༻• ⊰✷⊱ •༺
— Если мы поделим на небольшие полосы… Александр и Фабьен расположились на пустующей придворцовой террасе — прямо подле стен и входа во дворец, около высокого окна. Оба разместились на козетке и, разложив на столике карту Франции, склонились. О каифах никто не забыл. И теперь, когда арестованных отправили в Шатле , предстояло отыскать пристанища остальных иезуитов. — Начнём с западной части, — камердинер очертил окружность. — Я в той местности проверил, пока в монастырь ездил, но не всё. — И когда только успел, — улыбнулся Фабьен. — Поверхностно вышло, между делом, — мотнул головой Александр. — Потому и говорю, что нужно тщательнее там проехать. — Нужно бы нам в одно время отправляться и разделиться на разные направления: так скорее охватим площадь, — призадумался Фабьен, почесав висок. — Но коль среди арестантов отравительницы нет, то угроза для Генриетты остаётся здесь, — он покривил губы. — Тогда надо и принцессу стеречь, и каифов искать. Не можем же мы надвое разорваться. Камердинер помолчал, размышляя. Глава стражей тоже усиленно соображал, как лучше распределить. — Пока ты отсутствовал, я, само собой, за Генриеттой в оба глаза приглядывал, — Фабьен развернулся полубоком к другу, облокотившись на спинку. — Но тут мне самому ехать надобно. — А за Адрианой кто приглядывал? — Александр укоризненно сощурился. — Я же просил, Фабьен. — Ой, — отмахнулся Фабьен. — В те три дня глядеть за ними проще простого оказалось. Они везде как птички-неразлучницы ходили, — он коротко рассмеялся. — При том, все трое. Куда Генриетта — туда и Адриана с Анной, и наоборот. Только ночью расходились, да и то — допоздна вместе засиживались. Сдружились крепко: я их по раздельности почти и не видел. — А вот это очень хорошо, — одобрил Александр. — Пока они вместе держатся, нам проще. — Согласен, — кивнул Фабьен. — Тогда-с… Мы можем с тобой возглавить два отряда: ты с гвардейцами охватишь запад и север, я возьмусь за восток и юг. А за себя Венсана оставим. Он опытный страж, проследит за порядком, — предложил он. — А с дам слово возьмём особенно внимательными быть в наше отсутствие, и пущай вместе держатся. Так оно надёжнее. Помолчали. С одной стороны: отъезд — это как серпом по сердцу. Боязно оставлять всё без своего присмотра. С другой: чем дольше тянут, тем хуже. Вопрос сам собой не решится, и каифы не растворятся в небытие, пока они сидят на месте. Надо выбирать: либо на свой страх и риск ехать, либо ждать у моря погоды. — Боязно их оставлять, — не вопрос, а утверждение. — Не то слово, — согласился Александр, откинувшись на спинку и сложив руки на груди. Уехать из Версаля и оставить Адриану с Генриеттой на попечение Фабьена — это надёжно. Уехать обоим — это уже тревожно. Взять с собой в дорогу принцессу и фрейлину — это даже не обсуждается. Тащить их в неведомые дали, где неясно, что может приключиться, абсурдно. — Можем по очереди скататься, — предложил Фабьен. — Сначала я поеду — ты присмотришь. Затем я вернусь, и поменяемся. — Дольше выйдет. — Дольше, — не стал отрицать Фабьен. — Но надо что-то выбирать. Эх, всем хороши чувства. Но в подобных ситуациях — помеха. Хоть надвое рвись. — От него вестей нет? — глава стражей понизил голос до еле слышного шёпота. Странник. Он спрашивает, есть ли вести от Странника. — Пока нет. Странник велел не лезть, покуда он весточку не даст. Но Странник ищет главу каифов, и его задача заключается именно в этом. А у каифов несколько пристанищ, как известно из допроса Арно. И в одиночку Странник всю эту изуверскую братию не накроет. Можно, разумеется, сколько-то ещё выждать, но… И тут вспомнилось, что у Адрианы есть сорванная на погосте лазурка, которая позволит быстрее выявлять ведьминские дома. — К слову, об Адриане, — спохватился Александр. Фабьен иронично приподнял бровь. Он о Страннике спрашивал, но камердинера витиеватым чудом вывело к мыслям о девушке. Глава стражей, облокотившись на спинку, подпёр голову кулаком, попутно глянув в высокое окно за их спинами. — Легка на помине, — рассмеялся Фабьен. Александр обернулся через плечо, отклонившись чуть в сторону. Фрейлина в сопровождении гвардейцев спускалась по широкой лестнице. Точнее, не спускалась. Тут иное явление. Хм… Если бы ветер вдруг вздумал обрести человеческий облик, то он выглядел бы именно так. Невесомо летящим, будто не касающимся пола. Воздушно-голубая ткань подола завораживающе стелилась, как вихрь тонкой дымки по небесам. Александр перегнулся через край козетки и, поймав выпорхнувшую из дворца девушку за руку, одёрнул на себя. Та, ойкнув от неожиданности, едва не завалилась на него, но гвардейцы за ней молниеносно вскинулись по стойке и, схватив девушку, шустро оттолкнули её за свои спины. — Тише-тише, горцы, — быстро пресёк Фабьен, подняв ладони. — Все свои. Замахнувшиеся для удара гвардейцы тотчас расслабились и посторонились. — Извините, — улыбнулся один из стражей. — Хвалю, — одобрил Александр. — Сначала защищаем, потом разбираемся. Адриана, покачав головой, улыбнулась и обошла гвардейцев. Похоже, Александр всё же отчихвостил её охрану за тот побег на погост. И, видимо, влепил такой нагоняй, что те теперь сначала делают, а затем уже думают. — Ты их сейчас научишь, — усмехнулся Фабьен. — Они ведь так и руки поотрубают, не раздумывая. — Если кто-то тянет к ней руки, значит, эти руки у него лишние, — не смутился Александр. Привлёк девушку к себе, потянув за ладонь, и бегло коснулся губами кончиков её пальцев. — Пусть отрубают. — А у тебя самого, видимо, про запас имеются? — схитрила Адриана, положив другую ладонь на его плечо. — Не говори-ка, — рассмеялся Фабьен. — Доброе утро, Адриана, — наконец, поприветствовал он. И, улыбнувшись, искренне добавил: — Поистине волшебно выглядишь. Как мечта. — Твоя? — съехидничала Адриана. — Моя, — одновременно с ней выдал Александр. И тут же возмущённо выдохнул: — Вы дошутитесь. Вот удумали: то замуж он её зовёт, то обнимаются — не разнимешь, то в мечту друг к другу записываются. Дружите не так тесно, а то я негодую. Адриана и Фабьен, посмеиваясь, весело глянули на Александра, который сделался похожим на ворчащего медвежонка. Как будто его не вовремя разбудили да ещё и лапы к его мёду тянут. — Да не ворчи! — хохотнул Фабьен, хлопнув друга по плечу. — Бу-бу-бу да бу-бу-бу. — Не мешай ему ворчать, Фабьен. Ему по возрасту положено, — рассмеялась Адриана. — Не поворчал — считай, день зря прожит. Да, Александр? Камердинер напыщенно фыркнул. — А ты куда с утра пораньше полетела? — он перестал ворчать и улыбнулся, когда она обхватила его голову руками и, наклонившись, бегло поцеловала в макушку. — К Густаву, — Адриана в свою очередь заинтересовалась картой на столе. — А вы чем заняты? — Да вот, — Фабьен почесал в затылке. — Каифы — чтоб им пусто было. Размышляем, как их схватить. Девушка, посерьёзнев, отступила и обошла столик. Пристально поглядела на карту. — Ты не договорил, — напомнил Фабьен, толкнув друга локтём. — А на чём я остановился? — озадачился Александр. Фабьен закатил глаза. Появилась Адриана — и всё. У камердинера разом все мысли из головы выдуло. Ищи-свищи теперь рассудок где-то по окраинам. — Не на чём, а на