Контроль над будущим

Быстро сбежав вниз по лестнице, не дожидаясь лифта, я выскочил на улицу и стал жадно глотать ртом холодный ночной воздух. Как будто за мной кто-то гнался, по меньшей мере, целую милю, и мне, наконец-то удалось оторваться. Я шел, сам не зная куда, просто брел по улице, ноги сами несли меня, они знали дорогу лучше. Я не мог отвлечься, мыслями возвращался к Мэтту и сердце колотилось сильнее, грозя выскочить наружу. Было невозможно не думать, как у нас все сложится. Но я верил в лучшее. Верил, что Беллами обязательно что-нибудь придумает и не позволит событиям развиваться по худшему сценарию. Я больше не мог ничем помочь ему. И теперь мог только надеяться, что часть переданной ему ответственности предаст уверенности действиям брюнета. Зайдя по дороге в магазин и прикупив бутылку виски, я направился в ближайший отель, где снял номер на двое суток (на сколько хватило данных мне денег). Я не знал, что будет дальше. Не знал, куда пойду, когда пройдут эти сорок восемь часов. Я полагал, что после того, как напьюсь и протрезвею, вынырну уже в своем, 2010-м году. Мэттью заставил себя закрыть за ним дверь. Перед его уходом, он все-таки показал свою слабость, не смог сдержать противной слезы, которая предательски напросилась, оставляя за собой мокрый след. Но ему не было стыдно за свое бессилие. Что постыдного в том, чтобы дать волю эмоциям, когда вынужден отпускать человека, возможно навсегда, и запрещать себе вернуть его, потому что "нельзя"? Мэтт успел привязаться к нему. Пусть прошло не так много времени, но их тянуло друг к другу. Удивительно быстро был налажен контакт, и здесь заслуга не только драммера, но и понимающего фронтмена, который поверил и доверился ему. Смахнув слезу и шмыгнув носом, он на слабых ногах побрел в спальню, где в той же позе, с тем же стеклянным и обреченным взглядом лежал Доминик. Мэтт тихо присел рядом и взял его теплую ладонь в свою руку, ласково переплетая пальцы. Ховард никак не реагировал. Казалось, он прибывает в состоянии между сном и бодрствованием. Не увидев никакой реакции на свои действия, Мэтт попробовал еще раз заговорить с ним. - Доминик... - тихо позвал он, и присев ближе, положил ладонь на грудь драммера. Лицо несчастного влюбленного выражало вселенскую муку и полнейшее отчаяние. Он не мог справиться с этим. Побороть эту нездоровую тягу к Беллзу. Он был уверен, что сломает этим жизнь впечатлительного гения. Решал для себя, что нужно держаться подальше. Подавить в себе непреодолимое желание обнять за хрупкие плечи, прижать к себе и никогда не отпускать. Да, он всегда будет рядом. Но он не хотел навязывать ему свою боль. Утягивать его в водоворот этого ужаса и страданий, ошибочно считая, что не нужен ему так близко. - Не замыкайся. - чуть тише прошептал Мэтт, и облизнувшись, медленно наклонился к его лицу и невесомо поцеловал в уголок дрожащих губ. Доминик сглотнул, быстро моргая, и приподнявшись на локте сел напротив Мэтта, пытаясь разглядеть тонкие черты лица в кромешной темноте. Он смотрел в блестящие глаза так пристально, что придвинься он еще ближе, и они соприкоснулись бы носами, почувствовав теплое дыхание друг друга. - Что ты делаешь? - севшим, хриплым, низким голосом спросил Дом. Даже в темноте Беллами видел, как в непонимании нахмурился его друг, каким напряженным стало выражение его лица, как он сделал неправильные выводы о том, что Мэтт просто посмеялся над его чувствами и принял все за игру. - Я всегда любил тебя, но не мог набраться смелости и признаться в этом. Ни себе, ни тебе. Просто, безыскусно признался ему Мэтт и опустив голову вниз, принялся теребить покрывало. - Любил, как друга. - разочарованно, словно заранее зная, что его чувства неразделимы, непонятны, произнес Ховард и сделал попытку подняться с кровати. Но