Happy Together

Капли, покрывающие перила балкона, поблескивают в облепиховых лучах морозного солнца. В самые углы забился грязный снег, перемешавшийся с пылью, оставшейся после лета и осени. Всё остальное растаяло, обратившись застывшими лужами. Обильно наваливший снег не продержался и четырёх дней из-за подскочившей на сутки температуры, которая затем снова упала так же резко, как поднялась. Над Сеулом трещит кристально-гладкое небо. - И вот это предложение я не до конца понимаю, в плане, я понимаю все слова и основную мысль, но оно как-то странно соединено, - Джисон придвигается по дивану поближе и показывает Кристоферу один из листов. – “The term comes from the alcohol British soldiers drank while fighting in the Low Countries in the 17th century”. «Термин происходит от алкоголя» - это понятно. А дальше резко «британские солдаты пили». В чём прикол? - Ты не там делаешь паузу в предложении. Точнее, ты разрываешь его на две несвязанные части, но то, что идёт после алкоголя, - это описание, - поясняет Крис, водя пальцем по бумаге и ногтем подчёркивая слова. – Вот здесь опустили “which” или же “that”. The alcohol which or that British soldiers drank. То есть термин происходит от алкоголя, который пили британские солдаты. - Пиздец, - протяжённо выдыхает Джисон. – И как вообще понимать этот ваш инглиш, когда там такие важные слова выкидывают? - Ну, это интуитивно понятно. Типа предложение же реально не имеет смысла, если переводить его без уклона в эту сторону. - Да так про любое предложение сказать можно. - Как хорошо, что я бросил этот ваш инглиш, - качает головой Минхо, сидящий за кухонным столом с кружкой чая. - Во-во, - соглашается Чанбин напротив него. – Я выучил его до уровня выживания во время путешествий, мне вот так позарез хватает. - Да мне сам по себе нравится инглиш, учить тоже нравится, просто иногда смотришь на него и думаешь: «Нахуя?», - Джисон скребёт затылок. - Знаете, я вот как носитель согласен, - посмеивается Кристофер. – Иногда произношение и у нас хромает. - Ой, бля, даже не начинай. Вот тут даже есть слово ебаное. Кыс, подойди попробуй прочитать. - Зачем? - Ну просто. Слово тупое, ты сам охуеешь. Отпив из кружки, Минхо гоняет чай по рту и встаёт. Он подходит к дивану, шаркая по паркету ногами, и опирается руками о спинку. - Где? - Во. Палец Джисона тычет в текст, выделяя слово “agave”. Минхо чуть хмурится, склоняя голову в мыслительном процессе и расчехляя все свои знания английского, собранные по кусочкам со школьных занятий. - Эгейв. - Вот, потому что это логично, но хуй бы там. - Агейв? - Тоже нет. Хотя я где-то слышал, что так британцы читают, но во всех видосах по произношению, которые я смотрел, отдают предпочтение оригинальному варианту. - У меня больше нет вариантов. Как эта хуета читается? - Агавэй. - Чего, блять? – Минхо морщит лицо так, как будто ему сказали, что коты – это птицы. - Вот и я охуел, - активно кивает Джисон. – Это же параша полная. - Потому что это мексиканское слово, - Кристофер издаёт смешок, находя эту ситуацию максимально забавной. - Да срать вообще, что за говно? Или вот это, - щёлкнув ручкой, Джисон пишет на нижней части листа слово “bologna”. - Бологна, - пожимает плечами Минхо. - Во-о-от, вот и я про это, - с жаром тянет Джисон. – Это должна быть ёбаная бологна. - Даже спрашивать не хочу, как она читается. - Балони. - Что за хрень? – теперь уже морщится даже Чанбин, оставшийся за столом. - Отвечаю, это какой-то трэш. - А куда буквы-то поменялись? – Минхо в замешательстве всматривается в слово. - Я не лингвист, но, по-моему, там это