Письмена

      Люк забрал ребёнка в безопасное место, когда Дин отправился на разведку, наспех надевая шлем. Сердце билось в груди с бешеной силой. Неужели их нашли? Кто это мог быть: охотники или имперцы? Он должен был любой ценой защитить дитя.       Наёмник поднялся на склон, замечая передвижение света недалеко от места, где он оставил свой звёздный истребитель. Потерять ещё один корабль было недопустимо, так что он ринулся в ту сторону, скрываясь за деревьями.       Людей было двое — не худший расклад. Джарин напал первым, решив действовать со спины. Первый удар пришёлся по здоровяку, звонко роняя его на землю. Дин выхватил бластер, отстреливаясь от второго. Тот быстро сократил дистанцию, выбивая оружие из рук, и завязалась драка. Свет резал глаза, но включать визор было некогда. Тогда знакомый лязг металла заставил наёмника невольно притормозить, пропуская удар поддых, от которого он сложился пополам, закашлявшись. Проигрывать было нельзя, так что он активировал тёмный меч, который в момент осветил Фетта сиянием.       — Боба? — сзади слышится хруст веток, и Дин оборачивается, нанося удар по наручам из бескара и встречаясь лицом к лицу с Визслой, моментально отключает клинок и падает на землю от сильного толчка.       — Какого чёрта вы тут забыли? — едва не рычит наёмник, который уже продумал варианты убийства этих двоих. Мужчины в раз рывком поднимают Джарина с земли, схватив под руки и стиснув между собой. Никто из них не хочет уступать.       Дин оглядывается, нахмурившись, но эти двое в упор пялятся друг на друга, кажется, не замечая его вопроса, пока воздух едва не искрит от напряжения. Его сжимают ещё сильнее, и он ругается себе под нос, выпутываясь из хватки:       — Дэнк Феррик, да что вы здесь делаете?!       Первым отмирает Фетт, поворачиваясь к Дину и без задней мысли выпаливая:       — Ты не выходил на связь. Я беспокоился.       — Я тоже, — добавляет Паз своим низким басом, также глядя на Джарина.       Уши моментально вспыхивают, начиная гореть от смущения. О нём никогда не беспокоились, по крайней мере, никто не говорил об этом, а сейчас они вдвоём решили обрушить на него своё откровение.       Дин всегда был предоставлен сам себе, и каждый раз уходя на очередное задание, даже сам не знал, вернётся ли. Теперь же хочется провалиться сквозь землю, прямо здесь и сейчас, так что наёмник не придумывает ничего лучше, кроме как развернуться и идти к дому.       — Идите к чёрту, оба.       Мужчины в мандалорской броне раздражённо переглядываются и идут следом за ним.       — Куда мы идём? — спрашивает Визсла.       — Джедай любезно поселил меня в своём доме, на время, — сквозь зубы цедит Джарин, не останавливаясь и продираясь сквозь заросли, в надежде, что они отстанут. Он обязательно разберётся со всем завтра.       Оставшийся путь они проходят в тишине, пока не выходят к небольшому каменному дому, где под навесом сидит Люк с щебечущим Грогу.       — Он не хотел ложиться спать без тебя, поэтому мы решили подождать, — улыбается Скайуокер как ни в чём не бывало. Его взгляд устремляется в двух мандалорцев в цветной броне, когда они выходят на свет, исходящий из окон.       — Это Боба Фетт и Паз Визсла. Мои друзья, — Дин присаживается рядом, глядя на них вместе с Люком, пока Грогу ловко забирается на его колени. Паз лишь коротко кивает, а Боба снимает шлем, устанавливая зрительный контакт.       — Вы далеко забрались, очень хорошее место для дома. Если бы не Дин, вряд ли бы нашли вас в ближайшие дни, — говорит Фетт.       Люк лишь снова улыбается, оглядывая своё скромное имение.       — Благодарю. Теперь и вы мои гости. Правда, места здесь немного… Но думаю, можете потеснить Дина, если захотите остаться.       Джарин обречённо смотрит на Скайуокера, пока малыш уже дремлет в его тёплых объятиях, затем поднимается на ноги и заходит в дом.       У Грогу была люлька, в которой он передвигался и мог спать, вот только даже с её учётом кроватей было всего две.       — Спасибо за гостеприимство. Думаю, мы решим этот вопрос, — Фетт слегка улыбается, после чего надевает шлем обратно, направляясь вместе с Пазом вслед за наёмником.       