ком, — поправил Фабьен. — А-а, да, — о, сразу вспомнил. — Адриана кое-что придумала. — Доброе утро, — поприветствовал граф де Дюнуа, выйдя из дворца. — Прекрасно выглядите, мадемуазель де Вьен. — Доброе утро, — дружно ответили Фабьен и Александр. — Благодарю, граф, — вместе с ними ответила Адриана. Граф, не задерживаясь, отправился на прогулку в сад, а троица вернулась к прерванному разговору. — Я хотел рассказать Фабьену про твою поездку на погост, — продолжил Александр. — Ты каталась на погост? — удивился Фабьен. Адриана кивнула. — Но будет лучше, если ты сама расскажешь ему про… — Доброе утро, господа, — из дворца показался советник де Бенар. — О, мадемуазель де Вьен, — он обратил внимание на девушку. — Вы прекрасны, как морской бриз. Фабьен поджал губы, сдерживая смешок. Александр недобро зыркнул на советника. — Благодарю, — дежурно отозвалась Адриана. — Ты про аконит и лазурку? — она обратилась к Александру. — Да, про них, — медленно проговорил Александр, прислушиваясь, не идёт ли ещё какой-нибудь даритель комплиментов. Так-с. Ещё шаги. — О, легко, — согласилась Адриана. — Они… — Добрейшего утра, господа, — прощебетал маркиз де Нуаре, вывернув с лестницы. — Ого, мадемуазель де Вьен… — ожил он, и камердинер сжал руку в кулак. — Вы волшебны, как райская птица. Фабьен захохотал вовнутрь себя. — Благодарю, маркиз, — вежливо кивнула Адриана. — Так-с… — она собралась сесть в мягкое кресло напротив мужчин. — Нет, — Александр подорвался с места и схватил её за руку. — В сад. Фабьен! Камердинер поволок девушку к лестнице, и глава стражей, посмеиваясь, отправился следом. — Да что на тебя нашло! — возмутилась Адриана. — Куда ты меня тащишь? — Подальше отсюда. А то весь двор решил выгуляться с утра пораньше, — процедил Александр. — Пройдёмся, и ты расскажешь Фабьену про аконит с лазуркой. Адриана напыщенно фыркнула, но тут же спокойно зашагала рядом. Сворачивая с тропы на тропу, принялась излагать, как взаимодействуют лазурка и аконит, и другие тонкости, позволяющие выявить «ведьм». Говорила всё то же самое, что говорила Страннику и Александру на погосте, но более расширенно и детально. Фабьен внимательно слушал, изредка кивая головой. Первые четверть часа всё шло спокойно. А затем слова «Из окна да в полымя» заиграли для Александра новыми красками. Уже значительно рассвело, и вся мужская часть двора как сговорилась: до черта народу понесло подышать свежим воздухом. На первых трёх «Прекрасно выглядите, мадемуазель де Вьен» Александр только натянуто улыбался. На четвёртом понял, что пора отправлять Адриану переодеваться. На пятом осознал, что близок к массовому убийству, и его даже Бог оправдает, когда узнает причину. А на шестом не выдержал: — Да сколько можно! Адриана и Фабьен остановились. Фрейлина, дежурно отвечающая на комплименты, хлопнула ресничками. Фабьен рассмеялся. — Ты что шумишь! — воскликнула Адриана. Фабьен, развеселившись, закинул руку на плечи фрейлины. — А это, mon amie, частый зверь в местной природе, — прочирикал Фабьен. — Вид: медведь версальский, подвид: ревнующий. Камердинер упёр руки в бока. Адриана насмешливо сморщила носик, весело разглядывая Александра, исходящего тихим бешенством. — Руку убери, — любезно посоветовал Александр. — Пока я не забыл, что ты мой друг. Фабьен, хохотнув, чмокнул фрейлину в голову и отпустил, состроив другу дразнящую гримасу. Адриана звонко рассмеялась. — Уморительно, — скривился Александр. — Иди ко мне, — он потянул девушку на себя. — У-ти, медвежонок разбушевался, — умилилась Адриана. — Сам купил, сам нарядил, а теперь стоит и фырчит, — и она потрепала его за щёчки. Фабьен на волне хохота чуть не ушёл в кусты, согнувшись пополам. — Перестань, — рассмеялся Александр, перехватив её руки. И предложил: — Может, переоденешься? — Вот ещё! — фыркнула Адриана. — Злись, сколь угодно, но я буду это носить. И мне нравится, как я выгляжу. Она вздёрнула подбородок и поплыла дальше по тропинке. Александр всплеснул руками. — Да мне тоже очень нравится! Александр бросился за девушкой. Фабьен отлепился от куста и побежал за ними, чтобы не упустить всё самое интересное. Адриана и не подумала останавливаться, из-за чего выглядела, как дама, выгуливающая камердинера и главу стражей на коротком поводке. — Но проблема в том, что нравится не только мне, — сокрушался Александр, следуя за девушкой. — А чем ты думал, когда наряжал её, как царицу? — Фабьен задорно хлопнул друга по спине. — Вот теперь пожинай плоды собственной недальновидности. — Допустим, я осознал, что я болван, — признался Александр. — Каюсь. Не подумал. — Не моя печаль, — изящно махнула рукой Адриана. — Меня всё устраивает. — Адриана, ты же у меня разумная девочка, — заюлил Александр. — Мы съездим и купим новое. — И не подумаю, — небрежно обронила Адриана. — Они будут лучше этих, — пламенно пообещал Александр. — Да-да, рой себе яму дальше, — озорно подначил Фабьен. — Мне нравятся эти наряды, — прощебетала Адриана. — Я не хочу новые. — Адриана, не толкай на грех! Адриана фыркнула, свернув на тропу с высокими кустарниками. И чуть не врезалась в Шевалье. Воровской финт «из-под носа свистнуть», исполненный накануне Адрианой, теперь провернул Александр. Только быстрее: Адриану сдуло за спину камердинера с такой скоростью, что только воздух свистнул. — Ба! — Шевалье раскинул руки. Отхлебнул из бутылки и откинул белокурые волосы со лба. — Какое общество с утра пораньше. Наполовину трезв. Впрочем, почти как обычно. — Доброе утро, Шевалье, — поздоровался Фабьен. Александр отделался кивком. Адриана промолчала. Троица обошла Шевалье. — Куда же вы так спешите, друзья? Пришлось вынужденно остановиться. — Хотел сказать, что не сержусь, Александр, — Шевалье подошёл к камердинеру. — Если ты прав насчёт каифских тварей… — Я прав, — перебил Александр. Шевалье покивал. Отхлебнул ещё вина. — Значит-ся, место Вивьен в тюрьме за содеянное, — признал Шевалье. — Но упаси тебя Бог встать перед тем выбором, что встал передо мной, — он указал на него пальцем. — Окажется кто-то из твоих близких пособником тварей, ты его тоже в застенки упечёшь? Адриана сжала челюсть. Упрёки Шевалье разозлили тогда и начинали злить прямо сейчас. — Не упеку, — мирно ответил Александр. — Убью. — Жестоко, — хмыкнул Шевалье. — Милосердно, — поправил Александр. Фабьен согласно кивнул. Смерть милосерднее заточения в Шатле — это правда. — Но, пускай, оставим. Пустое это, — отмахнулся Шевалье. — Ба! — он, мельком глянув за спину камердинера, заметил Адриану. — И лучница наша меткая тут. Александр повёл бровью. Фабьен покосился на фрейлину. Лучница? — Нынче ещё краше, чем накануне, — Шевалье пристально, насколько это позволял расплывчатый от вина взгляд, оглядел девушку. — Расцвела аки цветок. Видать, садовник толковый. Фабьен качнул головой. Видимо, шишка, набитая предыдущими граблями, забылась, и Шевалье решил заново — даже не наступить — станцевать на них. — Всё высказал? — холодно осведомился Александр. — Один только вопрос, — Шевалье отхлебнул вина. — Не обучишь меня тонкостям стрельбы из лука? — предложил он. — А то вчера ты так лихо пронзила мишени, что я аж протрезвел, — вполне миролюбиво произнёс