как-то криво с итальянского взяли, потому что в итальянском определённые сочетания букв дают другие звуки, - Кристофер продолжает добродушно посмеиваться, слушая их. - Да на хую я вертел это всё, это бологна. - What a bunch of baloney, - сокрушённо машет головой Джисон. - Ну, думаю, с экзаменом проблем не будет, у тебя хороший уровень, - Кристофер берёт у него листы и перебирает их. – Ошибок не очень много. Аудирование очень хорошее. - Ещё бы не обосраться на райтинге и спикинге. - Райтинг – это в любом языковом экзамене русская рулетка. У тебя может быть высокий скилл, но попадётся тема про какие-нибудь торговые законы Эквадора и ты посыпаешься. А спикинг чего тебе, ты только так базаришь, язык подвязан. - Так там тоже попадётся какое-нибудь говно и буду сидеть с хуем за щекой, - вздыхает Джисон, зарываясь пальцами в волосы. – Быстрее бы отстреляться и забыть про это говно. - Всегда можно пересдать, - Минхо касается его затылка. – Это не конец света. - Это-то понятно. - G’day, cunts. Из-за коридорного поворота вдруг появляется Феликс. Выглядит он стандартно: кремовые волосы убраны волнистым ободком, до колен покачивается белая толстовка. Вот только в руках у него почему-то видеокамера, направленная на диван. - Эй, куда потащил? – Кристофер тут же узнаёт своё детище. - Тебе тоже не помешает иногда быть по ту сторону объектива, - делая шаг в сторону, Феликс с улыбкой продолжает снимать трёх человек, облепивших диван. - Wassup, - тянет Джисон, оттопыривая большие пальцы и мизинцы на руках. - Мне привычнее быть по другую сторону, - Крис неловко кривит губы и пытается закрыться от камеры. - Не-не-не, ишь какой, теперь твоя очередь. Джисон хватает его за запястья, заставляя открыть лицо. Кристофер дёргается, зажмуриваясь и пытаясь отвернуться. Стоящий позади Минхо хватает его голову и насильно разворачивает обратно. Они возятся, борясь друг с другом, а Феликс только и рад. Отличный контент, ради этого всё и затеивалось. Ему тоже захотелось лично захватить несколько мгновений их перекрутившихся друг с другом жизней, заодно запечатлев и того, кто всегда остаётся за кадром. - Давай, папаня, помаши в камеру. - Монстры, отвалите от меня. - Монстры? А ну-ка иди сюда. Джисон прыжком садится впритык к нему и начинает тереться макушкой о шею, специально повисая на нём. Улавливая идею, Минхо наседает сверху, тараня голову брыкающегося Кристофера подбородком и щипая пальцами его плечи. Буквально через пару секунд с другой стороны на диван с разбега плюхается Чанбин, который обхватывает его левую руку и тоже начинает лезть к нему, обтираясь обо всё, до чего может дотянуться. - Получай, батя, один за всех и все за одного, ты же этого от нас хочешь, да? Смотри, какие мы все дружные. - Гиены, вам только повод дай, - окружённый со всех сторон Крис морщится, посмеиваясь уже отчаянно и понимая, что от него не отстанут. - Вот так вот мы и живём, - вытянув руку с перевёрнутой камерой, Феликс снимает себя на фоне жужжащего хаоса. – Январь две тысячи двадцать третьего, товарищ режиссёр наконец-то сам попадает на место морской свинки и получает всю любовь от своих паразитов. - Ты тоже сюда иди, паразит. Повернувшись, Чанбин привстаёт, хватает Феликса за край толстовки и тянет на себя. Тот охает, летя спиной назад и приземляясь задницей как раз на колени Кристофера. Он обхватывает его, прижимая поближе. Джисон и Чанбин закидывают ноги на Феликса и Криса, сплетаясь в один непонятный комок. Минхо загребает их всех руками сзади, сжимая в одно месиво. Парни ойкают и смеются. - Поверни, - заметив камеру в зоне своей