останови поток, исчезни, как все исчезает
почему мне так нравится то, что меня разрушает?
останови вулкан, сделай так, чтоб твой образ погас
почему так нравится нам то
что разрушает нас?
♫ Fleur — Зов маяка
год назад; поместье Куренай
Красное. Красное. Красное. Ее окружал красный цвет, стекал со стен потоками лавы, горел огнем в горле, цвел ликорисом в солнечном сплетении. Деться от этого было некуда, не сбежать и не спрятаться, и не помогло бы никакое лекарство из аптечки, изобилующей различными препаратами. Кровяные таблетки облегчали это ненадолго, лишь усиливая страдания — все равно что голодающему человеку дать выпить немного бульона; не утолит голод и раздразнит аппетит. Родители, как назло, уехали — им было необходимо поддерживать лицо в глазах Сената, не позволяя никому даже предположить, что с Куренай что-то не так, и поэтому они аккуратно посещали все мероприятия для аристократов. Шизука-сама и без того сделала для нее уже слишком много — не стоило ни тревожить ее снова, ни создавать ситуацию, где Мария будет должна ей еще больше. Но… но… Холодная вода немного помогала, сбивала жар, как обычно при лихорадке. Мария набрала полные пригоршни, брызнула себе в лицо, поймала губами капельку — и ее осенило. Почему нет? Это не поможет, но, возможно, принесет больше облегчения, чем вода. Мария обессиленно сползла спиной по стенке, села на пол и закусила ладонь. Ощутив на языке вкус крови, жадно втянула желанную жидкость. Шевельнулась малодушная мысль: Шизука услышит запах ее крови и придет… ну и пусть Мария останется перед ней в неоплатном долгу… пусть только это прекратится… — Пожалуйста, — попросила она пустоту. Дверь ванной медленно открылась, словно в ответ ее мольбам, но вместо Шизуки перед Марией появился Ичиру. Он взволнованно посмотрел на нее, недоумевая — что опять происходит с этой аристократкой. — Мария-сан? — Уходи, — она мотнула головой. Кровь, в его теле текла кровь, такая необходимая ей сейчас — живая вода, целебное зелье, лучшее из всех красных вин. Мария была все еще слабой, но ей хватило бы сил напасть на человека. Ичиру не ушел. Окинул ее внимательным взглядом — и опустился рядом на колени. Мария вздрогнула, отползая назад — но сзади была стена. — Мария-сан, — Ичиру расстегнул свой воротник. — Если хочешь… — Нет! — она закрыла лицо руками, но это не спасло от дразнящего обоняние неповторимо прекрасного аромата. — Уходи, — почти взмолилась Мария. — Уходи, я же… я… Он взял ее за руки, силой отводя их от лица. — Ты хочешь крови, — тихо сказал Ичиру. — И ты опасна, ты это хочешь сказать? Мария кивнула. Ичиру усмехнулся, покачав головой — Нет. Ты не опасна. Только не ты. Впервые вижу вампира, который безобиден, как котенок. Это звучало одновременно мило и обидно, но Марии было плевать, что он ей говорит, потому что в его теле текла кровь, и она больше не смогла сдерживаться. Она была еще совсем юной, и ей не хватало самоконтроля. Всхлипнув, Мария прижалась к Ичиру, обвила его руками за шею, обняла, как обнимают возлюбленных, и сомкнула на горле клыки. Он вздрогнул, но более ничем не выдал страха или боли, если чувствовал их. Погладил Марию по волосам, будто утешая. У него была вкусная кровь, вкуснее, чем у ее родителей, хотя кровь Шизуки-сама была гораздо лучше. Много пить было нельзя — иначе Ичиру заболел бы; Мария отстранилась, виновато опустив глаза. Стало лучше, жжение в горле прошло, голова перестала кружиться. Она с облегчением выдохнула — дышать было легко, намного легче. Ичиру, застегнув воротник, оперся спиной на стенку рядом с ней. — Ты меня жалеешь? — хмуро спросила Мария. Он провел в поместье Куренай совсем немного времени, но она уже не считала его грубияном — наоборот, Кирию вел себя с ней даже слишком предупредительно. Будто она хрустальная и может разбиться от неосторожного касания. — Не жалею. Хотя сочувствую. Я уже говорил, что я тебя понимаю… Я родился больным, — он усмехнулся краем рта. — Я был слабым. Иногда целыми днями не мог встать с постели. И… — его глаза потемнели, — мои родители намеревались списать меня в расход, потому что я не мог стать охотником. Потому что я должен был погибнуть еще в утробе матери, будучи сожранным близнецом. — Ты близнец? — ахнула Мария. — Угу… но я уже не охотник. Я перешел на сторону Шизуки-сама. Я такой же враг для Гильдии, как и она… а Гильдия — враг для меня. Они убили возлюбленного Шизуки-сама, хотя тот ни в чем не был виноват. Просто не сочли нужным разобраться. Просто потому, что он вампир. — И тебе не жаль твою семью? Ичиру погрустнел. — Немного жаль. Но во мне больше злости, чем жалости. — А твой близнец… — Пол холодный, — перебил ее Ичиру, явно переводя тему. — Ты можешь простудиться. Вампиры не могли простудиться, но Мария послушно встала, приняв его руку, и отряхнула подол платья. — Если вам будет нужно еще крови, — сказал он, — приходите ко мне, — будто не предложил, а попросил. Неужели надеялся, что через ее укусы сможет обратиться? Или просто жалел? — Обязательно приду, — пообещала Мария. Но не пришла. Как бы ни хотелось, а у нее была гордость; аристократки не принимают подачек. Аристократки не пьют кровь тех мужчин, которые очевидно влюблены в другую женщину, а любовь к Шизуке была написана у Ичиру на лице крупными буквами. Мария злилась на него за это, сама не понимая, почему.