупреждаю тебя, Снейп, — прорычал он, — если с Гарри что-то случится, если он хотя бы немного пострадает… А знаешь, мне плевать на указки Дамблдора, я больше не стану сидеть здесь, сложа руки. Где-то там мой крестник, которого вы оправили прямо в лапы взбесившегося психа, и смотреть на это из окна этого чертового дома я не намерен! Ты слышишь меня? Гарри не останется один на один со всем этим. Пока я жив — нет! Передай это обоим своим хозяевам!       Он был уверен, что тяжесть, навалившаяся на него в этот момент, ни к Блэку, ни к его неуклюжим попыткам угрожать не имела никакого отношения. Почти все силы уходили на то, чтобы продолжать стоять прямо, сопротивляясь смертельной усталости и желанию приложить распоясавшегося поттеровского крестного каким-нибудь милым заклятием из личного дуэльного арсенала.       — Уйми истерику, Блэк. Поттера есть кому подстраховать. Делай, что сказано, сиди здесь и не высовывайся.       — И не подумаю!       — Мне связать тебя, что ли? — он начинал терять терпение.       — А ты попробуй!       Это нужно было кончать. Неуловимым движением выхватив из рукава палочку, он отшвырнул Блэка к противоположной стене темного коридора, и приставив ее кончик к беззащитному горлу, прошипел:       — Не нужно меня провоцировать, Сириус. И не заблуждайся, ты не единственный, кто заинтересован в сохранности Гарри. Ясно сказано — оставайся на месте. Здесь от тебя хоть какая-то польза.       От шумного дыхания Блэка воздух едва не искрил. Разбираться с этим играющим в благородного рыцаря идиотом не было никаких ни сил, ни желания. Оставив бестолкового поттеровского защитника захлебываться негодованием у портрета какого-то из его почтенных предков, он опустил палочку, развернулся к выходу и уже было взялся за ручку двери, когда:       — И с каких это пор он для тебя «Гарри»?       Нелепый вопрос что-то больно задел внутри. Видимо, просто сдали нервы, так что он, не сдержавшись, приблизился резким броском и выпалил прямо в пылающее гневом лицо:       — С тех самых, когда ты со своей идиотской бравадой уже сотворил одну глупость, лишившую его на двенадцать лет единственного родного человека. Сделай одолжение, уйми свою гордость и самосохранись для него хотя бы сейчас!       Ждать, пока Блэк вытянет из него еще хотя бы одно слово, он был не намерен. Развернувшись на каблуках, хлопнул дверью перед носом разъяренного хозяина и покинул дом, который всем сердцем ненавидел.

***

      Всю дорогу до замка они прошли в полном молчании.       Где-то высоко над головой заливисто пели птицы, ветер шелестел в прибрежных камышах, и с каждым пройденным шагом ускользающая, точно круги от брошенного камешка на воде, жизнь ощущалась все острее. Он знал, что не пройдет и получаса, как это все исчезнет. И только густой, терпкий запах бузины, смешанный с другим, который, как он ни старался, искусственно воспроизвести в лаборатории не удавалось, будет преследовать его всю будущую неделю.