доступности, Кристофер пальцем переворачивает экран, чтобы видеть происходящее. – Боже, ну и ракурс. Бери повыше. - Задрот. - Я просто хочу, чтобы вы все выглядели красиво. Вы же у меня самые любимые, самые хорошие говнюки, я вас всех люблю больше жизни. - Иу. - Фу. - Отвратительно. Как по волшебству, народ с омерзением рассасывается с дивана, освобождая место и торопливо ретируясь. Слова, обычно служащие отличным репеллентом, вновь сработали. - А ты иди-ка сюда, воришка, - Кристофер загребает оставшегося Феликса одной рукой, а другой выхватывает у него камеру, снимая их двоих. – Чего творишь, а? - Ты сам говоришь, что снимаешь всё на память, а тебя самого на видео никогда нет, как тогда с тобой воспоминания создавать? – объясняет Феликс. – Ты тоже должен быть с нами в кадре. - Воспоминания захотел? Вот тебе воспоминания, вот тебе, получай. Притянув его поближе, Кристофер начинает хаотично целовать Феликса в висок и в щёку. Тот смеётся и брыкается, когда поцелуев становится слишком много, волосы выбиваются из-под ободка. Камера в вытянутой руке дёргается, однако эти моменты продолжают усиленно записываться, пусть и в не самом лучшем качестве. Качество воспоминаний заключается в их наполнении, а не ракурсе, свете и чёткости изображения. Главное, что их эмоции, вызванные компанией друг друга, оказываются запечатлёнными на экране. Хотя эмоции, вызванные чем-либо, отлично могут запоминаться и без материального носителя. Они просто оставляют след внутри, занимают своё место в архиве воспоминаний, накапливаются, перерастая в фундамент и катализаторы для определённых чувств, отношения к чему-то, реакций. Зачастую человеческое поведение диктуется именно подобным букетом из всего подряд и букет этот невозможно контролировать. Ему приходится подчиняться, потому как он являет собой естество отдельно взятого человека. Чайная ложка размазывает по хрустящему горячему тосту сладкий чесночный спред из тюбика. Облизав её и отложив на стол, Минхо вгрызается в простой бутерброд, которым решил перекусить перед тем, как приступить к листам по подготовке к очередной аттестации на работе. Новые продукты влекут за собой новую информацию, которую нужно усвоить, а затем продемонстрировать верхам, что ты её усвоил и можешь использовать в работе. К тому же на плите булькает только что поставленный суп, которому вариться ещё пару часов, чтобы мясо дошло до нужной консистенции, так что выбор был сделан в пользу того, чтобы до вечера посидеть в общей зоне, чтобы не бегать туда-сюда из комнаты. Отхлебнув чай, Минхо смахивает крошки с первой страницы распечаток и лениво просматривает написанное. Не то чтобы новой информации слишком много, суть остаётся по большей части та же, просто их компания пробует переход на новую платформу, так что приходится ознакомляться с методами её работы и всеми вытекающими нюансами. Когда взгляд опускается на нижний абзац, начинает пищать кодовая панель. Кто-то вернулся домой, что не вызывает особого интереса. Перевернув страницу, Минхо укладывает скрепленную скобой стопку обратно и продолжает чтение. Глаза изучают таблицу, следуя за стрелками и читая подписи. После закрытия двери слух начинает выхватывать какое-то странное шмыганье и немного рваный вдох. Минхо смотрит на поворот из прихожей. Через некоторое время оттуда появляется алая голова. Хёнджин бредёт по коридору, уставившись куда-то перед собой. Когда он проходит мимо гостиной, балконный свет подсвечивает тонкую влажную дорожку на его щеке. Плачет? В этот момент из его рук вдруг падает телефон, наполовину проскальзывая под диван, пролетев