снег сможет меня согреть,
ты помоги ему — душу мою отпеть здесь некому будет
сном белым к тебе прийду, в мысли твои войду,
там для себя приют найду
♫ Мертвые Дельфины — На моей Луне
год назад, поместье Куренай
В ту ночь у поместья Куренай расцвела сакура, несмотря на то, что на дворе была зима. Вишневые лепестки падали на землю вместе со снежинками, словно танцевали с ними диковинный вальс, запах цветов перемешивался с запахом снега — почему снег — белый? Что такое — снег? Он не должен быть красным. Это кощунство — пачкать нечто настолько чистое. И все же к ароматам цветов и мороза прибавился аромат крови, драгоценными рубинами падающей наземь. Шизука Хио, чистокровная принцесса несезонного цветения, появилась на пороге дома Куренай раненой. Ее поддерживал за плечи юноша лет шестнадцати, помогая ей стоять. Юноша с серебряными волосами и печалью в лиловых глазах. Человек. Неизвестно, что было более удивительным — появление Шизуки или наличие рядом с ней живого и не обращенного человека. Мария, тогда еще считавшаяся маленькой девочкой, к беседе взрослых была не допущена. Ей велели идти спать; хотя ей исполнилось почти столько же, сколько юноше с серебряными волосами, она все еще считалась ребенком и нуждалась в ночном сне длиной в два часа. Так говорил доктор, скорбно покачивая головой и жалея Марию: родиться со слабым здоровьем для вампира-аристократа — ужасное невезение. Частые заболевания не убили бы ее, но приятного в этом мало, и что за жизнь — практически вечная жизнь! — когда твои дни наполнены дурным самочувствием и постоянной необходимостью следить за мелочами? Помочь не могло никакое лекарство. Однажды доктор с грустной усмешкой сказал «разве что кровь чистокровного», и тогда отец возмутился, не разорвав контракт с врачом лишь потому, что он действительно помогал дочери. Пить кровь чистокровных — преступление. Даже говорить об этом преступно. Но сколько драгоценной крови пролилось на снег! Хоть выбегай на улицу и черпай ладонями, глотай холодное белое молоко в надежде отыскать каплю зелья жизни… но Мария не хотела нарушать закон, могла простудиться и мучилась любопытством, поэтому не побежала на улицу, а спряталась за дверью комнаты, куда родители отвели гостью. Двери в помещении было две, и они вошли через левую, а Мария притаилась за правой. Ее наверняка заметили, но не стали отчитывать дочь при принцессе Хио. Сквозь замочную скважину Мария могла не только все слышать, но и видеть. Шизуке помогли сесть в кресло. Юноша остался стоять рядом с ней. Леди Куренай грациозно опустилась на небольшой диван, рассчитанный на двоих, но ее муж не сел рядом, а принялся нервно расхаживать по комнате. — Хио-сама, — воскликнул он. — Мы чрезвычайно польщены вашим визитом, но, во имя всего святого, что происходит? Вы ранены… судя по всему, оружием охотников… и этот ребенок с вами! Разве он не сын Кирию? Юноша вздрогнул, словно ему дали пощечину. Шизука предупреждающе коснулась его руки и ответила: — Все так. Три года назад я совершила месть и убила семью Кирию. С тех пор я стала опасным вампиром для Гильдии и занесена в их списки… и для Сената я тоже опасна. Вы принимаете у себя персону нон-грата в обоих мирах, и, конечно, имеете право сообщить обо мне Сенату. Более того, это ваш долг. Вы рискуете стать моими сообщниками. — Шизука-сама! — воскликнул юноша, и Мария впервые услышала его голос. Шизука коснулась указательным пальцем его губ. — Тш, Ичиру! Предоставь это мне, — и снова обратилась к отцу Марии, — Лорд Куренай, я понимаю, какие создаю вам проблемы. Но… мне есть, что предложить вам взамен. Ты, девочка, которая прячется за дверью напротив! — позвала она. Мария застыла от ужаса — заметили! Что теперь будет? Мама и папа не дадут ее в обиду, но мама и папа сами ничего не могут против чистокровной. Что, если их всех убьют, как свидетелей? — Войди, — приказала Шизука, и Мария медленно ступила внутрь, глядя на носки своих пушистых домашних тапочек и дрожа всем телом. Она услышала прерывистый вздох матери, и то, как отец стиснул зубы. Главное сокровище рода Куренай, единственное дитя; они зачали ее с трудом, испытывая почти человеческие трудности, и всегда берегли, как зеницу ока — что Хио могла сделать с ней? — Как тебя зовут? — спросила