Беллз во время схватил его за руку и утянул вниз, обратно, заставляя сесть на место и выслушать до конца. - Нет, не как друга. Ты сам убедил себя, что ты безнадежно влюбленный "неправильный". А мне ты даже не даешь шанса признаться тебе в том, что я хочу большего, чем поцелуи, на которые мы решаемся только с алкоголем. Но мне страшно, Дом. Понимаешь? Отчаяние забиралось к нему под рубашку, заползало за шиворот, начинало потряхивать. Ведь Мэтт, наконец-то решился и сказал о том, что разъедало его, что не давало спать, о чем он не решался думать более уверенно. А потом появился Доминик из будущего, и с ним все стало намного проще. Ему не надо было ни в чем признаваться, он уже обо всем знал. Более того, он рассказывал, что в дальнейшем есть крепкие и доверительные отношения, а это значило, что бояться, собственно, нечего. И у Беллами отлегло от сердца. Потому что главным страхом был вопрос — не разрушит ли это их дружбу? И ему было немного проще, потому что он видел, как Доминик всячески поддерживал его и не давил, склоняя к откровенным ласкам, понимая, что тот еще не готов. Он действительно любил Мэтта и дорожил этой связью, проходящей между их душами и телами. Дорожил тем хрупким, что единственное во всей этой вселенной, и он просто не имел права так бездарно потерять этот смысл в один миг. Мэттью отошел к окну, спрятавшись за портьерой. Хотелось курить. Много. Долго. Тишина давила на уши, Мэтт, буквально физически ощущал, как сейчас его расплющит непонятная тяжесть от молчания его друга. Доминик тем временем слез с кровати, пружины которой скрипнули, подавая Беллами знак, что сейчас, возможно на его плечо ляжет такая теплая и родная ладонь, и он выпрямил спину, напрягаясь еще больше и замирая в неестественной позе. - Почему тебе страшно? - наклонившись к самому уху, прижавшись грудью к узкой, но крепкой спине, спросил Дом. Брови Мэттью надломились, ком в горле было не сглотнуть, а мысли не собрать от такого интимного полуобъятия. Но сделав над собой усилие и поняв, что молчать сейчас нельзя, Беллз глухо произнес. - Я боюсь совершить ошибку и навсегда потерять друга. После этих слов Мэтт мелко задрожал всем телом. Крепко обнимавший его Дом не мог не почувствовать, как трясется это странное, сейчас на грани истерики, существо. Вдруг резко повернувшийся Мэтт обвил его руками за шею и постарался спрятать лицо, утыкаясь Ховарду за ухом. Нетрезвое тело драммера не удержало равновесие, и пусть небольшую, но тяжесть вцепившегося в него Беллами, и оно попятилось назад, встретившись с краем кровати и повалившись на нее, утягивая за собой брюнета. Доминик пришел к нему, как на исповедь. И самому Мэтту казалось, что все уже в порядке, и он был уверен в своих силах ответить ему тем же. Только в нужный момент уверенность куда-то ускользнула и оставила Беллами наедине с объектом его воздыхания. И сила Мэтта заключалась в том, что он смог и признался Доминику, что тот не одинок и его чувства взаимны. Он верил, что теперь все будет намного легче. Теперь понемногу они будут узнавать друг друга с новой стороны, начиная свои опасные и непростые отношения с осторожного поцелуя, лежа на кровати и выгибаясь телами, желая прижаться друг к другу еще ближе, безмолвно говоря в один голос: "мы будем вместе". Чуда не происходит. Я проснулся в девять часов вечера, на заправленной кровати и с почти пустой бутылкой виски на тумбочке. Почему я до сих пор здесь? И главное, я осознал, что конкретно "здесь" мне прибывать остается всего несколько часов. Больше у меня не было денег, чтобы платить за номер. Мне вспомнились те непростые времена, когда еще будучи сопливыми подростками мы подрабатывали в Тинмуте, а точнее в Эксетере, чтобы получить хоть какие-то деньги, чтобы была возможность оплатить время, которое мы