фаворит принца. — Что скажешь? — Увы, Шевалье, — тактично, но отстранённо отказалась Адриана. — Боюсь, не выйдет. Я занята. — Я ж не сказал, что прямо сию секунду, — невинно моргнул Шевалье. — Можно вечером. Или завтра. — Вечером она тоже занята. И завтра, — начал открыто закипать Александр. — И послезавтра. И всегда. — Не тебе за неё решать, — фыркнул Шевалье. — Не влезай в мой разговор с дамой. Шевалье, нетрезво покачнувшись, шагнул к девушке, но резко остановился. — Ай! Больно же! Адриана и Фабьен шустро глянули вниз. Александр, перехватив Шевалье, заломил его запястье — несильно, но достаточно для того, чтобы прострелившая боль прояснила разум. Второй рукой подхватил выпавшую бутылку вина. — Ты один раз полез к моей протеже — я стерпел, — сквозь зубы процедил Александр. — Второй раз ты на меня замахнулся — я стерпел. Я тебе спускаю подобное с рук в последний раз, Шевалье, — в ледяном голосе выстрелила угроза. — Я тебе тогда что сказал? Не гневи Бога и меня. Или, клянусь, в следующий раз ты от меня не уйдёшь своими ногами — тебя унесут. Уяснил? — Уяснил, — болезненно просвистел Шевалье. — Да пусти, больно же! Александр отпустил руку фаворита принца, и тот потёр запястье. — Не с той ноги, что ли, встал, — буркнул Шевалье, поморщившись. — С постели упал, — лже-любезно сообщил Александр. — Нескучного дня, — он всучил ему бутылку. — Идём. Камердинер развернулся, потянув девушку за собой. Фабьен, не мешкая, отправился за ними. — Напрасно ты так, — забеспокоилась Адриана, оглядываясь на уходящего Шевалье, который вновь припал к бутылке. — Он же принцу скажет. — Да пусть хоть к Анне с Луи бежит плакаться, — обронил Александр. — Надоел хуже горькой редьки. — Тебе ничего за это не будет? — совсем распереживалась Адриана, взяв камердинера за руку. Александр усмехнулся. Фабьен коротко рассмеялся. — Это цветочки, Адриана, — улыбаясь, сообщил Фабьен. — У нас тут несколько лет назад такая война гремела, что не приведи Господь. — Какая война? — полюбопытствовала Адриана. Александр свернул на тропу, что вела к конюшням, вспомнив, что Адриана собиралась навестить Густава, когда вышла из дворца. — Когда Филипп и Шевалье сошлись, вспыхнули жуткие распри, — спокойно известил Фабьен. — Поначалу принц совсем… — он присвистнул, отсалютовав пальцами от виска. — Обезумел от обожания. Однажды на бал заявился: пьяный вдрызг, в дамском платье и парике, и под ручку с Шевалье. И это брат короля! — он оттопырил указательный палец. — Нет, о связи Шевалье и Филиппа тогда уже знали, но подобное на публике… Людовик аж позеленел от ярости. Анна со стыда чуть сквозь землю не провалилась. — Господи… — охнула Адриана. — И я о том, — кивнул Фабьен. — Скандалили в то время жутко. Особенно худо складывались отношения Шевалье и Генриетты. Ни дня без раздора не проходило. — Тогда как же они примирились? — впала в недоумение фрейлина. — Они и не примирились, — ответил Александр, неспешно идя по тропе за руку с девушкой. — Разошлись по разные стороны баррикад и стараются не сталкиваться. — Перешли в «холодную» фазу, — уточнил Фабьен. — По причине того, что всё до крайности дошло. В одну из ссор так вспылили, что нас разнимать пришлось. — Вас? — переспросила Адриана. — Нас, — подтвердил Фабьен. — Шевалье в пылу спора на Генриетту замахнулся. Едва не ударил. Адриана потрясённо остановилась. Мужчины тоже. — Ну-с, и вспыхнула заварушка. Там и Филипп был, и прихвостни Шевалье. Мы, — Фабьен указал на себя и Александра, — за Генриетту тотчас заступились. Раскидали этих олухов быстренько. — Прямо подрались? — поразилась Адриана, переводя взгляд с Александра на Фабьена и обратно. — Потолкались, — поправил Фабьен. — Без крови и переломанных костей. — Все живыми разошлись, — внёс уточнение Александр. — Да, — кивнул Фабьен. Все двинулись дальше по тропинке. — Ну-с, после того осознали, что так дело не пойдёт. Либо Генриетта с Шевалье учатся уживаться под одной дворцовой крышей, либо Филипп с Шевалье отправляются в королевское поместье и живут там, — продолжил глава стражей. — Шевалье уезжать не хотел: при дворе и праздники, и развлечения, потому он притих. Генриетта настаивала, чтобы постылый муж с фаворитом восвояси отправились, но Луи от брата избавляться не желал. Он же один из его советников. — У Филиппа есть одно неоспоримое достоинство, — дополнил Александр. — Он тонко разбирается в военном деле. — Правда? — не поверила Адриана. — Правда, — заверил Фабьен. — В нём имеется талант полководца. Он живо любопытствует военным делом, прекрасно знает именно эту грань государственных дел. Дошли до кухонного помещения, где Адриана взяла завтрак для Густава, и они вернулись на дорогу к конюшням, продолжив беседу. — Никогда бы не подумала, что в принце таится военный стратег, — покачала головой Адриана. — Да, в это сложно поверить тем, кто мало знаком с Филиппом, — признал Фабьен. — Но это правда. Понимаешь, управление построено так… Расскажу? — уточнил он у камердинера. — Вроде ж никакую тайну не выдам. — Рассказывай, — пожал плечом Александр. — Франция поделена на два треугольника: внешний и внутренний, — пустился в разъяснения Фабьен. — Внешний: это Людовик, Анна и Филипп. Внутренний: это Людовик, я и Александр. — А поточнее? — Поточнее… — глава стражей на секунду призадумался. — К примеру, когда надо отлить пушки для войны с голландцами — это будет обсуждаться не только с армией и министрами, но и с Филиппом, — объяснил он. — А когда нужно выстроить торговые пути с дальними государствами, то проработка встречи будет проводиться с участием Анны. — Филипп — военный угол треугольника. Анна — переговорный, — коротко обозначил Александр. — Такой же треугольник и внутри Франции, — продолжил Фабьен. — Возьмём на примере Касселя. Если бы Луи пришёл ко мне и сказал: «Кассель — вор, разберись, как он меня грабит». Что я сделал бы? Да подвесил бы старика за ноги головой вниз и макал бы в бочку с водой, пока он мне всё не выложит. — А почему мы так не поступили? — расстроилась Адриана. Мужчины рассмеялись. — Не всё стоит решать силой, — улыбнулся Фабьен. — Вот Александр и поступил так, как предполагала ситуация: обманул, запутал, а затем попросту дожал министра допросом. Всё. Вопрос закрыт. — Хорошо, я поняла, — кивнула Адриана. — А Людовик? — А что Людовик? — переспросил Фабьен. — Людовик — главная вершина этих двух треугольников, которая взаимодействует со всеми сторонами в зависимости от того или иного вопроса. И, к слову, — заметил он. — Луи весьма грамотно распределил ресурсы. Нужно иметь талант, чтобы окружить себя не олухами с титулами, а действительно толковыми людьми, которые дополняют друг друга. Хм, с этим, и правда, трудно поспорить. — Вот в сей плотной связке мы и взаимодействуем, — подвёл черту Фабьен. — Мне никогда не поручат переговоры, потому как язык у меня плохо подвешен. Александру никогда не выдадут мушкет, потому как стреляет он из рук вон плохо. Александр расхохотался. — Ты плохо стреляешь? — рассмеялась Адриана. — Ужасно, — хихикнул Фабьен. — В небо над собой не попадёт. — В небо-то попаду, — не стал особо отпираться Александр. — Но белке в глаз — точно нет. — Зато с холодным оружием