Шизука. — Мария, — несмотря на страх, она восхитилась, увидев чистокровную так близко. До этого ей рассказывали о «безумной принцессе сакуры», дальней родственнице, которая выросла в клетке, потому что была опасна, и Мария представляла Шизуку жуткой старухой с длинными зубами и всклокоченными волосами, похожей на кидзё, но скорее Шизука напоминала юки-онну — прекрасная, величественная, опасная, но не отвратительная. Наоборот — Марии хотелось подойти ближе, а не убежать. — Мария… — в устах Шизуки ее имя звучало музыкой. — Какая жалость, не правда ли? Твое тело такое слабое. Такое хрупкое. Ты испытываешь человеческую боль, и это унижает саму природу вампиров… Ты не получишь от долгой жизни никакой радости. Твоя вечность — вечность страданий. Ты словно заперта в клетке собственного больного тела… Вот, что я могу предложить взамен роду Куренай. Поднеся руку к губам, Шизука впилась клыками в свое запястье. Все хором вскрикнули — и родители, и Мария, и Ичиру. Темно-алая кровь жидкими рубинами сверкала на молочной белизне кожи. Шизука протянула руку… Забыв обо всем, Мария подбежала к ней, упала на колени у ее ног и схватилась за ладонь чистокровной, как за спасительную соломинку над бездной. Глотала свое спасение жадно, быстро, боясь, что отнимут, но ни отец, ни мать, ни Шизука ей не мешали. Мария выпила много, наверняка истощив этим и без того раненую чистокровную, и все же, даже понимая это, была не в силах оторваться от божественного источника. Прекратила она, только когда поняла — достаточно. Пока достаточно. Мария поднялась на ноги чересчур резко, ее голова закружилась, мир привычно поплыл перед глазами — обмороки не были для нее редким явлением. Потеряв равновесие, Мария упала на чьи-то руки, исчезающим сознанием напоследок удивляясь, что ее подхватил не отец и не мама, а юноша-человек. Ичиру, вспомнила она его имя. Ичиру Кирию.***
Проснулась Мария полностью здоровой. Она не поверила собственным ощущениям, открыв глаза — никакой боли, тошноты, ускоренного или замедленного сердцебиения, головокружения — ничего. Никогда Мария не чувствовала себя так хорошо. По ее слабому телу разливалась сила, наполняя каждую клеточку, как соки наполняют цветочные стебли. Теперь она не рисковала простудиться, ходя босиком, поэтому выскользнула из кровати, не тратя времени на поиск тапочек, которые вечно теряла. Выйдя из спальни, Мария сразу же чуть не столкнулась с Ичиру. — Смотри, куда идешь, — досадливо бросил он. — Впервые вижу такого неуклюжего вампира! Щеки Марии залились румянцем. Как он смеет? Он не имеет права даже находиться здесь, не то что грубить дочери хозяев дома! — А я впервые вижу такого грубого человека! — парировала она. — Грубый? Я? — возмутился Ичиру. — Ты выпила чуть ли не всю кровь Шизуки-сама, и после этого я — грубый? Неужели кровь Шизуки-сама не прибавила тебе ловкости и она зря подарила тебе нечто столь ценное? Мария смущенно опустила глаза. Упрек Кирию попал прямо в цель — она винила себя за ночную алчность и боялась, что это все равно не исцелило ее целиком. — Я… — Ладно, — смилостивился Ичиру. — Я тебя понимаю. Не думал, что вампиры тоже могут болеть, но если тебе лучше, я рад. Впервые он улыбнулся, и его улыбка показалась Марии источающей свет. Она робко растянула уголки губ в ответ, думая, насколько Кирию был искренним. Если его родных убили, то почему Шизука не тронула его? Почему привела с собой? Почему не обратила? — Идем, — сказал Ичиру. — Шизука-сама хочет поговорить с тобой.***
— Уйти с вами? При необходимости отдать вам свое тело? — опешила Мария. Шизука царственно возлежала на постели в гостевой комнате. Ее раны все еще кровоточили, дразня обоняние чудесным ароматом, затянулся только след от укуса на запястье, но, несмотря на это, Шизука держалась величественно, будто раны ничуть ее не беспокоили. Ичиру взглянул на нее с искренним сочувствием. Мария тоже сопереживала чистокровной, но, услышав ее предложение (или требование) изумленно захлопала глазами, забыв о жалости. Вот какой была плата за исцеление? Вот для чего Шизука это сделала — чтобы перенести свое сознание в здоровое чужое тело? Получается, Мария добровольно согласилась стать ее куклой? Что ей за толк от здоровья, если ее лишат личности и