проводили за репетициями в каком-нибудь подвале. Летом, мы часто ночевали с Мэттом на берегу. Приходили туда под вечер, стелили на песок свои рубашки и ложились, провожая уходящее за горизонт солнце и встречая черное небо с россыпью звезд. Звезды... Эти чертовы звезды! Так любимы Беллзом и до сих пор непоняты мной. Потрясающе красивые, удивительные, завораживающие. И ставшие причиной моих страданий и постоянных дум. Зачем я еще здесь? Пора бы уже отправить меня домой. По-моему, я уже сделал все, что смог. Но по сути, я не сделал ничего. Приходили мысли, что эта магия работает только в одну сторону. Что я никогда не вернусь и останусь тут навечно. И в мою нетрезвую и тяжелую голову стали приходить размышления о том, как мне можно найти работу, где можно поменять документы, где жить и чем питаться, пока нет никаких средств существования. Все это казалось полнейшим вздором, но мыслить нужно было практично. Я решил, что лучше будет прогуляться, чем сидеть в этих четырех стенах свои последние проплаченные несколько часов. Мне теперь вообще предстояло прогуливаться еще очень долго, учитывая, что идти мне, собственно, было некуда. Накинув на себя все ту же куртку, я вышел в коридор, держа в руке бутылку, которая станет мне верным другом, когда я окончательно замерзну. Я сдал ключ на ресепшн и вышел в вечерний Лондон, который встретил меня промозглым ветром и парой тяжелых дождевых капель на макушку. "- Прекрасно! Только этого мне не хватало." Они так и уснули, обнявшись. Но на этот раз сильным был Мэттью и с удовольствием позволил Дому таять пломбиром в его руках: он гладил его по волосам, наклоняясь и целуя того в лоб, забрался на кровать, пододвинувшись спиной к стене и утягивая за собой Ховарда; заключил в объятия, нашептывая ему какую-то ерунду и уговаривая немного поспать. Мэтту очень хотелось казаться в этот момент сильным, обеспечить Доминику какую-то защиту, подобную той, которую все это время давал ему Ховард. Он просто знал, чувствовал, что Дом сейчас нуждался в ней гораздо больше. И хорошо, что тот уже пристроил свою светлую голову фронтмену на грудь и не знал, как все еще страшно его другу. Как внутри него все дрожало и рвалось наружу, царапаясь и выкрикивая мольбы о помощи им обоим. Просьбы вынести этот переломный момент и послать самого лучшего ангела-хранителя Доминику-старшему. Беллз обнимал, уже спящего на его коленях Дома, и из последних сил сдерживал подступающие слезы. Он чувствовал себя брошенным и внезапно лишенным поддержки. Не смотря на то, что у него в руках лежало его счастье, его настоящее и будущее, он не мог перестать думать о мужчине, так внезапно появившегося в его жизни и оставившего в ней горячий след. След, который Доминик выжег своей ладонью на его коже. Там, под ключицей, где сейчас отчего-то немного жжет воспоминаниями. Аккуратно выскользнув из под драммера, Мэтт самостоятельно переложил его под одеяло, а сам направился в комнату для гостей. Не включая свет он собрал все те вещи, купленные гостю из будущего и разложил их обратно по коробкам, убрав на верхнюю полку в шкаф. Он надеялся, что тот, кому они предназначены, обязательно вернется за ними и даже останется погостить. Он не мог перестать думать о том, что это было неправильное прощание. Не своевременное. - "Слишком рано" - прошептал Беллами, упираясь взглядом во входную дверь, - "Еще ни черта не в порядке!". * - Где ты пропадал все это время? - негромко спросил Дом, придвинувшись поближе к Мэтту и обняв его за талию. Беллами устало потер глаза. Не ради показного "отвали", а потому что глаза и правда болели от долгого просмотра телевизора в темноте. - Думал. - Две недели в гордом одиночестве? - шепотом выдохнул Доминик. Глубоко вздохнув, Мэтт поспешил извиниться. - Прости, что заставил волноваться. Ты есть