— Жизнь без тебя?
— Вероятно, ты переживёшь это.
— Но я не хочу.
Она не помнила себя, но знала, что жизнь, которую она проживает не первая. Может быть, это Боги сжалились над её бедной измученной душой и даровали ещё один шанс? А может быть это был Дьявол? Сколько себя помнит, она всегда была здесь. В грязной канаве, с кучкой таких же грязных детей. Маленьких, голодных, больных. До них никому не было дела. Взрослые, невольно оказавшиеся неподалёку, морщили носы и отворачивали головы, делая вид, что ничего не видели. Только изредка на них набредали те, кого называют работорговцами. Тогда нужно было бежать изо всех сил. Те, кто попадались, не возвращались обратно. И несмотря на то, что здесь было плохо, попасть к работорговцам было хуже. А она была приметной. Волосы цвета моря и необычный клоунский нос. Сколько раз другие думали, что обонятельный орган просто бутафория, не счесть, так что она уже перестала огрызаться. Она была гибкой и быстрой, поэтому легко обходила свою яркую внешность. Ярче неё был только красноволосый мальчик. Шанкс. Кто бы знал, что к восьми годам они окажутся совсем одни. В грязной канаве грязного портового города где-то на Гранд Лайне. Каждый день не жизнь — выживание. Два ребёнка с яркой внешностью — последние избежавшие рук работорговцев и пиратов. Жрать нечего, а если и есть что, то приходится делить. Если она ещё ничего, а Шанкс вот совсем на исходе. Он растёт чуть быстрее чем она, энергии нужно больше. А откуда ей взяться? Еда, дай Боже, если через день бывает; спят по очереди; обокрасть кого, чтобы получить пару сотен вшивых белли получается нечасто — в городе мало тех, у кого вообще водятся хоть какие-то деньги. Вот она и отдаёт то немногое, что нашла в остатках мусора у бара своему товарищу. Плесневелый мокрый кусок дрянной лепёшки на вкус, наверное, как бумага или земля. Но желудок у восьмилетнего мальчишки хоть и выдрессированный годами мусорной еды и голодовки, но всё же не железный. Шанкс не жалуется, но плачет, блюёт желчью и кровью, кутается в изъеденный молью старый шарф. А она боится. Боится, что останется одна. И поэтому бежит ближе к морю, туда где пришвартовался корабль. Обычно, они стараются не подходить, слишком опасно. Но страх и слёзы отодвигают всю осторожность на задний план. Она знает, что не сможет украсть ни денег, ни лекарств, ни еды. Понимает это, когда видит развевающийся пиратский флаг на огромном корабле. Однако, может быть, ей удастся украсть немного чистой воды. Хотя бы небольшую бутыль. Совсем чуть-чуть. Чтобы Шанксу хотя бы было чем проблеваться и не травмировать желудок сточной жидкостью. Она прячется за ящиками, слушает разговоры, больше переходящие на ругань, следит за движениями людей. Смотрит в сторону и видит ящик, заполненный бутылями пресной воды, вот бы ей хоть один… На мечты нет времени, она приседает, настраивается и движется так быстро, как может, хватает большой и тяжёлый для её тонких словно молодые веточки дерева рук бутыль с такой важной сейчас водой. За счастьем она не замечает, как за её действиями пристально следят чьи-то глаза. Она бежит, спотыкается, ненадолго оборачивается, проверяя нет ли погони, продолжает тащить воду к грязной канаве, по иронии являющейся им домом. Шанкс всё ещё лежит на чуть влажной подстилке из старого мешка, на лбу его выступил пот, в уголке рта видно, что совсем недавно снова был рвотный позыв. Она чуть приподнимает его голову и приставляет горлышко к губам. — Пей, — приказывает она. — Багги? — разлепляет глаза. — Пей, кому говорю! Блевать хоть станет чем, — её руки начали дрожать. Шанкс не спорит, повинуется и жадно глотает божественную жидкость под названием «чистая вода». Она вздыхает с облегчением, а потом через мгновение чувствует чьё-то приближение. Резко оборачивается и видит огромную тёмную тень, надвигающуюся на них. Укладывает Шанкса, достаёт ножи и кидает по направлению к незнакомцу. — Ой-ой, потише, я с миром, — поднимает руки в капитуляции гигант. У него растрёпанный чёрные волосы, длинные