дружишь, — глава стражей хлопнул камердинера по плечу. — Что с лезвиями кинжалов, что с острым языком, что с не менее острым умом. Впрочем, последнее, я так погляжу, затупилось от покровительства, — поёрничал Фабьен. Александр насмешливо сморщил нос, но отрицать не стал. Адриана мило улыбнулась. — Говоря об оружии, — камердинер не стал далеко уходить от темы. — Почему Шевалье назвал тебя лучницей? — Ах, да, точно, — спохватился Фабьен. — Просвети-ка нас. — Ой, больше слушайте Шевалье, — фыркнула Адриана. — И всё же? — заинтересовался Александр. — Да ерунда, Александр, — отмахнулась девушка. — Вчера во время вечернего променада Анны мы дошли до «Булата». Фабьен кивнул. «Булат» — это площадка на открытом воздухе. Гвардейцы порой там оттачивают навыки стрельбы, фехтования и, в том числе, стрельбы из лука. — Гвардейцы уже расходились, а Генриетте вдруг вздумалось побаловаться стрельбой из лука, — объяснила Адриана. — Вот мы и повеселились немного. А Шевалье с Филиппом в то время как раз неподалёку проходили, но они около нас особо не задержались. На горизонте показались конюшни. — Хорошо стреляешь? — полюбопытствовал Александр. Адриана пожала плечом. — Обыкновенно, как и все. — А вот это мы сейчас проверим, — щелкнул пальцами Фабьен. — Доброе утро, Густав! Густав, стоящий у крайнего ко входу стойла, отвлёкся от лошади и выглянул наружу. Приветливо помахал и улыбнулся. — Доброе-доброе, — он бросил тряпку и вышел на улицу. — В гости аль на прогулку собрались? Снарядить коней? — Нет-нет, мы никуда не собираемся, — махнул рукой Фабьен. — Гуляем, решили до тебя дойти, — ответил Александр. — А чего-сь ты с хлебом-солью топаешь? — Густав заметил крынку с молоком и свёрток с едой в руках девушки. — Я бы сам пришёл. — Я решила не ждать. Кристина сказала, что ты не ел, — заулыбалась Адриана. Приблизилась и, привстав на носочки, чмокнула морщинистую щёку. — Доброе утро. — Не ел, — кивнул Густав. — Вот благодарствую, дитя, — он с удовольствием взял еду и опустился на скрученный рулон сена. Фабьен прошёл вглубь конюшни к своему рысаку, Александр потрепал Буяна. — Это, что ли, то платьице, о котором намедни речь шла? — жуя, спросил Густав. — То, что Александр прикупил? — Да, — Адриана, улыбнувшись, покружилась. — Красиво? Густав тяжко вздохнул. — Алексань, ты дурак, да? — озадачился Густав. — Дурак, — сокрушённо признал Александр, облокотившись на край стойла Буяна. — Теперича ходи и стереги, — Густав покачал головой и отпил молока из крынки. — Если её к полудню сызнова сосватают, я лично приду тебя поганой метлой метелить. — Я тебе даже её подам, — согласился Александр. — Какие вы ворчуны! — профырчала Адриана, закатив глаза. — Это мне? — она перенесла внимание на Фабьена, который приблизился с луком и стрелами в руках, которые незнамо где взял. — Тебе-тебе, — покивал глава стражей. — Поглядеть хочу. Так-с, иди-ка сюда, — он потянул друга за локоть. — Вставай туда, — он шутливо махнул рукой. — Адриана, твоя задача: попасть в сердце Александру, — озорно напутствовал Фабьен. — Что, снова? — съехидничал Александр. — Одного раза недостаточно? Адриана рассмеялась. — Фабьен, ты уверен, что клин клином именно так вышибают? — хохотнул Густав. — Ладушки, уговорили, — улыбаясь, поднял руку Фабьен. — Видишь треснутый кувшин на той доске с перекладиной? — он указал нужное направление. — Целься туда. — В кувшин или в перекладину? — уточнила Адриана. — В доску, Адриана, — усмехнулся Фабьен. — Кувшин и перекладина слишком мелкие цели — не попадёшь с такого расстояния. Густав ухмыльнулся, сунув в рот булку. Адриана прищурилась. — Держи их наготове, — она забрала стрелы у Фабьена и передала их Александру. Взяла лук. Мужчины выглянули в разные стороны, что проверить, не идёт ли кто, чтобы случайно не задеть стрельбой. Мысленно приготовились терпеливо ждать. Сколь бы меткой она ни была, но пока она настроится, пока в стойку встанет, пока прицелится… Звон расколотого кувшина, частый тройной свист, и они с недоумением обернулись. Адриана мило улыбалась, покачивая луком. Александр глянул на свои опустевшие руки — стрел не было. — Чаще жалом-то вертите, — рассмеялся Густав. — Всё проглядели. Фабьен и Александр, моргнув, перевели взгляд на доску. Первая стрела пробила кувшин, и он свалился с перекладины; вторая вонзилась в перекладину, отколов горлышко от падающих остатков; третья влетела в центр доски, поймав круг горловины кувшина, и теперь глиняный ободок качался на стреле. — Обыкновенно, говорит, стреляет, — ахнул Фабьен. — Как все. Адриана очаровательно пожала плечиком. — А теперь всё то же самое, но медленнее, — всполошился Александр. — Я всё пропустил, — и сам рванул за стрелами, что вернуть их на исходную. — Мох на стволе того дерева, — запальчиво предложил Фабьен, подпрыгнув от нетерпения. — Видишь? — Вижу. Александр вернул стрелы, и теперь мужчины не сводили цепкого взгляда с девушки. И когда три стрелы — одна за другой — вонзились в мох почти впритык друг к другу, они переглянулись. Фабьен опешил. Александр потерял дар речи, да так пока и не вернул. Адриана забавно поглядела на них и побежала к дереву за стрелами. — У тебя какая рука ведущая? — вслед прикрикнул Фабьен. Мало того, что вторая стрела вылетела не из вертикального положения лука, а из горизонтального. Так ещё и на третьей стреле она развернулась и, перехватив лук, натянула тетиву не правой, а левой рукой. И не промазала. — Обе, — громко ответила Адриана, выдергивая стрелы из дерева. — Точнее, правая, но стреляю обеими. Фабьен со всей серьёзностью глянул на друга, ошарашенного не меньше него. — Александр, послушай… А ты случайно жениться не хочешь? — тихо спросил Фабьен. — Хочу, — так же тихо ответил Александр. — Но это не случайно. Фабьен обстоятельно кивнул, как бы говоря: «Не затягивай с этим делом». — Кто тебя научил? — камердинер повернулся к девушке. — Наука, мальчики, — прощебетала Адриана, возвращаясь обратно. — Какая наука? — брякнул Фабьен. — Именно в этом случае — вычислительная, — заулыбалась Адриана. — Всего-то и нужно выстроить траекторию на основе расстояния до цели, скорости полёта, угла отклонения и… — Погоди-погоди… — перебил Фабьен, вскинув руку. — Ты и с закрытыми глазами попадёшь, если заранее наметишь цель? — Что ещё подстрелить, кроме кувшина и мха? — усмехнулась Адриана. — Меня, — обескураженно выдал Александр. — Я, конечно, знал, что ты умница, но чтобы настолько, — он покачал головой. — Да хоть в ту же перекладину, — махнул рукой Фабьен. — Но вслепую. Адриана глянула на перекладину, с которой недавно сбила кувшин. Взяла стрелу и вскинула лук, смотря прямо на Фабьена и Александра, которые стояли справа от неё. — Прочертите мысленно линию от точки выстрела до перекладины, — произнесла Адриана, и оба друга послушались. — Видите? Перекладина выше уровня моего плеча на ровной прямой, но я стою на маленьком пригорке, — она притопнула ногой, и мужчины, как по команде, опустили голову. — Если я нацелю стрелу так, то она полетит…? — Мимо, — ответил Фабьен. — Ниже перекладины, — дал более точный ответ Александр. — Прекрасно, Александр, — похвалила Адриана. — Мой рост тоже нужно учитывать. Тогда… Она