не хочешь? Мэттью поспешил сменить тему, дабы не отвечать на уже более конкретные вопросы Ховарда. Доминик убрал руку с талии Мэтта и потянулся за пачкой сигарет, закуривая прямо в гостиной. - Не выношу когда ты меняешь тему посреди важных разговоров. Драммер чувствовал себя полным кретином, непонятым и жалким. Он рассказал ему о всей своей боли, о нежности, которую он сдерживал, чтобы не спугнуть. О четком и осознанном влечении, о том, как он сам это принял. Как понял для себя, что ему нравится только один мужчина, от мыслей о близости с любым другим его мутило. А Беллами, на его взгляд, все же принял это как-то поверхностно. Невеселые мысли не выпускали светлую голову из своего противного плена. Желание быть только с Беллзом, избегая тошнотворных признаний в любви, заменяя их уникальными знаками, объятиями и поцелуями было самым сильным сейчас, в такой трудный период, и Доминик чутко принимал эту перемену. Острая потребность, в случае неудовлетворения которой, можно было бы погибнуть и больше не воскреснуть. Быть лишь тенью себя прежнего, быть призраком, существующим без особой надобности. А Мэттью...Он будто отмахивался от него короткими ответами. Сейчас это било чувственного Доминика особенно больно. - Ты не хочешь мне верить. - разочарованно, с горечью подвел итог Мэтт. Доминик затушил сигарету и резко приблизившись, прижался лбом ко лбу друга. - Я хочу. Но вижу, что ты что-то скрываешь. Почему так надолго исчез? Даже не звонил. Не характерно для себя самого, Доминик терял самообладание и присущее ему спокойствие.. Мэтт просто не узнавал его, никогда не видел таким. На мгновение он выпал из реальности, пытаясь понять, что ему делать. И решение нашлось само собой. Беллами обхватил его голову руками и впился ртом в сухие губы, остро пахнущие табаком. Крепко целуя желанные губы, Мэтт слышал свое нервное, прерывистое дыхание. Он сам находился на грани истерики. Боялся, что его закружит в воронке безумия и утянет с собой на черное дно. И Доминик ни чуть не помогал ему избежать сумасшествия. Он просто не знал всего. Сейчас он не был готов оказать "первую помощь", потому что сам нуждался в ней. - Давай больше не будем возвращаться к этой бессмысленной болтовне. - предложил Мэттью, прервав ненадолго поцелуй. И Ховард согласно кивнул, понемногу отпуская все свои страхи. Первой моей мыслью было пойти к себе же домой. Я был более чем уверен, там сейчас все равно никого нет, и скорее всего не будет в ближайшие дни. Я даже стоял под окнами, глазея в них, темные и спящие, и боролся с желанием подняться наверх. Ключей у меня, конечно же не было, но я мог бы попросить их у консьержа, натянув капюшон поглубже и сочиняя, что свои я потерял. Но все это слишком рискованно и могло бы потянуть за собой цепочку событий, которая тем или иным образом может повлиять на наши отношения. Звучит глупо, но кто знает?.. Может бабочка и правда способна вызвать ураган? Проверять не хотелось. Отбросив вариант с собственной квартирой я побрел вдоль улицы, не думая ни о чем, время от времени отхлебывая из бутылки и пряча ее за пазуху. Ливень, к моему огромному счастью, так и не пошел. Но пасмурное небо все же напомнило о себе противным дождем. Таким же, как когда я караулил Беллами у антикварной лавки. * Все это оказалось мелкими неприятностями, по сравнению с тем, что я переночевал на холодной скамье в парке. Ноги гудели, мне нужно было пристроить куда-то свои кости, и я присел ненадолго, усердно придумывая, куда идти дальше. Просто так шляться по Лондону я больше не мог. Нарезать круги по ставшему мне ненавистным Гайд-парку осточертело. Я снова возвращался то к дому Мэтта, то к своему. Картина не менялась: мои окна темные, а в его горел свет. Я пытался высмотреть там тени, но так ничего и не разглядел. Еще через