Дин укладывает сопящего Грогу в люльку, медленно отодвигая её от окна, чтобы свет не будил ребёнка, и тяжело вздыхает.       Видимо, оказываться в идиотских ситуациях стало его новым кредо.       — Можете спать здесь, — хмуро говорит Мандо, махнув рукой. В спальне стоят две койки, от силы полутораспальные.       — Если их сдвинуть, места хватит на всех, — Паз бесцеремонно берётся за кровать и с лёгкостью передвигает её вплотную к другой, к счастью, практически бесшумно.       Фетт лишь хмыкает, отстёгивая ранец и ставя его на пол. Мужчины повторяют следом за ним, затем складывают всё оружие на небольшой стол.       — Если вы будете бренчать бронёй ночью и разбудите Грогу, клянусь, я убью вас обоих, — злобно шепчет Дин. Смущение сменяется раздражением, так что теперь он совсем не в духе.       — В таком случае кому-то придётся снять её, — Визсла также опускает голос до шёпота и пожимает плечами, глядя на Джарина, а после на Фетта, затем добавляя, — я лягу с краю.       — Я тоже, — подхватывает Боба.       — Вы… Вы… — обречённо вздыхает Дин.       Его самообладанию медленно, но верно приходил конец. Наёмник был хладнокровен, и его трудно было вывести из себя, но что он не переносил от слова совсем, так это нарушение личного пространства. Джарин всегда очень трепетно к этому относился, держа дистанцию во всех смыслах и со всеми. До определённого момента. Но сейчас снова приходилось идти на уступки.       Однако он знал этих двоих, и было понятно, что противиться не имеет смысла. Чем быстрее он уснёт, тем быстрее пройдёт эта безумная ночь.       Дин начал снимать броню, отстёгивая наплечники. Через пару минут из бескара на нём остался только шлем. Он лёг посередине, раздражённо сложив руки на груди. С левой стороны устроился Фетт, а с правой Визсла. Каждый лежал на боку, повёрнутый к нему лицом.       — А шлем? Хочешь, чтобы я ночью приложился к тебе со звоном? — спрашивает Паз и откровенно блефует. Ему просто хочется посмотреть на Джарина ещё раз, так что он искренне надеется, что это сработает.       Дин едва не рычит, поворачиваясь лицом к Фетту. Вообще-то Боба мог бы снять шлем и спокойно лечь посередине, но нет же.       — Ты же сам говорил, что вам запрещено показывать лица, — встревает Фетт.       — Дин уже снимал его и вообще не имеет права надевать обратно, но раз мы играем не по правилам, почему нет? — спокойно отвечает Паз.       Боба почти озвучивает свой вопрос, видел ли Визсла Дина без шлема, но не успевает, прерываемый наёмником.       — Ладно, ладно, только замолкните, — Мандо садится на кровати, стягивая шлем, и ставит его на тумбочку, перегнувшись через Паза. Теперь всё раздражает ещё сильнее.       Он ложится обратно, принимая ту же позу, и кожей чувствует, как эти двое пялятся на него.       Дом джедая находился на небольшой поляне, недалеко от леса, так что в ясную ночь лунный свет проникал внутрь без особых проблем, освещая небольшое пространство комнаты. Грогу фыркал во сне, в оглушающей тишине комнаты, а Дин то и дело поглядывал на люльку. Мимику он и правда не особо контролирует, нахмурившись и кусая губы, когда неожиданно сам для себя озвучивает мысли вслух:       — Будто снова на Конкордии.       И продолжает, решив договорить:       — Когда мне было десять, мы точно так же с ребятами, остальными найдёнышами, спали в боевом корпусе. И ты вечно меня донимал только потому, что я был всех младше, — Джарин угрюмо пялится в синий шлем.       — Должен же был кто-то тебя воспитывать, — мандалорец не может сдержать улыбку, которая слышится в голосе.       И Дину хочется заехать ему, но это глупо, с учётом того что Паз — в отличие от него — в полной экипировке. Наёмник лишь пихает Визслу в бок локтём, чем вызывает очередную усмешку.       Джарин фыркает, отворачиваясь от него на бок и встречаясь глазами с визором Фетта. Он чувствует пристальный взгляд, что прямо сейчас сверлит его. Тесно, неудобно, и эти двое невыносимы.       — Дэнк Феррик… — тихо выдыхает наёмник. Уже клонит в сон, но Дин нервничает и ворочается, пока не слышит глухое мычание. Оказывается, малыш проснулся и пытается забраться на кровать. — Ох, приятель, иди ко мне. Я здесь, всё хорошо.       