чуть-чуть подняла руку, отклонив лук. Посмотрела на мужчин и, не глядя в сторону цели, выпустила стрелу. Наконечник вонзился в деревянную перекладину. — Магия! — воскликнул Фабьен. — Не глядя — в цель! — Никакой магии, Фабьен, — рассмеялась Адриана. — Наука. Теперь глава стражей помчался за стрелой, а Александр быстро улучил момент и, притянув девушку к себе, прижался к её губам. Адриана покрылась румянцем: в его поцелуе, как до этого во взгляде, ощущалось тихое восхищение, которое заставляло её внутренне трепетать. Можно Богу душу заложить, только бы небесно-синие глаза не переставали так завороженно на неё смотреть, а губы так бережно целовать. — А в движущуюся цель попадёшь? — Фабьен прискакал обратно. Александр, недовольно выдохнув, отстранился от Адрианы. — Манерам не учили? — он укоризненно повернулся к другу. — Ох, величайше прощу прощения, — глава стражей наспех извинился, подпрыгивая на месте. — Успеете помиловаться. Так что скажешь, Адриана? Попадёшь? — Это сложнее, — признала Адриана. — Но можно попытаться. — Дитятко моё, — позвал Густав, довольно наблюдающий за утренней картиной. — А распили-ка мне яблочко, — он дыхнул на яблоко, потёр его о рубаху и, замахнувшись, швырнул вверх. Адриана выхватила стрелу у Фабьена и вскинула лук вверх. Фрукт будет левее через секунду. Отклон на опережение влево на нужный угол, но тут подвело дыхание. Она не успела выровнять его, чтобы на выдохе выпустить стрелу. — Чёрт. Стрела вылетела неровно, но всё же краем наконечника разрезала яблоко. Правда, не ровно пополам, а на неровные половинки. Александр и Фабьен шагнули вперёд и поймали упавший фрукт. — А чего вкривь-то? — шутливо упрекнул Густав. — Это Александр виноват, — шустро выдала Адриана. — Сбил меня с толку. Фабьен хохотнул. Александр рассмеялся и, обвив девушку за талию, поцеловал в висок. Все трое вернулись к Густаву: камердинер и глава стражей отдали ему яблоко, а фрейлина положила лук. Беседа потекла в расслабленном русле. Фабьен вещал, что гвардейцев нужно отправить повышать навык стрельбы из лука, и в качестве мастера приставить к ним Адриану. Александр с ним категорически не соглашался. Мало того, что она учёного ума, а если ещё и в мастера по стрельбе запишется, то и без того привлекающая к себе внимание девушка и вовсе станет центром Версаля — такую перспективу Александр убил, закопал и яро не позволял Фабьену выкопать её обратно. Густав, хрустя яблоком, встревал с нравоучительными репликами, что в области привлечения внимания камердинер сам тот ещё дурень, ибо разодел фрейлину как королевну, чем оказал огромную медвежью услугу. И Адриана в этой обстановке окончательно забыла, с какой истинной целью помчалась к Густаву спозаранку. Вспышка свечи. Удушающий запах ладана, который будто разъедает лёгкие. Руки, окроплённые кровью. Изобилие чёрной ткани, которая едва ли не застилает зрение. Чей-то всхлип. Эти сменяющие друг друга образы плясали в её сне, как по кругу, и именно чувство тревоги выдернуло её в реальность. Поэтому она так рано собралась и отправилась к Густаву. Хотела поговорить с ним, вместе обсудить привиденное во сне. Но по пути встретила Александра и Фабьена. Отвлеклась на разговор с ними, затем на прогулку, следом на Шевалье, а потом на беседу о Франции, и к моменту, когда она, наконец, достигла конюшни, вся тревога растаяла. Дурной сон остался где-то далеко, вытесненный реальностью. Там — во сне — всё представало тревожным и даже скорбным. Но туманным. А тут — в реальности — обволакивало истинное чувство радости, беспечности. И это было тем, что она ощущала прямо здесь и сейчас. Ощущала ярко и живо. По-настоящему. И в этих светлых ощущениях полный ужаса вскрик раздался, как гром среди ясного неба. — Адриана! — к конюшням на всех порах мчалась Жаклин. — Адриана! Разговор резко оборвался, улыбки слетели с лиц. — Что? — переполошилась Адриана и поймала фрейлину, налетевшую на неё. — Что случилось? — Генриетта… — запыхавшись, выпалила Жаклин, вцепившись в её руки. — Ей дурно. Скорее! Не мешкаясь, сорвались с мест и рванули ко дворцу, как стрелы, выпущенные из арбалета. — Мы её одевали… — пыхтя, на бегу тараторила Жаклин. — А она вся бледная, как бумага. Воды просила… — почти задыхаясь от скорости бега, роняла она. — Села, говорит: голова кружится. Мы за лекарем хотели послать. А она… Она… — фрейлина сама стала бледной от сбитого дыхания. — Она велела тебя звать. Говорит… Говорит, тебя привести. И я за тобой… вот… Господи… С грохотом ворвались в покои, застав момент, когда встревоженные фрейлины пытались уложить принцессу на постель. Генриетта, согнувшись пополам, почти стекла на пол, зацепившись за одну из девушек. — Бог мой! — ахнула та. — Помогите! Помогите скорее! — Генриетта! Адриана и Александр обхватили белую, как полотно, принцессу с обеих сторон. — Я держу, — обронил камердинер. Адриана отпустила Генриетту и кинулась к постели, скидывая лишние подушки и расчищая место. Фрейлины испуганно отступили, сбившись в кучку. Александр, подхватив принцессу на руки, уложил её на постель. Адриана запрыгнула с другой стороны, придерживая её за шею. Генриетта попыталась что-то сказать. — Не… — обрыв, и принцесса судорожно закашлялась. Кровь, вылетевшая сгустком изо рта, окропила руки фрейлины. Адриана застыла. Сердце рухнуло в пятки. Александр замер. Фрейлина, как во сне — как в своём ужасном сне! — перевернула дрожащие ладони, обагрённые кровью принцессы. — Она отравлена, — голос Александра резанул слух. Реальность замахнулась и ударила наотмашь. Ударила с такой силой, что небо и земля крутанулись и поменялись местами. Оказалось, что от радости до боли — два слова. Два. Слова. На мгновение всё оцепенело. А затем пришло в действие. — Зовите Порье! — рявкнула Адриана. — Живее! Фабьен! Глава стражей вылетел из покоев. — Нет… — прохрипела Генриетта, вцепившись в Адриану. — Ты… Спаси… Прошу, спаси… — она закашлялась, оставив ещё одно кровавое пятно на простыни. — Что ты ела? — Адриана обхватила бледное лицо принцессы. — Что пила? Генриетта слабо помотала головой. — Сейчас… Сейчас я… — Адриана спрыгнула с постели, судорожно соображая. — Так… — она схватилась за голову. Паника. Ужас. Они затапливали разум, мешая мыслить. — Нужно… Что нужно… — Рея! Адриана вздрогнула, как от размашистой оплеухи, и во все глаза уставилась на Александра. Тот, держа принцессу, строго взирал на девушку. — Не суетись. Сосредоточься, — отчеканил камердинер. — Возьми себя в руки. Ты справишься. Адриана сжала окровавленные пальцы в кулаки. Тихий выдох. Он прав. Спокойнее. Без паники. — Кувшин, чашку, воду. Соль, — приказала Адриана. Фрейлины сорвались с мест. — Нет! — она вскинула руку, остановив их. — Соль нельзя, кровотечение усилим. Просто воду. Чистую. Не холодную и не горячую. Тёплую. Александр, переверни её на бок. Все разметались, как стая перепуганных птиц. — Придвинь её к краю. Да, вот так, — фрейлина придержала принцессу. — Чем, Генриетта? Чем отравили? Мне нужно знать, чтобы обезвредить яд. — Не знаю… — задушено отозвалась Генриетта. — Я не ела… Не пила… — Александр, найди, умоляю, — Адриана подняла глаза на камердинера. — Найди яд. — Держи её, — он