Контроль над будущим

Следующие два часа Мэтт со мной не разговаривал, молча и послушно тащил пакеты с продуктами, а если я задавал вопрос, то он отвечал быстро и коротко, не желая отвлекаться. Он щедро расплатился за все покупки и до дома мы шли тоже молча. На мой вопрос, касательно того, чем мы будем заниматься вечером, брюнет пожимал плечами, как бы говоря, что ему все равно, но в то же время показывая, что согласен на любую ерунду, будь то просмотр какого-нибудь фильма или игра в покер. Подобное "общение" немало напрягало меня, и когда на кухне он сделал вид, что внимательно читал состав чипсов я тихо подкрался сзади и положил руку ему на плечо. Беллами вздрогнул и тут же сгруппировался, вжимая голову в плечи. - Интересно? - спросил я, указывая взглядом на упаковку в его руке. Мэттью, по своему обыкновению, нахмурился и небрежно бросил ее на стол, тяжело выдыхая. Не получив словесного ответа я сделал вид, что мне все равно, разговаривает он со мной или нет, и начал суетиться, выкладывая продукты на стол. В это время парень робко потянулся к молоку, с таким видом, будто я стану бить Мэтт по рукам. Как ребенок, честное слово! И даже не смотря на то, что он зажимался, как только мог, его руки над столом, когда он тянулся то к одному, то к другому пакету, мне основательно мешали. - Если ты не собираешься мне помогать, то лучше не мешай. Я хотел сказать "не путайся под ногами" но быстро смекнул, что этим я уже перегну палку. Сначала Беллз было порывался надеть маску обиженного, психануть, уйти и заняться своим делом, но немного поразмыслив, парень сел на стул, как в ожидании дальнейших указаний. Я тепло улыбнулся, одобряя такой выбор помочь мне в приготовлении обеда. Выгрузив продукты, я в недоумении уставился на все это количество съестного, от которого стол просто ломился. Можно было бы устроить целый банкет, но, к счастью, перед нами такой задачи не стояло. - Ну и куда нам столько? - задал я риторический вопрос, не зная, на чем остановить взгляд и за что хвататься в первую очередь. Охлажденное мясо, орехи, ведерко сливочного мороженого, различные фрукты и овощи, пара бутылок виски и чуть ли не ящик вина, несколько видов печенья, консервированные ананасы и персики, грибы, филе щуки — все это было лишь частью того, что мы накупили. В связи с этим у меня возник еще один вопрос: как мы все это дотащили?.. Мэтт послушно поднялся со своего места (хотя я его еще ни о чем не просил) и подошел к одному кухонному ящику, из которого извлек пару ножей и ложек, затем к другому, из которого появилась одна разделочная доска. Вся эта утварь мне была до боли знакома. Почему? Догадаться не трудно. Мэттью бы не стал утруждать себя такими бытовыми вещами и заботами, как обеспечение себя домашней едой, и если бы не я, брюнет бы тратил уйму денег на рестораны и доставку пиццы, вместо того, чтобы приготовить пищу самому. Как же мне нравилось это "если бы ни я". Прямо эхом в голове проносится. Хотя, надо признать, что я сам его к этому приучил. Ведь я всегда был рядом, и в один прекрасный день, в далеком-далеком прошлом, или уже настоящем, "подписал договор", что обязуюсь кормить Мэттью и заботится о нем круглосуточно. Это было мое собственное и искреннее желание. На самом деле, я знал не так много рецептов, и кулинарных изысков от меня ждать особо не стоило. Но Мэттью нос не воротил и даже в каком-то интервью успел упомянуть, что я и правда неплохо готовлю и кое-какие навыки у меня есть. Я, помнится, был смущен. Общими усилиями мы смогли приготовить каннеллони и пасту, и когда сели за стол (точнее, Беллами уселся, а я поставил перед ним тарелку), жадно пережевывая, парень признался мне, что это очень вкусно. Остаток дня мы провели валяясь перед телевизором, поглощая чипсы и запивая их пивом, которое у него еще оставалось. Лишь иногда переглядывались и переговаривались короткими фразами. Я был спокоен, но Беллз, как я заметил, чувствовал себя не в своей тарелке. Время от времени менял позу, поджимая под себя ноги и придумывая куда пристроить локоть, чтобы не дай бог, не задеть меня и не побеспокоить. Заметно нервничал и прятал глаза, когда я сползал на диване чуть ниже, широко расставляя ноги и вальяжно устраиваясь, обложив себя мягкими подушками. Мне доставляло дискомфорт исключительно его зажатость и, будто, опасение. Сегодня утром я позволил себе высказаться довольно жестко и теперь результат таков: фронтмен стал непривычно притихшим, даже настораживающе, решив, что лучше вообще не говорить, чем сказать что-то не то. Но Мэтт и правда повел себя, мягко говоря, некорректно, когда демонстративно напялил на себя этот свитер, всем видом показывая мне, что ему неприятно и теперь он старается спрятаться, чтобы у меня, не дай бог, не возникло желание поцеловать его еще раз, или того "хуже". Когда пиво закончилось, Мэттью предложил опустошить что-нибудь еще, из нами припасенного, на что получил решительный отказ. Хватит нам на сегодня. Он сидел смирно некоторое время, но потом, боковым зрением, я заметил, как он начал клевать носом. - Может, спать? Парень отрицательно затряс головой, сложил руки на груди и уставился в экран. Я точно понимал, что фильм Мэтту неинтересен, и он сидит здесь только из-за меня. Вообще, это странно. Зачем себя мучить? Шел бы спать, а я бы досмотрел картину, погасил везде свет (кроме коридора, конечно) и устроился на этом, уже привычном мне, диване. Но отчего-то, он сидел со мной до последнего, пока не завалился на меня от усталости. Я даже вздрогнул от неожиданности, когда голова Мэтта оказалась уже на моем плече. Но ему было уже все равно. Я положил одну из подушек себе на колени, и уложил Беллза на нее головой, заключая в объятия, а точнее, мягко придерживая, чтобы если он вдруг проснется, не стал вопить, что я грязно домогаюсь. На экране, снизу поползли финальные титры, и сделав для себя вывод, что фильм был ни о чем и вообще это очередная пустышка, я перевел взгляд на Мэттью, уже сладко сопящего на моих коленях. Он резко потянул носом воздух и перевернувшись, уткнулся лицом в мой живот, отчего у меня внутри что-то дрогнуло. Брюнету стало неудобно и он пристроил руку совсем рядом, бессознательно уцепившись за мой бок. Я не предпринял попыток разбудить его, а только погладил по волосам и постарался не думать об обжигающем дыхании в мой живот. Подумать только, человек, который утром очень даже охотно отвечал на мои поцелуи, потом смущенно опускал глаза вниз, неосознанно, а может и сознательно, прятал каждый участок своего тела под плотной, блеклого серого цвета, тканью...Теперь прижимался ко мне, нуждаясь в тепле и заботе, и я мгновенно простил ему все колкости. Я вообще не должен был на него обижаться, учитывая все факторы и принимая во внимание обстоятельства. Но мне трудно вести себя так, будто мы просто друзья. Я знаю, что не должен был к нему приближаться, но этот соблазн был так велик. Мэттью поймет это потом. Потом, когда примет себя, когда примет меня. Когда пошлет предрассудки к чертовой матери и будет набрасываться на меня при первом же удобном случае. И неудобном, кстати, тоже. Мне еще придется сдерживать его пыл. Но до этого еще далеко, и скорее всего, все это испытаю вовсе не я, а Дом из прошлого, то есть, из настоящего. Да и вообще я что-то размечтался, когда представлял себе, как легко и просто Мэтт будет целовать меня по утрам, говоря, что я порой слишком сдержан. Это ведь он всегда был так нетерпелив, что однажды разбудил меня минетом. Я тогда про себя отметил, что это самое прекрасное начало дня и потом позволил и ему в этом убедиться. - Мой Мэттью. - прошептал я, и наклонив голову и поцеловав в висок. Он прижался еще ближе, теперь тыкаясь носом в живот так, как будто зарываясь. - Если бы ты знал... Протестующе потрещав, погас экран телевизора. - ...какое внутри меня напряжение... Я приобнял парня за спину, чтобы он не свалился. - ...от того, что мне нужно самому все контролировать, в одиночку. Постоянно. Беллами продолжал спать на моих коленях, а я любовался им, таким спокойным, наверное, впервые так близко, за это время. - ...это мое наказание. Сегодня мы вообще стали ближе. Только не с тем Домом он должен упражняться в поцелуях. Эта мысль точит меня, и до самого утра я пытаюсь придумать, как сделать так, чтобы укрепить ваши позиции. Ведь нужно понять простую вещь: то, что зарождается сейчас, через восемь лет станет результатом. И я должен приложить все усилия, выбрав для себя, что важнее: несколько месяцев наслаждаться двадцатипятилетним Мэттом, или же сдержаться от необдуманных поступков и приступов дикого желания, и получить в итоге жизнь, о которой я мечтаю. Не упустить шанс и использовать его правильно. * Прошло еще две недели. Все это время мы проводили вместе и Мэтт, как мне казалось, совсем забыл о существовании еще одного Дома. Беллами