Анна-Мария

Я всегда любила свою сестру Анну. Она была такая забавная: взъерошенная, маленькая, сексуальная и злая. Говорила про меня гадости, сплетничала и пыталась быть лучше меня. Глупенькая. Неужели она не понимала, что это еще больше заводит меня? Сколько раз я хотела взять ее, взять грубо и жестко. Хотела лишить ее девственности, почувствовать, как под моими пальцами растянется тонкая пленочка, попробовать, какова на вкус ее кровь... Я ничего не говорила ей о своих мечтаниях, но она догадывалась. Сколько раз я мечтала о ней, когда она зло и недоверчиво, совсем как маленький ребенок, исподлобья глядела на меня. Анна всегда думала, что у меня были сотни поклонников: парней и девушек, молодых и старых, детей и взрослых, но это было не так. Я всегда любила только ее. Но однажды все-таки произошло то событие, которого я так ждала. Я была с ней. По-настоящему. Анна сопротивлялась лишь сначала, потом - нет. Я смогла доставить ей удовольствие, и это было лучшее, что случалось со мной за всю жизнь. Я не знала только, что будет еще лучше. Много лучше. Однажды утром Анна проснулась привязанной к потолку. Она закричала. Она спросила, я ли ее привязала. Я ответила, что да, это я. Она стала вырываться и все спрашивала, зачем мне это. А я сказала, что, мол, будто я не знаю про твой нож. Будто я не знаю про то, что ты хочешь убить меня. Помню, она побледнела: дурочка, она даже не подозревала, что я слежу за ней. А я достала из-за пазухи ее большой черный нож. Она закричала, но я вставила ей в рот кляп. Никто не услышит твоих криков, детка. Никто. Никто не придет тебе на помощь. Ты - моя игрушка, и я не делюсь. Ты уже была раздета, я позаботилась об этом ранее. Твоя алебастровая кожа без изъянов завораживала меня. Такое поле для действий... Помню, как мои пальцы нервно сжимались вокруг рукоятки ножа, перехватывая его поудобней. Да, детка, ты сама не знала, какую игрушку ты мне подарила. Невольно я стала тебя рассматривать, нельзя винить меня в этом: ты была воистину прекрасна. Фарфоровая хрупкость кожи поражала. Глаза ярко горели среди этой белизны, два бездонных карих омута, так и светящихся яростью и немым укором. Над ними изящные черные дуги бровей, гневно сведенных к переносице. Я знала, что ты красишь брови, как и волосы, твой натуральный цвет был снежно-белым. Пепельный цвет. Губы были маленькими и пухлыми, почти как у куклы, и синеватыми, настолько крепко ты сжала ими кляп. Шея была длинной и худой того же великолепного благородного оттенка алебастра и выглядела беззащитной, как у жеребенка. Плечи были узкими, типично девичьими, а тогда они дрожали от сдерживаемых рыданий и злости. Грудь была совсем маленькой, как у ребенка, с нежно-розовыми сосками, так соблазнительно напряженными. У тебя были видны все ребра, не анорексия, просто природная конституция. Живот был впалым, с темной точкой пупка. Ниже, он плавно переходил в лобок, такой гладко выбритый и прекрасный. Ты выглядела совсем маленькой. Мне это нравилось. Я любила юность и беззащитность. Я помню, как медленно подошла к тебе и быстро резанула ножом по безукоризненной глади твоей белой кожи. Ты замычала сквозь кляп от боли, и мне это не понравилось. Я хотела слышать твои крики. Тогда я сняла кляп и выбросила его. Он нам не понадобится. Тебя все равно не услышат... Следующий удар пришелся в живот, и ты закусила губу, но я так и не дождалась твоих воплей. В ярости я дала тебе пощечину. "Кричи для меня", я сказала и провернула нож в ране. Наконец-то из тебя вырвался крик, и я задрожала от возбуждения. Ох, как же я тебя люблю, детка. Как люблю. Ты закрыла глаза. Меня это взбесило, и я, зажав тебе веки пальцами, срезала их. Как ты кричала... Тут же полилась кровь, но ресниц, остановивших бы ее, у тебя больше не было. Темная жидкость обтекала твое глазное яблоко, и я, не удержавшись, слизнула ее, отчего заслужила еще один пронзительный вопль. Я была довольна. Мой взгляд упал на соски, на эти безупречные розовые соски... Я зажала один затвердевший сосок пальцем, оттянула его и резко рубанула ножом. Ты коротко вскрикнула и потеряла сознание от боли. Неужели тебе так больно, дорогая? Неужели ты настолько нетерпелива, что хочешь перейти к следующей части? Ну ладно, конечно, ведь твое желание - закон... В углу комнаты стоял столик со специальными приспособлениями для ублажения Анны. Некоторое время я постояла, выбирая, и, наконец, взяла в руки два предмета. Первый - шприц с промедолом, очень быстродействующим и сильным обезболивающим. Его я тут же ввела в сонную артерию сестры. Прошло несколько долгих секунд, и она очнулась. Она молчала, не говорила, не орала, ничего. Только пялилась в пустоту своими огромными карими глазами без век. Я осторожно спустила тебя на пол, покрепче зажав в руке окровавленный нож: я ожидала, что ты будешь вырываться, но я ошиблась. Ты покорно села на пол. Мне это понравилось. Я любила послушных девочек. Я быстро скинула с себя заляпанную кровью одежду и осталась обнаженной. Я откинула нож и крепче зажала в руке второй предмет. Это был огромный двусторонний фаллоимитатор, причем с одного конца он был заострен и покрыт шипами, а с другого был обычный резиновый. Версия для игры в "госпожу и жертву". Я осторожно насадилась на мягкий конец, но, благо, предварительная игра меня возбудила, потребовалась всего пара резких движений, чтобы довести меня до экстаза. Но я не забыла про свою маленькую молчаливую крошку Анну. Я поставила ее на четвереньки, поглубже вогнав в себя свою часть, и прижалась острой частью к ее белой девственной попке. "Ох, детка, я покажу тебе все прелести анального секса", сказала я и со всей силы вогнала фаллоимитатор сестре в анус. Тут она, словно бы очнувшись, вскрикнула, но не стала сопротивляться, когда я стала ритмично двигаться внутри нее. По ее ногам обильно потекла кровь, шипы безжалостно раздирали ее кишку, и вскоре весь острый конец покрылся темной густой жидкостью и ошметками плоти. Ты уже не кричала, а лишь слабо стонала, отчего возбуждала меня еще сильней. Еще несколько движений - и я кончила, закричав от наслаждения и оставив на твоей спине глубокие борозды от своих ногтей. "Спасибо, детка", сказала ей я, это было лучшее, что вообще могло быть в моей жизни. И с этими словами я вогнала нож ей во влагалище. Она судорожно дернулась и затихла. Я перевернула ее на спину, и на меня уставились слепые мертвые глаза Анны. Я встала с нее, улыбнулась и пошла в ванну. Умылась, оделась, потом вышла на кухню и сделала себе кофе. Тогда он получился особенно вкусным. Я села за стол, посмотрела в окно, выпила его, а потом достала из ящика стола пистолет. Я засмеялась. Я так люблю тебя, Анна, сказала я и выстрелила себе в висок.