передал принцессу в её руки и спрыгнул с постели, кинувшись на поиски. — Больно? Где-нибудь больно? Жжёт? — фрейлина обхватила лицо подруги ладонями. Генриетта вяло пошарила по грудной клетке и шее. Часто-часто задышала и снова закашлялась, окропив подушку мелкими каплями крови. — В горле? — поразилась Адриана. Александр остановился. Обернулся. И кинулся к прикроватному столику. — Адриана? — позвал он. Девушка выглянула из-за плеча принцессы. Александр развернул свечу, изрезанную потёками воска и чего-то ещё бурого. Адриана превратилась в гранитный камень, перестав моргать. Вспышка свечи. Руки, окроплённые кровью. Она видела! Видела всё это в своём сне. Она видела! Видела и отбрыкнулась от этого! — Дай мне, — она вскинула руку, и Александр передал ей свечу. Адриана принюхалась. — Это аритр. Он… — Выделяет ядовитый дым при горении, — перебил Александр. — Знаю. Адриана кивнула, лихорадочно ища решение. Яд попал не через еду, питьё или кожу. И противоядие тут не нужно, да и нет его. И никакое очищение, как от отравленной еды и питья, не требуется. Но всё не безнадёжно. — Окна и двери настежь. Прохладный компресс, — шустро сообразила Адриана. — И не вздумайте пускать ей кровь! — это она уже рявкнула появившемуся в дверях Порье, а сама вылетела из покоев и помчалась к себе. Вломилась в комнату и кинулась к сундуку. Господи, только бы до судорог не дошло. Если отравленная свеча горела недолго, то есть шанс вытеснить отраву, но если… Нет. Нельзя об этом думать. Все пугливые мысли — позже. Нашарив нужное, фрейлина стремглав кинулась обратно. — Воду принесли? Засуетились. Обессиленную Генриетту перевернули на спину. — Что происходит? — в покои ворвался король. — Генриетта! — следом влетела и Анна. — Миледи отравлена, — напряжённо изрёк Фабьен. — Дымом ядовитой свечи. Людовик оторопел. Анна разинула рот. Фрейлина усадила принцессу и, придерживая одной рукой за спину, другой поднесла чашку к её губам. Попутно прижала к её лбу холодный компресс. — Порье, вы что стоите?! — взъелся Людовик. — Я предложил бы… — начал лекарь. — Пока вы предлагаете, другие уже делают! — повысила голос Анна, махнув рукой на постель, где фрейлина склонилась над принцессой. — Адриана! Повелевай Порье! — Не мешайте ей, мадам, — встрял Александр. — Она знает, что делает. Нужно будет — скажет. Все молча воззрились на девушек: бледную от страха Адриану, что окровавленными руками держала принцессу, и бледную от немоготы Генриетту, что кровавыми губами касалась кромки чашки. — Пей, — шепнула Адриана. — Противно, но тебе надо выпить это. Будет меньше жечь. Генриетта послушно сделала вялый глоток. Поморщилась и отстранилась. Снова сделала маленький глоток. Снова разомкнула кровавые губы. Тихий-тихий шёпот показался громом: — Господь милосердный, тебе вверяю я свою душу… — Но-но. Рано тебе к Господу идти, — Адриана стиснула зубы, силясь не подпускать предательскую влагу к глазам. — Пей, моя леди. Пей. Всё обойдётся. Я тебя вытащу, — она прижалась губами к её макушке. — Вытащу. Господи, помоги. Господи, умоляю. Помоги. Пожалуйста. Умоляющий взгляд устремился к небу. Но сразу вернулся обратно, когда принцесса вновь закашлялась. Чашка вылетела из рук и упала на перину. — Тихо-тихо, — Адриана едва удержала перегнувшуюся через её руку Генриетту. — Александр, не могу, — она с силой напряглась. — Тяжело. Камердинер мгновенно перехватил принцессу, придерживая её, пока всё её тело сотрясалось от судорожного кашля. Анна беспокойно перекрестилась, прижав нательный крест к губам. — Крови больше нет, — оповестил Александр. — Слава Богу, — выдохнул Фабьен и аж перекрестился. — Умница, Рея. Умница, девочка моя, — камердинер, одной рукой держа Генриетту, вторую завёл за спину принцессы и провёл по волосам сидящей рядом фрейлины. — Она поправится, — он вернул руку к принцессе. — Ты поправишься, Генриетта. По покоям прокатился выдох облегчения. От всех, кроме Адрианы. Та смотрела на Александра по-прежнему с непередаваемым ужасом. Тот, перехватив её взгляд, нахмурился. — Лягу… — шепнула Генриетта. Александр и Адриана уложили принцессу, вдохнувшую чуть спокойнее, и укрыли периной. — Что? — шёпотом спросил Александр, отведя девушку в сторону. К ним тут же примкнули Людовик, Анна и Фабьен. — Раствор снимает только боль и жжение, облегчает состояние, — дрожаще произнесла Адриана. — Но это не противоядие. — Так сделайте противоядие! — приглушённо потребовал Людовик. — Его нет, — глухо произнесла Адриана. — Всё зависит от того, насколько долго она дышала ядовитым дымом, и каково было количество отравы в свече. Немигающие взгляды остановились на фрейлине. Соображали целую минуту. — Что нам делать, Адриана? — тихо прошелестел Людовик. — Скажи. Найти какие-то травы? Смеси? Повелевай нами, как угодно, — подобно подвешенному, в сознание стала вколачиваться суть неутешительных слов. — Мы отыщем любые настои, какие только прикажешь, — впервые в глазах короля мелькнуло нечто, близкое к отчаянию. — За любые деньги, в любых уголках Франции — только скажи, что нужно привезти. Я тебя… — голос дрогнул, — … прошу. Пожалуйста. Адриана сморгнула подступающую влагу с ресниц. Запах ладана проник из сна в реальность, хотя ладана здесь не было. Чёрная ткань снова встала перед глазами. Адриана разозлилась на саму себя. Она получила предупреждение. Да, она не разгадала его, но она не станет подчиняться сну! Не станет впадать в отчаяние только потому что видела нечто, напоминающее скорбь. Генриетта жива. И она справится. Выкарабкается. Она сильная. — Ступайте к ней, сир, — почти потребовала она, подняв глаза на неподвижного Людовика. — И будьте рядом. Ради вас она будет бороться. Людовик бесшумно выдохнул. — Обустройте мне пост в покоях принцессы, — приказной голос фрейлины покрыт льдом. — Я буду здесь. Нужно следить за её состоянием.༻• ⊰✷⊱ •༺
Никто не смеётся над Богом в больнице. Никто не смеётся над Ним на войне, Там вера в сердцах начинает искриться, И чаще молитвы звучат в тишине. (Н. Шевченко)
Глубокая ночь. Горит камин. Людовик, Анна и Адриана не покидали покои Генриетты ни на минуту. Фабьен ещё утром утащил всех на допрос: от фрейлин до стражей. Нужно было выяснить, как ядовитая свеча попала в покои принцессы. Александр то приходил, то уходил. Заходил Филипп. Наведывались фрейлины и Анны, и Генриетты. До глубокого вечера вместе со всеми сидел Порье. Время растянулось в одну длинную, мучительную линию. Генриетте становилось то хуже, то лучше. Когда её пронзили судороги, то Адриана перепугалась: показалось, что это конец. Но судороги удалось унять: к слову, не без помощи лекаря Порье, который быстрее фрейлины сообразил, как лучше сделать, и это помогло. Но смотреть на Генриетту становилось всё страшнее. Что бы они ни делали, но былой румянец не возвращался на её лицо. Принцесса… таяла. Безболезненно — благодаря настоям; бескровно — благодаря им же. Но она таяла. Адриана оторвала голову от спинки дивана, когда на её руку легла крепкая ладонь. Вздрогнула и выпрямилась. На миг удивилась. Она не слышала, как в покои вернулся Александр. — Тебе нужно поспать, — он бережно коснулся её щеки. — Нет, — тихо ответила Адриана. — Ей может