свободы? — Верно, — кивнула Шизука. — Не сейчас. И не надолго. Через год. За это время твое тело окрепнет, да и мое тоже… Я пробуду в тебе не дольше недели. И за год буду вселяться в тебя раз в месяц на сутки. Скажешь, это несправедливая плата? Мария задумалась, подсчитывая в уме: двенадцать суток, после — семь. Всего девятнадцать или около того дней утраты себя. Если взамен Шизука будет поить ее своей кровью, то за это время Мария сумеет исцелиться полностью. Откажет — будет обречена на вечность страданий. — Справедливая, — решила Мария. — Я согласна. — И даже не спросишь, для каких целей мне нужно притворяться тобой? — усмехнулась Хио. — Мне нет нужды это знать. Если вы захотите рассказать — расскажете. Если не захотите… — Мария осеклась. Воспитание вдали от общества сделало ее асоциальной и поэтому — чересчур правдивой. — Если не захочу — солгу, это ты хотела сказать? — сощурилась Шизука. — Верно. Ты права. Ты мне нравишься, девочка. Я все тебе расскажу… потом. Обязательно.***
Оговоренный год Шизука должна была провести у Куренай. Не в их родовом поместье — они владели фермой за городом, где жили летом, чтобы Мария, совсем как человеческие больные дети, могла поправить здоровье обилием свежего воздуха, козьим молоком и верховой ездой. Ферма была куплена после рождения Марии, и там никогда не принимали гостей. — Но за нами наверняка наблюдает Сенат! — нервно говорил отец. — Вместе с Гильдией! Мария снова подслушивала. Она еще ничего не знала о Сенате и Гильдии, но сами эти слова показались ей пугающими. Если за ними следит кто-то настолько жуткий и могущественный — что тогда? Об ее преступлении уже знают, и… неужели ее казнят? И маму с папой — за пособничество? Карается ли смертной казнью питье крови чистокровных? Укрытие у себя опасного вампира? Ведь во всем виновата Мария, это из-за нее родители согласились на любые условия! — Сенату наплевать, — услышала она голос Шизуки. — Они гениально изображают осуждение, но на самом деле они рады. Я убрала с дороги могущественные фигуры Гильдии… ха! Сильнейшие охотники! Я убила их слишком легко! — Если Сенат закроет на это глаза, то Гильдия… — мама вздохнула. — Тоже закроет, — усмехнулась Шизука. — Не знаю, какую игру на самом деле ведет Ичиоу, но нынешний глава Гильдии ест у него из рук… буквально. Кроме того, те и другие все еще считают, что я мертва. Родители вместе с Марией дружно облегченно вздохнули. Неужели Шизука не могла сразу начать с этого? — А ваш спутник? — вновь насторожился отец. — Сын Кирию? Он может донести на нас. — Не может, — уверенно ответила Шизука. — Почему? — нахмурилась мать. — Его семья убита. Он должен желать мести, разве нет? Шизука покачала головой. — Он сам навел меня на свою семью. Он ненавидел их. Он улыбался, глядя на их мертвые тела… Сам? Мария вздрогнула. Ичиру выглядел безобидным и милым… и он поспособствовал гибели своей семьи? Из ненависти? За что? Она не представляла ситуации, в которой была бы способна без колебаний пожертвовать близкими. Иногда Мария сердилась на родителей, даже для самых любящих родных, живущих под одной крышей, невозможно ни разу не поссориться, но ее обиды были ерундой, и проходили почти мгновенно. Что же заставило Ичиру поступить настолько… радикально? И подло, подумала Мария. Это подло. Почему Шизука-сама не думает, что единожды предавший может избрать тот же путь снова? Если бы она обратила его, Ичиру бы стал ее послушным слугой, но он оставался человеком. — Я верю Ичиру, — продолжила Шизука. — Верьте и вы. И… неужели думаете, что я за ним не слежу? Каждый шаг мальчишки под моим контролем. — Но почему он человек? — упрямо продолжил отец. — Обратите его, Хио-сама, и тогда не будет никаких проблем! — Достаточно, — оборвала его чистокровная. — Я же сказала вам — верьте мне! Верьте Ичиру! Вы мои родственники, хотя и дальние, и я обещаю… нет, я клянусь. Что бы ни случилось со мной, с вами и Марией все будет в порядке. Я клянусь в этом кровью рода Хио, текущей также и в ваших жилах. Сладкий аромат ударил в лицо. Мария поняла, что Шизука вновь ранила себя, чтобы пролить кровь и принести клятву — это пугало и одновременно успокаивало. Доверять Ичиру Мария не собиралась, но Шизуке с тех пор стала доверять безгранично, так же, как и родителям.