сутки, я стал молить не о перемещении во времени, а о смерти. Ночью я промерз до костей и теперь меня разрывал кашель, лоб и щеки горели, а самого меня трясло при каждом шаге. Я не мог обратиться в клинику. Я не мог придти к Мэтту. Я вообще ничего не мог. Но плюс в моей простуде все же был. Сомнительный, но был — мне не хотелось есть. В кармане осталась только пара фунтов, и я поймал себя на мысли, что никогда еще я не был так жалок. Я, человек неподдающийся панике (или ранее такой), теперь стоял посреди дороги и решительно не знал, что делать. У меня не было даже телефона, чтобы Беллз мог позвонить мне и узнать, что со мной. И точно так же я не мог контролировать прибывание другого Доминика в жилище фронтмена. Сейчас мне хотелось, чтобы он уехал к себе. Я взывал к высшим силам, забросившим меня в этот год и просил, чтобы они не дали мне умереть вот так, как собаке. Пусть я допустил ошибки и вел себя с Мэттью, как последняя свинья. Но даже учитывая все мои грешки, я не заслуживал таких мучений. Это было бы слишком жестоко, сдохнуть от простуды, свалившись где-нибудь на тротуаре, перед смертью признаться в любви, в холодный воздух замерзшими губами. И никто бы не услышал, не узнал и не помог. Меня страшно лихорадило, когда под утро я пришел к его дому, в очередной раз задирая глаза к спасительному этажу. Ничего нового я там не увидел, кроме возникшей там, через пару минут, тоненькой фигурки, смотрящей вниз и не сразу узнавшей в замерзшем бродяге меня. Я с трудом держал голову кверху и старался крепко стоять на ногах, чтобы не терять равновесия и держаться, пока еще есть силы переставлять ноги. Наверное, у меня что-то посерьезнее обыкновенной простуды. Потому что симптому были не шуточные. Мне срочно был нужен врач. Это было последней мыслью перед тем, как что-то меленькое подбежало ко мне, крепко стиснуло в объятиях и чудом удержало в вертикальном положении, потому что я был на грани обморока и вообще уже плохо соображал, что "спасен". Это маленькое и родное что-то тараторило мне, с паникой, и в то же время облегчением в голосе, признавалось мне, как скучало и волновалось, и как оно радо, что я жив! А вот мое здоровье, похоже, уже умерло. Или было на грани того. Я не знал, сколько прошло времени перед тем, как я очнулся: переодетый в теплую домашнюю одежду, укутанный в одеяло по самый подбородок и способный чувствовать свое тело. Слабо пошевелившись, я понял, что лежу у Мэтта на коленях, тогда как сам Мэтт плакал. Тихо, совсем беззвучно, роняя слезы на мою горячую кожу и тут же бережно смахивая их с моего виска. - Мэтт...- я еле пошевелил одними губами, не издавая при этом звуков. Голос почти пропал, но я все же сделал над собой усилие. - Ну, перестань. Ты со всей этой историей совсем расклеился. Брюнет всхлипнул, теперь уже шумно проглотив слезы и прижал мою голову к своей груди, ставя подбородок на мою макушку. - Ну и плевать! - он снова шмыгнул носом. - Я перенервничал. Я попытался усмехнуться, но у меня не получилось. - Где? - сделав еще одно усилие над собой, я подал слабый голос, имея в виду Доминика-младшего. Мой расчувствовавшийся Беллз понял меня моментально и быстро ответил. - Уехал пару часов назад. Он положил ладонь мне на щеку и голос снова надламывается. - Тебе нужно выпить лекарство. У меня не было сил думать и уж тем более спрашивать, откуда у него нужные препараты для моего лечения. Я не поинтересовался, почему его голос дрогнул, когда он сказал, что Дом уехал. По всей видимости, вы поссорились, или что-то типа того. Я не задал вопрос, как Мэтт смог переодеть меня. Я узнаю об этом завтра, если выживу. А сейчас... Я послушно приподнял голову, чтобы запить водой вложенную мне в рот капсулу, проглотил, игнорируя раздирающую боль в горле, и закрыл глаза до следующего утра.