стать хуже в любой момент. Александр, вздохнув, кивнул и прижал девушку к себе. Та устало положила голову на его плечо. Оглядела помещение, погружённое в тишину и окрашенное светом камина. — Я видела, Александр, — еле слышно прошелестела Адриана. — Мне сегодня приснилась кровь на руках, запах ладана, чёрная ткань, чей-то всхлип и вспышка свечи. Поэтому я так рано помчалась к Густаву. — Ты видела отравление Генриетты? — шёпотом спросил Александр. — Я не видела Генриетту, — едва заметно мотнула головой Адриана. — Но эти образы… Я видела их. И ничего не сделала, чтобы предотвратить это, — ни одних слов не хватит, чтобы выразить то, что она ощущала, чувствуя это, говоря это. — Я отмахнулась от предупреждения. Отвлеклась. Дура. Господи, какая же я дура… — Тш-ш-ш-ш, — Александр утешающе погладил её по плечу. — Не называй себя так. Расскажи, что именно тебе приснилось? Адриана подняла голову, и на ухо камердинеру проговорила всё, что уловила во сне. Пересказ занял несколько секунд, ибо отчётливых вещей ей не привиделось. — Из этого невозможно сделать никаких выводов, — тихонько произнёс Александр. — И не смей корить себя. Никто не помог Генриетте больше, чем ты. Слышишь? Адриана слабо кивнула. Но не ругать себя не удавалось. Она застыла в одном из самых ужасных состояний. Неопределённость. Снова! Три дня она с ума сходила, не зная, что с Александром. Теперь её сводил с ума страх за жизнь Генриетты. Это выматывало хуже боли, хуже пыток. Страх. Неведение. Будто подвешенная за загривок на крюк — то ли сорвётся, то ли подтянется и вытерпит. Генриетта оказалась права, сказав накануне, что ни одна маска не выдержит страха за жизнь того, кто дорог. Маски, действительно, не выдержали. Анна, позабыв о титуле, стоит на коленях перед иконой в углу покоев и, склонив голову, беззвучно шепчет молитвы. Людовик сидит на постели Генриетты, обнимая её, и они о чём-то тихо говорят. Она улыбается. Слабо, но улыбается. Он бережно касается губами её золотистых волос. Её глаза закрыты, а ресницы трепещут, и она расслаблена в его объятиях. И казалось, не будь над ними ореола Версаля, все они могли бы быть тихо счастливы. Прожить жизнь иначе: без интриг, без притворства и обязанностей, что исполнялись по велению долга. И Людовик рядом с Генриеттой представал совершенно другим. Исчезло, испарилось вшитое в натуру то, что навязала корона. Он виделся… честным. Страх за неё сделал его честным. Он просто мужчина. Она просто женщина. Все они просто люди. — Он её любит, — шёпотом произнесла Адриана, наблюдая за королём и принцессой. — Любит. По-своему, но любит, — негромко ответил Александр. — Мне сложно понять увлечения Луи другими женщинами, учитывая их близость с Генриеттой. Но с другой стороны: в королевской парадигме верность сердца и верность тела — это разные вещи. — Для тебя это тоже разные вещи? — тихонько спросила Адриана. — Нет, Рея, — в его голосе над её ухом послышалась улыбка. — Я не король. И не смогу любить одну, а ложиться в постель с другой. Адриана еле заметно улыбнулась. — Седьмой раз. — Что? — Ты назвал меня Реей семь раз за день, — она поёрзала виском по его плечу. — Нельзя? — Никому нельзя. Но тебе можно. Она почувствовала заботливое прикосновение губ к своим волосам и закрыла глаза. Потянулись долгие минуты тишины. Зашёл Фабьен, и захотелось спросить об отравленной свече, но язык не поворачивался. Этот день слишком долог. Ночь слишком тяжела. А душа вымотана. — Мама? Александр? Адриана? Фабьен? — негромко позвал Людовик. — Подойдите к нам, пожалуйста. Все поспешно поднялись и приблизились к постели принцессы. — Генриетта? — король ласково тронул её край скул. — Что ты хотела им сказать? Принцесса открыла глаза, задев щекой ладонь Людовика. Тот склонился, вновь коснувшись губами её золотистых волос. — Мне не больно, — на лице Генриетты появилась тихая улыбка. — Кашель прошёл. Вы молились за меня, мадам? — Конечно, молилась, милая моя, — с облегчением отозвалась Анна. — И буду молиться, пока ты не поправишься. Ты чувствуешь себя лучше? — Я устала, — призналась Генриетта. — Я хотела бы поспать. — Конечно, — кивнул Фабьен. — Мы постережём твой сон. — Мы так и не устроили игры с лошадьми на воде, — вздохнула принцесса. — Ведь мы хотели. — Ты поправишься, и мы непременно их устроим, — пообещал Фабьен. Адриану кольнуло нехорошее предчувствие. Слишком смиренна Генриетта. Слишком спокоен её ласковый взор, затихающий в зелёных глазах. Фрейлина схватила принцессу за руку. Нет, руки тёплые. Прыгнула в ноги. Нет, ноги тоже тёплые. — Адриана? — всё переполошились. Фрейлина метнула лихорадочный взор на принцессу. — У тебя что-нибудь болит? — выпалила Адриана. — Холодно? Жарко? — Нет, мне хорошо, — благодарный взгляд Генриетты обратился к девушке. — Благодарю, что избавила меня от боли, душа моя. Я обещаю: настанет час, когда и я сберегу тебя от боли. — Не неси чушь, — отрезала Адриана. Внутри всё необъяснимо заходило ходуном. — Ты мне ничего не должна. Ты мой друг, и это важнее всего, помнишь? — Помню, — нежно улыбнулась Генриетта. — И не забуду. — Генриетта, — Александр настороженно схватил принцессу за запястье. Под пальцами слишком тихо. Там, где должна пульсировать жилка, слишком тихо. Он встрепенулся. — Не смей спать! — Генриетта, не засыпай! — перепугался Людовик, вскочив на ноги и перехватив Генриетту за плечи. — … похоже, я так и не увижу, как ты приглашаешь даму на танец, — тихо произнесла Генриетта, подняв глаза к Александру. — Но зато я воочию увижу, как Бог в это мгновение улыбнётся. Александр застыл. — Рассвет… — шепнула принцесса, устремив взор к тонкой-тонкой полоске света на горизонте. Адриана дрогнула, развернувшись к окну. Ночь отступала. Близился рассвет. Тот самый рассветный час, когда смерть имеет обыкновение являться чаще всего. — Генриетта! — общий вскрик. — Я посплю, — успокоила Генриетта. — Посплю и утром скажу, как люблю ва… — она умолкла. Время остановилось. Всё замерло. Принцесса закрыла глаза и повернула голову набок. — Она уснула? — хрипло выдавил Людовик. Единственным, кто пошевелился, оказался Александр. Он схватил зеркальце и поднёс его к губам принцессы. Перевернул. Затем сам наклонился, прислушиваясь к стуку её сердца. Все с замиранием следили за ним. Ожидая, что вот сейчас он коснётся принцессы и скажет, что она действительно спит. Просто спит. Вот! Вот сейчас он это скажет. Обязательно скажет. Непременно. Во-о-от… Вот же! Он уже отстранился, и одним словом сейчас утешит их страх. Он скажет, что… — Она мертва. И без того было тихо, а теперь и вовсе воцарилась оглушительная, давящая на слух, тишина. Наверное, кто-то умеет говорить нечто утешительное, когда приходит смерть. Кто-то, но не они. Больше всех растерялись Людовик и Адриана. Они как-то даже глупо взглянули сначала на умиротворённую Генриетту, а затем на Александра. Король сделался растерянным, с наивно-детским видом моргнув от прозвучавших слов. Фрейлина показалась недоверчивой, будто услышала некую ересь, которая — хоть ты тресни! — не может быть правдой. — Дай-ка, — Адриана забрала у камердинера зеркальце и, взобравшись на постель, сделала всё то же самое, что и он минутой