по полу и заодно скинув с себя отскакивающий в другую сторону чехол. - Блять. Тихий голос чуть хриплый. Устало вздохнув и снова шмыгая носом, Хёнджин опускается на колени и достаёт телефон. Затем он ползёт к чехлу и натягивает его обратно, с какой-то измождённой злостью цыкая, когда тот как будто специально соскальзывает с уголка. Поднявшись, Хёнджин утирает нос, закусывает губу и продолжает путь. - Что случилось? Не то, чтобы плачущий Хёнджин был такой уж редкостью. Человек он достаточно эмоциональный, особенно во время проектов. Однако слёзы так или иначе должны чем-то вызываться и произойти может всякое. Так что вопрос вырывается из Минхо сам по себе. В конце концов, они не враги. - Ничего. Даже не поворачивая головы, Хёнджин глухо буркает куда-то себе под нос и скрывается в полутьме коридора. Дверь комнаты открывается и закрывается. В кухню возвращается тишина, наполненная лишь негромким мерным бульканьем кастрюли на плите. Минхо фыркает. Ну и хрен с ним. Надо было бы – рассказал бы. Опять, наверное, психует из-за какой-то фигни. Сейчас пожрёт и успокоится, как обычно. Взгляд возвращается на распечатки. Своих проблем гора, надо разбираться с новыми курсами, контролировать кучу безответственных идиотов, готовиться к дурацким созвонам. Проблемы каких-то грибов его совершенно не касаются. Минхо отправляет последний кусок тоста в рот и отряхивает свои руки над столом, чтобы потом аккуратно собрать всё это тряпкой. Не крошить же на пол. Кружка с чаем опустошается наполовину, переворачиваются несколько листов. На кухне никто так и не появляется в поисках успокаивающей еды. Пару раз Минхо зачем-то оборачивается на коридор. Пальцы постукивают по столу. Это не его дело, даже если Хёнджин во что-то влип по своей природной тупости, это его личные проблемы. Какая вообще разница? В животе покачивается дурацкий маленький узел. Не такой крупный, чтобы вызывать серьёзное волнение, но он всё равно есть и раздражает своим наличием. А вдруг что-то серьёзное? Раз он с улицы ревущий пришёл, даже не дождавшись возможности закрыться ото всех в комнате, значит, это что-то немалое? Рука трёт лоб, наружу вырывается недовольный вздох. Глаза поглядывают на часы. Дома как назло нет никого доступного. Есть Джисон, но час назад он выпил таблетку и лёг спать, потому как у него с самого утра болела голова после трёх полных смен на работе, так что будить его не вариант. Ноготь скребёт царапину на столе. Минхо берёт телефон и открывает контакты. Есть один человек, которого это всё так или иначе касается. Гудки с пустынным эхом звучат в трубке практически целую минуту. Звук капает на мозги, заставляя хмуриться всё сильнее. В конечном итоге, телефон летит обратно на стол. Грёбаный Чанбин, похоже, в спортзале и не видит звонок. Обычно он либо оставляет телефон в шкафчике, чтобы не мешался, либо кладёт его на какую-нибудь скамейку и уходит обрабатывать тренажёры, что с выключенным звуком равноценно попытке достучаться до неподвижного камня. Значит, этот вариант тоже отпадает. Вот и всё, он попытался, на большее можно не рассчитывать. Минхо и этого мог не делать, это ведь его не касается. Встав, он снимает с кастрюли крышку, помешивает суп, убирает немного появившейся пенки и садится обратно. Распечатки шелестят, спина откидывается на спинку стула. Надо готовиться, у него есть всего три дня, чтобы запомнить всё это дерьмо. Нога, поставленная на пальцы, покачивается. Взгляд скользит по строкам, однако время от времени соскальзывает на пакет с кремовыми булками из пекарни. Вчера их купил на всех Кристофер, а Минхо их