был очарован мной, совершенно точно. Я понимал это и ничего не мог поделать. Каждый день я говорил себе: "завтра отправлю его к Доминику-младшему, они давно не виделись, тот сходит с ума..." И каждый раз я решал, что вытолкаю брюнета из дома завтра. "Завтра" длилось, как я уже говорил, две недели. Я оказался довольно-таки безжалостным к самому себе. И самое мерзкое в этом то, что во мне достаточно сил, чтобы оторвать от себя Мэтта на некоторое время. Но я слишком эгоистичен, хотя раньше за собой этого не замечал. Ну, конечно! С кем мне было делить Беллза? С одноразовыми пассиями? Глупости. А теперь все гораздо сложнее. По обе стороны без памяти влюбленные, лучшие друзья. Мужчины. И оба они, один и тот же человек, только разного возраста. Близок час, когда Мэттью сойдет с ума от того, что больше не сможет разрываться. Когда он не сможет сделать правильный выбор. И я боюсь этого взрыва. Этой истерики, которая неизбежна, потому что это сейчас все здорово и интересно, но потом. Потом фронтмену будут сниться в кошмарных снах лица одного и того же человека, разной внешности. Они будут тянуть к нему руки, звать, любить. А он, в этих снах, будет закрывать голову руками, оседать на пол и беззвучно сходить с ума. Потому что будет казаться, будто выхода нет. Но сейчас Беллами об этом не думает. Он занят тем, что откровенничает со мной. Когда я только переступил порог его дома, я и мечтать не смел, что Мэтт со временем будет так ко мне тянуться. Да он и сам не понимал, почему готов доверить мне свою жизнь. Парень видел меня сердцем, и от такого положения вещей я готов был обнять весь мир. Я тискал Мэтта, как любимую игрушку. Не выпускал из рук. Не мог вдоволь насладиться его доверием. Но, однако же, я не позволял себе целовать его. Мне очень хотелось, но я сдерживался. И я видел некое разочарование в голубых глазах, когда я почти наклонялся к его губам, но потом резко отворачивался, прикидываясь, что хотел вовсе не этого. * Мне было неловко жить за счет Беллами. Но к кому еще я мог пойти? Мне ведь даже в Тинмут не податься, хоть желание было велико, особенно по вечерам. И я говорил Беллзу об этом, а он согласно кивал, будто и правда понимая, как мне хреново. Я тосковал по нормальной жизни, когда не надо продумывать свои действия на два шага вперед и можно позволять себе расслабиться. Не мог не думать о том, а что если я встречу на улице самого себя. Последние дни эти мысли изводили меня, и я превращался в настоящего параноика, когда прогуливаясь по знакомым ночным улочкам, оглядывался и поднимал воротник повыше. Это самый настоящий ад, оказаться в таком положении, когда ты лишний. И это не красиво-грустные сравнения, ведь так оно и есть. У меня нет дома, нет работы, нет родных, меня просто нет. Мое место здесь занято. Моя жизнь вовсе не моя. Когда ночью Мэтт просыпался, а меня не было рядом, он шлепал босиком до кухни, где находил меня с затравленным взглядом и зажатой пальцами сигаретой. Рядом, на столе, как правило стояла початая бутылка чего-нибудь крепкого, к которой я систематически прикладывался. Тогда брюнет подходил ближе и осторожно отнимал ее у меня, ставя на место и качая головой. Потирая сонные и уставшие глаза, он брал меня за руку и утягивал с собой в спальню. Кстати, еще один барьер, который мы преодолели. Он позволил мне спать рядом. Поначалу Мэтт сдвигался на самый край, не очень-то доверяя мне и стыдясь этого. Но уже через несколько ночей, он все-таки убедился в том, что я не маньяк и не извращенец, чтобы совершать насильственные действия и принуждать к чему-либо. Так что теперь мы спали обнявшись. То есть, привычно для меня. У меня как камень с души свалился, когда Мэтт сказал "двигайся" и повернулся ко мне лицом, просовывая худые руки и пристраивая их на моей спине. Мне было одновременно и радостно и больно, наблюдая, как с каждым днем Мэттью становился смелее и увереннее во взглядах, словах, действиях. Единственное, на что он не решался, так это на сокращение последних сантиметров расстояния. Я наверняка был уверен, что он постоянно думал об этом, с того самого раза, как оказался прижатым мной к холодной стене. И Беллами время от времени украдкой трогал губы, наверняка вспоминая вкус этого сдержанного поцелуя. Крохи сознания и здравого смысла не позволили мне безжалостно терзать его губы и изучать руками каждый изгиб любимого тела. Я осторожничал и почти не жалел об этом.