Oh, my dear!

      Кажется, что иногда лучше действительно перестать думать, а не ежедневно — да что там! ежеминутно — пожирать себя глубокими размышлениями, которые, естественно, только усугубляли положение. Но пустая комната не позволяла выдохнуть, а, наоборот, создавала тесноту в большом пространстве. Парадокс? Абсолютный.       Тео умостился на деревянном полу, который был ужасно грязным, конечно, не таким, как он сам сейчас, но разводы и крошки от вчерашней лапши быстрого приготовления не только были видны, но и здорово так ощущались. Тяжелые вздохи периодически разрезали угнетающую тишину, что было еще хуже и безнадежнее. Комната пропахла безысходностью и разочарованием. Хотя, это ведь естественные запахи в жизни таких же несчастных скучных взрослых как он, да ведь?       Одежда была тоже не в лучшем состоянии: припыленные брюки, когда-то сшитые на заказ, дизайнерские туфли, покрытые царапинами, и чужая мятая рубашка с черным галстуком. Белая убитая рубашка... Павликовского.       Тео натянуто улыбнулся в пустоту и облокотился о стену уже в более раскрепощенном положении. Несмотря на то, что пустая комната вовсе не была таковой.       Та, наоборот, была заставлена мебелью, которая отлично сочеталась между собой. Антиквариат. Несколько картин, уютный диванчик с подушками, обшитыми шелком... Письменный стол с огромным количеством бумаг и документов. Стулья, фарфоровые статуэтки, книги, часы с маятником и прочий хлам, который собирался для галочки. Здесь тесно, но так пусто... Пусто без черного грязного Кота.       Теодор зарылся руками в светлые волосы и уговаривал себя не рыдать, как последняя сука, но выходило у него слабо.       «Декер, ты взрослый мужчина! Твоя голова должна быть забита новыми идеями, а мысли сконцентрированы на работе. Какого черта ты думаешь лишь о мудаке со смазливым личиком?» — просто унижал парня собственный мозг, который то и дело прокручивал в памяти образ его черного Кота. Его Бориса.       Как только эта формулировка пришла на ум, Тео сразу безнадежно улыбнулся. «Мой Борис»? Нет. Он не его. Он явно не был его. Да, пускай в голове Бориса так много, что им можно было захлебнуться, словно Тео находился посреди Тихого океана, при этом вовсе не умея плавать. Но он отчаянно продолжал барахтаться в темных водах, в надежде не утонуть в глазах цвета виски.       Поздно, он уже опьянен, и шансов на спасение нет. Ему оставалось только поддаться течению. Безусловно, в его голове Павликовского много. А в голове Павликовского его не было. Это забавно, потому что, это правда.       Это правда, ведь Тео в очередной раз бросили ради деньжат. Точнее, ради таблеток и денег. В голове Бориса были другие ценности, а цель дня — очередная длинноногая красотка с ярким макияжем, которая была готова купиться на образ того. Это даже смешно.       «Будь ты проклят, Павликовский...» — снова вздохнул Тео и достал из кармана сигарету. Вытащив зажигалку, он провел пальцем по колесику. Сделав затяжку, тихо посмеялся с глупости ситуации, в которую сам себя и загнал. Слишком по-идиотски, слишком самоуверенно, а главное — чересчур беспечно. Поддаться Павликовскому — равно проиграть. Жаль, что он понял это слишком поздно.       Из мрачных мыслей парня вырвали громкие звуки за дверью. Что-то падало, трещало, лопалось, проносясь эхом по подъезду. Это явно был не кот соседки. Гостей он не ждал. Начальник точно не мог прийти в такое время. Для почты слишком поздно — на дворе ночь. Теодор поморщил лоб, перебирая догадки. Он не хотел подходить близко, а просто вслушивался в каждый лишний шорох за тонким препятствием. Но в конечном итоге любопытство победило, и Теодор на ватных ногах подошел вплотную к двери, уже готовясь глянуть в глазок.       Вдруг, в дверь постучали. В глазок он увидел знакомый образ.       Черт. Все-таки животное, но не соседское. Наглый, беспардонный черный Кошара. Тео закатил глаза. Ему улыбались, он чувствовал это, даже не видя выражение лица гостя.       «Нет, не делай так. Я зол на тебя, безумно зол.» — повторял Тео это в своем сознании, но его тело не слушалось. Руки судорожно полезли поворачивать ключ в замке. Уже через мгновение в лицо подул мягкий прохладный ветерок из подъезда, который его немного отрезвил.       — Привет, — выдал Борис.       — Какого черта ты сюда заявляешься посреди ночи?! Нет, Павликовский, одна из твоих пассий весьма обеспокоена твоим внезапным уходом. Советую вернуться к ней. Заставлять девушку ждать? Где твоя галантность? — выплевывал Тео каждое слово, вкладывая в него всю свою ненависть, которой… не существовало.       Послышался тяжелый вздох. Черные, как смоль, кудри развевались из-за сквозняка, темные глаза смотрели в самую душу, а уголки губ были приподняты.       — Поттер. От чего я так тебе не мил? — Борис виновато заглянул ему в лицо.       «Не мил? Ты издеваешься? Я думаю о тебе каждый чертов день. Ты — моя первая мысль утром и последняя ночью. Не мил? Да ты идиот!» – пронеслось в его голове. Конечно же Тео бы не стал озвучивать нечто подобное. Он просто сложил руки на груди и укоризненно посмотрел на собеседника.       — Борис, прекращай этот цирк. Клоун из тебя отвратительный. Но тот продолжал лыбиться и, застыв, рассматривать его.       — Моя рубашка... Знаешь, а тебе она как раз... — указал на него пальцем Борис, пытаясь говорить разборчиво.       Тео покрылся румянцем. Друг явно был пьян и говорил слишком смущающие вещи. Рубашка? Как раз? Да она висит на нем, как на вешалке!       — Зачем ты пришел? — поднял он взгляд на парня.       Тот перестал улыбаться. Лицо Бориса стало задумчивым. Он зарылся одной рукой в черные волосы и устало взглянул на него.       — Я подумал, что тебе пусто... Здесь, — сказал тот последнее слово слишком четко и хрипло, что буквально свело Тео с ума.       — Заходи, — отрезал он.       «Что же ты такое несешь, Павликовский? Что ты вкладываешь в эти противоречивые фразы?» — думал Теодор.       В это время Борис лениво переступил через порог квартиры. Тот выглядел так, словно им подметали пол. Многофункциональный Павликовский — прямо-таки три в одном: пьянь, тряпка и секретная пассия.       Он закатил глаза и осмотрел с ног до головы парня, который собрал всю грязь черной одеждой.       — Иди сюда, — с нотками раздражения в голосе подозвал Тео Бориса пальцем. Тот беспрекословно повиновался и уже стоял впритык. В нос тут же ударил табачный запах — всегда одинаковый. Борис был из тех, кто не любил пробовать новое. Он находил идеал и не смел изменять своему выбору. Таковы принципы. Жаль, что это касалось лишь сигарет и люксовых отелей.       Теодор усмехнулся от собственных мыслей. Он прошелся рукой по черному пальто Бориса, чтобы стряхнуть пыль. Вмиг он покрылся румянцем, ощутив чужую руку на своей шее. Большой палец приподнял ворот рубашки, указательный поглаживал тонкую шею... Кажется, Тео действительно не мог пошевелиться. Он осознавал, что его друг пьян и не понимает, какую реакцию способен вызвать своими действиями. Тем не менее, холодная рука продолжала творить, что ей вздумается. Вторая уже покоилась на талии, приподнимая ту самую рубашку. Ледяные прикосновения обжигали чувствительную кожу, как бы парадоксально это не звучало.       Тео боялся не так выдохнуть, издать лишний звук, пошевелиться — словом, сделать что угодно, что заставило бы его проснуться. Но это ведь был не сон, правда? Павликовский сейчас стоял у него на пороге: пьяный, родной, любимый и реальный.       Он вышел из транса, когда почувствовал чужие мягкие губы, которые так нагло прильнули к его шее. Он тяжело выдохнул и отодвинул от себя Бориса.       — Нет. Ты пьян. Это все слишком... — отвернулся Тео от того, прикрывая смущенное лицо рукой.       — Но ты ведь хотел этого? — стеклянный взгляд был направлен прямо на него. Черные кудри свисали, слегка прикрывая выбритую бровь, которая придавала особенный шарм Борису.       Эти дурацкие игры, уверенность во взгляде и голосе, полная невозмутимость… Одним словом — Павликовский. Парень разрывался между желанием убить этого неисправимого гада и желанием украсть того у всего мира, спрятав в своих ненасытных объятиях прямо в этой квартире.       Теодор проигнорировал вопрос, окинув Бориса наигранно-безразличным взглядом. Он заметил, что собеседник закусил губу и неотрывно смотрел на него. Это выводило из себя. Им играют как могут! Будто он был пешкой в шахматах, а тот — королем. Или он — шестеркой бубнов, а тот тузом.       — Ты ведь знаешь... Я твой, — зарылся Борис рукой в волосы. В его глазах играли бесы, которые все намеревались выползти наружу, но их все еще сдерживало что-то тонкое, словно деревянная дверь в его квартиру, которая разделяла их еще несколько минут тому назад. Ее ведь можно открыть? А если не поддастся — выбить.       Тео ухмыльнулся. Он поправил свои очки с золотистой оправой и глянул на парня из-под бровей. В нем пробудилась некая уверенность в собственных действиях, и он вытянул руку, чтобы дотронуться до нижней губы Бориса.       — Хорошо, мы любим играть? Только запомни, даже королю можно поставить шах, а на каждого туза найдется свой джокер. И я говорю о другом азарте.       Казалось, что они сейчас соприкоснутся носами и ударят друг друга током. Словно опасаясь этого, парни продолжали сохранять дистанцию в несколько сантиметров. Борис неизменно держался за чужой галстук и тяжело дышал. Тео глядел в его темные глаза. Но даже в этом черном шоколаде он был в силах разглядеть зрачки, которые пульсировали, расширяясь все больше и больше.       — Так сыграй со мной, — обжигающим шепотом сказал тот, притягивая его к себе за черный дизайнерский галстук.       — Тогда будь осторожнее с желаниями, если не готов проиграть, — ткнул Тео Бориса в грудь, ухмыляясь так, словно кидал тому вызов.