Он подхватывает Грогу, укладывая его рядом, и сворачивается вокруг него тёплым коконом из рук и одеяла, будто стараясь отгородить от всего мира. Теперь сопение ребёнка под боком убаюкивает, а всё остальное больше не имеет никакого значения, что позволяет ему наконец заснуть.       Мирное дыхание двоих разбавляло тишину, царившую в комнате. Но что Фетт, что Визсла не могли сомкнуть глаз, наблюдая за отцом и сыном, погрузившись в свои мысли.       У каждого из них были свои слабости, о которых никому не было известно. Каждый был по-своему силён. Оба — бойцы, убийцы, что достигали своих целей любой ценой.       У них не было ничего общего, абсолютно. Пока точки соприкосновения не сошлись, сделав их сердца уязвимыми, на мандалорце в сияющем бескаре.       Для каждого из них по своим причинам — порой самим им неизвестным — Дин стал точкой невозврата. И оба не могли себе признаться в этом. Хотя тянуло, заботило, волновало. Где он, как, с кем. Последнее и вовсе порой выводило из себя.       Для Фетта всё изменилось в тот день, когда он остался ночевать возле камеры с бактой, в которой боролся за жизнь Дин. За долгие месяцы, проведённые вместе, он привык к мандалорцу, что шёл за ним куда угодно, следуя безмолвной тенью.       Может, ему и вправду было нечего терять, поэтому не было вопросов и возражений. Следовать, делать, сражаться. Таков путь.       Дин сражался, готовый умереть за него.       И умирал. На его руках.       Сколько ночей он провёл тогда возле мандалорца — не счесть. И каждая из них тянулась бесконечно, заставляя прислушиваться к датчикам, что сигнализировали о биении сердца. Кошмар наяву, от которого некуда было бежать, душил всепоглощающим чувством вины. Это была его ошибка, которую он не мог себе простить.       Но Дин выкарабкался, вырвал свою душу и разум из лап смерти. Наверное, не впервые. Рискуя своей жизнью бесчисленное множество раз, Джарин действительно был готов умереть во благо. Но кажется, сама смерть не была готова его принять, позволяя каждый раз сбегать за шаг от пропасти.       И теперь Фетт помогал ему залечивать раны, восстанавливаясь после серьёзных травм. Но вылечить тело можно было, а душу нет. Мандалорец сдался окончательно, порой вовсе не надевая шлем.       Беспомощность заставляла мужчину метаться, стараясь отвлечь Дина, помочь, поддержать, просто делать всё, что могло бы вернуть его к нормальной жизни. Но ничего не выходило. И всё что оставалось — это заботиться и помогать, пока он сам не найдёт в себе силы жить дальше.       Фетт мог бы рискнуть, назвав те чувства, что он питал к мандалорцу, любовью, но не мог себе признаться, списывая всё на привязанность на почве вины, ведомый ею.       Визсла же рос с ним бок о бок, знал Дина с детства. И он любил его, честно и искренне.       Пусть он понятия не имел, как проявлять эту самую любовь, когда вас растят бойцами, что будут следовать своему кредо до самой смерти во имя клана, во имя семьи. Но он показывал её как умел — через уроки, иногда жестокие — поучая и защищая его как младшего братца. И Джарин был для него этой семьёй.       У них не было хороших отношений, но Паз скучал по нему, когда Дин бесследно исчез.       И всё слишком сильно изменилось.       Они сидели на балконе, когда Визсла снова увидел его лицо. Спустя столько лет хранившийся в памяти образ юного мальчишки разрушился, по крупицам собираясь в новый портрет.       Годы взяли своё, но одно оставалось неизменным — его глаза, кажется, таящие в себе тогда всю вселенскую тоску, до боли печальные и искренние.       Он не узнавал его. Он никогда не видел его таким и не мог себе представить, сколько Дин тогда потерял.       В тот момент хотелось наплевать на всё и он был готов сделать что угодно, лишь бы помочь единственному по-настоящему родному человеку. И он сделал, стараясь дать понять Джарину, что тот не один.       Пренебрегая правилами, вложил все свои чувства в их «поцелуй», когда коснулся шлемом его лба в жесте поддержки.       Тогда Визсла и не подозревал, что его любовь дала нездоровые, неправильные ростки, способные толкнуть его на безрассудные поступки, заставляющие марионеткой следовать зову сердца.       И тогда каждый из них выбрал следовать Своему Пути. Выбрал Дина.