не ест, они для него слишком сладкие. Вот они и лежат сохнут, уже не такие свежие и завтра их точно есть никто не будет, надо бы разобраться с ними, пока не затвердели. - Говно ебаное. Распечатки с раздражением отшвыриваются на стол. Листы выгибаются, выскакивают из-под задней части, за которую их завели, и выпрямляются, заставляя всю стопку подпрыгнуть. Тарелка с цоканьем достаётся из общего шкафчика. На неё летит булка и разрезается на три части. На ноже остаётся крем, которым Минхо обмазывает один из кусков. Щёки надуваются, когда он шумно выдыхает, разворачиваясь и направляясь в коридор. Вот же делать ему ничего. На всё готов, лишь бы не готовиться. Из-за двери доносится унылое угуканье, когда Минхо стучит. Он не даёт себе времени на раздумья, иначе сожрёт сам себя и вернётся обратно на место. Ему просто надо избавиться от сладких булок. Сладкое поднимает настроение. И заодно он просто проверит положение вещей. Этому идиоту же всякое в голову может ударить, да и вдруг действительно произошло что-то серьёзное. Потом придётся слушать его нытьё ещё дольше. - Надо булки дожрать, сохнут лежат, набивай свой пылесос. В комнате Хёнджина царит полумрак. Шторы задвинуты наполовину, что пускает от окна до двери белёсую ленту шириной примерно в метр. Та выхватывает заваленный всяким дерьмом стол, подножье кровати и половину пустого мольберта. Пахнет персиковым парфюмом, которым тот обливается едва ли не с ног до головы. Сам переодевшийся в домашнюю одежду Хёнджин лежит к двери спиной и снова только лишь угукает. В тишине раздаётся шмыганье. Либо он до сих пор не перестал плакать, либо недавно успокоился, но сопли ещё никуда не ушли. Немного постояв в проходе и чувствуя себя максимально не на своём месте, Минхо сжимает пальцы свободной руки и проходит внутрь. Ближняя тумбочка заставлена стаканами, кремами и какими-то маленькими банками. Приходится обойти кровать, чтобы поставить тарелку с булкой на стопку книг около лампы. В разрезающем сумрак отсвете из окна видно, что Хёнджин, лежащий на боку, угрюмо смотрит в какую-то точку на одеяле, не поднимая на него взгляда. Алые пряди разбросаны по подушке. - Тарелку принеси, как доешь, вместе со своим стройбатом стаканов и помой всё. - Ладно. Даже не припирается. Минхо идёт обратно, ощущая непонятную спутанную сеть из всего подряд внутри. С одной стороны, он свою миссию выполнил, хотя и даже это не является каким-то обязательством, а скорее великой услугой. Но с другой стороны, что-то всё равно не даёт ему покоя. Хёнджин кислый, до сих пор не отошёл, но он ведь в порядке, так что какая разница до деталей? Оклемается, куда денется? Не щебетать же над ним, как над каким-то ребёнком, взрослый мужик уже, пусть сам разбирается. Они даже не так близки. Ступни шагают по паркету, приближаясь к двери. Однако какой-то импульс, какой-то дурацкий разряд из глубокого угла внутри почему-то заставляет Минхо обернуться. - Скажи, если случилось что-то серьёзное. Ты же знаешь, что я помогу. Спина Хёнджина в чёрной футболке остаётся неподвижной. Минхо выжидательно смотрит на чёрное пятно на фоне бежевого постельного белья, после чего разворачивается обратно к двери. Нет, так нет, он тут расшаркиваться не собирается. И так делает лишнее. - Там не поможешь уже, - чуть гнусавый голос вновь вынуждает повернуться. – Всё по пизде пошло. - Что именно? Говори нормально, я не гадалка. Несколько секунд Хёнджин продолжает молча лежать. Затем он шумно вдыхает и садится в кровати, поворачиваясь. Спина согнута, плечи опущены, нос вновь шмыгает. - Да короче, блять. У нас идёт выставка в