усы и красный плащ. Она чувствовала силу, исходящую от этого человека. Он мог прихлопнуть их одной рукой. Нет, пальцем. Однако, он не врал. Она знала, как другие заискивали и умасливали перед ними, чтобы они пошли вместе с чужаками. Чувствовала их грязные намерения, ощущала их ползучие взгляды и мысли. Но это человек был другим. Он смотрел на них чуть заинтересованно, но не так как другие, а скорее… — Что вы здесь делаете? — спросил человек. Она молчала. Она всё ещё была напряжена и в любой момент была готова броситься. Вот только куда? Бежать или в атаку? — Б-Багги? — Шанкс закашлялся. Он посмотрел на её спину, потом чуть подальше и увидел человека. Она была в ужасе, когда Шанкс подорвался и встал перед ней. Больной, трясущийся, боящийся. Красноволосый встал перед ней, закрывая своей спиной, несмотря на то, как ему было плохо. Наверняка такая встряска ему ещё аукнется. Он почти падает, когда из-за спины его хватает она. — Хей, парень, не торопись так. Я ничего вам не сделаю, — обратился к нему человек. Что удивительно он не сделал ни одного шага по направлению к ним, как бы подтверждая свои слова. — Тогда зачем ты здесь? — грубо спросила она. — Да вот решил проследить за одним воришкой, — рассмеялся мужчина. — Думал, ты для себя, а оно вон как. Мужчина смеялся и в то же время смотрел на них как-то… Как-то так, что она не знала, как описать. Не жалел, не презирал, не просчитывал выгоду. А Шанкс смотрел на этого мужчину, слушал смех, и она видела, как товарищ невольно затаил дыхание. — Ещё воды хочешь? — спросил мужчина. — И еды? Она снова ощетинилась, зарычала, не обращая внимание на сомневающегося Шанкса и звук своего голодного живота. — Обещаю, что ничего более без вашего желания не сделаю. Твоему другу явно нужна помощь, — посмотрел на неё мужчина. Она сомневалась. Она боялась. И одновременно прислушивалась к своему внутреннему голосу, он её ещё ни разу не подводил. А внутренний голос молчал, но словно ласково подталкивал, говоря, мол, этот человек не обманет. Она снова взглянула на Шанкса, на его впалые щёки, исхудавшие руки и ноги, грязные волосы цвета заката и на место, где он недавно лежал. Сколько бы ему оставалось, если они останутся здесь? В это канаве? Багги перехватывает своего друга покрепче, хоть Шанкс и лёгкий, но для неё он тяжёлый. Она так устала. И она знала, что, если так продолжится, то жизнь Шанкса закончится здесь. Как и её. Она делает неуверенный шаг в сторону мужчины и не замечает, как складка на лбу гиганта разглаживается, а губы трогает облегчённая улыбка. Их осталось двое, им больше нечего и некого терять, кроме друг друга, но похоже, что разлучать их не собираются. Роджер ни за что бы не стал этого делать. Не после того, как он увидел, что маленький ребёнок готов рискнуть, только бы достать воды для другого маленького ребёнка, чей дом находится в грязной сточной канаве по соседству с крысами и прочей гадостью. Правда, он всё же был удивлён тому, что один из сопляков оказался девочкой. Это произошло прямо в ванной перед другими накама, в которую загнали детей через несколько дней уговоров и лечения красноволосого. Десяток взрослых мужиков вдруг поняли, что один из мелких паршивцев паршивка. Как орал Рейли, кажется, слышали даже Морские Короли. Багги смотрела на всю эту вакханалию и скребла засохшую грязь в волосах Шанкса. Потом, бросив неблагородное дело, она промыла свои, довольно короткие из-за уличной жизни, но очень густые, со счастьем отмечая, что, каким-то чудом, не завела вшей и блох. А вот жёсткие пряди Шанкса таким похвастаться не могли, так что успокоившийся на тот момент Рейли просто побрил мальчика налысо, быстро и эффективно избавляя от проблем. — Хоть бы нос сняла. — Он мой. — Твой-твой, но мешает же, наверное. — Она имела в виду, что это её нос и есть. — Что?! Как такое возможно? — Мой нос также естественен, как член между твоих ног. — Багги! Ну так ещё Роджера никто не унижал. Восьмилетняя сопля против прожжённого пирата. Один-ноль в пользу сами-понимаете-кого.