ранее. — Чушь несусветная, — буркнула она. — Генриетта? Зеркало осталось чистым. Сердце принцессы молчало. Анна опустошённо опустилась на край кровати, покачнувшись. Фабьен, опирающийся руками на изножье постели, придержал королеву. Им и Александру — им троим — приходилось сталкиваться со смертью чаще. Они привыкли к ней, если к ней вовсе можно привыкнуть. И только Людовик по-прежнему рассеяно ждал, что вот-вот фрейлина объявит, что всё в порядке, и его друг ошибся с вердиктом. И Адриана растерянно вглядывалась в спокойные черты лица принцессы — такие расслабленные, будто та, и правда, спит. Но зеркало всё ещё чисто. И сердце всё ещё молчаливо. Почему зеркало не запотело от её дыхания? Почему сердце не бьётся? Что за дикость! Она же только что говорила с ними, только что улыбалась — уставше, но улыбалась! — Генриетта! — Адриана встряхнула её за плечи. Принцесса безвольно повисла в её руках. Адриана прижалась ухом к её груди. Бейся. Давай же, бейся. Хотя бы один удар! Пожалуйста… Сердце ответило молчанием. Адриана, медленно отстранившись, стекла с постели. Попятилась. Пальцы ослабли: зеркало выпало из рук и ударилось о пол. Звон осколков резанул слух, как нечто кощунственное. — Нет, — неверяще усмехнулся король и быстро обогнул постель. — Адриана, скажите, что… — он схватил её за локоть. — Сделайте уже что-нибудь, вы же учёная! Получилось развязно и грубо: король встряхнул фрейлину, и та мотнулась в его руках, как тряпичная кукла. Немигающими глазами воззрилась на Людовика. — Оставь её, Луи, — Александр протиснул руку между ними, плавно отодвинув короля от девушки. — Она сделала всё, что могла. — Нет, не всё, — огрызнулся Людовик. — Она наследие Нострадамуса, и ей подвластны тайные знания! — Не взыскивай с неё, — не грубо, но твёрдо ответил Александр. — Она учёная, а не Господь Бог. Стало ещё тише, чем прежде. Людовик долгие минуты таращился на Александра во все глаза. Борясь то ли с гневом, то ли с отрицанием, то ли с осознанием. — Вы можете помочь? — глухо спросил Людовик, переместив взгляд за его спину. — Пожалуйста. Адриана? Можете? Что-то… — он запнулся, — … сделать? Он шагнул к фрейлине, но вновь был остановлен ограждающим жестом Александра. — Я не обижу её, — примирительно произнёс король, отведя от себя его руку. — Я… не обижу, — он сделался ещё больше похожим на ребёнка: такой растерянный, такой смятенный. — Адриана? — Людовик сделал неуверенный шаг к ней. — Вы… Прошу, сделайте что-нибудь, пожалуйста. — Не дави на неё, — тихо шепнул Александр, сжав плечо короля. — Я тебя умоляю, Луи, не дави. — Ты можешь это исправить? — горящий взор короля переместился на камердинера. — Ты всё можешь исправить. Я тебя прошу, Александр… Исправь это. Проси, что пожелаешь, я всё отдам, — его губы болезненно искривились. — Адриана? — он вновь перенёс внимание на фрейлину. — Хотите, я верну вам всё состояние? Удостою наивысшего титула, — рассеянно предложил Людовик. — Я построю для вас замок. Дюжину замков — хотите? Вы ни в чём не будете нуждаться, — он будто не знал, что сказать. Что пообещать, чтобы его просьбу исполнили. — Скажите, что вам нужно, и я выполню это. Может быть, книги? Вы любите книги. Я сделаю для вас библиотеку. Я назову её вашим именем. Или, может быть, вы желаете стать лекарем? Я издам закон. Вы будете первой учёной женщиной Франции. Александр молчал, пока Людовик торговался со смертью. И крепко обхватил его рукой, когда торг закончился, и король умолк, мучительно уткнувшись в его плечо. Королева пила воду, поданную Фабьеном, беззвучно сглатывая солёные дорожки, бегущие по щекам. Адриана сверлила глазами икону в углу. Христос смотрел с полотен так, как будто всё знал. Ты знал. Ты знал, чувствовал, видел. Но ничего не сделал. Почему? Почему ты не помог? Понимание проступило. Принятие — нет. Адриана опустила взгляд на свои ладони. На них больше не было крови, но казалось, что они ею залиты. Дрожь. Пальцы дрожат мелкой дрожью. Почему? Ведь внутри слишком тихо, слишком глухо, и нет не единой эмоции. Нет слёз. Нет криков. Но тело предает, существуя само по себе. Сердцу не больно. Оно не сжимается, не рвётся на куски, не кровоточит. Отчего-то кажется, что оно, напротив, замедляется. Ещё мгновение, и оно остановится. Устанет биться и остановится. И она, пожалуй, даже не возражает. Забвение видится спасением. Удар. Ещё удар. Какой из них последний? Но сердце, будто в издёвку, продолжает стучать. Тихо, почти неощутимо. Со стороны окна донеслось чириканье, и все, обернувшись, замерли. Белый стриж взъерошился на раме. Чирикнул. Наклонил голову. Махнул крыльями. И улетел к рассвету.༻• ⊰✷⊱ •༺
Она не разбирала, что происходило. Не усваивала разговоры. Всё превратилось в одно сплошное размытое пятно: образы, голоса, жесты. Единственное, что она ощутила, это то, как её подхватили на руки и куда-то понесли. — Принесла? — Да, всё принесла, — кажется, это голос Розетты. — Переодень её и уложи. Адриана оглянулась на Розетту, которая расшнуровывала ей платье. Служанка, опустив голову, переодевала фрейлину. А затем, обхватив за талию, подвела к постели. Усадила и, прислонив к подушке, встряхнула перину. — Ты плачешь, — отстранённо заметила Адриана. Розетта, шмыгнув носом, слабо кивнула. С беспокойством взглянула на Адриану. Худо это — каменеть от горя. Любой всплеск: крик, слёзы, причитания, — всё лучше, чем в гранит превратиться. А фрейлина так и выглядела. Взгляд стеклянный, и смотрит обезличенно, как на пустое место. — Выпей, — перед носом появилась чашка. — Что это? — безлико спросила Адриана. — Для сна. Девушка моргнула. И только сейчас сообразила, что она не в своих покоях, а в покоях Александра, а сам он сидит на постели, придерживая руками её руки, в которые вложена чашка. — Почему я у тебя? Потому что у меня нет ядов в свечах и на полотенцах. Александр долго смотрел на девушку и, наконец, произнёс короткое, но ёмкое: — Мне так спокойнее. Пей. Адриана еле-еле кивнула и послушно сделала несколько глотков отвара. Голова как чугунный котелок. Такая же тяжёлая и такая же пустая. Её физически трудно держать прямо. Хочется сунуть голову под холодную воду или хотя бы положить её на что-нибудь. Но никакого облегчения не наступает, когда затылок касается подушки. — Поспи немного. — Хорошо. Посплю, и всё пройдёт, — Адриана закрыла глаза. — Это всё пройдёт, — шепнула она тихо-тихо. — Ложись тоже. Поспим, и всё пройдёт, — она обхватила его голову и прижала к себе, как дети прижимают мягкую игрушку в надежде, что та заберёт все кошмары. Неудобно ни разу, но Александр не стал менять положение. Просто обвил её руками и накрыл собой так, как накрывают в момент, когда потолок обрушивается на голову. Когда вся сила бетонного удара приходится на спину, которую подставляют, как щит. — Позови Густава, — шепнул Александр, когда ощутил, что Адриана стала расслабляться, засыпая. — И Гарольда. Найди Фабьена. — Вы отдыхать не станете? — шёпотом спросила Розетта. — Нет. Небеса обрушились и пробили потолок Версаля. И теперь нужно каким-то чудом вытащить всех из-под обломков, самому не переломившись пополам от тяжести. Как это сделать? Я спросил бы у Бога. Но вряд ли услышу ответ.