универе из наших работ, которые мы для сессии делали. У меня такой пиздатый пейзаж с абстрактом получился, я его уже на конкурс готовил, чтобы хоть как-то пробиться в какие-то, не знаю, микро-круги и всё такое. А, блять, какой-то еблан его краской залил. Весь, блять, там всё в говно, это же не ототрёшь нахуй. Три дня работы в пизду просто. Кулак с ненавистью ударяет по постели. Злой и при этом сочащийся горькой обидой голос дрожит на последних словах. Хёнджин всхлипывает и с силой трёт свои щёки, вытирая новую порцию покатившихся слёз. Он шумно втягивает в себя воздух. Минхо поначалу просто смотрит на него, пока что не совсем понимая, как реагировать на сырые эмоции человека, с которым они ещё никогда не взаимодействовали в подобных ситуациях. - Уже нашли того, кто это сделал? - Нет. Я поэтому и мотался в шарагу эту ебаную, а они руками разводят и такие, типа, ну хуй знает, я их про камеры спрашиваю, они кое-как, блять, согласились, проверили, а там уебан этот весь в чёрное замотан, качество шакальное. Короче он через парк у восточных ворот пришёл и ушёл, а дальше прослеживать, блять, уже никак, менты тоже не будут ковыряться с такой хуёвиной мелкой, срали они на какие-то там картины, так что хуй я узнаю, кто это, - Хёнджин бессильно взмахивает руками, рвано всхлипывает и трёт глаза, закусывая губу и пытаясь перестать плакать. – Я столько сидел над ней, сука, она мне так понравилась, даже препод заценил, она бы точно куда-нибудь прошла, даже если просто для вонючей, блять, грамоты для портфолио. Уёбок, блять, испортил мне всё. - Это не тот обосранный Чансу? Чтобы за тот раз тебе подгадить. - Он слишком ссыкло для такого, у него бы кишок на такое не хватило никогда. Нас там две сотни на потоке, я хуй знает, кто это мог быть, блять. Голос неровно скачет то вверх, то вниз. То, как покраснел нос Хёнджина, и как его щёки покрылись пунцовыми пятнами, можно увидеть даже при таком рыхлом свете. Он со свистом втягивает в себя воздух, грузно сглатывает и, кажется, перестаёт лить слёзы, но всё равно продолжает дышать обрывисто. Пальцы теребят завязку на штанах, он сидит, согнувшись креветкой и смотря перед собой. Видно, что ситуация сильно его задела, да и его можно понять. Тем не менее, Минхо понятия не имеет, что можно сделать. К тому же, он не из тех, кто вытирает другим сопли и сидит, жалея и лелея их. Выражать какую бы то ни было поддержку сложно, кажется, что тело в принципе не способно выдать такую реакцию. - Ну… хуёво, что могу сказать. Это, конечно, погоды не делает и ничего не исправит, но можешь смотреть на это, как на то, что кто-то тебе пиздецки завидует. Раз из всего, что там было, он засрал именно твою картину. Значит, он признаёт, что ты рисуешь лучше, чем он. Считай, что это комплимент твоим мухоморским культяпкам. - Вот уж обосраться комплимент, - кисло хмыкает Хёнджин. - Ты всё равно ничего не можешь с этим сделать. Так что кончай сопли пускать и вон рот себе булкой займи. И иди воды попей, а то из тебя столько жидкости льётся, что ты скоро скукожишься, как куриная жопа. - Да знаю я. В комнате воцаряется пауза. Слышно, как по двору проносится мотоцикл доставщика. Длинные тонкие пальцы продолжают теребить верёвку штанов. - Чанбин в курсе? - Нет. Он в качалке и вообще не реветь же ему в трубку, что я, совсем сука бесхребетная, что ли? Придёт и расскажу. - Понятно. Чай тебе сделать? Некоторое время Хёнджин молчит. Затем он утирает нос рукой. - Сделай. - Какой? - Любой. - Твоими бы устами да хуй сосать. Любой – это, блять, какой? - Любой – это любой, чего доебался? - Да потому что я тебе сделаю сейчас чай, а ты потом будешь мандеть, что тебе там листья не так заварены и сахара надо три кило. - Да не буду я мандеть, мне похуй, - вскидывает руки Хёнджин. - Смотри, будешь потом его из своей мухоморовой шляпки выжимать, если начнёшь душнить. - Сам не душни. Хмыкнув, Хёнджин втягивает в себя сопли и падает обратно на кровать. Минхо слышит, как из короба с шелестом достаются салфетки, когда он выходит. Оказавшись в коридоре, он протяжно выдыхает. Ситуация, конечно, дерьмо, но по крайней мере, не конец света. Переживёт. Тем более, это не Минхо с этим разбираться и слушать нытьё, которое обязательно будет, как того отпустит. Пальцы хрустят, разминаясь. Войдя на кухню, Минхо проверяет кипящий суп и щёлкает кнопкой чайника. Выдвигается ящик. Цветные пакетики шуршат, перебираясь. Достав чёрный персиковый чай, Минхо кидает пакетик в кружку с полки и наливает туда ложку мёда. Так вкуснее, чем сыпать голый сахар. Постучав ногтем по столешнице, он достаёт из кармана телефон, открывается чат с контактом «Чансвин». «У Мухомора уебали картину, сидит ревёт у себя. Купи какой-нибудь еботы ему пожрать. Если спалишь что это я тебе сказал то твоя жопа пойдёт на бекон» Минхо просто заранее устраняет свои проблемы. Если Хёнджин не успокоится и не вернётся в свой стандартный режим полудурка, то всем придётся терпеть его нудное нытьё. Таких приятностей Минхо не надо, он заботится о своём комфорте. В конце концов, какие-то чужие проблемы и переживания его совершенно не касаются, ему своих хватает, да там ещё теперь и набор Джисона идёт комплектом. Сами пусть разбираются. Через сорок минут домой возвращается Сынмин, который, узнав, что суп, на который они все скидывались, будет готов только вечером, садится за стол с упаковкой салата, купленного по дороге. Он жуёт, копаясь в телефоне и листая соцсети, пока Минхо на другой стороне читает свои распечатки. Спустя несколько минут входная дверь снова открывается. Подняв голову, Минхо видит Чанбина. Тот вопросительно дёргает подбородком в сторону коридора, спрашивая, как обстоят дела, потому как не может сделать этого вслух из-за Сынмина, который не в курсе происходящего. Минхо неопределённо пожимает плечами. Он ведь не сиделка Хёнджина. Чай отнёс тому и хватит. Тогда Чанбин кивает и направляется в коридор. Постучав по двери, он затем открывает её. - Привет, Искорка, чем занимаешься? У нас тут около качалки пекарня новая открылась, пацаны говорят классная. Я взял на пробу там всякого, так что можем сейчас заценить и… Беззаботный лёгкий голос Чанбина обрывается закрывшейся дверью. Минхо отдаёт ему должное, звучало естественно, задание тот понял. Отлично, пусть теперь выполняет свои обязанности самого близкого человека, которому приходится всё слушать и искать способы поднять настроение, к тому же, он явно знает, как нужно оперировать Хёнджином, чтобы быстро и безболезненно приглушать его истерики. Это его проклятье и при этом привилегия. Лист распечаток переворачивается. Читать становится проще, в мыслях словно появляется свободное место. Впрочем, длится это недолго. В очередной раз отвлёкшись на помешивание супа и добавление нашинкованной заранее картошки, Минхо начинает прикидывать, во сколько будить Джисона, чтобы тот очухался к ужину, а заодно подумывает насчёт того, чтобы поискать в холодильнике остатки малинового джема. Если добавить его в чай, то это может благоприятно сказаться на его головной боли, если та не уйдёт до конца. Так что проблемы в чужой комнате его совершенно не интересуют. У него самого есть свои куда более важные обязанности.